Хочешь Ц гуляй вдоль б
аков, хочешь Ц надевай скафандр и кувыркайся в пространстве. А потом опя
ть три метра на три, гамак, столик и шкаф. И тьма и звезды, звезды и тьма. В пер
вые дни, конечно, занятно. Земля, когда смотришь на нее извне, этакий глобу
с в полнеба! Старт, грохот, тяжесть, невесомость. Потом Луна Ц другой глоб
ус, изрытый оспой. Космодром на оборотной стороне. Тяжесть в шесть раз мен
ьше, прыгаешь, как резиновый мячик. Праздник старта. На Луне так торжестве
нно это обставлено. А через неделю Земля и Луна Ц просто звезды на небе. З
везды и тьма. Сколько ни смотри в окно, ничего другого не увидишь. На часах
двадцать четыре деления, иначе спутаешься. День и ночь Ц никакой разниц
ы. Днем в кабине электричество, ночью электричество, днем за окном Больша
я Медведица, ночью Большая Медведица. Тишина, покой. Летим. Состояние равн
омерного и прямолинейного движения. За час Ц почти полтора миллиона кил
ометров, за сутки Ц тридцать пять миллионов. В журнале отмечаем: двадцат
ь третьего мая Ц миллиард километров от Земли, первого июня пересекли о
рбиту Сатурна. По этому случаю Ц парадный обед. Песни поем, радуемся. А по
существу, условность, потому что до орбиты пустота и после нее пустота. И с
ама орбита, собственно говоря, в стороне. И Сатурн виден, как с Земли, Ц обы
кновенной звездочкой. Ведь планеты, если вы представляете, как и Солнце, х
одят по созвездиям зодиака, поближе к экватору, а мы летели как бы к полюсу
Ц к Полярной звезде.
Ц Воображаю, как вы изучили астрономию! Ц заметила Марина. Бедняжка не
ладила с этим предметом в школе.
Ц А чем еще заниматься? Ц закричал Блохин почти сердито. Ц На Земле я в
свободное время новинки техники читал, придумывал что-нибудь. А там прид
умывать незачем. Человечество такой могучий коллектив Ц его в одиночку
не перегонишь. Ведь знания у меня сейчас тридцатилетней давности, идеи о
т тех же годов. Кое-что я наметил, конечно. Сейчас дорогой глянул в «Лунные
известия» и вижу: все превзойдено. Единственное полезное дело в пути Ц к
аталог расстояний до звезд. Может быть, в школе вы проходили, девочка, что
расстояние до звезд вычисляется по треугольнику. Основание его диаметр
земной орбиты, на концах основания измеряют два угла Ц направление на с
ветило. По двум углам и стороне высчитывают и высоту треугольника Ц рас
стояние до звезды. Но высота огромная, основание слишком маленькое, полу
чается треугольник худой и длиннющий. Ошибки велики. Только для соседних
звезд и годится такой способ. У нас в ракете другое дело. Мы ушли от Солнца
в тысячу раз дальше, чем Земля, основание у нас в тысячу раз больше, можно и
змерять треугольники в тысячу раз выше. Грубо говоря, до всех звезд, какие
видны в телескоп. Ну вот и было нам занятие на всю дорогу: измеряешь, высчи
тываешь, измеряешь, высчитываешь. Потом пишешь в гроссбух: номер по катал
огу такой-то, координаты такие-то, спектральный класс АО, расстояние семь
тысяч сто восемнадцать световых лет. Напишешь, и вырвать страницу хочет
ся. Кому, когда понадобится это солнце со спектром АО? Кто полетит туда за
семь тысяч световых лет? Мы на семь световых суток всю жизнь тратим.
Так восемь часов Ц полный рабочий день, и еще часа четыре перед ужином. Де
лать-то все равно нечего.
Дед ваш великий мастер был насыщать часы. Даже там, в ракете, ему не хватал
о времени. После сна Ц космическая зарядка, добрый час. Обязательная про
гулка в пространстве, осмотр ракеты снаружи, потом изнутри. Работа у теле
скопа. Обед. Затем часа два диктуются воспоминания. Мне диктовал он. Элект
ростенографистку не взяли мы, громоздка. Дописали мы с ним до конца, приве
з я последний том. Потом чтение микрокниг. Дед ваш читал ровно час и обязат
ельно откладывал, как только время проходило. Игра, в сущности.
И вместе с тем Ц борьба за бодрость. «Нужно завтрашний день ждать с нетер
пением», Ц говорил он частенько. И я подражал ему как мог. Понимал: иначе н
ельзя. Раскиснешь, опухнешь. А там болезни, лень и хандра.
И работать противно, и обязанности забудешь. В космосе бывали трагедии: о
пускались люди, себя теряли и даже назад поворачивали.
