Она не вскрикнула, не заплакала при виде изуродованного тела своего мужа, она лишь осторожно коснулась его широкого плеча и закрыла ему глаза. Потом она встала, ее взгляд некоторое время блуждал по залитой кровью земле и остановился на мне. Она глядела, словно силясь понять, как создания, подобные намхирам и мне, могут жить рядом с теми, кого она любит. Потом она покрепче прижала к себе плачущего мальчика, отвернулась и пошла вместе с Фарролом вверх по склону холма.
– Это намхиры, убийцы, – объяснил я. – Их послали враги Александра. – Я вцепился дрожащими руками в края плаща. – Они знали, где меня искать. – Это не давало мне покоя, поскольку я считал, что только Александр и еще Фиона знают, где я, а уж они ни за что не выдали бы этой тайны.
– Но почему? Как возможно…
– Намхира сказал, что Александру объявлен канавар… они решили не допустить того, чтобы он правил Империей. Все семейство Хамрашей произнесло клятву. А может быть, другие семейства тоже. Не знаю. – Мне показалось, что свет звезд померк, что холод, исходящий из моей души, охватывает весь мир. Мне в голову приходил только один способ лишить Александра трона. – Они собираются убить его. – Надежду мира. Друга, который позволил мне сражаться в его душе вместе с ним. Брата. Эта мысль была так тяжела, а события уходящей ночи так ужасны, что я не мог мыслить.
– Но почему они пытались убить тебя?
Я покачал головой. Совершенно непонятно. За последние три года я виделся с принцем всего несколько раз.
– Но если они решили убить меня, ничто не остановит их. Я не знаю, как они нашли меня. Когда эти трое не вернутся, они пошлют других. Я уеду из Кареша, но даже тогда…
– Значит, всем нашим придется прятаться. Мы уже делали это раньше. Пойдем.
Я покинул Кареш раньше, чем Блез успел разбудить своих людей. Собрал свои жалкие пожитки и рассовал по карманам плаща зенары, которые заработал, читая и составляя письма для местных купцов. Чувствуя себя не в силах глядеть в лицо тем, кому предстоит услышать рассказ о недавних событиях и моей роли в них, я попрощался только с Блезом.
– Ты должен сказать, как мне найти тебя, – произнес он, пока я натягивал чистую рубаху и завязывал плащ. Потом я протянул ему небольшой кожаный мешок с теми сбережениями, которые хотел передать Эвану и Элинор. – Я не смогу открыть ворота в Кир-Наваррин сам. Что если кому-то потребуется попасть туда, а я не смогу помочь ему?
– Фиона все знает не хуже меня. Без демона внутри себя ворота ей не открыть, если ты забудешь что-нибудь, она напомнит тебе, в том числе и как использовать твою силу. – Сейчас строгая юная леди бродила где-то по руинам, разыскивая остатки эззарианской истории.
– Ты нужен своему сыну, Сейонн. Я буду заботиться о нем, но…
– Ему не нужен тот, кто способен на совершенное мной этой ночью.
– Тебе виднее. Но ведь это просто болезнь, это не ты. Ты спас их жизни, как спасал многие другие. Ты справишься. – Он спустился по лестнице вместе со мной и проводил до конца переулка, где стояла моя лошадь. – Скажи мне, где найти тебя.
– Сначала надо предупредить Александра, – ответил я, привязывая к седлу свой узелок. – Я расскажу ему о канаваре и уеду прежде, чем меня настигнет новый припадок. Когда сам пойму, куда направляюсь, пришлю весточку сюда, в город.
– Если я понадоблюсь тебе, ты только…
– Не говори мне ничего! – Отвязав лошадь, я вскочил в седло, заставляя работать налитые свинцом конечности. Смотритель клянется защищать мир от зла. Я же не могу защитить собственного сына от себя самого.
Но Блез все еще не отпускал меня.
– Если я понадоблюсь тебе, отправь письмо в гробницу Долгара в Вайяполисе. Сообщи, где ты, и я приду. Обещаю не говорить тебе, где они, пока не буду уверен, что с тобой все в порядке. – Он держал мою лошадь, пока я не кивнул. – Я обязан тебе больше чем жизнью, Сейонн. Я приду, даже если ты снова окажешься в подземельях Кир-Вагонота.
Мне нечего было ответить на такое. Я просто пожал ему руку и отправился в путь.
