VadikV
17
Георгий Иосифович Гурев
ич: «Инфра Дракона»
Георгий Иосифович Гуревич
Инфра Дракона
Scan, OCR, SpellCheck: Андрей Бурцев, Formatting: Хас, 2007 publ.lib.ru
«Пленники астероида»: Детгиз; Москва; 1962
Аннотация
Астрономы обнаружили звезду, т
емпература которой не превышала нескольких десятков градусов Цельсия.
На таком небесном теле вполне может быть и жизнь. И расстояние до инфразв
езд куда меньше, чем до звезд обычных, они совсем рядом, добраться до них п
роще, чем до Альфы Центавра.
Георгий Иосифович Гуревич
Инфра Дракона
Моя фамилия Чарутин. Она вам известна, конечно, но я не тот Чарутин, не знам
енитый. Тот был моим прадедом. Я и взялся за перо, чтобы рассказать о нем.
Впервые я увидел его, когда мне исполнилось одиннадцать лет. До той поры м
ы жили в Москве, а дед Ц на даче, на берегу Куйбышевского моря. В начале наш
его века между городом и деревней еще была заметная разница. По улицам го
родов носились автомашины, насыщая воздух пылью и гарью. Асфальт еще не в
ыломали, на улице Горького не цвели вишни. По вечерам и под выходной целые
рои москвичей улетали километров за двести, для того чтобы «подышать». И
вот моя мать, она была врачом по специальности, пришла к выводу, что у меня
слабые легкие и мне необходимо круглый год жить за городом. Мать моя была
женщина решительная, слово у нее не расходилось с делом. Она позвонила де
ду, получила приглашение и день спустя такси-вертолет высадил нас в сне
жном поле перед серо-голубым забором.
Кажется, я в первый раз попал за город зимой. Я был потрясен красотой февра
льского солнечного дня. Все было в бело-голубой гамме. Голубое небо, на не
м снежные облака. Снежные сугробы искрились на свету, как толченое стекл
о, а в тени были густо, неправдоподобно кобальтовыми. В саду каждая веточк
а окуталась пушистым инеем. Сквозь кружевной узор ветвей просвечивали г
олубое небо и голубые стены дачки, облицованной стеклянным кирпичом. А н
австречу нам, скрипя калошами по утоптанному снегу, шагал рослый старик
в длинной шубе из голубоватого синтетического горностая. Шапка у него бы
ла такая же, а волосы совсем седые. По правде сказать, я подумал, что они тож
е синтетические.
Это и был Павел Александрович Чарутин, участник первого полета на Венеру
, первого Ц в пояс астероидов, первой экспедиции на спутники Юпитера, пер
вой Ц на Сатурн, на Нептун, и прочая, и прочая
Ц Где тут наш бледнолицый горожанин? Ц сказал он густым басом. Ц Вырос
как! (Взрослые удивительно однообразны: все они удивляются, что дети раст
ут.) Действительно, бледный. Ну, мы постараемся, подкрасим ему щеки.
И дед взялся за мою поправку. Каждое утро он будил меня на рассвете, когда
окна были еще совсем синими и на бледном небе чуть серел восток. Мы с дедом
делали усиленную космическую зарядку, минут на сорок пять. Так принято в
дальних межпланетных полетах, где мускулы атрофируются от продолжител
ьной невесомости. Потом дедушка обтирался снегом Ц мне, конечно, не разр
ешалось это, Ц и, если мама еще нежилась в постели, мы, взяв лопаты, шли в ор
анжерею.
В теплице пахло сложно Ц сыростью, навозом и парфюмерным магазином. Чис
топлотная зима оставалась за дверью. Переступив через порог, мы попадали
в душное лето. Не считаясь со временем года, здесь распускались ранние и п
оздние цветы: махровые георгины, белые чашечки жасмина с ароматом леденц
ов, огненно-оранжевые настурции, ноготки, такие лиловые, как будто их урон
или в чернила, нежные гроздья сирени, лохматые астры. Дед с улыбкой молча л
юбовался яркими красками. Однажды он сказал со вздохом:
Ц Нигде нет таких цветов, как на Земле! А в пространстве вообще нет красо
к. Все черно-белое, как на фотографии прошлого века: небо черное, на нем бле
стки звезд. Глаза скучают. Только в кабине и есть зеленое, красное, голубое
. Иной раз нарочно красишь поярче, такую радугу разведешь! Зато на старост
и лет любуюсь живыми цветами.
