Я всему этому немного научился, когда стал лечить раненых воинов.«Но были видения, которые не давали мне покоя. И им-то я верю, сумасшедший брат мой. Я видел Пляшущую Лису — и ее дитя. Но никогда в моих видениях не возникало светлого будущего».— Цапля сказала, что ты Сновидец, но необученный. Еще не поздно. Я научу тебя всему, чему она учила…— Не говори глупостей. — Вороний Ловчий встал и оглянулся. Столько удивительных вещей он услышал! К некоторым из них стоит потом вернуться. Может, кое-что из этого пригодится, чтобы укрепить дух воинов. — Да, я необучен. Ну что ж, теперь я оставлю тебя. Подумай, чем ты опровергнешь Кричащего Петухом, когда он будет разоблачать твои игры.— Скажи ему… — отчаянно прошептал Бегущий-в-Свете. — Скажи ему, что мне не хочется его убивать.— Не сомневаюсь, что твоя угроза его особенно развлечет.Он остановился у полога пещеры.— Уверен, что ты не хочешь, чтобы я послал к тебе Пляшущую Лису. Она охотно упадет к тебе в объятия, ты знаешь. Откровенно скажу тебе: лучшей женщины я не видал. Нежная, страстная, достойная твоей…— Уходи прочь! — яростно крикнул Бегущий-в-Свете, взмахнув кулаками.Вороний Ловчий улыбнулся, не двигаясь.— Уходи и не заставляй меня делать то, чего я не хочу!— В самом деле? Покажи мне! Бегущий-в-Свете вздрогнул, скрестив руки на груди. Чуть слышно он прошептал:— Пожалуйста, не заставляй меня, брат. Я не хочу причинять тебе зло.Огромный мамонтовый бивень возвышался, белея на фоне синего неба, на вершине пирамиды, которую РОД Белого Бивня специально построил в основании своего тотема. Мамонтовые хвосты, шевелящиеся на ветру, свисали с его вершины в каждую из сторон света. Хвосты были украшены птичьими перьями, чьи яркие цвета оттеняли белоснежную мамонтовую кость.Большие чумы из обработанной мамонтовой кости покрывали все поросшее травой плато. Чумы поддерживались мамонтовыми костями, а столпом каждому служил бивень. В их тени можно было укрыться от слепящих солнечных лучей. Не час и не два выделывали толстую шкуру, чтобы она пропускала в помещение свет. У входа в каждый чум тучей вились мухи. Легкий ветерок не мог отогнать их: они залетали в чумы, их крылышки лихорадочно мелькали, доводя людей и животных до изнеможения.— Надо разводить побольше костров и отгонять их дымом, — со вздохом произнес Ледяной Огонь. Черные рюшки и комары и огромные черно-желтые навозные мухи, казалось, тоже присоединились к их родовому совету.— Чем дальше к югу, тем больше этих тварей, — произнес, отмахиваясь руками, Красный Кремень. — Стоило бы остаться на Большой Воде. Там, на Соленых Водах, мухи не так досаждают.Ледяной Огонь почесал лицо, отгоняя насекомых, и нырнул в кухонный чум, где старухи копошились над длинными ямами, которые они только что вырыли в земле.— Ну и дела… — вздохнул Ледяной Огонь, глядя на насекомых, кружащихся у входа в чум. Он бросил взгляд на четыре бивня, поддерживающие невысокие своды. Жар костра пек ему спину. — Уйдем отсюда — нас съедят живьем. Останемся здесь — изжаримся.— Попридержи язык! — сухо усмехнулся Красный Кремень, присев на корточки, чтобы чуть проветриться на холодке, и снова скрылся от комаров под защитою дыма.Как противно трещат его суставы, когда он опускается на корточки!— Все в порядке, друг мой. В этом году ты вернул нашему роду Белую Шкуру. Впервые за сколько лет?Ледяной Огонь покачал головой, косы, в которых виднелась седина свисали с его плеч.— Больше, чем у меня пальцев на двух руках. Где мы могли снискать славу в предыдущие годы? Только в этом году у Врага появился вождь, который для нас по-настоящему грозен. — Он сжал потрескавшиеся губы. — Но все равно мне почти что жалко их. Их так мало, и мы легко их рассеем. — Он поднял покрытую мозолями руку. — Посмотри-ка, посмотри на юг. Видишь эти каменистые холмы? Туда они убежали от нас… Я бывал там. Видел, на что похожи эти места. Дорога идет все время в гору… Там берет начало эта река, такая большая и полноводная. Она стекает вниз с Ледника, который перегораживает долину.— Тебе их жалко? Да ведь они похитили мою дочь! Ты сам видел, как они поступают с пленниками… Они звери!— Нет, не звери — возразил ему Ледяной Огонь. — Их довели до отчаяния. Это понятно. Ведь эта долина их последнее охотничье угодье. Они сражаются, но в конце концов они обречены.