Художественная литература, в основном классика,
скромно ютилась во вторых рядах. Читать хозяйка не любила, да и некогда ей
было. Для того чтобы так украсить каждую мелочь в доме, надо отдавать руко
делию все свое свободное время.
Чего не было в квартире, так это денег. Даже в сумочке убитой, с которой она,
вероятно, выходила на улицу в последний раз, не нашлось ни копейки. Никаки
х сберкнижек, кредитных карточек. Не было ни одного ювелирного украшения
, ни в квартире, ни на убитой. Соседи, разумеется, не знали, сколько могло быт
ь в доме денег, о ювелирных украшениях тоже понятия не имели. Правда, сосед
ка вспомнила, что Лиля носила дорогие сережки, золотые, с крупными голубы
ми сапфирами, причем носила не снимая.
В ящиках письменного стола лежали папки с аккуратными выкройками из пап
иросной бумаги, поздравительные открытки, два альбома с фотографиями. Их
Бородин решил взять с собой, чтобы просмотреть не спеша. Что-то еще не дав
ало ему покоя. Он сел за стол, занялся протоколом и вдруг застыл, уставивши
сь на хитрый узор вязаной скатерти.
Если женщина занимается рукоделием, должны где-то храниться нитки, спиц
ы, крючки, ножницы, лоскутки ткани, огромное количество всякого швейно-вя
зального добра. Даже у его мамы, которая уже второй год вязала ему один нес
частный свитер, был целый сундучок с пряжей, пуговицами, лоскутками.
В доме убитой имелась дорогая швейная машинка, но не было ни одной катушк
и ниток, ни одного мотка пряжи.
«Бред, Ц усмехнулся про себя Илья Никитич Ц допустим, в голове у слабоум
ной девочки что-то сдвинулось и она в состоянии психоза принялась бить т
етушку ножом. Ну ладно, бывает. Потом выгребла все деньги и драгоценности,
возможно, сапфировые серьги вытащила прямо из ушей убитой, а заодно прих
ватила нитки с пуговицами, куда-то вынесла все это, спрятала, вернулась в
дом, увидела мертвую тетю, испугалась, опять побежала на улицу, почему-то
в ночной рубашке и босиком. Бред! А вообще, медэксперт прав. Чем больше раб
отаешь с насильственными преступлениями, тем больше убеждаешься в слаб
оумии восьмидесяти процентов людей».
Илья Никитич отказался ехать в управление на машине. Ему хотелось немног
о погулять. К рассвету небо расчистилось, после ночного дождя воздух ста
л мягким, шелковистым, как ключевая вода. После бессонной ночи немного кр
ужилась голова, познабливало, но чувствовал он себя удивительно бодрым.
Он злился, а это его всегда бодрило.
Ц Ну да, конечно, мир сошел с ума, все кругом идиоты, одни мы с вами умные, го
сподин эксперт, Ц сердито бормотал себе под нос Илья Никитич, вышагивая
по пустому утреннему переулку, Ц на самом деле, когда начинаешь так дума
ть о себе и о других, кричи караул, беги к доктору. Это первый признак дегра
дации, старческого слабоумия. Не знаю, как вы, господин эксперт, а я, следов
атель Бородин, Ц старый идиот. Я упорно отказываюсь от мысли, что убийцей
все-таки может оказаться эта несчастная толстая девочка, хотя версия вп
олне полноценная. Мне просто ужасно не хочется в это верить. Но главное, я
не могу понять, каким образом удалось нанести здоровой молодой женщине в
осемнадцать ножевых ранений так, что она не закричала, и совершенно не пр
едставляю, зачем убийце понадобились нитки и пуговицы?
За многие годы он усвоил одну жестокую истину. Чтобы стать жертвой даже с
амого случайного и немотивированного убийства, надо хоть немного, да под
ставиться. Есть вещи, которые делают человека уязвимым: деньги, особенно
чужие, водка, наркотики и так далее. Расследуя дела о насильственных прес
туплениях, Бородин почти всегда натыкался в биографии жертвы на момент в
ыбора. Момент этот мог быть запрятан где-то глубоко в прошлом и крайне ред
ко выглядел как выбор между жизнью и смертью. Почти каждой сегодняшней ж
ертве вчера пришлось выбирать между легкими деньгами и трудными, между в
есельем и скукой, удовольствием и отказом от удовольствия.