Впрочем, дед был неважным садоводом. Он все старался ускорить, подстегну
ть рост, покупал разные ультразвуковые, высокочастотные и электросозре
ватели, и дядя Сева Ц районный садовник, прилетавший к нам на аэроранце п
о вторникам, Ц говорил с укоризной:
Ц Павел Александрович, ученый вы человек, как не понимаете, что во всяком
деле нужна постепенность. Возьмем дитя: прочтите вы ему все учебники всл
ух, все равно не станет оно агрономом. Или в вашем деле, в космическом: нель
зя шагнуть с Земли на Юпитер. Нужно еще лететь и лететь ой-ой-ой сколько! Та
к и растение. Ему силу надо набрать. Не может оно прямо из луковицы выгнать
цветок.
Дед кивал головой: «Да-да, верно. От Земли до Юпитера лететь ой-ой-ой!» А дес
ять минут спустя, когда дядя Сева, надев аэроранец, взлетал в прозрачное н
ебо и болтающиеся ноги его скрывались за соснами, дед вытаскивал из даль
него угла очередной аппарат.
Ц Почему же эта штука не работает? Ц ворчал он. Ц Все-таки инструкцию н
е дураки писали. А ну-ка, попробуем на том тюльпане.
Ц Дедушка, дымится! Стебель обуглился уже!
И в комнатах у нас было много аппаратов Ц разные бытовые новинки: самоот
крыватели окон и дверей «Сезам, откройся!», автоматы Ц увлажнители возд
уха, кухонные автоматы, телефонные автоматы. И так как, купив новый аппара
т, дед обязательно разбирал его и сам налаживал, машинки не раз подводили
его. Самооткрыватели распахивали окна ночью в самый мороз; «Сезам, откро
йся» запер меня на чердаке на четыре часа, а увлажнитель окатил маму душе
м, как раз когда она надела свое лучшее платье, чтобы лететь в Казань на оп
еру.
Ц Как маленький вы, дедушка, со своими игрушками! Ц возмущалась мама. Ц
Вы и Павлик пара.
Дед смущенно оправдывался:
Ц Ничего не поделаешь, привычка. Мотаешься по космосу лет семь, а то и дес
ять. Вернулся на Землю стиль жизни другой. Ну, вот и торопишься догнать, пе
репробовать все новинки. Даже те, что не привились еще. Откладывать нет во
зможности Ц следующий рейс на носу, опять лет на семь.
Конечно, лучшей из всех «игрушек» деда была домашняя стенографистка Ц г
ромадный диктофон, занимавший половину кабинета. На его полированной по
верхности сверкала золоченая дощечка с надписью: «Старому капитану П.Ча
рутину от друзей-космачей». И дедушка объяснил мне, что космачами в своем
кругу друг друга называют бывалые астронавты. У них свои обычаи, есть даж
е свой гимн, сочиненный безвестным поэтом в долгие часы межпланетного де
журства:
Наши капитаны-космачи
Мчатся по пространству, как лучи,
Между охладевшими шарами,
Человеку чуждыми мирами.
Может быть, необходима вечность,
Чтобы всю изведать бесконечность,
И до цели не успев дойти,
Капитан покинет нас в пути.
Но найдутся люди если надо,
Молодых и пламенных «отряды.
Их пошлет в межзвездные поля
Маленькая мудрая Земля.
С диктофоном дедушка работал каждый день после завтрака. Стоя перед рупо
ром, старик ровным голосом, чеканя каждое слово, излагал свои воспоминан
ия. В полированном комоде вспыхивали лампочки, накалялись нити, звук отп
ечатывался на магнитной ленте, превращался в буквы, слова сверялись с ма
шинной памятью, исправлялись орфографические ошибки, электронные сигн
алы метались по пленке, и выползающая сбоку узенькая полосочка-строчка
наклеивалась на барабан. Конечно, на таком сложном пути случались и опло
шности, особенно с именами собственными, которых не было в машинной памя
ти. И я мог с удовольствием ловить машину на ошибках. Она делала их не мень
ше, чем я в диктанте.
Ц Дедушка, она написала «поладим» вместо «Паллада».
Ц Сиди тихонько, Павлик, не отвлекай меня!
Впрочем, чаше я и сам не хотел отвлекаться. Ведь повествования дедушки бы
ли как сборник приключенческих рассказов.
Затаив дыхание слушал я об опасных полетах к пылевому кольцу Сатурна, о н
еимоверной тяжести на Юпитере, о спутниках Марса, с которых можно спрыгн
уть, разбежавшись
Но лучше всего дед описывал (вы и сами можете убедиться, читая мемуары) при
ближение к новому миру. Столько раз повторялось это событие в его жизни, и
всегда оно волновало его, даже при воспоминаниях.