— Может быть. Значит, так им на роду написано. Я так думаю. Как наши родичи на западе… — Красный Кремень сжал губы и беспокойно пошевелил пальцами. — Ты думаешь, нам грозит то же самое? И мы тоже сгинем… Как эти Враги?Ледяной Огонь развел руками:— Когда-то я с чистой совестью мог сказать, что нам ничто не угрожает. Теперь — не знаю…Красный Кремень беспокойно сжал ладони:— Ты видел, что нам грозит? Ледовый Народ…— Я видел кое-что. Но это не Ледовый Народ. Они тоже бегут. Они бегут от напасти, которая идет с запада. Они движутся на юго-запад вдоль южных Соленых Вод. В конце концов им придется пуститься по морю на своих плавучих деревьях и искать новую землю.— А мы что?Ледяной Огонь пожал плечами:— Слишком многое может случиться. С запада идет беда. Повернуть назад? Нет… я не все вижу. Эта ведьма, Соглядатай…— Та старуха? Которая видела, как ты насилуешь женщину на берегу?Ледяной Огонь поглядел на Красного Кремня так, что тот торопливо отвел глаза.— Я ее встретил.— Ты…Ледяной Огонь, расчесывая длинные волосы, смотрел на пламя костра.— Она сказала мне, что мир меняется, но мы можем спастись.— Как, Старейшина?— Все дело в моих сыновьях.— Сыновьях? Но у тебя нет…— Есть. Двое. Близнецы. Знаешь, у Врага есть сказка про Детей-Чудищ, которые без конца борются друг с другом? Но близок день — один из них победит.— Кто именно? И что это значит для нас? Ледяной Огонь опять развел руками:— Не знаю. Все не так просто, как я тебе объясняю… На самом деле я и сам худо представляю себе это.— Скажи мне, что ты видел, — посоветовал Красный Кремень. — Может, я помогу тебе растолковать эти образы. — Он пододвинулся поближе к Сновидцу и приготовился слушать.Поколебавшись, Ледяной Огонь ответил:— Я видел молодого мужчину, высокого, стройного, полного гнева. Он вел Народ через изнанку мира. Через скалы, и снега, и льды в какое-то другое место. Вел к великому Сновидцу и целителю, а Сновидец этот был я сам. Я видел себя, и этого гневного юношу, и… дитя… все оплетенное красными линиями, как паутиной. А там… на небе, звездный паук тоже распустил паутину. И этот небесный паук тянул нас к югу. Никто не в силах избежать его сетей. — Он покачал головой:— Я ничего не могу с этим поделать. Звучит довольно безумно… И объяснить ничего не могу. Одно видение наползает на другое. Образы сменяются слишком быстро.Красный Кремень сорвал пучок травы.— Может, наш Народ пойдет в другие места, преследуя Врага?— Этого я не видел.— Пугает все это.— Видения всегда пугают, — согласился Ледяной Огонь. Слишком много было такого, чего он не мог поведать никому. Даже ближайший друг счел бы его безумцем. — Я хотел бы, чтобы не было этого безумного путешествия к морю двадцать лет назад. Иногда мне кажется, что я сорвал мир с привязи и запустил его бог весть куда — как дети швыряют сухой мамонтовый навоз.— Погляди, — заметил Красный Кремень, указав на пересекающего лагерь человека. — Это же Овечий Хвост.От взгляда на яркий свет у Ледяного Огня закружилась голова, и он отставил ногу, чтобы не упасть. Лицо Овечьего Хвоста выглядело печальным и озабоченным.— Что случилось, молодой человек? Враг опять разорил твой лагерь и захватил еще нескольких твоих женщин?Овечий Хвост смущенно опустил глаза.— Что случилось?Воин поглядел на Певца, на Красного Кремня. Глаза его странно блестели.— Вернулась Лунная Вода. Твоя дочь жива и здорова. Она только что пришла сюда с Родом Моржа. Она убежала от Врагов. И она рассказывает странные вещи. Послушал бы только! У Врага появился новый великий Сновидец. Он вывел их через подземный ход, полный призраков, в новую страну, такую богатую, что и поверить нельзя!Красный Кремень, оставив их, побежал к своей дочери, стоявшей в отдалении. Радостная толпа проводила их в чум.А Ледяной Огонь стоял в раздумье. Видения, которые он только что поверял Красному Кремню, вновь встали перед ним.— Подземный ход… — шептал он. — Нет, надо выслушать Лунную Воду!По пути через лагерь он отгонял комаров, на ходу сосавших его кровь; люди вокруг прятались от насекомых в чумах, отмахивались плеточками из звериных хвостов, обматывали голову побегами полыни.