Розовые пальцы зари едва тронули небо, когда я увидел встающие из моря песка шпили Загада. Жемчужина Азахстана. Средоточие силы Империи с тех времен, когда далекие предки Александра основали это царство в пустыне и решили править миром по своему усмотрению. Пять сотен лет воины Дерзи убивали, жгли, морили голодом и калечили людей. Империя росла, поднималась на фундаменте тирании и страха, порабощая народы.
И почему я решил, что какой-то принц, один из многих, изменит вдруг все устройство мира? Какая самонадеянность заявлять, что светлое пятно в душе Александра есть божественная отметина! Но я по-прежнему верил, что это так. Когда Александр купил меня на аукционе в Кафарне, я был уверен, что закончу свою жизнь в оковах, лишенный надежды и веры, на самом дне. Когда я увидел в его душе феднах, я проклял свою клятву Смотрителя, обязывающую меня защищать моего жестокого, бездушного хозяина. Но наше совместное путешествие изменило нас обоих. Я взял его силу и омыл свой дух в неиссякаемом источнике его жизнерадостности. Он наша надежда. Я не могу позволить ему погибнуть из-за каких-то клановых свар. Коснувшись поводьев, я направил лошадь туда, где под светлеющим небом блестели золотые купола.
Огромные толпы двигались по широким мощеным улицам, ведущим от колодца Таин-Амар к внешним воротам королевского города, – последние лиги Императорской дороги, проходящей через Загад и соединяющей восточные и западные окраины государства. Казалось, что настало время Дар-Хегеда, проходившего два раза в год, когда знатные семейства Дерзи приезжали к Императору со своими дарами и проблемами. Ряды воинов, сопровождавших разодетых господ, ехали в город по центру дороги, оттесняя всех остальных на обочины. Другие толпы двигались вон из города: тяжело нагруженные купеческие караваны, состоявшие из лошадей и часту. Очень странно, что они уезжали, не дождавшись начала вечерней торговли. Еще более странным мне казалось то, что многие, явно незнакомые друг с другом люди, останавливались и вступали в беседу, мешая движению стад. Погонщики коз и часту яростно кричали на них и даже замахивались кнутами. Вопли, топот копыт, скрип колес, звяканье перевозимой утвари, блеяние и ржание оглушали. Я ненавидел города, а шум, вонь и толпы этого города оскверняли покой пустыни.
Целых три тяжелые недели я добирался до Загада. Я пересекал пустыню один, только благодаря своей подготовке и чутью избегая разбойников, ночных опасностей и палящего солнца. Когда я уже отъехал от Кареша на порядочное расстояние, пустыни Азахстана обрушились на меня всей своей тяжестью. Я ужасно скучал по Блезу. Кроме того, с его помощью я преодолел бы огромное расстояние за какой-то день. Но ему необходимо позаботиться о безопасности своих людей, и я не стал бы просить его помощи даже ради Александра. Я отдал бы многое ради того, чтобы изменить мир. Но только не своего ребенка. Ни за что.
Я надеялся, что с Денасом внутри себя я смогу путешествовать тем же таинственным способом, каким пользовался Блез, но я все еще не мог усвоить, как он делает это. Блез считал, что я сам не даю себе понять суть.
– Ты должен позволить своей физической оболочке уйти, – говорил он каждый раз, когда я жаловался на очередную неудачу. – А ты не хочешь. То же самое и с твоим превращением. Главное, что мешает тебе изменить форму, – то, что ты продолжаешь цепляться за самого себя.
У Блеза не было образования, но он обладал безупречным чутьем. Теперь, соединенный с Денасом, я мог менять форму по собственному желанию, превратить себя в орла, часту, койота, кого угодно. Но, в отличие от Блеза и остальных, я находил превращение невероятно сложным. Наверное, Блез прав, и это просто мое нежелание ослабить контроль над самим собой. Или же дело в том, что я соединился с рей-киррахом, который не был частью моей природы, и поэтому не мог ощутить гармонии, на которую надеялся.
Когда я только начал выздоравливать, Блез убедил меня убрать те барьеры, которые я возвел внутри себя, чтобы оградиться от демона. Он говорил, что я должен общаться с Денасом, изучать его. Знания и понимание упростят наше сосуществование. Но рей-киррах не отзывался. Я не был уверен, уцелел ли он, когда я едва не погиб, остались ли от него только гнев и ярость, подобные громовым раскатам ушедшей грозы. А потом я начал нападать на людей, и мне пришлось восстановить барьеры.