Цель близка. Позади долгие месяцы, а то и годы ожидания, безмолвного полет
а в пустом пространстве. И вот одно из светил, самое яркое, стало как бусин
ка, через день как горошина, как вишня, как абрикос. А там уже громадный зол
отой шар висит на небосклоне. На нем тени. Что это Ц облака, моря, базальто
вые равнины? На тенях зазубрины. Заливы, леса, ущелья, отвесные стены? Белы
е прожилки. Снеговые хребты? Полосы светлой пыли, замерзшие реки? А есть ли
гам растения? И животные? А может быть, разумные существа, которые знают, ч
то дважды два Ц четыре и квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катет
ов, поймут наш язык, объяснят свои мысли?
Ц Дедушка, Павлик, обед стынет, идите кушать!
Ц Сейчас я кончу, Катя.
Ц Дедушка, стыдитесь! Какой пример вы подаете ребенку! Он тоже говорит: «
Подожди, мама, я занят». А я, между прочим, не только мама, но и врач, мне не так
уж интересно три раза подогревать обед
С утра у телефона дежурил автомат-секретарь. На все звонки он отвечал мех
анически: «Павла Александровича сейчас нет. Позвоните после четырех. Что
нужно передать? Я запишу». После обеда прибор отключался, дедушка выслуш
ивал записи, звонил сам, отвечал на письма Он был депутатом Ц к нему обращ
ались насчет дорог, больниц, детских садов и клубов. Он был членом научных
обществ Ц ему присылали на отзыв ученые к популярные рукописи, предложе
ния и проекты освоения планет. Он был просто знаменитым человеком Ц ему
писали молодые люди, советуясь в выборе профессии, прося помощи, чтобы по
ступить на работу в Космический Совнархоз (желающих было слишком много).
Как человека уважаемого, дедушку частенько приглашали в Москву и другие
столицы, чтобы отметить какое-нибудь торжественное событие: пуск гелиос
танции, закладку памятника, юбилей ученого. Ему довелось встречаться с к
рупнейшими учеными и общественными деятелями, принимать участие в исто
рических событиях. Подпись Чарутина стоит на Договоре о создании Всепла
нетного Союза. Вместе с немцами, американцами, китайцами и арабами дедуш
ка в вагонетке вез на переплавку последние пулеметы и снаряды в мартенов
скую печь Мира. Дедушка ехал в поезде Дружбы по Беринговой плотине из Аля
ски на Чукотку и нажимал кнопку, пуская в ход первую установку по отеплен
ию Антарктики.
Для меня дед был живой энциклопедией, учебником по всем предметам и обра
зцом в жизни. Мама говорила, что я похож на него: такой же нос и лоб. Но училс
я я средне и по чистописанию получал тройки. Может ли средний школьник ст
ать великим космонавтом? Не пора ли браться за ум? И с непосредственность
ю одиннадцатилетнего мальчика я спросил:
Ц Дедушка, ты всегда был великим, с самого детства, или потом сделался, ко
гда кончил институт?
И старик, гладя меня по голове, ответил серьезно:
Ц Я никогда не был великим, дружок. Это не я интересую людей, а мое дело. У к
аждой эпохи есть своя любимая профессия. В средние века почитали рыцарей
, на арабском Востоке Ц купцов, в другие времена Ц моряков, писателей, ле
тчиков, изобретателей. Я жил, когда все человечество увлекалось космосом
. Мне повезло Ц меня назначили в разведку. Книга моя Ц это не впечатления
Чарутина, не приключения Чарутина, это подробный отчет разведчика. Мы, ко
смонавты, Ц любимцы двадцать первого века, о нас помнят всегда, приглаша
ют в первую очередь, сажают в первый ряд. Не по заслугам, а потому, что любят
, как маленького ребенка, как красивую девушку.
Такие объяснения только подкрепляли мое честолюбие. Не по заслугам Ц те
м лучше. Стало быть, можно стать великим и с тройкой по чистописанию.
Ц Дедушка, когда я вырасту, я тоже буду космачом.
Ц Не советую, милый.
Ц Почему, дедушка?
Ц Вырастешь Ц поймешь.