Скука, томительное однообразие и вместе с тем настороженность. Годами ни
чего не случается, но каждую секунду может быть катастрофа. Ведь пустота
не совсем пуста Ц всякие там метеориты, метеорная пыль. Даже газовые обл
ака при нашей скорости опасны Ц врезаешься в них, как в воду. Еще какие-то
встретили мы в пространстве уплотненные зоны, неизвестные науке. Когда в
ходишь в них, все сдвигается, сжимается… а в груди теснота. Почему, неясно.
Метеорная пыль разъедает обшивку, металл устает, возникают блуждающие т
оки. Постепенно, незаметно портится все Ц корпус, механизмы, приборы. И гл
ядишь Ц утечка воздуха, или управление отказало, или автоматы бунтуют. Г
одами ничего не случается, а потом вдруг… Поэтому один кто-нибудь обязат
ельно дежурит.
Хуже всего эти часы одинокого дежурства. На Землю хочется Ц в поле, чтобы
ромашки цвели и жаворонки в синем блеске пели. В толпу хочется, в метро, на
стадион, на митинг. Чтобы крик стоял, не звенящая тишина, чтобы локтями теб
я толкали, чтобы тесно было и все лица разные и незнакомые. И чтобы женщины
кругом. Я, извините, уже в годах и навеки холостяк. Женщине со мной никак не
ужиться. У меня характер прескверный. Но там, в пространстве, затосковал. Г
лаза закрою, и сейчас перед взором белая шейка, ушко розовое, пушистые зав
итки над ухом, родинка на щеке. Вот как у вас.
Марина смутилась и покраснела.
Ц И женщин совсем не было с вами? Ц спросила она.
Ц Отчего же, были. В такие долгие рейсы нарочно подбирают пары: муж-жена, м
уж-жена. Муж обычно инженер и физик, жена Ц биолог и врач. И оба астрономы.
У нас тоже были две пары Ц Баренцевы и Юлдашевы. А третья пара мы с Павлом
Александровичем старик и бобыль. Но и женатым все равно нехорошо. Женщин
ы по театру скучают, общества нет, магазинов нет, моды последние неизвест
ны. И самое горестное Ц о детях тосковали. А везти детей боязно: теснота, и
скусственный свет, невесомость. Кто знает, окрепнут ли кости и мускулы, на
учится ли ребенок ходить как следует. Нет уж, лучше не рисковать. А время и
дет.
Ц Тридцать лет! Ц вздохнула Марина сочувственно.
Ц Положим, не тридцать, фактически в три раза меньше, Ц поправил Блохин.
Ц Нас шестеро было в ракете, и мы спали посменно. Два года дежурим, четыре
спим. Я разумею сон искусственный, с охлаждением. Это делается не только д
ля нашего удовольствия, но и для того, чтобы сэкономить груз. Четыре года ч
еловек не пьет и не ест и почти не дышит. Вот вылетели мы за пределы солнеч
ной системы, пространство стало чище, опасности столкновения почти нет…
и сразу же две пары готовятся ко сну. Трое суток не едят ничего, только пью
т-пьют-пьют; потом наркоз, и в холодную воду. Температура тела понижается,
ее доводят до плюс двух градусов. Человек становится словно камень. И тог
да кладем мы его в термостат Ц стеклянный ящик с автоматической регулир
овкой температуры. За градусами нужно очень тщательно следить. Чуть выше
Ц бактерии активизируются, чуть ниже Ц кровь замерзает и льдинки рвут
ткани. Даже жутковато: ты ходишь, работаешь, а рядом твои же товарищи в лед
яном термосе. Потом привыкаешь, конечно. А когда спишь, ничего не чувствуе
шь. Сначала в голове дурман и поташнивает Ц это от наркоза. Потом все черн
о… и тут же чуть брезжит свет. Это значит, прошло четыре года, тебя оживляю
т. Вот это самый опасный момент, потому что голова отдохнула, свежесть мыс
лей необычайная, сразу любопытство: где летим? Что произошло за эти годы? А
сердце отвыкло биться, ему нельзя сразу режим менять. Вот я хорошо перено
сил скачок, а дед ваш худо. Все-таки старый человек, сердце изношенное. Пер
вый раз еще ничего, а после второго сна Ц и обмороки, и рези, и сознание он т
ерял. Айша Ц это наш старший врач Айша Юлдашева Ц часа четыре отхаживал
а его. Очнулся все-таки. И Айша сказала тогда, что за третий раз она не ручае
тся. Может быть, Павлу Александровичу придется терпеть и на обрагном пут
и всю дорогу дежурить Ц четырнадцать лет бессменно.