Размышляя над своими неразрешимыми проблемами, я Двигался вперед, смешавшись с толпой, которая, как и я, Двигалась в город. Впереди ехали пять воинов, расчищавших путь для пышно одетого дворянина. За ним следовал небольшой отряд солдат, охранявший тяжело нагруженных лошадей. На одеждах воинов и нескольких темнокожих тридских купцов, тоже едущих с отрядом, были изображения волчьей головы, говорившие об их принадлежности к Дому Хамрашей. У самого знатного господина волчьей головы не было. Я не мог рассмотреть нашивки на его одежде.
– Очистите дорогу от этого отребья! – приказал дворянин, пухлый человек с тощей светлой косой. – Прикончите их, если они не пожелают расступиться.
Отряд остановился, ему мешала пройти вереница рабов с тяжелыми тележками, их гнали в том же направлении, куда двигался знатный лорд. Дерзиец достал из узкого футляра, прикрепленного к седлу, длинную тяжелую трость и ударил раба, который упал, когда колеса большой повозки, двигавшейся в противоположном направлении, задели его тележку. Раб вскрикнул, кровь залила его лицо. Он запутался в кожаных лямках своей тележки, она опрокинулась, вываливая груз на дорогу.
Воины лорда обнажили мечи и начали оттеснять других путешественников в стороны. Ожидая, когда освободят путь, дворянин заставлял своего коня переступать вперед-назад рядом с упавшим рабом. Каждый раз, когда истекающий кровью человек пытался отползти в сторону, господин рассеянно ударял его тростью. По лицу, по рукам, по плечам, и без того кровоточащим из-за впившихся в них кожаных ремней.
Все мое тело вздрагивало при каждом ударе. Моя собственная спина была сплошь покрыта следами подобной бессмысленной жестокости, и как я ни убеждал себя, что ввязываться опасно, я не мог заставить себя уехать. Соскочив с лошади, я привязал ее к перевернутой телеге и начал пробиваться через толпу. Втянув голову в плечи, подошел к упавшему человеку, оставаясь под прикрытием его тележки, коснулся кожаных ремней и развязал их словами заклятия. Прячась за углом тележки, я взял его за руку и помог встать на ноги. Как только он поднялся, я смешался с толпой.
– Тас виетто, – донесся до меня шепот с другой стороны тележки.
«Не стоит», – мысленно ответил я, зная, что ушел уже слишком далеко, чтобы он услышал меня. Если бы я мог сделать больше… Я мог бы оставить ему свой нож, но его надсмотрщики были слишком близко. Если у него заметят оружие, то отрежут ему руку или выколют глаз.
Лица раба я так и не увидел, зато успел рассмотреть знатного дерзийца, который уже продолжал свой путь к воротам, следуя за воинами, расчистившими ему путь. Он был высок ростом, лет примерно пятидесяти пяти, и прямо держался в седле. Думаю, многие дамы нашли бы его лицо приятным, на нем не было следов лишений и тягот битвы. Но мне оно показалось отталкивающим: брови слишком широкие, губы слишком пухлые, глаза слишком близко посажены к тонкому носу. Хотя, возможно, на мое впечатление повлияла его жестокость, безразличное выражение, с каким он бил несчастного раба, рассеянно ожидая, пока воины выполнят его приказ.
Пробираясь к перевернутой телеге, к которой была привязана моя лошадь, я ощутил, как кто-то коснулся моей спины. Я развернулся. Никого. Только неподалеку стояла женщина с невероятно пронзительным взглядом темных глаз. Я мог бы поклясться, что ей не составляет труда разглядеть шрамы у меня под рубахой. Ее платье и накидка были изумрудно-зеленого цвета. Среди моря серого и коричневого она выделялась оазисом среди пустыни. Вскоре ее закрыла от меня группа всадников, я сел на лошадь и поехал вперед. Мне не нужны свидетели.
К воротам я подъехал в расстроенных чувствах, уверенный, что мог бы сделать больше для того человека, и прекрасно понимая, что все мои знания, умения и сила не изменили бы ничего. Мы только оба погибли бы.