И, как бы отвечая мне, дедушка продиктовал в тот день электростенографис
тке (этот отрывок потом вошел в XXIV главу II тома):
Ц «Мне выпало счастье родиться на заре эпохи великих космических откры
тий. Я ровесник первого искусственного спутника. Мои младенческие годы с
овпали с младенчеством астронавтики. Луна была покорена людьми прежде, ч
ем я вырос. Молодым человеком я мечтал о встрече с Венерой, зрелым Ц о Юпи
тере, стариком Ц о старце Нептуне. Техника осуществила мои мечты. Меньше
чем за столетие, за время моей жизни, скорости выросли от 8 до 800 км/сек. И влад
ения человечества расширились неимоверно: в середине прошлого века Ц о
дна планета, шар с радиусом в шесть тысяч триста километров, сейчас сфера
с радиусом в четыре миллиарда километров. Мы стали сильнее и умнее, обога
тили физику, геологию, астрономию, биологию, сравнивая наш мир с чужими. И
только одна мечта не исполнилась: мы не встретили братьев по разуму. Мы не
устали, рады были бы продолжать поиски, но дальше идти некуда. Впереди меж
звездное пространство, и мы не в силах его преодолеть. Пройдено четыре св
етовых часа, а до ближайшей звезды четыре световых года.
У нас есть скорость 800 км/сек. Нужно в сотни раз больше. К другим солнцам мы д
винемся не скоро, некоторые говорят Ц никогда. Фотонная ракета и прочие,
еще более смелые проекты пока остаются проектами. Эпоха космических отк
рытий кончилась, в лучшем случае прервана на дваЦ три века. Наступила пе
редышка пора освоения. Открывать нечего. Космоплаватели становятся кос
мическими шоферами. Теперь наше дело доставлять инженеров и физиков на п
ланеты».
Я слышал, как дед диктовал этот отрывок, и, конечно, не понял ничего. А Павел
Чарутин весь в этих словах. Подумайте, какая судьба! Капитан дошел до пред
ела. Дальше лететь некуда. Открывать миры негде, а стать космическим изво
зчиком не хочется. И дедушка покинул космические дороги. Покой, почет, вну
ки, мемуары и двери «Сезам, откройся». Так бы он и кончил свою жизнь, если бы
в нее не вмешался Радий Григорьевич Блохин, техник-строитель по специал
ьности, возмутитель спокойствия по призванию.
* * *
Он появился у нас уже летом. Равнина с голубыми сугробами превратилась в
усыпанный клевером луг, горячий, напоенный ароматом меда, а белая гладь з
а дачей стала Куйбышевским морем. Стоя у калитки, я слушал шумный прибой. Д
ругие ребята, засучив штаны по колено, глубокомысленно глядели на самоде
льные поплавки, пляшущие в ослепительных бликах. Мне страшно хотелось пр
исоединиться к ним, но мама не разрешала мне спускаться к морю, «Не смей ку
паться, пока не научишься плавать!» Ц говорила она.
И вот за соснами послышалось стрекотание, показались чьи-то ноги, и нелов
ко приземлившийся человек спросил, отстегивая аэроранец:
Ц Где тут дача Чарутина, молодой человек?
Письма к нам приходили пачками, но незнакомые посетители бывали редко. Н
е всякий решится лететь дваЦ три часа от Москвы до дачи и столько же обра
тно, когда можно договориться и по телефону. У деда бывали только старые д
рузья по космосу, у мамы Ц преимущественно больные. Я внимательно огляд
ел гостя. Передо мной был маленький растрепанный усталый человек лет три
дцати. В космос, я полагал, брали только богатырей вроде моего деда. И знач
ка у гостя не было Ц золотого Сатурна в петлице. Такой выдавали тем, кто п
обывал за орбитой Луны. Путешествие на Луну настоящие космачи не считали
космическим. Среди педагогов в мое время шел спор, не считать ли Луну част
ью Земли Ц седьмым обособленным материком, не передать ли ее из астроно
мии в географию.
«Значка нет, значит, больной», Ц решил я. И сказал:
Ц Прием начнется в четыре часа. Я провожу вас в беседку.
На всякий случай я держался на почтительном расстоянии. Среди маминых бо
льных могли быть ненормальные. Исподтишка, с боязливым любопытством я на
блюдал за этим. Ну конечно, ненормальный. Бегает по беседке, жестикулируе
т, опрокинул горшочек с кактусом, землю высыпал, собирает руками, вместо т
ого чтобы попросить совок.
Ц Вы не волнуйтесь, больной, Ц сказал я, набравшись храбрости. Ц Доктор
придет ровно в четыре. Гость воздел руки к небу.
Ц Молодой человек, куда вы меня завели? Я спрашивал дачу Чарутина. Мне ну
жен Павел Александрович, знаменитый космонавт.
Краснея до ушей, я повел его в кабинет прадеда.
Я был так смущен, что опять ошибся, сказал:
Ц Дедушка, к тебе больной!
Старик подхватил мою оплошность, превратил ее в шутку.
Ц Так на что вы жалуетесь? Ц спросил он добродушно.
