— Я заплачу! — Платон неохотно поднимался с дивана.
— Во-первых, у нас бесплатно, во-вторых, у вас деньги, а у них — валюта!
— Что же такое у нас творится! — не выдержала и возмутилась Вера. — Чтобы нашему человеку у себя дома…
— Пойдемте, Вера! Не распаляйтесь! — потянул ее за руку Платон.
— Нет, я сейчас распалюсь вовсю!
— Чего ты шумишь? — перебила Марина. — Это же наше традиционное гостеприимство.
— Какое там гостеприимство! — зашлась Вера.
— Вера, не унижайтесь! — досадовал Платон. — Ведь запретить куда легче, чем разрешить.
— Это во мне патриотизм бушует! — не успокаивалась Вера.
— Я-то при чем? — жалобно заныла Марина. — На свадьбу-то придешь?
— Приду! Куда я денусь…
Вера и Платон понуро поплелись к двери. Они закрыли за собой дверь, и Платон сказал:
— Спасибо. Вы меня лауреатом обозвали…
— А вы, часом, не лауреат?
— Без пяти минут. Теперь куда меня сунете? В камеру хранения?
— Как вы мне надоели! — сердито отрезала Вера. — Я за городом живу. У меня вот-вот уйдет последний автобус.
— Нет уж, это вы мне осточертели! — взвился Платон. — Все мои несчастья из-за вас!
— Ну да, — кивнула Вера, — человека сшибла тоже я.
— Это уже жестоко! — тихо сказал Платон и пошел куда-то в сторону.
Вера растерянно посмотрела ему вслед, потом бросилась догонять.
— Не сердитесь. У меня случайно вырвалось, — и улыбнулась. — Есть еще несколько минут и одна последняя надежда, чтобы вы не мыкались на жесткой скамейке в зале ожидания.
— Это что же такое?
— Милиция. Только вы не подумайте… Просто у меня там друг работает… Да вы его знаете… Это Николаша. Тот, что с протоколом…
— Мысль удачная! — поддержал Платон. — Там уж меня никто не найдет.
На улице лил дождь. Блестели мокрые рельсы. Но платформа, прикрытая навесом, оставалась сухой.
Прямо на платформе дежурил милицейский газик, на крыше которого тревожно вертелась мигалка.
Вера легла на подоконник, заглянула в милицейскую комнату и сказала Николаше:
— Привет!
Лейтенант, который допрашивал задержанного, знаком попросил Веру обождать. Вид у Николаши был замученный, а у задержанного хулигана, несмотря на синяки, наоборот, довольно бодрый.
— Синяк у вас откуда?
— Это столб об меня ударился! — хулиган оставался невозмутимым.
— А по щеке кто заехал?
— Это семафор меня стукнул!
— Как фамилия семафора? — ехидно поинтересовался лейтенант.
— Я с ним незнаком, ну, клюква буду, — побожился задержанный, — я его бил впервые в жизни!
— Ну вот что, Спиридонов. Я вас в последний раз предупреждаю… — но закончить лейтенанту не удалось. Спиридонов проворно вскочил:
— Николай Иванович, вы же меня знаете… Слово даю! Не повторится!
И Спиридонов внезапно исчез. Как растворился.
— Господи, Веруша, — обратился к ней за сочувствием лейтенант; Вера и Платон уже вошли в помещение, — до чего я устал… этот вокзальный кошмар… Пьянчуги… отребье всякое… Хоть бы меня учиться послали!… У тебя что, Веруша? Опять этот, — он указал на Платона, — еще чего-то натворил?
— Не он, а я. Он вообще-то пианист! И я его сильно подвела. Его паспорт я случайно в Москву отправила ташкентским поездом! А ни в какую гостиницу без паспорта не пускают!
— Про лауреата будем добавлять? — подсказал Платон.
— Здесь это не имеет значения.
— Веруша! — повинился Николаша, молодой лейтенант. — Для тебя я все… ты ведь знаешь… Но куда мне твоего пианиста девать? Здесь не положишь…
Платона вдруг осенило:
— А если в камеру? Пока я еще никогда не ночевал в камере.
— С удовольствием бы, но… — тут милиционер помялся. — Там у меня… три барышни…
— Разве у нас есть… — теперь помялся Платон, — эти самые барышни?
— Вообще-то нет! — убежденно воскликнул милиционер. — Но… сколько угодно!
Камера, в которой содержались эти самые барышни, находилась тут же, как раз напротив входной двери, в глубине помещения. Барышни вели себя за решеткой вполне мирно. Одна дремала, уронив голову на плечо, другая вязала свитер, третья решала кроссворд, задумчиво покусывая кончик карандаша. Очевидно, она никак не могла найти подходящий ответ, так как громко спросила:
— Французский философ-просветитель восемнадцатого века? Вторая буква "и". Всего пять букв.