– Стой! Да, ты. Снимите с лошади этот мешок с костями. Ведите его сюда, я посмотрю на него поближе. – Конный дерзиец, чьей обязанностью было осматривать входящих в город путешественников, попрошаек и стада, указывал на меня копьем.
Глупец! Идиот! Продолжая вспоминать раба, я забыл замаскировать свои эззарианские черты, приближаясь к воротам. Александр отменил закон, по которому каждого эззарийца можно было обратить в рабство, но эззарийцы по-прежнему привлекали внимание солдат, а на моем лице к тому же горело клеймо. Стражник подошел ближе, народ шарахнулся в стороны, освобождая нам место.
Я нащупал под рубахой кожаный футляр, надеясь, что бумага Александра выручит меня снова, соскочил на землю и подошел к стражнику.
Как и все дерзийские солдаты в Загаде, он стоял без рубахи, демонстрируя мускулистые, бронзовые от солнца плечи, на одном из которых виднелся страшный шрам.
– Закор! Иди сюда, – позвал он своего товарища. – Похоже, я поймал беглого.
Наконечник его копья коснулся моей шеи, заставляя меня поднять голову и продемонстрировать сокола и льва, запечатленных на моей щеке в тот день, когда меня купил Александр. Дерзиец усмехнулся и причмокнул губами, несомненно, предвкушая удовольствие отсечь ногу беглого раба и получить награду и повышение.
Подавив злость, поднявшуюся при виде его кровожадной радости, и переворачивающий внутренности животный страх, сохранившийся и после освобождения из рабства, я поднял правую руку и схватил за древко копье, отодвигая его от себя. Другой рукой я протянул ему пергамент, держа его так, чтобы он увидел императорскую печать. Мой голос ничем не выдал моих чувств.
– Должен разочаровать вас. Я освобожден приказом наследного принца. Посмотрите на подпись, прочтите бумагу. Вы узнаете, что вас ждет, если вы причините мне вред.
Стражник уставился на освещенную ярким солнцем бумагу.
– Наследного принца… – Он передернул обнаженными плечами, потом вырвал у меня копье и заводил его концом по строкам, отыскивая подпись. – Надеюсь, что он все еще является им. Сейчас эта печать тебя спасет, но завтра я бы на нее уже не надеялся. У Двадцатки есть особое мнение. – Он плюнул на пыльную дорогу и тронул поводья своего жеребца.
В тот же миг замершее было движение восстановилось: застучали копыта, заскрипели колеса, все вокруг заговорили. Из-за городской стены доносились непрерывные завывания, противные, словно скрежет железа по стеклу. На городских башнях, где в жарком воздухе неподвижно висели красные знамена с дерзийским львом, чего-то недоставало.
Не было золотых флагов с изображением сокола, которые всегда соседствовали с красными, флагов Дома Денискаров, флагов семьи Александра. Вместо них висели темно-красные знамена без всяких изображений. Темно-красные знамена повсюду… траурные флаги… Вердон милосердный!
Расталкивая толпу нищих, я поспешил за уезжающим стражником.
– Благородный воин, прошу вас, скажите мне, что произошло. Я надолго уезжал в пустыни и ничего не знаю.
Он посмотрел на меня, обернувшись через обезображенное шрамом плечо, и фыркнул.
– Тогда ты единственный человек в Империи, который не знает этого. Император погиб от клинка убийцы. Двадцатка собирается, чтобы назвать преемника. – Он поддел копьем мой пергамент, упавший на камни мостовой, и подал его мне. – Поговаривают, что убийца сам принц Александр.
ГЛАВА 14
…Александр был жив. Разговоры на улицах о том, что убийца Императора, точнее, то, что от него осталось, повешен на рыночной площади, едва не свели меня с ума. Но повешенным оказался раб-фритянин. Его нашли у постели Императора, он был весь в крови. Теперь он болтался посреди Загада, и на его трупе пировали вороны.