Это было уже на подходе к цели, когда пробуждали всех поголовно и спать не
ложился никто. Четырнадцать лет стремились мы к невидимой точке, наконец
-то сумели разглядеть цель Ц темный кружочек, заслоняющий звезды. Молод
цы лунные астрономы! Цель укачали нам точно… и вышли мы правильно, без лиш
них затрат горючего. Но вот чего не разглядели астрономы Ц что Цифра Дра
кона не одинокое тело, а двойное, два черных солнца Ц А и В. А Ц поменьше, В
Ц чуть побольше.
А поближе к нам, В Ц немного подальше. По-космически «немного». А вообше-т
о расстояние между ними больше, чем от Земли до Сатурна.
Мы все дрожали от нетерпения, и Павел Александрович больше всех, хоть и не
показывал виду. Ведь это была последняя ставка его жизни, последняя наде
жда на встречу с космическими братьями. Он уже приготовил весь свой арсе
нал для межпланетных переговоров: световые сигналы, чтобы сообщить, что
дважды два четыре, и инфракрасные прожекторы на случай, если те существа
видят, как совы. И камертоны, если они совсем слепые. И ультразвуковые сире
ны, если они слышат ультразвук, как летучие мыши. Были у него еще рисунки и
модели геометрических фигур, азбука с выпуклыми картинками Ц и посмотр
еть можно и послушать.
Помню решающий день Ц третье августа. С утра начали мы тормозить. Появил
ся верх и низ, вещи, забытые в воздухе, начали падать на пол. К середине дня т
емное пятнышко Инфры начало заметно расти, гасить звезды одну за другой.
Все больше и больше. А там заняло почти полнеба. Повисло против нас этакое
черное блюдо. Остановились мы. Стали временным спутником Инфры.
И представьте наше разочарование. Чуть-чуть ошиблись наши астрономы. Он
и определили температуру атмосферы в плюс десять градусов, а на самом де
ле оказалось минус шесть. Все там было в атмосфере: метан и аммиак, как на Ю
питере, углекислый газ, как на Венере, полно водорода и водяного пара Ц гу
стые-прегустые облака. И под ними лед, снежные поля, торосы. А по торосам не
полазишь. Тяжесть четырехкратная, ноги словно гири, их и не передвинешь с
овсем. И толщина льда Ц десятки и сотни километров. Взрывами мы определи
ли.
Стоило лететь четырнадцать лет, чтобы увидеть обыкновенную арктическу
ю ночь!
Мы все были огорчены, а Павел Александрович просто раздавлен. Не сбылась
мечта жизни! Последняя попытка сорвалась.
Тогда и сложилось окончательное решение: посетить Инфру В тоже.
Ц Само собой разумеется! Они же рядом, Ц вырвалось у меня.
Ц Нет, это не само собой разумеется, Павлик, не знаю, как вас по-взрослому.
В космосе свой расчет. На Земле от топлива зависят километры, там Ц тольк
о скорости. И расходуют топливо не все время, а только при разгоне и тормож
ении. Чаще всего берут запас на два разгона и два торможения. Если лишний р
аз причалили, стало быть, потратили топливо, обратно полетим медленнее, в
ернемся позднее года на три. Тут уж экономим всячески, развиваем малую ск
орость Ц не выше сорока километров в секунду. В конце прошлого века это с
читалось достижением. Ползем потихоньку Ц почти год от Инфры до Инфры. И
спать никто не ложился Ц на год не стоит охлаждаться. Дед ваш все извинял
ся ему казалось, что ради него мы согласились задержаться. На самом деле в
сем хотелось посетить вторую Инфру. Там, где тридцать лет жизни отдано, од
нимЦ двумя годами считаться не станешь. Никто не хотел повернуться спин
ой к неизведанному миру.
И второе темное пятнышко выросло, погасило все звезды вокруг, заняло пол
овину неба. Снова притормозили мы, превратились во временный спутник, по
слали ракету-разведчик во тьму. Сами видим Ц на этот раз тьма не глухая. З
арницы то и дело Ц грозы под нами. При вспышках видны контуры туч. Пришло
по радио сообщение от автомата Ц температура плюс двадцать четыре. Може
т быть, потому и ошиблись земные астрономы, что смешали лучи той ледяной И
нфры и этой Ц грозовой. Вышло в среднем плюс десять Ц близко к истине.
Но что-то не учли мы в расчетах, и наша ракета-разведчик пропала. Видимо, ут
онула. В последний момент разглядели мы на экране водяную гладь, крутые к
осые волны. Послали вторую ракету Ц эта облетела несколько раз вокруг И
нфры. Видели мы тучи, видели дождь прямой, не косой, как у нас обычно. Ведь на
Инфре все тяжелее в четыре раза, даже капли. Видели опять волны. Всюду мор
е, только море, ни единого островка. И на экваторе океан, и на полюсах океан.
