Шофер выскакивает из машины, осматриваясь кто и откуда стреляет...
- Я должен захватить кейс и смыться, - перебил я его.
- Да, - он косо посмотрел на меня, видимо подумав, что я уж слишком
шустрый малый, - здесь аванс пять тысяч, - он похлопал по портфелю, - а
еще пятнадцать, когда отдашь кейс кому следует. Всего - двадцать. - Мне
показалось, что он подавил вздох.
Помешкав, он щелкнул застежкой портфеля и достал небольшой сверток,
перехваченный резинкой, положил его на сиденье лавки между нами и, не
спуская с него глаз, закрыл портфель, поставил его справа от себя и
потерял к нему всякий интерес.
- Ну теперь-то, я надеюсь, вы мне расскажете кого вы представляете?
Он заерзал и хмуро и опасливо покосившись на меня ответил:
- Не могу сказать ничего конкретного, я знаю столько же сколько и ты.
Мне стало ясно, что я ничего от него не добьюсь, но тем не менее мне
хотелось вытянуть из него все, что можно.
- Ну вы постарайтесь все-таки поставить себя на мое место.
У вас крупные неприятности, избежать которых вам своими силами нет
никакой возможности. Вы даже не знаете ни причину ни источник этих
неприятностей. Подходите к своему дому и видите, что неприятности
продолжаются в лице человека, который тоже ничего не знает, но что-то от
вас хочет, что-то наверняка связанное с предыдущими неприятностям и,
нагнетает обстановку.
И в то же время изо всех сил демонстрирует, что он в эти игры не
играет.
- Если вы в эти игры не играете и ничего не знаете, то почему для
этой миссии выбрали именно вас? Каким-то образом вы с ними все-таки
связаны.
Он явно стремился как можно быстрее уйти отсюда и очень неохотно
выдавил из себя:
- Они шантажировали меня...
- Чем? - Недолго думая спросил я.
Несмотря на очевидный страх передо мной, он заметно разозлился.
- Чем, чем!... У каждого человека есть в жизни что-нибудь такое, о
чем он старается не вспоминать. У каждого.
Он вызывающе посмотрел на меня, словно я возмущенно отрицал это.
- Скажешь нет?
- Да нет, почему же, случается. Не со всеми, правда, но случается.
Кто-то же предлагает молоденьким мальчикам или девочкам поиграть в
дочки-матери изощряясь в своей изобретательности для достижения известной
цели. Не все же лезут напролом, не думая о возможный последствиях.
Он с отвращением плюнул в сторону, но меня это отнюдь не смутило.
- Все бывает. Приглашают гостей и тайком, в коридоре, обшаривают
карманы их пальто, или крадут общие деньги, сваливая это на другого,
поджигают дачи ненавистного соседа, пишут доносы на неугодных. Да мало ли
что... Что они от вас потребовали?
- Сначала они взяли... Да нет, это не имеет к тебе никакого
отношения...
- Имеет, - настойчиво перебил я его, - все имеет значение.
- Я работаю техником-смотрителем. Они потребовали ключ от шахты лифта
и через два дня... - он запнулся, - лифт сломался. Ну, потом еще кое-какие
мелочи...
- Какие? - Я был неумолим.
Он ненадолго замолк, снял шляпу и протер носовым платком бледную
лысину, засмущавшуюся от моего нескромного взгляда.
- Видишь ли, в одном из домов, который я курирую, живет крупный
начальник, большой человек, занимает самую просторную квартиру на шестом
этаже. Серьезный товарищ. Он мне платит ежемесячно пятьдесят рублей за то,
что я докладываю ему обо всем, что происходит в доме по моей части. Где и
какие работы производятся, какой ремонт и кто конкретно этим занимается.
Кто въезжает и кто выезжает. Дом большой, пятиподъездный, старой постройки
и конечно случается, что кто-то получает квартиру в новом доме, а кто-то
вселяется в освободившуюся. Обо всем я должен ему докладывать. Пятьдесят
рублей к моей зарплате в девяносто - серьезное подспорье.
Он посмотрел на меня, словно вновь спрашивая: "скажешь нет?"
Я ничего не сказал.
- Так вот, ЭТИ почему-то знали обо всем и предупредили меня, что если
я ему что-нибудь скажу о НИХ, они меня разложат на элементарные частицы. -
Как он вам выдавал эти пятьдесят рублей?