Фрития уже пылала. Скоро от маленького горного королевства не останется ничего: ни построек, ни предметов быта, ни животных, ни, разумеется, людей, в чьих жилах будет течь фритская кровь. Но для жителей Загада все это не имело никакого значения. Все без исключения были уверены, что раб выполнял приказ Александра. И те, кто стоял за этим убийством, нисколько не сомневались, что будет именно так… не мог дождаться, когда боги коронуют его… я слышал, как они ссорились… он угрожал… ему недостаточно того, что отец позволил ему править… Император был готов признать помазание недействительным… а я-то думал, что он стал человечнее… И ни слова о канаваре, ни малейшего подозрения, что Александр был жертвой, а не палачом. Лучшие заплечных дел мастера сумели добиться от раба только одного слова «Александр».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Это намхиры, убийцы, – объяснил я. – Их послали враги Александра. – Я вцепился дрожащими руками в края плаща. – Они знали, где меня искать. – Это не давало мне покоя, поскольку я считал, что только Александр и еще Фиона знают, где я, а уж они ни за что не выдали бы этой тайны.
– Но почему? Как возможно…
– Намхира сказал, что Александру объявлен канавар… они решили не допустить того, чтобы он правил Империей. Все семейство Хамрашей произнесло клятву. А может быть, другие семейства тоже. Не знаю. – Мне показалось, что свет звезд померк, что холод, исходящий из моей души, охватывает весь мир. Мне в голову приходил только один способ лишить Александра трона. – Они собираются убить его. – Надежду мира. Друга, который позволил мне сражаться в его душе вместе с ним. Брата. Эта мысль была так тяжела, а события уходящей ночи так ужасны, что я не мог мыслить.
– Но почему они пытались убить тебя?
Я покачал головой. Совершенно непонятно. За последние три года я виделся с принцем всего несколько раз.
– Но если они решили убить меня, ничто не остановит их. Я не знаю, как они нашли меня. Когда эти трое не вернутся, они пошлют других. Я уеду из Кареша, но даже тогда…
– Значит, всем нашим придется прятаться. Мы уже делали это раньше. Пойдем.
Я покинул Кареш раньше, чем Блез успел разбудить своих людей. Собрал свои жалкие пожитки и рассовал по карманам плаща зенары, которые заработал, читая и составляя письма для местных купцов. Чувствуя себя не в силах глядеть в лицо тем, кому предстоит услышать рассказ о недавних событиях и моей роли в них, я попрощался только с Блезом.
– Ты должен сказать, как мне найти тебя, – произнес он, пока я натягивал чистую рубаху и завязывал плащ. Потом я протянул ему небольшой кожаный мешок с теми сбережениями, которые хотел передать Эвану и Элинор. – Я не смогу открыть ворота в Кир-Наваррин сам. Что если кому-то потребуется попасть туда, а я не смогу помочь ему?
– Фиона все знает не хуже меня. Без демона внутри себя ворота ей не открыть, если ты забудешь что-нибудь, она напомнит тебе, в том числе и как использовать твою силу. – Сейчас строгая юная леди бродила где-то по руинам, разыскивая остатки эззарианской истории.
– Ты нужен своему сыну, Сейонн. Я буду заботиться о нем, но…
– Ему не нужен тот, кто способен на совершенное мной этой ночью.
– Тебе виднее. Но ведь это просто болезнь, это не ты. Ты спас их жизни, как спасал многие другие. Ты справишься. – Он спустился по лестнице вместе со мной и проводил до конца переулка, где стояла моя лошадь. – Скажи мне, где найти тебя.
– Сначала надо предупредить Александра, – ответил я, привязывая к седлу свой узелок. – Я расскажу ему о канаваре и уеду прежде, чем меня настигнет новый припадок. Когда сам пойму, куда направляюсь, пришлю весточку сюда, в город.
– Если я понадоблюсь тебе, ты только…
– Не говори мне ничего! – Отвязав лошадь, я вскочил в седло, заставляя работать налитые свинцом конечности. Смотритель клянется защищать мир от зла. Я же не могу защитить собственного сына от себя самого.
Но Блез все еще не отпускал меня.
– Если я понадоблюсь тебе, отправь письмо в гробницу Долгара в Вайяполисе. Сообщи, где ты, и я приду. Обещаю не говорить тебе, где они, пока не буду уверен, что с тобой все в порядке. – Он держал мою лошадь, пока я не кивнул. – Я обязан тебе больше чем жизнью, Сейонн. Я приду, даже если ты снова окажешься в подземельях Кир-Вагонота.
Мне нечего было ответить на такое. Я просто пожал ему руку и отправился в путь.
Розовые пальцы зари едва тронули небо, когда я увидел встающие из моря песка шпили Загада. Жемчужина Азахстана. Средоточие силы Империи с тех времен, когда далекие предки Александра основали это царство в пустыне и решили править миром по своему усмотрению. Пять сотен лет воины Дерзи убивали, жгли, морили голодом и калечили людей. Империя росла, поднималась на фундаменте тирании и страха, порабощая народы.
