– Блез соскочил на землю. – Но к тебе это не относится, лорд Александр. Они ожидают увидеть дерзийца на коне. Их традиции еще древнее традиций Империи.
Совсем заинтригованный, я спешился и пошел за Блезом. Когда мы оказались среди красных валунов и сосен, мы с Блезом впереди, Александр на коне чуть сзади, путь нам преградили трое часовых: бородатый манганарец с копьем, сузейниец в желтом хаффее и с кривым мечом и тридский юноша, целящийся из лука прямо мне в сердце.
– Приветствую вас, Терио, Вуназ и… это ты Л'Аван? Я не видел тебя уже полгода, парень. Надеюсь, ты успел стать отличным охотником за это время. – Все трое успокоились, увидев Блеза, но продолжали держать оружие наготове, рассматривая тех, кого он привел с собой. – Вы можете возвращаться на пост. Я уже был здесь и говорил с М'Ассалой. Он знает, что со мной будут еще двое. – Блез указал на меня. – Мой добрый друг и учитель, эззариец, который не раскрывает своего имени, ибо так требует его вера. Мы привели с собой того, кого вы так долго ждали. Это, мои друзья, лорд Александр Эниязар Айвонши Денискар, Перворожденный из Азахстана. – Блез отошел в сторону, указывая рукой на принца. Все трое стражей, едва они только взглянули на Александра, расправили плечи, устремили на него глаза и подняли оружие, но не угрожая, а приветствуя его. Мы с Александром обменялись недоуменными взглядами.
– Аведди, – пробормотал сузейниец, низко кланяясь. – Какая честь для нас, что этот день пришел, когда мы стояли на страже. Старейшины будут рады вашему приходу.
– Старейшины? Аведди? Что это значит? – спросил я у Блеза, глядя, как принц отвечает на приветствие вежливым кивком и жестом отпускает часовых на их пост.
– Ты скоро все поймешь. – Блез радостно наблюдал обмен любезностями. Я заметил, что часть его усталости прошла от удовольствия при виде… не знаю чего. Он снова двинулся по тропе, ведя свою лошадь перед Александром. У нас за спиной могучий баритон затянул песню, триумфально звучащую в вечернем воздухе и отдающуюся эхом между утесами. «Пас мару се фел маришат, Аведди ди Азахстан». Язык сузейнийского певца был мне не знаком. Не успело отзвучать эхо, как тридянин подхватил тот же мотив, но пел на своем наречии… потом то же самое запел манганарец, и тоже на неизвестном мне диалекте. Казалось, что песня исходит из самой земли.
– О чем они поют? – спросил я Блеза.
– Они поют: «Пришел наш защитник из пустыни, Аведди из Азахстана». Перворожденный. Эта песня старше Империи. – Блез указал вниз на долину. – Живущих здесь не беспокоит Империя, но они уже очень долго ждут одного-единственного дерзийца. Мне кажется, что их ожидание подходит к концу.
Старше Империи… Защитник из пустыни… Истории Гаспара… Я наконец сообразил.
– Ты сильно рискуешь. Блез невесело усмехнулся:
– Не говори так! Я понятия не имею, кого привел бы им, если бы выбирал сам. Меня убеждает твоя вера.
Я замедлил шаг, чтобы пересказать услышанное принцу:
– Мой господин, слова песни…
– Знаю. – Александр не смотрел на меня. Его взгляд блуждал по долине, будто он читал будущее в ее свете и тенях. – Ты можешь достать мне соли? Прямо сейчас? Если бы ты смог… как в Драфе, но только три мешочка. – Он посмотрел на Блеза. – Три? – Блез кивнул.
Я вспомнил дар, преподнесенный принцем пожилой женщине. Древняя дерзийская традиция, по которой дворянин дарит соль тем, кто служит ему. Хотя я по-прежнему ничего не понимал во всех этих церемониях, я решил, что его инстинкт не подводит его. Зайдя в густую тень, я превратился в сокола и полетел на поиски. Когда я вернулся, снова совершил превращение и нашел принца, он сидел на траве, окруженный тридянами.