- Пересылал почтовым переводом.
- Вы ему докладывали по телефону?
Он кивнул.
- Дайте мне этот телефон.
Он с явной неохотой назвал телефон.
Я задумался. То, что он мне рассказал было и много и ничего.
Потом вдруг до меня дошло, что вся сумма составляет двадцать тысяч.
Для меня эта сумма была настолько ошеломляющей, что я просто не мог в
данный момент зафиксировать такую ситуацию: Я, Вадим Быстров, двадцати
двух лет, холостой, сторож на стройке, имею двадцать, нет, даже без малого
двадцать пять тысяч рублей. Так можно подумать о ком-то другом,
постороннем, например вон о том мужике, который не спеша, лениво вылезает
из новенькой Волги 24 модели, что остановилась напротив магазина "ЗОРЬКА".
- Что с Юрием Михайловичем? - Я звонил Берте сегодня утром, она
удивленным голосом (Разве ты не знаешь?) сообщила, что Юрий Михайлович
вчера вечером улетел в долгожданную командировку в Лондон, и она, Берта,
вместе с Зиночкой провожала его в Шереметьеве. Она так рада, так рада за
него, он так давно мечтал попасть в Англию.
Я заверил ее, что знал, и тоже собирался покрасоваться в Шереметьеве
в толпе провожающих, но, к сожалению, не получилось и я тоже вместе с ней
разделяю и т.д. и т.п.
- Так что с Юрием Михайловичем?
- Если ты согласишься, с ним все будет в порядке. Это все, что я
знаю. - Он положил ногу на ногу и сосредоточенно уставился на носок своего
знававшего лучшие времена ботинка.
Задерживать его больше не имело смысла.
- Ну что ж, Василий Андреевич, как мне ни жаль с вами расставаться,
но увы...
- Кстати, молодой человек, - он почему-то перешел на "вы", - откуда
вы узнали мое имя-отчество? Мы ведь с вами вчера встретились впервые.
- Из высших источников, - сказал я почти не прегрешив против истины.
Он посмотрел на меня своими глазками-буравчиками поджал губы,
медленно поднялся, взял портфель и нечего больше не говоря пошел в сторону
Донских бань, походкой человека, выполнившего тяжелую работу.
Теперь им займется Толик, и сегодня вечером или завтра утром я буду
кое-что знать об этом человеке.

3
В пакете с деньгами оказалось еще и небольшое переговорное устройство
величиной не больше пачки сигарет и инструкция к нему, отпечатанная на
компьютерном принтере. Кроме сведений о том как им пользоваться,
инструкция содержала указание, чтобы я не расставался с ним ни днем ни
ночью.
Это могло означать только одно: отныне все мои разговоры
контролируются, кроме основной функции прибор содержал в себе
подслушивающее устройство.
Мой код на который я должен немедленно отзываться состоял из слова
"Кент", а обратный адрес - "Марс".
Кент... Кентом меня звал в детском доме, уже кажется давным-давно,
только один человек - Серега Илюхин, Серега Геббельс - прозванный так за
непомерную вспыльчивость, жестокость и очень худое телосложение. Но,
несмотря на худобу, он был очень силен и в драке с ним невозможно было
справиться и троим. Еще он обладал уникальной способностью освобождать
связанные веревкой руки, но как он ни старался обучить этому меня, я
выпутывался только в двух попытках из пяти.
Он был старше меня года на два и почему-то опекал, а если кто-нибудь
пытался называть меня Кентом, он тихо и зловеще обрывал: "Это мой Кент..."
О нем я не слышал много лет, с тех пор, как он с четверкой таких же
двенадцати-тринадцатилетних юнцов, вооружившись стареньким кольтом 38
калибра пытался ограбить маленькую сберкассу, находившуюся в помещении
почтового отделения.
Кассирша попалась старая и опытная. Несмотря на направленное на нее
дуло револьвера, она сразу же оценила обстановку и слишком юный возраст
грабителей, сделала испуганное лицо и запричитала, протянув Сереге пачку
разномастных мелких купюр: "Да что ты, сынок, что ты у меня всего-то
двести рублей..." "Давай сколько есть", - милостиво согласился Серега.
Они сели на трамвай и на третьей остановке их всех благополучно
взяли. С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу.