Ц Жалуюсь? Ц воскликнул посетитель. Ц Мне есть на что жаловаться. Хотя
бы на глухоту, на всеобщую глухоту специалистов
1 2 3 4
17
Георгий Иосифович Гурев
ич: «Инфра Дракона»
Георгий Иосифович Гуревич
Инфра Дракона
Scan, OCR, SpellCheck: Андрей Бурцев, Formatting: Хас, 2007 publ.lib.ru
«Пленники астероида»: Детгиз; Москва; 1962
Аннотация
Астрономы обнаружили звезду, т
емпература которой не превышала нескольких десятков градусов Цельсия.
На таком небесном теле вполне может быть и жизнь. И расстояние до инфразв
езд куда меньше, чем до звезд обычных, они совсем рядом, добраться до них п
роще, чем до Альфы Центавра.
Георгий Иосифович Гуревич
Инфра Дракона
Моя фамилия Чарутин. Она вам известна, конечно, но я не тот Чарутин, не знам
енитый. Тот был моим прадедом. Я и взялся за перо, чтобы рассказать о нем.
Впервые я увидел его, когда мне исполнилось одиннадцать лет. До той поры м
ы жили в Москве, а дед Ц на даче, на берегу Куйбышевского моря. В начале наш
его века между городом и деревней еще была заметная разница. По улицам го
родов носились автомашины, насыщая воздух пылью и гарью. Асфальт еще не в
ыломали, на улице Горького не цвели вишни. По вечерам и под выходной целые
рои москвичей улетали километров за двести, для того чтобы «подышать». И
вот моя мать, она была врачом по специальности, пришла к выводу, что у меня
слабые легкие и мне необходимо круглый год жить за городом. Мать моя была
женщина решительная, слово у нее не расходилось с делом. Она позвонила де
ду, получила приглашение и день спустя такси-вертолет высадил нас в сне
жном поле перед серо-голубым забором.
Кажется, я в первый раз попал за город зимой. Я был потрясен красотой февра
льского солнечного дня. Все было в бело-голубой гамме. Голубое небо, на не
м снежные облака. Снежные сугробы искрились на свету, как толченое стекл
о, а в тени были густо, неправдоподобно кобальтовыми. В саду каждая веточк
а окуталась пушистым инеем. Сквозь кружевной узор ветвей просвечивали г
олубое небо и голубые стены дачки, облицованной стеклянным кирпичом. А н
австречу нам, скрипя калошами по утоптанному снегу, шагал рослый старик
в длинной шубе из голубоватого синтетического горностая. Шапка у него бы
ла такая же, а волосы совсем седые. По правде сказать, я подумал, что они тож
е синтетические.
Это и был Павел Александрович Чарутин, участник первого полета на Венеру
, первого Ц в пояс астероидов, первой экспедиции на спутники Юпитера, пер
вой Ц на Сатурн, на Нептун, и прочая, и прочая
Ц Где тут наш бледнолицый горожанин? Ц сказал он густым басом. Ц Вырос
как! (Взрослые удивительно однообразны: все они удивляются, что дети раст
ут.) Действительно, бледный. Ну, мы постараемся, подкрасим ему щеки.
И дед взялся за мою поправку. Каждое утро он будил меня на рассвете, когда
окна были еще совсем синими и на бледном небе чуть серел восток. Мы с дедом
делали усиленную космическую зарядку, минут на сорок пять. Так принято в
дальних межпланетных полетах, где мускулы атрофируются от продолжител
ьной невесомости. Потом дедушка обтирался снегом Ц мне, конечно, не разр
ешалось это, Ц и, если мама еще нежилась в постели, мы, взяв лопаты, шли в ор
анжерею.
В теплице пахло сложно Ц сыростью, навозом и парфюмерным магазином. Чис
топлотная зима оставалась за дверью. Переступив через порог, мы попадали
в душное лето. Не считаясь со временем года, здесь распускались ранние и п
оздние цветы: махровые георгины, белые чашечки жасмина с ароматом леденц
ов, огненно-оранжевые настурции, ноготки, такие лиловые, как будто их урон
или в чернила, нежные гроздья сирени, лохматые астры. Дед с улыбкой молча л
юбовался яркими красками. Однажды он сказал со вздохом:
Ц Нигде нет таких цветов, как на Земле! А в пространстве вообще нет красо
к. Все черно-белое, как на фотографии прошлого века: небо черное, на нем бле
стки звезд. Глаза скучают. Только в кабине и есть зеленое, красное, голубое
. Иной раз нарочно красишь поярче, такую радугу разведешь! Зато на старост
и лет любуюсь живыми цветами.