Льдов никаких. Это понятно. На Инфре тепло поступает изнутри, и климат там
одинаковый Ц на полюсе и в тропиках. Везде тепло.
Льдов нет. Вода и вода. Но ни единого островка, хоть бы вулканы торчали. Оке
ан, океан, сплошной океан. Посадили ракету на воду, измерили глубину. В одн
ом месте вышло семьдесят километров, в другом Ц только три. Но суши не был
о нигде.
Столько в этом космосе неожиданностей! Зря говорят: однообразие и скука.
Ведь мы на что рассчитывали? Что на Инфрах этих, как и на нашей Земле, есть о
кеаны и есть суша. Разумные существа (а в душе мы все надеялись на встречу
с разумными), естественно, могут развиваться только на суше. И звездолет н
аш был приспособлен для посадки на твердую землю. Между делом мы собирал
ись посмотреть и океан Ц отплыть от берега, спустить в глубину небольшу
ю батисферу. Но главная задача была Ц изучить материки.
И вдруг все меняется. Суши нет совсем. Разумную или неразумную, но жизнь на
до искать в воде. Сесть на воду? Как? На три ноги? Переоборудовать звездоле
т? Это на Земле легко: изменил проект, послал заказ на другой завод. А у нас к
устарщина. Станки миниатюрные, для мелкой починки. Весь материал Ц стен
ки опустошенных баков. Рабочих Ц шесть человек, все не высшей квалифика
ции. Сидим и думаем вшестером.
Допустим, провозимся мы месяца три, приспособим наш корабль для посадки
на воду. Но на Цифрах притяжение солидное, на взлет и посадку большие затр
аты топлива. Разбазарим топливо, это значит, что при возвращении придетс
я уменьшить скорость. Будем лететь до Земли не четырнадцать, не шестнадц
ать, а двадцать пять лет. На лишних десять лет и провизии не хватит, и стари
к наш не доживет. Нет, садиться нельзя. Просто сбросить батисферу в воду? А
какой смысл? Беда в том, что подводный телевизор нельзя использовать Ц д
ля него нужен кабель. На Земле это не трудность Ц изменил конструкцию, по
слал заказ на другой завод. А у нас кустарщина Ц шесть рабочих, станочки д
ля починки. Сказка про белого бычка.
Значит, обойдемся без телевизора. Пошлем радиопередатчики. Но радио скуп
о. Оно может сообщить, где тепло, где холодно, доложить, что рядом плотное т
ело. Какое тело? Как оно выглядит? Скала это, или медуза, или кит?
И вот однажды, когда мы уже устали ломать голову, Павел Александрович ска
зал:
«Есть выход. Давно обдумываю».
Мы все насторожились: какой выход?
«Надо послать в батисфере человека, Ц сказал он просто. Ц Человек посмо
трит глазами и расскажет по радио».
Мы улыбнулись… приняли за шутку. Послать-то человека можно. Вопрос в том,
как вернуть его назад. Надо посадить на воду звездолет, чтобы принять чел
овека. Сажать на три ноги нельзя, изменить конструкцию не под силу. И на по
садку нужно топливо. Разбазарим топливо Ц лететь лишних десять лет. На д
есять лет провизии не хватит. И старик едва ли доживет. Сказка про белого б
ычка.
У автомата-ракеты полезный груз Ц двести кило. Спустить батисферу она с
может, поднять не сумеет.
«Ничего не поделаешь, Ц говорит Павел Александрович. Ц Человеку невоз
можно вернуться».
Айша первая поняла, о чем идет речь:
«Если вы хотите сами…»
«Да, я хочу, Ц прервал ее ваш дед. Ц И перестаньте махать руками, выслушай
те спокойно. Вы, Айша, утверждали, что меня опасно усыплять, что я после каж
дого сна рискую не проснуться. Вероятно, вы будете настаивать, чтобы я деж
урил беспрерывно все четырнадцать лет подряд. Сейчас мне девяносто пять
лет. Нет никакой гарантии, что я доживу до Земли. И даже если доживу, что мен
я ждет там? Беречь здоровье, глотать лекарства, подметать дорожки на даче,
подстригать кусты? А я старый космач. Мы, космачи, живем и умираем в пути, на
небесных дорогах».
Юлдашев сказал: «Ненужная жертвенность. Надо возвращаться на Землю докл
адывать…» Ц «Следующая экспедиция будет оборудована», Ц сказал Толя В
аренцов. И Айша брякнула напрямик: «Мы вас не пустим, это преступление».
А он ей: «Вы пропитаны медицинскими предрассудками, Айша. Вам кажется, что
человек имеет право умереть только от болезни, после официального разре
шения врача.
1 2 3 4