И почему я решил, что какой-то принц, один из многих, изменит вдруг все устройство мира? Какая самонадеянность заявлять, что светлое пятно в душе Александра есть божественная отметина! Но я по-прежнему верил, что это так. Когда Александр купил меня на аукционе в Кафарне, я был уверен, что закончу свою жизнь в оковах, лишенный надежды и веры, на самом дне. Когда я увидел в его душе феднах, я проклял свою клятву Смотрителя, обязывающую меня защищать моего жестокого, бездушного хозяина. Но наше совместное путешествие изменило нас обоих. Я взял его силу и омыл свой дух в неиссякаемом источнике его жизнерадостности. Он наша надежда. Я не могу позволить ему погибнуть из-за каких-то клановых свар. Коснувшись поводьев, я направил лошадь туда, где под светлеющим небом блестели золотые купола.
Огромные толпы двигались по широким мощеным улицам, ведущим от колодца Таин-Амар к внешним воротам королевского города, – последние лиги Императорской дороги, проходящей через Загад и соединяющей восточные и западные окраины государства. Казалось, что настало время Дар-Хегеда, проходившего два раза в год, когда знатные семейства Дерзи приезжали к Императору со своими дарами и проблемами. Ряды воинов, сопровождавших разодетых господ, ехали в город по центру дороги, оттесняя всех остальных на обочины. Другие толпы двигались вон из города: тяжело нагруженные купеческие караваны, состоявшие из лошадей и часту. Очень странно, что они уезжали, не дождавшись начала вечерней торговли. Еще более странным мне казалось то, что многие, явно незнакомые друг с другом люди, останавливались и вступали в беседу, мешая движению стад. Погонщики коз и часту яростно кричали на них и даже замахивались кнутами. Вопли, топот копыт, скрип колес, звяканье перевозимой утвари, блеяние и ржание оглушали. Я ненавидел города, а шум, вонь и толпы этого города оскверняли покой пустыни.
Целых три тяжелые недели я добирался до Загада. Я пересекал пустыню один, только благодаря своей подготовке и чутью избегая разбойников, ночных опасностей и палящего солнца. Когда я уже отъехал от Кареша на порядочное расстояние, пустыни Азахстана обрушились на меня всей своей тяжестью. Я ужасно скучал по Блезу. Кроме того, с его помощью я преодолел бы огромное расстояние за какой-то день. Но ему необходимо позаботиться о безопасности своих людей, и я не стал бы просить его помощи даже ради Александра. Я отдал бы многое ради того, чтобы изменить мир. Но только не своего ребенка. Ни за что.
Я надеялся, что с Денасом внутри себя я смогу путешествовать тем же таинственным способом, каким пользовался Блез, но я все еще не мог усвоить, как он делает это. Блез считал, что я сам не даю себе понять суть.
– Ты должен позволить своей физической оболочке уйти, – говорил он каждый раз, когда я жаловался на очередную неудачу. – А ты не хочешь. То же самое и с твоим превращением. Главное, что мешает тебе изменить форму, – то, что ты продолжаешь цепляться за самого себя.
У Блеза не было образования, но он обладал безупречным чутьем. Теперь, соединенный с Денасом, я мог менять форму по собственному желанию, превратить себя в орла, часту, койота, кого угодно. Но, в отличие от Блеза и остальных, я находил превращение невероятно сложным. Наверное, Блез прав, и это просто мое нежелание ослабить контроль над самим собой. Или же дело в том, что я соединился с рей-киррахом, который не был частью моей природы, и поэтому не мог ощутить гармонии, на которую надеялся.
Когда я только начал выздоравливать, Блез убедил меня убрать те барьеры, которые я возвел внутри себя, чтобы оградиться от демона. Он говорил, что я должен общаться с Денасом, изучать его. Знания и понимание упростят наше сосуществование. Но рей-киррах не отзывался. Я не был уверен, уцелел ли он, когда я едва не погиб, остались ли от него только гнев и ярость, подобные громовым раскатам ушедшей грозы. А потом я начал нападать на людей, и мне пришлось восстановить барьеры.