Впрочем, дед был неважным садоводом. Он все старался ускорить, подстегну
ть рост, покупал разные ультразвуковые, высокочастотные и электросозре
ватели, и дядя Сева Ц районный садовник, прилетавший к нам на аэроранце п
о вторникам, Ц говорил с укоризной:
Ц Павел Александрович, ученый вы человек, как не понимаете, что во всяком
деле нужна постепенность. Возьмем дитя: прочтите вы ему все учебники всл
ух, все равно не станет оно агрономом. Или в вашем деле, в космическом: нель
зя шагнуть с Земли на Юпитер. Нужно еще лететь и лететь ой-ой-ой сколько! Та
к и растение. Ему силу надо набрать. Не может оно прямо из луковицы выгнать
цветок.
Дед кивал головой: «Да-да, верно. От Земли до Юпитера лететь ой-ой-ой!» А дес
ять минут спустя, когда дядя Сева, надев аэроранец, взлетал в прозрачное н
ебо и болтающиеся ноги его скрывались за соснами, дед вытаскивал из даль
него угла очередной аппарат.
Ц Почему же эта штука не работает? Ц ворчал он. Ц Все-таки инструкцию н
е дураки писали. А ну-ка, попробуем на том тюльпане.
Ц Дедушка, дымится! Стебель обуглился уже!
И в комнатах у нас было много аппаратов Ц разные бытовые новинки: самоот
крыватели окон и дверей «Сезам, откройся!», автоматы Ц увлажнители возд
уха, кухонные автоматы, телефонные автоматы. И так как, купив новый аппара
т, дед обязательно разбирал его и сам налаживал, машинки не раз подводили
его. Самооткрыватели распахивали окна ночью в самый мороз; «Сезам, откро
йся» запер меня на чердаке на четыре часа, а увлажнитель окатил маму душе
м, как раз когда она надела свое лучшее платье, чтобы лететь в Казань на оп
еру.
Ц Как маленький вы, дедушка, со своими игрушками! Ц возмущалась мама. Ц
Вы и Павлик пара.
Дед смущенно оправдывался:
Ц Ничего не поделаешь, привычка. Мотаешься по космосу лет семь, а то и дес
ять. Вернулся на Землю стиль жизни другой. Ну, вот и торопишься догнать, пе
репробовать все новинки. Даже те, что не привились еще. Откладывать нет во
зможности Ц следующий рейс на носу, опять лет на семь.
Конечно, лучшей из всех «игрушек» деда была домашняя стенографистка Ц г
ромадный диктофон, занимавший половину кабинета. На его полированной по
верхности сверкала золоченая дощечка с надписью: «Старому капитану П.Ча
рутину от друзей-космачей». И дедушка объяснил мне, что космачами в своем
кругу друг друга называют бывалые астронавты. У них свои обычаи, есть даж
е свой гимн, сочиненный безвестным поэтом в долгие часы межпланетного де
журства:
Наши капитаны-космачи
Мчатся по пространству, как лучи,
Между охладевшими шарами,
Человеку чуждыми мирами.
Может быть, необходима вечность,
Чтобы всю изведать бесконечность,
И до цели не успев дойти,
Капитан покинет нас в пути.
Но найдутся люди если надо,
Молодых и пламенных «отряды.
Их пошлет в межзвездные поля
Маленькая мудрая Земля.
С диктофоном дедушка работал каждый день после завтрака. Стоя перед рупо
ром, старик ровным голосом, чеканя каждое слово, излагал свои воспоминан
ия. В полированном комоде вспыхивали лампочки, накалялись нити, звук отп
ечатывался на магнитной ленте, превращался в буквы, слова сверялись с ма
шинной памятью, исправлялись орфографические ошибки, электронные сигн
алы метались по пленке, и выползающая сбоку узенькая полосочка-строчка
наклеивалась на барабан. Конечно, на таком сложном пути случались и опло
шности, особенно с именами собственными, которых не было в машинной памя
ти. И я мог с удовольствием ловить машину на ошибках. Она делала их не мень
ше, чем я в диктанте.
Ц Дедушка, она написала «поладим» вместо «Паллада».
Ц Сиди тихонько, Павлик, не отвлекай меня!
Впрочем, чаше я и сам не хотел отвлекаться. Ведь повествования дедушки бы
ли как сборник приключенческих рассказов.
Затаив дыхание слушал я об опасных полетах к пылевому кольцу Сатурна, о н
еимоверной тяжести на Юпитере, о спутниках Марса, с которых можно спрыгн
уть, разбежавшись
Но лучше всего дед описывал (вы и сами можете убедиться, читая мемуары) при
ближение к новому миру. Столько раз повторялось это событие в его жизни, и
всегда оно волновало его, даже при воспоминаниях.