Он протиснулся под полог семейного чума Красного Кремня. Лунная Вода, молодая и прелестная, светилась от гордости. Она поглядела на Почтенного, узнала его и опустила глаза, прежде чем вновь обнять отца.Он подошел ближе; Красный Кремень мягко отстранил дочь от себя, и Ледяной Огонь погладил девушку по плечу.— Прежде всего, позволь поздравить тебя с возвращением к своему Народу. Ты проявила смелость и мужество, о которых будут слагать песни. — Он поднял посеребренную сединой бровь. — Но я слышал, ты знаешь что-то… о подземном ходе, о призраках?Лунная Вода посмотрела прямо на него и приосанилась. Она понимала: сейчас все взгляды обращены на нее.— Я не только слышала… — робко начала она. — Я сама прошла этим ходом, Почтенный Старейшина! Он моргнул. Слова ее не сразу дошли до него.— Прошла? — Он опустился на свернутую шкуру карибу, не смущаясь обилием кружащихся в воздухе комаров. — Рассказывай.Она серьезно кивнула. При воспоминании о пережитом у нее прошел холодок по коже.— Ужасное это место, Почтенный. Там…. призраки. Это отверстие в Леднике. Путь долог, много дней, а внутри царит холод, а во мраке сидят ужасные существа, готовые схватить и сожрать того, кто ослабел духом.— И все же ты прошла там благополучно?— Я… может, я проявила храбрость. И доблесть. У призраков это в цене. Он тепло улыбнулся ей:— Конечно! Я не хотел принизить твою храбрость, Лунная Вода. Ты достойна того, чтобы весь Народ тобою восхищался. Но скажи мне, что с другой стороны этого хода?Ее лицо засветилось.— Такая долина, что ты и представить себе не можешь! Звери не убегают, стоят, пока охотник не подойдет и не убьет их. Бизоны, карибу, мамонты, мускусные быки.— Не убегают? — воскликнул Красный Кремень. В глазах его все же сквозило недоверие. Она кивнула:— Вражий Сновидец сказал, что в тех местах никогда не бывало человеческой души.— Ни души? — Красный Кремень покачал головой. — Это вражьи уловки. Может, он хотел тебя…— Нет. — Ледяной Огонь поднял руку. Обрывки видений снова встали перед его взором.Он молча глядел на Лунную Воду, восторженно рассказывающую про новые земли своему отцу. Да, сильная женщина! Где она была лет двадцать назад, когда он потерял свою любимую… Нет, довольно. Мертвые мертвыЛунная Вода потянулась вперед и опустилась на колени перед Ледяным Огнем.— Почтенный! Мы должны провести Народ через этот ход прежде, чем…— Да, должны.Она улыбнулась, радуясь его согласию как нежданному подарку.— Сначала надо отогнать от хода Врага, — начала она рассуждать вслух. — Потом…— Опиши мне Вражьего Сновидца.— Он очень молод. Ему, может, от роду всего девятнадцать Долгих Светов. Черноволосый, длиннолицый… Глаза большие и светятся… странным светом. — Поколебавшись, она добавила:— Как твои, Старейшина.Ледяной Огонь кивнул. Пока девушка описывала этого Сновидца, его лицо постепенно возникало у него в памяти. Он вновь видел радугу в руке, и его охватывал трепет. Никого не стесняясь, он прошептал:— Иди ко мне. Мы должны вместе обсудить судьбы наших народов. Иди ко мне, Сновидец… сын мой. 51 Волчий Сновидец прислонился к одному из обрывистых камней, ограждавших горячие ключи. Он уединился у верхней заводи, скрытой в скалах над водопадами. Заводь эта была невелика и тонула в тени гор. Только высоко над головой мелькал кусочек голубой кожи Небесного Человека.— Цапля, — с болью в голосе прошептал он, — укажи мне путь. Я должен понять, куда мне идти.Обрывки разговора с Вороньим Ловчим вставали в его памяти. Он вновь и вновь вспоминал лицо своего брата — его тщательно сдерживаемый гнев, тьму его души. Кровь орошала его путь. Души стенали во тьме никто не спел им погребальную песнь, не проводил их к Блаженному Звездному Народу. Боль, боль шагала следом за Вороньим Ловчим. И она разрывала душу Волчьего Сновидца.Все пришло в смятение. Его душа лишилась мира, лишилась покоя. Единый погрузил его в пучину чувств, заставлял без конца припоминать какие-то слова, и он не мог отогнать их, как не мог отогнать лицо Вороньего Ловчего.Смятение охватило и тело его, и душу. Его мутило, в глазах стояла беспросветная тьма, а в сердце — бесконечная горечь, горечь поражения. Он чувствовал себя усталым и одиноким, как только может быть одинок человек.