У непьющего очень мало шансов получить бутылкой по голове. У девочки, кот
орая сидит дома и учит уроки, конечно, есть шанс попасть в руки маньяка, на
сильника или подсесть на иглу, но он в сотню раз меньше, чем у той, что порха
ет по улицам и по дискотекам с разукрашенным лицом.
Мужичок-командированный рискует быть ограбленным в поезде или в дешево
й гостинице, однако если в скучной командировке он желает побаловаться п
латной любовью, риск значительно возрастает. Очень опасная работа у челн
очников, но если в своих огромных полосатых сумках они соглашаются припр
ятать несколько упаковок героина, работа становится еще опасней.
Крупный бизнесмен или политик отличается от челночника и алкаша только
масштабами, размахом. Выбор маскируется еще коварней, он прикидывается т
упиком. Не своруешь, не солжешь, не подставишь конкурента, не подружишься
с бандитами Ц можешь прощаться с любимым делом, которое приносит стольк
о денег, славы, кайфа, что становится дороже жизни.
Выбор между жизнью и смертью хитро маскируется под увлекательную игру. К
то не рискует, тот не пьет шампанского. Однако фокус в том, что риск должен
быть благородным и бескорыстным, в противном случае в победном бокале ша
мпанского может оказаться клофелин либо другая дрянь.
Илья Никитич любил запутанные, сложные дела. Он знал, что сейчас ему в руки
попало именно такое дело. Будет трудно доказать, что Люся не убивала, он с
ам в этом не уверен. Не просто будет вычислить и найти «одного человека», е
сли он действительно существует, потому что конфеты и цветы вполне могла
принести сама Коломеец племяннице на день рождения.
Обычно трудности заставляли Бородина подтянуться, выпрямиться, он моло
дел, щеки розовели, в глазах появлялся блеск. Однако сейчас злость его был
а далека от здорового азарта бодрячка-следователя, который потирает лад
ошки и с творческой жадностью выстраивает изумительные логические ком
бинации.
Илья Никитич злился потому, что ему было до ужаса, до озноба жалко тихую, о
динокую молодую женщину, которая придумывала модели кукольной одежды н
а игрушечной фабрике, вязала кружевные скатерти, вышивала вишенки на меш
очках с сухой лавандой и никого не трогала. У Лилии Анатольевны Коломеец
выбора не было. Она не собиралась рисковать и пить шампанское. Она ничего
не выигрывала, когда брала на выходные психически больную племянницу.
Бородин так глубоко задумался, что не смотрел по сторонам. Район был знак
омый, еще выйдя из подъезда, он сообразил, что метро совсем недалеко и прой
ти можно переулками и проходными дворами. Пересекая очередной двор, он с
поткнулся, ударился коленкой о какую-то здоровенную железную трубу, тор
чавшую из земли, и едва удержался на ногах. Здесь ремонтировали подземны
е коммуникации, взрезали асфальт, все разрыли и забыли поставить огражде
ния. Илья Никитич огляделся. Обойти разрытый участок можно было по детск
ой площадке. Прихрамывая, он двинулся дальше, и тут в нос ударила нестерпи
мая вонь. На бортике песочницы сидела парочка бомжей. Мужичок дремал, при
пав к плечу своей подруги, а подруга сосредоточенно возилась в небольшом
плетеном сундучке, который стоял у нее на коленях, перебирала что-то ярко
е, мягкое. Бородин замер. Бомжиха подняла лицо. Оба глаза украшали фингалы
, совершенно симметричные, но разного цвета. Один свежий, густо-вишневый,
с лиловым отливом, другой старый, зеленовато-желтый.
Ц Че уставился? Ц поинтересовалась бомжиха. Ц Иди, куда шел.