Цель близка. Позади долгие месяцы, а то и годы ожидания, безмолвного полет
а в пустом пространстве. И вот одно из светил, самое яркое, стало как бусин
ка, через день как горошина, как вишня, как абрикос. А там уже громадный зол
отой шар висит на небосклоне. На нем тени. Что это Ц облака, моря, базальто
вые равнины? На тенях зазубрины. Заливы, леса, ущелья, отвесные стены? Белы
е прожилки. Снеговые хребты? Полосы светлой пыли, замерзшие реки? А есть ли
гам растения? И животные? А может быть, разумные существа, которые знают, ч
то дважды два Ц четыре и квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катет
ов, поймут наш язык, объяснят свои мысли?
Ц Дедушка, Павлик, обед стынет, идите кушать!
Ц Сейчас я кончу, Катя.
Ц Дедушка, стыдитесь! Какой пример вы подаете ребенку! Он тоже говорит: «
Подожди, мама, я занят». А я, между прочим, не только мама, но и врач, мне не так
уж интересно три раза подогревать обед
С утра у телефона дежурил автомат-секретарь. На все звонки он отвечал мех
анически: «Павла Александровича сейчас нет. Позвоните после четырех. Что
нужно передать? Я запишу». После обеда прибор отключался, дедушка выслуш
ивал записи, звонил сам, отвечал на письма Он был депутатом Ц к нему обращ
ались насчет дорог, больниц, детских садов и клубов. Он был членом научных
обществ Ц ему присылали на отзыв ученые к популярные рукописи, предложе
ния и проекты освоения планет. Он был просто знаменитым человеком Ц ему
писали молодые люди, советуясь в выборе профессии, прося помощи, чтобы по
ступить на работу в Космический Совнархоз (желающих было слишком много).
Как человека уважаемого, дедушку частенько приглашали в Москву и другие
столицы, чтобы отметить какое-нибудь торжественное событие: пуск гелиос
танции, закладку памятника, юбилей ученого. Ему довелось встречаться с к
рупнейшими учеными и общественными деятелями, принимать участие в исто
рических событиях. Подпись Чарутина стоит на Договоре о создании Всепла
нетного Союза. Вместе с немцами, американцами, китайцами и арабами дедуш
ка в вагонетке вез на переплавку последние пулеметы и снаряды в мартенов
скую печь Мира. Дедушка ехал в поезде Дружбы по Беринговой плотине из Аля
ски на Чукотку и нажимал кнопку, пуская в ход первую установку по отеплен
ию Антарктики.
Для меня дед был живой энциклопедией, учебником по всем предметам и обра
зцом в жизни. Мама говорила, что я похож на него: такой же нос и лоб. Но училс
я я средне и по чистописанию получал тройки. Может ли средний школьник ст
ать великим космонавтом? Не пора ли браться за ум? И с непосредственность
ю одиннадцатилетнего мальчика я спросил:
Ц Дедушка, ты всегда был великим, с самого детства, или потом сделался, ко
гда кончил институт?
И старик, гладя меня по голове, ответил серьезно:
Ц Я никогда не был великим, дружок. Это не я интересую людей, а мое дело. У к
аждой эпохи есть своя любимая профессия. В средние века почитали рыцарей
, на арабском Востоке Ц купцов, в другие времена Ц моряков, писателей, ле
тчиков, изобретателей. Я жил, когда все человечество увлекалось космосом
. Мне повезло Ц меня назначили в разведку. Книга моя Ц это не впечатления
Чарутина, не приключения Чарутина, это подробный отчет разведчика. Мы, ко
смонавты, Ц любимцы двадцать первого века, о нас помнят всегда, приглаша
ют в первую очередь, сажают в первый ряд. Не по заслугам, а потому, что любят
, как маленького ребенка, как красивую девушку.
Такие объяснения только подкрепляли мое честолюбие. Не по заслугам Ц те
м лучше. Стало быть, можно стать великим и с тройкой по чистописанию.
Ц Дедушка, когда я вырасту, я тоже буду космачом.
Ц Не советую, милый.
Ц Почему, дедушка?
Ц Вырастешь Ц поймешь.