И тогда помог Николаша, современный просвещенный милиционер:
— Дидро!…
… Когда Вера и Платон снова оказались на платформе, к ним подскочил хулиган по фамилии Спиридонов и прошептал:
— Карбюратор для «Москвича» не нужен? Он в магазине сорок рублей, а я отдаю за пятерку!
Вера остановилась и сказала коротко, но достаточно определенно:
— Пошел ты знаешь куда?
— Знаю! — с готовностью отозвался Спиридонов и тотчас испарился…
— Идемте, я посажу вас на автобус! — предложил Платон.
— А сами куда денетесь?
Они снова пересекали зал ожидания, направляясь к выходу.
— Вот, в зал ожидания, — голос у Платона был ироничный, — ведь вся наша жизнь, если вдуматься, — это зал ожидания, — он слегка улыбнулся. — Независимо от того, где мы находимся. Все мы всегда чего-нибудь ждем. Иногда дожидаемся. Правда, совсем не того, что нам было обещано.
— Вы не хандрите! — мягко сказала Вера. — Уверена, вас оправдают!
Платон покрутил головой. Ему не хотелось говорить на больную тему. И он придержал Веру:
— А к вам нельзя? Приютите хоть в коридоре!
— Что вы! — ахнула Вера. — Явиться домой с мужчиной я не могу!
— А-а… значит, вы замужем?
— Была… — и неохотно продолжила: — Три года как разошлись. Вот мы и остались жить с его родителями.
— Кто это мы?
— Мы с дочкой.
— Сочувствую. Жить с чужими родителями, да еще бывшего мужа.
— Они мне не чужие! — решительно перебила Вера. — Они необыкновенные. Они мою сторону приняли!
Вера толкнула дверь, и они оказались на привокзальной площади. Теперь, ночью, здесь было пустынно. От остановки, которая находилась в нескольких шагах, поблескивая красными огнями, отходил рейсовый автобус.
— Вот до чего доводит доброта! — усмехнулась Вера. — Это последний автобус.
— Давайте я вас на такси отвезу.
— Я бы сама себя отвезла, да только таксисты к нам ехать отказываются. Мы ведь не в городе живем. Дом на отшибе, свекор мой путевой обходчик.
— А родные не будут беспокоиться?
— Будут!
Теперь Вера и Платон вернулись в зал ожидания.
— Ну, спокойной вам ночи! — попрощалась Вера. — Хотя здесь вряд ли уж будет очень спокойно. Счастливых снов!
— И вам того же. Вы куда пойдете?
— Сначала по селектору с домом свяжусь, успокою их. А там видно будет.
— Желаю вам устроиться покомфортабельней! Может, вас-то в ресторан пустят?
— Ресторан на ночь опечатывают. Там продукты. А продукты теперь дороже денег!
Вера было пошла, но тотчас круто повернула обратно.
— Чуть не забыла! Я же вам долг не отдала!
— Какой? За что?
— Рубль двадцать! — Вера положила деньги на скамью. — Думаю, вы действительно не ели этот проклятый обед! — И ушла.
Прежде чем улечься на твердую вокзальную скамью, Платон достал из «дипломата» флакон с одеколоном и продезинфицировал им будущее ложе. Потом расстелил газету и растянулся на скамье, подложив под голову свой элегантный чемоданчик. Теперь Платон ждал одного — конца этой дурацкой ночи. Он прикрыл глаза, надеясь уснуть, но надежда — увы! — не оправдывалась.
Платон открыл глаза и увидел возле себя Веру. Поглядел на нее вопросительно. Вера сокрушенно развела руками. Платон сочувственно улыбнулся и подвинулся на скамейке, высвобождая место для Веры.
Она поблагодарила его коротким кивком, потом поставила сумку рядом с чемоданчиком Платона и стала спокойно устраиваться на ночлег. Платон снова прилег.
Теперь они лежали на скамейке голова к голове — ему подушку заменял «дипломат», ей — сумка с продуктами.
Заснуть по-прежнему не удавалось. Оба ерзали, переворачивались с боку на бок, пытались поудобнее устроиться…
— Не спится? — не выдержал наконец Платон.
— У меня голова лежит на кастрюле!
В Платоне заговорила мужская галантность:
— Хотите, поменяемся подушками!
— Как подумаю, что с утра надо будет с дынями возиться, — призналась Вера, — жить не хочется!
— Наши желания совпадают…
— У вас-то все устроится… Кто-нибудь поможет, выручит… И будете себе на пианино снова играть…
— В тюремной самодеятельности. Я ведь не солист. Я играю в оркестре под чужую палочку.