Как быть ему с Пляшущей Лисой? «Ты в самом деле не хочешь, чтобы я послал ее к тебе? Ты знаешь, она охотно упадет в твои объятия. Честно скажу тебе, другой такой женщины я не встречал. Она достойна твоей…»Он зажмурился и прижал ладони к глазам, скрипя зубами. Ничто не могло утихомирить голос, отдававшийся в его душе. Ужасная мысль преследовала его, и она так же жгла его душу, как некогда — любовь к Пляшущей Лисе. Плоть его терзалась от этой мысли. Он начал тихо выть от отчаяния.«Я видела конец Народа…»— Цапля! Помоги мне!Лицо ее — холодное, неподвижное, синеватое от факельного света — возникло перед ним. Он вновь глядел в ее мертвые глаза, видя, как свет, идущий из глубин души, испепеляет тело.— Медвежий Охотник… — звала она.— Смерть, — прошептал Волчий Сновидец. Образ Пляшущей Лисы, возникший в глазах Цапли, заполнил все его существо. — Любовь и Сон вместе — это смерть. — Сердце его билось так, что все тело содрогалось. Смятение и боль распространялись по каждой жилке. — Это она — нет, не она… Смерть — это конец… не важно чего…Чувство, что все идет не так, как надо, охватило его. Он старался бороться с этим чувством, погрузиться в смерть, осознать ее. Он вспоминал каждую линию мертвого лица Цапли, взгляд ее остекленевших от ужаса глаз. Он стал тихо напевать бессмысленную песню, которой она его научила. Он заставил себя сосредоточиться на ее звуках, очистить мысли, забыть о суете, о жизни людей, сгрудившихся у главной заводи далеко отсюда Судьба тех, кто поверил в его Сон, зависела от него. А сам он начинал терять веру. Пойдут ли за ним другие роды? Или ему придется оставить их на смерть, смерть которую предсказал его Сон? Чей-то резкий смех, донесшийся из долины, прервал его размышления. Потом кто-то прикрикнул на ребенка…— Танцуй! — приказал он себе. — Ищи… Ищи то что вне тебя. Утрать разум. Стань всем — и ничем.Он сурово покачал головой, стараясь очиститься от туманящей мысли жалости к себе, и продолжал петь петь, петь…Время все растягивалось, звуки песни проникали в каждый угол его мозга. И он едва слышал свой голос. Пение постепенно переходило в Сон. Единый явился к нему. Воображаемый Танец поглотил всего его, и он почувствовал, что петь ему больше не нужно, что он больше не в силах остановить движение: оно целиком охватило его и, как бальзам, смягчило раны его души. Только это движение и существовало. Оно смешивалось с ласкающими прикосновениями воды, пока наконец он не почувствовал, как поднимается высоко в воздух.Он чувствовал свою невесомость в море света. Время исчезло, и он погрузился в вечность, где никогда не было ни Волчьего Сна, ни Пляшущей Лисы — только одно мгновение, где он все знал и бесконечно верил в себя.Танец остановился.Он растворился в лучезарном пространстве, как капля воды в океане. Не существовало ничего, кроме света. А потом, накопившись, свет вспыхнул с невероятной силой, омыв вселенную гигантской волной, захватывая, захватывая и тесня тьму.И в это мгновение он узнал, узнал наконец, что значили загадочные слова Цапли:— Ты сможешь остановить Танец, когда посмотришь как следует на Танцующего.Рядом с движениями Танца был Танцующий. А рядом с Танцующим пребывает Сущность всего, то, что объединяет животных и растения с человеческими существами, — Единый Голос, Единый… Танцующего не существовало больше. Его будто никогда и не было.Вечность отступила, и тело вернулось к нему. Он открыл глаза. Солнечный свет до боли ослепил его, и он прищурился. Постепенно мир звуков и чувств вернулся к нему. Он сделал еще один шаг, но почему он не смог навсегда остаться в этом сверкающем свете? Он приближался к этому, но никогда до сего дня не доводилось ему увидеть весь мир как мираж. Он бы овладел огнем, и яд не смог бы…С того берега заводи, изнутри пещеры Цапли, какие-то голоса выкрикивали его имя.Холодный страх сжал его. Он повернулся в сторону голосов, и темные дрожащие лица их владельцев возникли в его памяти. Но между ним и этими образами стояла таинственная пелена. Грибы тянули его к себе, держали его, как чьи-то сильные руки.Он глубже погрузился в заводь, прячась… прячась… 52 Во рту у него стало сухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50