Я выскользнул из тени и сел у него за спиной. Принц осушил деревянный кубок и передал его старому тридянину. Блез сидел между стариком и Александром и немного позади них. Он переводил. Разговор не касался ничего серьезного, просто приветствия и вежливые фразы… Но пока я слушал и рассматривал старика, я понял, что он не простой человек. Я никогда не видел, чтобы у кого-нибудь было столько татуировок. Каждый сантиметр его кожи был покрыт линиями и рисунками, включая кожу на бритой голове. Узкая белая набедренная повязка, несколько браслетов и огромные бусы из слоновой кости – сотни бусин – скрывали часть рисунков. Тридянин делает татуировку для каждого родившегося ребенка, оставляя детям в наследство символы здоровья – изделия из слоновой кости. У этого человека было невероятно много детей… или же это были не те дети, которых породил он сам. Больше двух сотен лет прошло с тех пор, как тридяне попали под ярмо Империи Неужели тридский старейшина до сих пор живет в изгнании, здесь, в сердце пустыни?
Пораженный, изумленный, я едва не забыл о своем поручении. Но когда старик и Александр поднялись, я нащупал в кармане три небольших свертка – соль, добытую в первой долине и завернутую в куски чистого платка, – и сунул их в руку принца. Он повернулся и кивнул мне. В его глазах впервые за много месяцев появился проблеск надежды.
– На сале винкаэ витерре, – произнес он, протягивая руку старику. Тридянин взял крошечный сверток, улыбнулся и низко поклонился принцу. Соль придает жизни вкус.
Александр сел на коня и в сопровождении Блеза, старейшины и как минимум двадцати тридян медленно двинулся через долину к городку из палаток. Я пошел за ними, держась чуть в стороне. Тридяне прощально замахали руками, им на смену тут же пришли сузейнийцы, приветствуя Александра. Три крепких воина в полосатых хаффеях, с длинными усами и кудрявыми бородами, в которых позвякивали красные, белые и оранжевые бусины, проводили принца к палатке, над которой развевался неизвестный мне флаг. Там Александра ждал могучий человек средних лет. На самом человеке не было никаких украшений, кроме бусин в аккуратно завитой бороде, зато у него за спиной стояли три женщины в белых платьях, на каждой из которых было столько серебряных украшений, что я мог только изумиться их силе и выносливости. Жены. Трое молодых людей, приветствовавших принца, были сыновьями человека. По собравшейся толпе, принесшей для гостя шелковые подушки, блюда с финиками, сладкие пирожки и кувшины с ароматными напитками, прокатилось волнение. Пришел еще один человек, чье положение в обществе тоже было исключительным. Возможно ли? Сузейнийцев завоевали очень давно, более четырехсот лет назад. После века волнений и восстаний вся знать, все старейшины, были уничтожены… то есть так считалось.
Блез снова выступал в роли переводчика. Александра вежливо приветствовал хозяин палатки, ему поднесли напитки и дымящиеся трубки, наполненные ароматическими курениями. После двух часов, когда были сказаны тысячи слов, сузейниец расцеловал Александра в обе щеки, поклонился и подарил ему собственный нож. Александр протянул ему соль, произнеся магические слова.
После всего увиденного я уже не удивился, когда сузейнийцы проводили Александра к следующему поселению, расположенному в западной части долины. Там его ждал белоголовый манганарец, на его плече сидел сокол с закрытой колпачком головой. Старик был крепким и широкоплечим, его длинные штаны, доходящая до коленей белая туника и узорчатый плетеный пояс были в точности такими, как я видел на старинных гобеленах, представляющих манганарских королей, захваченных дерзийцами. Все манганарцы, стоявшие полукругом у костра, были в обычных одеждах, включавших в себя непременный гуаляр, вязаную накидку со множеством карманов, которую можно было набрасывать на голову. Семейства отличались цветами и узорами накидок. На широкоплечем старике, которого звали Юлай, была накидка белого цвета, цвета, соединяющего в себе все цвета. Это означало, что семья старика объединяет в себе все семьи. Белый гуаляр был одеждой королей Манганара.
Я сидел у Александра за спиной, пока он угощался поднесенным ему назрилом и пряными яблоками, и рассеянно слушал старика, рассказывавшего о бегстве его предков из завоеванного Манганара. Сын Юлая, человек средних лет по имени Терлах, сидел справа от отца, тогда как миловидная пожилая женщина Магда, его жена, сидела слева. Она наливала чай и иногда вмешивалась в разговор, исправляя некоторые неточности. Толпа манганарских мужчин и женщин стояла и сидела вокруг принца и старого Юлая. Они слушали, смеялись, тоже вставляли замечания. Было уже совсем поздно. От жара костра я начал клевать носом, сонно размышляя, не попробовать ли мне превратиться в сокола, чтобы поговорить с птицей старика. Может быть, она пояснила бы мне, что все это значит.