Но особого сочувствия Платон в Вере не вызвал:
— Все равно это лучше, чем подносы таскать. Я вот как осталась одна без мужа… Специальности-то у меня не было… А теперь привыкла, конечно…
— Вот вы заговорили про ресторан — мне есть захотелось, — неожиданно заявил Платон. — Да еще от вашей сумки так вкусно пахнет.
Вера приподнялась, села и раскрыла сумку.
— Посмотрим, что я сегодня набрала… Вера стала вытаскивать из сумки банки и целлофановые мешочки:
— Обычно официантам что достается -сплошной гарнир, то, что, извините, клиент не доел. Тащим домой для поросят. Кухня, она ведь только на себя работает. С нами не делится. У нас когда счастливый вечер? Когда большой банкет. Вот сегодня я свадьбу обслуживала, и сейчас мы с вами на этой свадьбе гульнем. Чего желаете?
— В первый раз в жизни буду есть объедки!
— Обижаете! — покачала головой Вера. -Сегодня у меня не объедки, а остатки. Впрочем, не хотите — не надо!
— Теперь мне нельзя привередничать, — констатировал Платон, — приходится брать что дают! — перешагнув некий несуществующий социальный барьер, Платон весело осведомился: — Я кто? Жених или гость?
Вера оценивающе взглянула на Платона и тихонько засмеялась:
— Вы будете невеста!
— Тогда вы будете жених! — нашелся Платон.
— Дорогая! — Вера с удовольствием включилась в игру. — Чего тебе положить?
— Милый, кажется, я вижу маслины. И еще вот кусочек копченой колбасы, мальчик мой!
— Скушай еще помидорчик, красотка моя! — уговаривала Вера.
Платон встал, поднял руку, держа помидор, как бокал, и с чувством начал речь, обращаясь к спящим пассажирам, которых в зале ожидания набралось немало:
— Дорогие друзья! Я хочу поднять тост за вас, за то, что вы пришли на нашу свадьбу в этот прекрасный зал ожидания.
Вера извлекла из своей неисчерпаемой сумки недопитую бутылку шампанского и протянула Платону.
— Значит, пить придется из горла! — Платон приложился к бутылке. — За вас, дорогие! — он широко обвел рукой зал. — Чтобы все достали билеты и приехали куда надо и вовремя!
— Для женщины ты замечательно говоришь! — сыграла восхищение Вера.
— Я забалдела от шампанского! — И, войдя в роль, Платон нагло добавил: — Напоминаю, что лично я устроился невестой. Теперь приглашай меня на танец! — продолжал баловаться Платон. Видно, напряжение, не покидавшее его последние дни, спало, и он снова стал самим собой.
— Обожаю танцевать! — искренне высказалась Вера. — Только вот музыки нету!…
— Музыка во мне! — вошел в азарт Платон. — Какой я ни на есть пианист, но слух у меня имеется… Что мы рванем? Твист, рок, танго, чарльстон? Я все умею…
— Свадебный вальс… — попросила Вера. Платон обнял Веру за талию и негромко запел:
Хоть я с вами совсем незнаком
И далеко отсюда мой дом…
— Зато мой дом близко… — вставила Вера.
Они продолжали кружиться по залу между скамейками, на которых спали пассажиры.
… Среди ночи в зале ожидания два милиционера проверяли документы, безжалостно будя спящих.
Документы всегда проверяют среди ночи, когда сонные люди совершенно не соображают. Как известно, человеческий сон не стоит ничего.
Нагулявшись на «свадьбе», Платон и Вера блаженно спали голова к голове. Только теперь голова Платона покоилась на Вериных кастрюлях, а Вера уткнулась лицом в чемоданчик Платона.
— Ваши документы! — милиционер потряс Платона за плечо.
Платон проснулся и долго не мог понять, где он и что с ним.
— Документы! — невежливо повторил блюститель порядка.
Тут Платон вспомнил все и начал неуклюже оправдываться:
— Понимаете, я ехал в Грибоедов. Сошел тут пообедать. Обед я не ел. С меня потребовали за обед деньги. Я их не заплатил, то есть я их заплатил. Но поезд уже ушел. А потом… совсем на другом поезде… Мой паспорт… ну, как бы это сказать… уехал в Москву…
— Так сам и уехал? — издевательски переспросил милиционер, явно готовясь «брать» Платона.
— Сам он же не может! — Платон изо всех сил старался быть убедительным. — Он уехал с проводником… Понимаете, я сторожил дыни…
— Дыни… — повторил милиционер и даже поморщился. — Неубедительно врете! Пошли!
— Извините, что я вас бужу, — Платон, ища помощи, растормошил спящую Веру, — меня забирают!
— Уже? — Вера вскочила со скоростью, поразительной для сонного человека.