Размышляя над своими неразрешимыми проблемами, я Двигался вперед, смешавшись с толпой, которая, как и я, Двигалась в город. Впереди ехали пять воинов, расчищавших путь для пышно одетого дворянина. За ним следовал небольшой отряд солдат, охранявший тяжело нагруженных лошадей. На одеждах воинов и нескольких темнокожих тридских купцов, тоже едущих с отрядом, были изображения волчьей головы, говорившие об их принадлежности к Дому Хамрашей. У самого знатного господина волчьей головы не было. Я не мог рассмотреть нашивки на его одежде.
– Очистите дорогу от этого отребья! – приказал дворянин, пухлый человек с тощей светлой косой. – Прикончите их, если они не пожелают расступиться.
Отряд остановился, ему мешала пройти вереница рабов с тяжелыми тележками, их гнали в том же направлении, куда двигался знатный лорд. Дерзиец достал из узкого футляра, прикрепленного к седлу, длинную тяжелую трость и ударил раба, который упал, когда колеса большой повозки, двигавшейся в противоположном направлении, задели его тележку. Раб вскрикнул, кровь залила его лицо. Он запутался в кожаных лямках своей тележки, она опрокинулась, вываливая груз на дорогу.
Воины лорда обнажили мечи и начали оттеснять других путешественников в стороны. Ожидая, когда освободят путь, дворянин заставлял своего коня переступать вперед-назад рядом с упавшим рабом. Каждый раз, когда истекающий кровью человек пытался отползти в сторону, господин рассеянно ударял его тростью. По лицу, по рукам, по плечам, и без того кровоточащим из-за впившихся в них кожаных ремней.
Все мое тело вздрагивало при каждом ударе. Моя собственная спина была сплошь покрыта следами подобной бессмысленной жестокости, и как я ни убеждал себя, что ввязываться опасно, я не мог заставить себя уехать. Соскочив с лошади, я привязал ее к перевернутой телеге и начал пробиваться через толпу. Втянув голову в плечи, подошел к упавшему человеку, оставаясь под прикрытием его тележки, коснулся кожаных ремней и развязал их словами заклятия. Прячась за углом тележки, я взял его за руку и помог встать на ноги. Как только он поднялся, я смешался с толпой.
– Тас виетто, – донесся до меня шепот с другой стороны тележки.
«Не стоит», – мысленно ответил я, зная, что ушел уже слишком далеко, чтобы он услышал меня. Если бы я мог сделать больше… Я мог бы оставить ему свой нож, но его надсмотрщики были слишком близко. Если у него заметят оружие, то отрежут ему руку или выколют глаз.
Лица раба я так и не увидел, зато успел рассмотреть знатного дерзийца, который уже продолжал свой путь к воротам, следуя за воинами, расчистившими ему путь. Он был высок ростом, лет примерно пятидесяти пяти, и прямо держался в седле. Думаю, многие дамы нашли бы его лицо приятным, на нем не было следов лишений и тягот битвы. Но мне оно показалось отталкивающим: брови слишком широкие, губы слишком пухлые, глаза слишком близко посажены к тонкому носу. Хотя, возможно, на мое впечатление повлияла его жестокость, безразличное выражение, с каким он бил несчастного раба, рассеянно ожидая, пока воины выполнят его приказ.
Пробираясь к перевернутой телеге, к которой была привязана моя лошадь, я ощутил, как кто-то коснулся моей спины. Я развернулся. Никого. Только неподалеку стояла женщина с невероятно пронзительным взглядом темных глаз. Я мог бы поклясться, что ей не составляет труда разглядеть шрамы у меня под рубахой. Ее платье и накидка были изумрудно-зеленого цвета. Среди моря серого и коричневого она выделялась оазисом среди пустыни. Вскоре ее закрыла от меня группа всадников, я сел на лошадь и поехал вперед. Мне не нужны свидетели.
К воротам я подъехал в расстроенных чувствах, уверенный, что мог бы сделать больше для того человека, и прекрасно понимая, что все мои знания, умения и сила не изменили бы ничего. Мы только оба погибли бы.
– Стой! Да, ты. Снимите с лошади этот мешок с костями. Ведите его сюда, я посмотрю на него поближе. – Конный дерзиец, чьей обязанностью было осматривать входящих в город путешественников, попрошаек и стада, указывал на меня копьем.