В толпе сидящих возникло вдруг какое-то волнение. В круг света вбежал ребенок и бросился сначала к Магде а потом к Юлаю. Юлай недовольно покачал головой и спросил, кто позволил ребенку не спать так долго.
– Мама сказала, – ответил мальчик, – чтобы я пожелал доброй ночи, деда.
– Доброй ночи, крошка, – улыбаясь, ответил Юлай. – А теперь ступай.
Юлай снял его с колена и поставил на землю, но ребенок неожиданно смутился и остановился, нерешительно оглядывая улыбающихся людей. Эван. Я непроизвольно произнес его имя, но тут он заметил кого-то в толпе за моей спиной и помчался туда. Когда Элинор подхватила его на руки, наши глаза встретились, я прочел в них вызов, но не смог истолковать его. Было ли присутствие Эвана случайностью, намеком, подарком? Она исчезла в толпе манганарцев, всем своим видом предлагая мне следовать за ней. Но я не доверял себе.
С того момента как Катрин рассказала мне об ужасных событиях в Эззарии, все ощущения и звуки привычной жизни начали притупляться и гаснуть. Исанна умерла, чтобы понять это, мне не понадобилось времени. И не горе тому виной, просто я уже оплакал Исанну много лет назад, после того как нас разлучили. Все мои дни были заняты видениями: тюрьмами и демонами, ледяными ветрами Кир-Вагонота, Гаспаром и Фессой, привязанными к дереву, Совари, висящим на стене Танжира с вывалившимися внутренностями… И еще мадонеем, сидящим над игровым полем. Образы приходили ко мне все время, они были гораздо реальнее мира, в котором я жил. Несмотря на чудесный вечер, несмотря на судьбоносные события, разворачивающиеся передо мной, я ничего не чувствовал, просто смотрел и видел перед собой солидно жужжащих пчел Авреля. Я больше не принадлежал этому миру. Долг звал меня в другое место. Единственное, что могло лишить меня решимости, – мой сын. Я не допущу этого. Трое молодых Смотрителей испытывают сейчас невыносимые мучения, они ждут, что я спасу их.
Я снова посмотрел на костер и начал прислушиваться к разговору.
– …принимать в нашем доме гостя, Аведди, – говорил старик, лучась радостью. – По древней традиции наши гости становятся нашей семьей, их любят и защищают как собственных сыновей и дочерей, делясь с ними всеми радостями и горем. Я знаю, что этот гость особенно дорог и тебе, поэтому хочу еще раз заверить тебя в нашем почтении и добром отношении. Тебе будет не о чем беспокоиться на избранном тобой пути.
Озадаченный Александр вежливо склонил голову:
– Благодарю тебя, лорд Юлай, но… – Мы так и не узнали, что собирался сказать принц. В этот миг в круге света от костра появилась Лидия, опирающаяся на руку Блеза. Она стояла за спиной у Магды, среди женщин и детей семьи Юлая. Ее тело полностью скрывала длинная черная накидка и ночные тени. Рыжие волосы зачесаны наверх и собраны в узел. Ее гордая осанка украшала ее больше любого золота и серебра, но в лице ее не было ни кровинки, единственным живым цветом на ее лице были отсветы костра.
Александр медленно поднялся. Он говорил, обращаясь к манганарцу, но его слова и взгляд были обращены к одной только Лидии.
– Снова и снова благодарю тебя, лорд Юлай, и это не простая вежливость. Мне просто нечего больше сказать… найти слова… ведь ты спасаешь и защищаешь мою жену. Мое единственное желание было увидеть ее в безопасности, ведь я люблю ее, как святой Атос любит землю, и чту ее, как звезды чтят Луну. – Он не подходил к принцессе, может быть, из гордости, может быть, из-за необходимости соблюдать этикет, принятый среди высших, он только протянул к ней руку. Она наклонила голову в холодном приветствии и тоже осталась стоять, где стояла. Александр вспыхнул и опустил руку, неловко поклонившись, прежде чем достать из кармана последний мешочек с солью.
Старый Юлай недоуменно переводил взгляд с Александра на Лидию, его жена что-то зашептала ему на ухо, и недоумение на его лице сменилось пониманием и сочувствием.
– Сейчас уже поздно, Аведди, – произнес он. – Нам о многом необходимо поговорить, но мы ждали столько лет мы подождем еще несколько часов. Мой дом – твой дом, Мой слуга Даниель покажет тебе, где твоя комната… если конечно, она понадобится тебе в эту ночь.