И, как бы отвечая мне, дедушка продиктовал в тот день электростенографис
тке (этот отрывок потом вошел в XXIV главу II тома):
Ц «Мне выпало счастье родиться на заре эпохи великих космических откры
тий. Я ровесник первого искусственного спутника. Мои младенческие годы с
овпали с младенчеством астронавтики. Луна была покорена людьми прежде, ч
ем я вырос. Молодым человеком я мечтал о встрече с Венерой, зрелым Ц о Юпи
тере, стариком Ц о старце Нептуне. Техника осуществила мои мечты. Меньше
чем за столетие, за время моей жизни, скорости выросли от 8 до 800 км/сек. И влад
ения человечества расширились неимоверно: в середине прошлого века Ц о
дна планета, шар с радиусом в шесть тысяч триста километров, сейчас сфера
с радиусом в четыре миллиарда километров. Мы стали сильнее и умнее, обога
тили физику, геологию, астрономию, биологию, сравнивая наш мир с чужими. И
только одна мечта не исполнилась: мы не встретили братьев по разуму. Мы не
устали, рады были бы продолжать поиски, но дальше идти некуда. Впереди меж
звездное пространство, и мы не в силах его преодолеть. Пройдено четыре св
етовых часа, а до ближайшей звезды четыре световых года.
У нас есть скорость 800 км/сек. Нужно в сотни раз больше. К другим солнцам мы д
винемся не скоро, некоторые говорят Ц никогда. Фотонная ракета и прочие,
еще более смелые проекты пока остаются проектами. Эпоха космических отк
рытий кончилась, в лучшем случае прервана на дваЦ три века. Наступила пе
редышка пора освоения. Открывать нечего. Космоплаватели становятся кос
мическими шоферами. Теперь наше дело доставлять инженеров и физиков на п
ланеты».
Я слышал, как дед диктовал этот отрывок, и, конечно, не понял ничего. А Павел
Чарутин весь в этих словах. Подумайте, какая судьба! Капитан дошел до пред
ела. Дальше лететь некуда. Открывать миры негде, а стать космическим изво
зчиком не хочется. И дедушка покинул космические дороги. Покой, почет, вну
ки, мемуары и двери «Сезам, откройся». Так бы он и кончил свою жизнь, если бы
в нее не вмешался Радий Григорьевич Блохин, техник-строитель по специал
ьности, возмутитель спокойствия по призванию.
* * *
Он появился у нас уже летом. Равнина с голубыми сугробами превратилась в
усыпанный клевером луг, горячий, напоенный ароматом меда, а белая гладь з
а дачей стала Куйбышевским морем. Стоя у калитки, я слушал шумный прибой. Д
ругие ребята, засучив штаны по колено, глубокомысленно глядели на самоде
льные поплавки, пляшущие в ослепительных бликах. Мне страшно хотелось пр
исоединиться к ним, но мама не разрешала мне спускаться к морю, «Не смей ку
паться, пока не научишься плавать!» Ц говорила она.
И вот за соснами послышалось стрекотание, показались чьи-то ноги, и нелов
ко приземлившийся человек спросил, отстегивая аэроранец:
Ц Где тут дача Чарутина, молодой человек?
Письма к нам приходили пачками, но незнакомые посетители бывали редко. Н
е всякий решится лететь дваЦ три часа от Москвы до дачи и столько же обра
тно, когда можно договориться и по телефону. У деда бывали только старые д
рузья по космосу, у мамы Ц преимущественно больные. Я внимательно огляд
ел гостя. Передо мной был маленький растрепанный усталый человек лет три
дцати. В космос, я полагал, брали только богатырей вроде моего деда. И знач
ка у гостя не было Ц золотого Сатурна в петлице. Такой выдавали тем, кто п
обывал за орбитой Луны. Путешествие на Луну настоящие космачи не считали
космическим. Среди педагогов в мое время шел спор, не считать ли Луну част
ью Земли Ц седьмым обособленным материком, не передать ли ее из астроно
мии в географию.
«Значка нет, значит, больной», Ц решил я. И сказал:
Ц Прием начнется в четыре часа. Я провожу вас в беседку.
На всякий случай я держался на почтительном расстоянии. Среди маминых бо
льных могли быть ненормальные. Исподтишка, с боязливым любопытством я на
блюдал за этим. Ну конечно, ненормальный. Бегает по беседке, жестикулируе
т, опрокинул горшочек с кактусом, землю высыпал, собирает руками, вместо т
ого чтобы попросить совок.
Ц Вы не волнуйтесь, больной, Ц сказал я, набравшись храбрости. Ц Доктор
придет ровно в четыре. Гость воздел руки к небу.
Ц Молодой человек, куда вы меня завели? Я спрашивал дачу Чарутина. Мне ну
жен Павел Александрович, знаменитый космонавт.
Краснея до ушей, я повел его в кабинет прадеда.
Я был так смущен, что опять ошибся, сказал:
Ц Дедушка, к тебе больной!
Старик подхватил мою оплошность, превратил ее в шутку.
Ц Так на что вы жалуетесь? Ц спросил он добродушно.
Ц Жалуюсь? Ц воскликнул посетитель. Ц Мне есть на что жаловаться. Хотя
бы на глухоту, на всеобщую глухоту специалистов
1 2 3 4