— Нет, не за то! — успокоил ее Платон. — За то, что я беспаспортный бродяга!
— Костя! — рассердилась Вера. — Ты что людям спать не даешь?
— Сейчас я тебе, Вера, объясню, — милиционер Костя был спокоен, как и положено человеку, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. — Тут одна компания в поезде орудовала и неведомо в каком городе сошли. А этот тип без паспорта. Человек без паспорта — не человек!
— Костя, это мой хороший знакомый! — теперь уже Вера старалась быть предельно убедительной. — Это я его паспорт случайно в Москву отправила ташкентским скорым. А он пианист. Лауреат многих премий. — Вера взглянула на Платона и добавила: — И конкурсов тоже!
— А чего ты сама тут на лавке спишь? — В тоне милиционера звучало некоторое подозрение.
— Ты мне не муж, чтобы с такими вопросами приставать! — отрезала Вера. — Где хочу, там и сплю.
Милиционер отошел. Уже издалека послышалось:
— Ваши документы?
— По-моему, эта воровская шайка орудовала и здесь! — расстроенным голосом сообщил Платон. — У меня из кармана кошелек исчез! Только мелочь осталась, — и он побренчал ею.
— Надо заявить, — заторопилась Вера, — пока Костя не ушел…
— Не надо! — сдержал ее порыв Платон.
— Ну да… конечно… — Вера вспомнила, с кем имеет дело. — Может, вы ошибаетесь? Вы хорошо поискали?
На всякий случай Платон посмотрел и под лавкой, но и там ничего не нашел.
— Денег много было? — продолжала переживать Вера.
— Прежде чем пуститься в бега, я зашел в сберкассу и взял с книжки двести рублей. Ну, на билет потратил… У вас пообедал… Надо же! Во сне обчистили! — в сердцах произнес Платон. — Лучше бы я не ложился!
— Для преступника у вас чересчур крепкий сон. Как у человека с чистой совестью! — пытаясь утешить Платона, дружески пошутила Вера.
— Да-а… — вздохнул Платон. — Теперь я вообще не поймешь кто! Ни документов, ни денег! Одно слово — нуль!
Было еще совсем раннее, полутемное утро, когда Платон катил тележку вокзального носильщика по булыжной мостовой. На тележке покачивались чемоданы с дынями, а наверху подпрыгивал «дипломат». От тележки не отставала Вера. Они шли мимо пакгаузов с раскрытыми проемами. Из них выезжали автопогрузчики с коробками и ящиками. Почти у каждого склада дежурили могучие грузовики с длинными прицепами.
Тут же рядом со складскими помещениями прорезали землю бесконечные пути заступинской сортировочной станции. В воздухе разносился назойливый женский голос диспетчера, усиленный динамиком:
— Платформу 37-82 на двенадцатый путь… Вагон 192-46 на третий путь… На третий!…
— Позвоните в Москву, — советовала Платону Вера, — жена вам вышлет деньги, — не удержалась и добавила не без ехидства: — Если, конечно, не все на штакетник истратила…
Платон сделал вид, что не расслышал едкого добавления, и ответил просто:
— Без паспорта мне их не выдадут!
— Завтра в двенадцать десять вы его получите!
— А если ваш полюбовник его потерял?
Вера вспылила:
— Не смейте меня оскорблять! У нас в вагоне была деловая встреча!
— Ну, если в вагоне у вас была деловая встреча, — с раздражением ответил Платон, он не выспался и ему вовсе не нравилось катить эту тяжелую тележку, — то мы с вами сейчас просто валяемся в постели!
— Не рассчитывайте на это! — взвилась Вера и, желая обидеть носильщика, добавила:
— Я не размениваюсь по мелочам!
— Ну да, верно… — саркастически протянул Платон, — три рубля за кило — это действительно не мелочь!
— Я ни при чем. Моих там всего за кило — пятьдесят копеек, — Вера стала посвящать Платона в сложные спекулятивные расчеты: — Рубль пятьдесят из трех забирает Андрей. И это справедливо — ведь в Ташкенте он покупал их по полтиннику за килограмм, а оставшийся рубль полагается перекупщику за то, что он колхозник. Рынок-то колхозный!
— Сложная у вас бухгалтерия. А сколько, хозяйка, вы заплатите мне за доставку? — завершил коммерческую тему Платон.
— Вы работаете за прокорм! — одними губами улыбнулась Вера.
Теперь они оказались возле рыжего трехэтажного дома с трещиной по фасаду и облупившейся штукатуркой. Дом был обнесен палисадником, а под окнами росли чахлые цветочки. Такие трехэтажные дома для железнодорожных служащих строили вскоре после войны.
1 2 3 4 5 6 7