Александр с трудом оторвался от созерцания принцессы и протянул соль манганарцу, откашлявшись, прежде чем заговорить. После обычной фразы про соль он добавил:
– Я горд тем, что удостоился твоего гостеприимства король Юлай.
Старый король поднялся и жестом отпустил всех собравшихся. Толпа начала медленно растворяться в ночи. Поклонившись Александру и поцеловав руку Лидии, Юлай вместе с женой двинулся вслед за слугами к сложенным из камня домам. Блез шепнул что-то принцу на ухо, потом подошел ко мне.
– Думаю, мы можем оставить их, правда, я сказал ей, что мы подождем немного.
Но наши услуги не потребовались ни Лидии, ни Александру. Принц пошел через поляну к жене, но остановился на полпути. Он упал на колени, склонил голову и раскинул руки. Его молчаливый вопрос не остался без ответа. Лидия вышла из тени и положила руку на его рыжую голову. Потом она коснулась его подбородка и заставила поднять голову, чтобы он увидел дар, который она приготовила для него.
– Когда ты собираешься уходить? – негромко спросил Блез, когда я развернулся и быстро зашагал к озерцу.
– Как только ты сможешь отвести меня. Нужно, чтобы ты привел Фиону. У Катрин для нее важные новости, и я должен переговорить с ней до своего ухода, узнать, что ей удалось найти.
– Этой ночью я не смогу, – ответил он. – Я чуть жив. Кроме того, тебе самому неплохо бы выспаться перед таким путешествием. А вот утром…
– Утром, – согласился я.

ГЛАВА 37


Утром Блез, Катрин и я были во Дворце Колонн, у входа в Кир-Наваррин. Все утро в моей голове звучали обрывки речей оракула Драфы. Александр обрел все, отправившись на битву нагим. Его бессилие обернулось силой. Неужели он действительно нашел себе новое царство в пустыне, как и видел Квеб, и именно тогда, когда он был готов нанести последний удар по собственной Империи? И если пророчества мальчика верны, то каковы же пророчества Гаспара? Это были тревожные мысли.
Непросто посеять страх в сердцах тех, кого любишь, сказал мне Гаспар. Конечно, Александр, Блез, Катрин и все мои приятели среди повстанцев боялись моего безумия, но они примирились с ним. Моя боязнь того, что люди делают друг с другом, не означала, что я собираюсь уничтожать их. Я просто хотел заставить Ниеля прекратить его игры.
Но каждый шаг по направлению к рядам белых колонн, тянущихся с севера на юг по холмам южного Манганара, усиливал мое ощущение разобщенности с этим миром. Дать имя безымянному и остаться за стеной света… я никак не мог понять, является ли боль в животе следствием страха или отвращения.
– Сколько времени Фиона провела в Кир-Наваррине? – спросила Катрин, вглядываясь сквозь колонны в теплые вечерние сумерки, столь разительно отличающиеся от раскаленного полудня, в котором мы ждали Блеза и Фиону. Белые колонны у нас за спиной уходили далеко по выжженной земле. Они доходили почти до самых гор, до границы с Эззарией. Хотя мы сидели под крайней северной парой перед нами расстилались зеркально отображенные ряды колонн, между ними виднелись зеленые холмы, деревья, озера залитые мягким вечерним светом.
Я поскреб голову, словно мои пальцы могли извлечь нужные мысли из укромных уголков черепа. Я не спал почти два дня, каждая ночь была ужасна. Каждый раз, как только я начинал дремать, мне приходилось вскакивать, чтобы не видеть тошнотворных снов.
– В этот раз, наверное, полтора месяца. Первый раз Блез отвел ее туда несколько месяцев назад. Он сказал, что она хотела остаться надолго, но вскоре заболела. Рей-киррахи ничего не понимают в человеческих болезнях, поэтому ей пришлой выйти и отправиться к лекарю. Несколько дней она провела в Таине-Кеддаре, а потом вернулась. Блез приходит сюда через определенные промежутки времени и открывает Ворота, на случай, если она захочет вернуться.
Стадо песчаных оленей взбежало на дюну слева от нас только для того, чтобы испуганно развернуться и исчезнуть за соседним холмом. Я достал из сумки хлеб и кусок сыра и положил на чистую ткань, расстеленную на траве, потом уставился на еду, словно не помня, для чего она существует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69