На другое утро я собрался в продовольственный магазин и, выйдя из
дома, носом к носу столкнулся с Толиком. Я прижал указательный палец к
губам и показал на нагрудный карман рубашки. Он заглянул туда и увидел
светящиеся зеленым светом цифры таймера, которым, ко всему прочему, был
оснащен этот прибор. Я жестами показал ему, чтобы он написал все, что он
хочет сказать.
Две старухи сидевшие на лавке у соседнего подъезда прекратили
разговор и уставились на нас.
Мы прошли в соседний двор, где за кирпичным, когда-то оштукатуренным
забором, сплошь заросшим канадским кленом, ютилась крошечная галантерейная
фабрика, цеха которой, похожие на клетушки, находились в подвальном
помещении.
В центре дворика, покрытом потрескавшимся асфальтом, с криками
носилась мелкая ребятня, мы присели на одну из свободных лавок и Толик,
достав толстую записную книжку, с которой никогда не расставался и
маленькую шариковую ручку, положив ногу на ногу, лихорадочно начал писать.
"Вчера этот мужик был сбит на Шаболовке машиной. Когда он переходил
улицу, рядом с ним суетился какой-то парень. Могу поклясться, что он
брызнул на мужика газом из баллончика и быстро скрылся. Мужик резко
остановился и в эту же секунду на него наехала бежевая Волга. Его
отбросило на трамвайные рельсы, он ударился головой, с оглушительным
звуком лопнул череп, Вадик, если бы ты видел..."
Я не стал читать дальше, отобрал у него ручку и записную книжку и
написал ему, чтобы он срочно посетил Шамана и попросил его кое о чем от
моего имени.
Поднявшись с лавки, я еще раз выразительно прижал указательный палец
к губам и, попрощавшись сжатым кулаком правой руки, поднятой до плеча,
направился в магазин.
Следующий на очереди я. Когда я сделаю свое дело, со мной тоже
произойдет несчастный случай. Рано или поздно. Скорее всего в момент
передачи кейса. Может чуть позже.
Вернувшись из магазина и бросив сумку с продуктами на стол, я
завалился на кровать. Как всегда в момент предстоящей опасности мной
овладела сонливость. Я не стал ей противиться и задремал.
Меня разбудили сигналы переговорного устройства похожие на сигналы
точного времени передаваемые по радио. Резкий и хриплый голос произнес:
- Кент, ответь на вызов. Кент, ответь на вызов...
Мне было неприятно, что кто-то неизвестный мне называет меня Кентом.
Голос был явно не Геббельса, хоть я его не видел и не слышал много лет.
- Кент, ответь на вызов... Кент, ответь на вызов, - журчало как
сверчок переговорное устройство.
- Кент на связи, - проворчал я сквозь зубы.
- Добрый день, - воодушевилось устройство, - добрый день, Кент, давай
уточним все детали, наверное у тебя масса вопросов, впрочем чем меньше,
тем лучше для тебя. (Уж очень все озабочены тем, чтобы мне было лучше.
Наверное и тому, в тирольской шляпе, говорили то же самое).
- Изо всей массы вопросов я выделяю один и основной: что с Юрием
Михайловичем. - Я вынужден был накрыться одеялом: не было никакой
уверенности, что Женька Баранов не подслушивает.
- Его благополучие полностью зависит от того, как чисто ты сделаешь
свою часть работы, - голос был другой, свистящий как у разъяренной кобры.
- Я хочу услышать его голос, - настаивал я.
- Не забывай, что условия диктуем мы, - оборвала меня Кобра, - а с
Юрием Михайловичем все в порядке, чего и вам желает, - слегка подсластила
она пилюлю. - Ближе к делу. Сейчас, после нашего разговора, поедешь на
Павелецкий вокзал и в автоматической камере хранения (он назвал номер
ячейки и шифр) возьмешь специально изготовленный рюкзак и точно такой же
как ТОТ кейс. Чтобы положить кейс и надеть рюкзак, у тебя считанные
секунды. Так что тщательно отработай этот момент. Подъезд имеет два выхода
- один во двор, другой, в обычное время заколоченный, на улицу. К нужному
времени он будет соответствующим образом подготовлен. Выйдя из этой двери,
ты захлопнешь ее и замок заблокирует дверь. Лифт будет отключен. С момента
начала выстрелов с шестого этажа будут спускаться как минимум двое
профессионалов высокого уровня. На все про все у тебя от десяти до
двадцати секунд. Ориентируйся на пятнадцать. На нашей стороне - фактор
внезапности. Теперь вопросы по существу.