В черных заскорузлых пальцах, как живой, дрожал нежно-розовый шелковист
ый моток пряжи, той самой, из которой была связана скатерть с длинной бахр
омой в квартире убитой.

Глава 2

Редакция журнала «Блюм» занимала первый этаж маленького особнячка в од
ном из уютных переулков в центре Москвы. Довольно было беглого взгляда н
а особняк, на его зеленый ухоженный дворик, на ряд иномарок в этом дворике
, чтобы понять, что здесь обитают не самые бедные фирмы и организации.
Несмотря на жестокую конкуренцию, «Блюм» процветал. Он выходил раз в мес
яц, печатался в Финляндии на великолепной бумаге, имел полдюжины приложе
ний. Недавно при редакции открылся потрясающий клуб, почетным членством
не побрезговали яркие эстрадные звезды, известные художники, писатели, к
инорежиссеры, молодые политики, состоятельные бизнесмены, прочие прият
ные и полезные личности.
Толстый красочный «Блюм» начал издаваться десять лет назад и работал на
так называемую продвинутую молодежь. Типичный читатель «Блюма» был мол
одой человек от двадцати пяти до тридцати пяти лет, коренной житель мега
полиса, с высшим образованием, скорее гуманитарным, чем техническим, с не
плохим знанием одного или двух иностранных языков, не обремененный семь
ей, детьми и предрассудками. Он носил длинные волосы и серебряное колечк
о в ухе, любил обувь и галстуки необычайно ядовитых расцветок, умеренно п
окуривал марихуану, готов был в любую минуту щедро поделиться всеми отте
нками своих эротических переживаний с первым встречным, активно боролс
я за свободу порнографии и любые возражения на этот счет объявлял фашизм
ом. Проявления обычных человеческих чувств считал тошнотворной сентим
ентальностью, публично высмеивал то, что вовсе не смешно, и свое глумливо
е мнение высказывал даже тогда, когда никто не спрашивал.
Типичная читательница «Блюма», кроме природных половых признаков, отли
чалась от своего собрата-мужчины только тем, что волосы стригла очень ко
ротко, иногда наголо, и украшала интимные места изящными разноцветными т
атуировками.
Из ста страниц дорогостоящей журнальной площади около семидесяти зани
мала реклама, на остальных тридцати теснились фоторепортажи с самых мод
ных тусовок, статейки о сексе, интервью с сомнительными психологами, утв
ерждавшими, что в основе материнской любви лежит подсознательное стрем
ление к инцесту, а усердие в работе есть следствие придушенных половых и
нстинктов. Пару страниц занимали издевательские обзоры новинок кино, те
атра и литературы, новости авангардной моды. На десерт подавалось нечто
остренькое: фотоочерк о ночной жизни бара, где находят свое счастье гомо
сексуалисты. Сенсация Ц открытие вируса, поднимающего мужскую потенци
ю до космических масштабов. Игривый репортаж с черной мессы или с натура
льного шабаша новомодной нечистой силы на каком-нибудь подмосковном кл
адбище.
Обычно после сдачи очередного номера и засылки готовых материалов в Фин
ляндию в редакции несколько дней стояла блаженная тишина. Сотрудники от
дыхали. Для заместителя главного редактора Олега Васильевича Солодкин
а эти несколько дней были самым любимым временем. Он приходил на работу р
аньше обычного, часам к десяти, варил себе крепкий кофе, включал компьюте
р, вставлял в него компакт-диск «Битлз» или «Роллинг стоунз», много курил
и пытался создать что-нибудь гениальное.
В «Блюме» Олег работал со дня его основания, главный редактор был его сок
урсником по сценарному факультету Института кинематографии. Собственн
о, они вдвоем и создали журнал. На должность главного Олег никогда не прет
ендовал, его вполне устраивало положение вечного заместителя.