Глупец! Идиот! Продолжая вспоминать раба, я забыл замаскировать свои эззарианские черты, приближаясь к воротам. Александр отменил закон, по которому каждого эззарийца можно было обратить в рабство, но эззарийцы по-прежнему привлекали внимание солдат, а на моем лице к тому же горело клеймо. Стражник подошел ближе, народ шарахнулся в стороны, освобождая нам место.
Я нащупал под рубахой кожаный футляр, надеясь, что бумага Александра выручит меня снова, соскочил на землю и подошел к стражнику.
Как и все дерзийские солдаты в Загаде, он стоял без рубахи, демонстрируя мускулистые, бронзовые от солнца плечи, на одном из которых виднелся страшный шрам.
– Закор! Иди сюда, – позвал он своего товарища. – Похоже, я поймал беглого.
Наконечник его копья коснулся моей шеи, заставляя меня поднять голову и продемонстрировать сокола и льва, запечатленных на моей щеке в тот день, когда меня купил Александр. Дерзиец усмехнулся и причмокнул губами, несомненно, предвкушая удовольствие отсечь ногу беглого раба и получить награду и повышение.
Подавив злость, поднявшуюся при виде его кровожадной радости, и переворачивающий внутренности животный страх, сохранившийся и после освобождения из рабства, я поднял правую руку и схватил за древко копье, отодвигая его от себя. Другой рукой я протянул ему пергамент, держа его так, чтобы он увидел императорскую печать. Мой голос ничем не выдал моих чувств.
– Должен разочаровать вас. Я освобожден приказом наследного принца. Посмотрите на подпись, прочтите бумагу. Вы узнаете, что вас ждет, если вы причините мне вред.
Стражник уставился на освещенную ярким солнцем бумагу.
– Наследного принца… – Он передернул обнаженными плечами, потом вырвал у меня копье и заводил его концом по строкам, отыскивая подпись. – Надеюсь, что он все еще является им. Сейчас эта печать тебя спасет, но завтра я бы на нее уже не надеялся. У Двадцатки есть особое мнение. – Он плюнул на пыльную дорогу и тронул поводья своего жеребца.
В тот же миг замершее было движение восстановилось: застучали копыта, заскрипели колеса, все вокруг заговорили. Из-за городской стены доносились непрерывные завывания, противные, словно скрежет железа по стеклу. На городских башнях, где в жарком воздухе неподвижно висели красные знамена с дерзийским львом, чего-то недоставало.
Не было золотых флагов с изображением сокола, которые всегда соседствовали с красными, флагов Дома Денискаров, флагов семьи Александра. Вместо них висели темно-красные знамена без всяких изображений. Темно-красные знамена повсюду… траурные флаги… Вердон милосердный!
Расталкивая толпу нищих, я поспешил за уезжающим стражником.
– Благородный воин, прошу вас, скажите мне, что произошло. Я надолго уезжал в пустыни и ничего не знаю.
Он посмотрел на меня, обернувшись через обезображенное шрамом плечо, и фыркнул.
– Тогда ты единственный человек в Империи, который не знает этого. Император погиб от клинка убийцы. Двадцатка собирается, чтобы назвать преемника. – Он поддел копьем мой пергамент, упавший на камни мостовой, и подал его мне. – Поговаривают, что убийца сам принц Александр.
ГЛАВА 14
…Александр был жив. Разговоры на улицах о том, что убийца Императора, точнее, то, что от него осталось, повешен на рыночной площади, едва не свели меня с ума. Но повешенным оказался раб-фритянин. Его нашли у постели Императора, он был весь в крови. Теперь он болтался посреди Загада, и на его трупе пировали вороны.
Фрития уже пылала. Скоро от маленького горного королевства не останется ничего: ни построек, ни предметов быта, ни животных, ни, разумеется, людей, в чьих жилах будет течь фритская кровь. Но для жителей Загада все это не имело никакого значения. Все без исключения были уверены, что раб выполнял приказ Александра. И те, кто стоял за этим убийством, нисколько не сомневались, что будет именно так… не мог дождаться, когда боги коронуют его… я слышал, как они ссорились… он угрожал… ему недостаточно того, что отец позволил ему править… Император был готов признать помазание недействительным… а я-то думал, что он стал человечнее… И ни слова о канаваре, ни малейшего подозрения, что Александр был жертвой, а не палачом. Лучшие заплечных дел мастера сумели добиться от раба только одного слова «Александр».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69