- Мне считается очень важным предварительно осмотреть место действия,
- сказал я, обливаясь потом под одеялом. - Это касается моей работы, и от
этого в немалой степени зависит успех или провал всего дела.
- Подожди минуту, - заколебалась Кобра.
"Посоветоваться надо", - мысленно подсказал я ей и откинул одеяло,
чтобы хоть немного отдышаться.
Минут через пять переговорное устройство под одеялом вновь ожило:
- Алло, Кент, - продолжала резко свистеть Кобра, называя перекресток
улиц недалеко от Даниловского рынка.
- У меня еще вопрос, - не унимался я, - в каком качестве я буду
находиться в этом дворе.
- Ты будешь находится на улице у своего мотоцикла. По нашему сигналу
ты не спеша направишься во двор, таким образом, чтобы машина обогнала
тебя.
- Цвет машины и номерные знаки.
- Сообщим, когда будешь на месте. У тебя все? - Кобра явно проявляла
нетерпение.
- Еще один маленький пустяк, - решился я окончательно доканать Кобру,
- а что если им вздумается и меня пристрелить так, на всякий случай, для
полной гарантии.
- Ты тоже профессионал высокого класса, Кент, не мне тебя учить, если
ты имеешь ввиду оружие, то у тебя наверняка с Афгана припрятана хорошо
пристрелянная пушка.
Он прав, мерзавец, пушка есть. Хорошо спрятана и хорошо пристреляна.
Дураков нет среди больших людей, по блату в их компанию не вотрешься,
естественный отбор - выживает умнейший. - Тогда у меня все, - мне
смертельно хотелось курить.
- До связи. Если что-нибудь непредвиденное - связь по инструкции. - В
голосе Кобры явно чувствовалось облегчение. Надо бы, конечно, спросить
каким образом они планируют передачу кейса, но немного подумав решил, что
переговорное устройство обеспечивает постоянный контакт между нами.

Я съездил на Павелецкий вокзал, забрал рюкзак с кейсом под
пристальным взглядом хмурого мента, неторопливо расхаживающего вдоль узких
коридоров камеры хранения, на всякий случай оставил в ячейке
полиэтиленовую сумку набитую газетами, зарезервировав тем самым за собой
ячейку - в камеру хранения стояла внушительная очередь железнодорожных
скитальцев.
Отвез все домой, немного перекусил, с удивлением рассматривая
специально изготовленный для подобных целей рюкзак.
В сторону обращенную к спине был вшит тонкий пластик, а все остальные
представляли собой поролон, обшитый брезентом. Кейс, большой как чемодан с
закругленными углами, армированный металлом и оснащенный цифровыми
замками, легко входил в рюкзак узкой стороной и закрывался клапаном так,
что не было необходимости ни завязывать, ни застегивать, достаточно было
защелкнуть одну-единственную металлическую кнопку. Рюкзак совершенно
скрадывал форму кейса и удобно размещался на спине.
Затем я сходил в одно место, неподалеку, где находился тайник, извлек
оттуда ПМ и вновь замаскировал тайник.
Вернувшись домой, я запер дверь на замок, чтобы Женька Баранов
ненароком не зашел, неторопливо и тщательно протер ПМ от смазки привел все
в порядок, сложил в полиэтиленовый пакет и спрятал в ящик гардероба.
Затем я занялся замками кейса. Мне не составило большого труда
открыть их. Я засек время, которое потратил на их открывание - вышло на
оба замка четыре с половиной минуты.
Теперь мне необходимо было сделать разрядку. Я вышел в коридор и
подошел к двери комнаты Женьки Баранова, которая находилась напротив
лестничной клетки и постучал.
Прозвучало "Да", полное гордого достоинства и французского прононса.
Следовало соблюдать ритуал, и я как можно подобострастнее произнес:
- Можно?
- Да, конечно, - ответствовали с доброжелательной снисходительностью
дворянина, ведущего родословную если уж не от Рюриков, то по крайней мере
от Малюты Скуратова.
Я открыл дверь. Женька Баранов лежал на кровати, закинув одну руку за
голову, а другой высоко держа раскрытую книгу. На носу красовались изящные
очки со стеклами без оправы, крупные голубые глаза глядели на меня поверх
очков вопросительно и недоверчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11