Олег жил в пятикомнатной квартире с мамой, женой Ксюшей, которая была вдв
ое моложе его и три месяца назад родила ему дочь. Имелась еще двухэтажная
теплая дача под Москвой. Однако все это безраздельно принадлежало его эн
ергичной царственной матушке Галине Семеновне, и крошечный кабинет в ре
дакции оставался единственным местом, где он чувствовал себя защищенны
м, как в раннем детстве под столом, когда вокруг шумят взрослые приставуч
ие гости, а ты сидишь, укрытый мягкими складками скатерти, и тебя не видно.

В одиннадцать утра, в четверг восьмого июня вокруг Олега в его любимом ра
бочем кабинете плескалась такая мягкая, свежая, перламутровая тишина, чт
о он даже не стал включать музыку. Олег уже второй час сидел перед экраном
компьютера. Тонкие вялые пальцы зависли над клавиатурой и заметно дрожа
ли. На белом экране чернели огромные жирные буквы, всего две строчки:
«Творчество есть акт душевного эксгибиционизма. Николай Васильевич Го
голь искусственно удлинил свой нос, чтобы он напоминал его половой орган
».
Олег собирался написать статейку о том, что все гении были сумасшедшими.
Собирался давно, уже второй месяц. Каждый день он садился за стол, включал
компьютер, производил на свет не более трех фраз, уничтожал, писал следую
щие, опять уничтожал, и так до бесконечности. Сегодня, кажется, был удачный
день. Из написанного Олег изъял только одно слово «эксгибиционизм», зам
енив его более простым и емким: «стриптиз». Однако словосочетание «душев
ный стриптиз» неприятно резануло по глазам. Это был штамп, а штампов он те
рпеть не мог. Он опять уничтожил все, стал мучительно выдумывать новую фр
азу для начала статьи, но тут зазвонил внутренний телефон.
Олег удивился. Вчера очередной готовый номер был заслан в Финляндию, из э
того следовало, что сегодня до часа дня никто из сотрудников на работе не
появится, и никаких визитеров он не ждал.
Ц Олег Васильевич, девушки к вам просятся, Ц сообщил охранник.
Ц Какие девушки? Ц поморщился Олег и хотел уже сказать, чтобы никого к н
ему не пропускали, но охранник произнес в трубку с лукавым смешком:
Ц Одинаковые.
До Олега дошло наконец, о ком идет речь. Семнадцатилетние близняшки, очен
ь хорошенькие. Он познакомился с ними примерно полгода назад, имел глупо
сть дать им свой рабочий телефон, с тех пор они регулярно звонили и нескол
ько раз заявлялись в редакцию, просто так, в гости. На них обратил внимание
один из журнальных фотографов, вручил им визитку и обещал, что они попаду
т на обложку.
Ц Ладно, пропусти, Ц сказал он охраннику. Через минуту крошечный кабине
т наполнился мелодичным смехом и запахом резких сладких духов. Они вошли
, покатываясь со смеху. Прежде чем поздороваться с хозяином или хотя бы об
ратить на него внимание, принялись поправлять волосы и подкрашивать губ
ы перед зеркалом, толкаясь и резвясь, как сытые котята, затем уселись на по
длокотники единственного кресла, одновременно закурили, досмеялись и, т
олько когда окончательно оккупировали все пространство кабинета соизв
олили сказать хором:
Ц Привет. Как дела? Ц и тут же опять захихикали.
Они были красивы и нахальны. Высокие, тонкие, с длинными светлыми волосам
и, с правильными кукольными личиками. Их абсолютное сходство удваивало э
ффект, они это знали и вели себя так, словно их присутствие являлось огром
ным, незаслуженным подарком для всех окружающих. Обычно они одевались од
инаково, на этот раз их короткие открытые платьица были разного цвета. На
одной белое, на другой черное.
Ц Ну, и где ваш фотограф? Ц спросила та, что была в белом.
Ц Зачем давать телефоны, по которым невозможно дозвониться? Ц добавил
а черная.
Ц Я вообще-то занят, Ц хмуро заметил Олег, стараясь не глядеть на них.
Ц А вы позвоните фотографу домой. Там на визитке только телефон редакци
и и фотостудии. Домашнего нет.
Ц Хорошо, Ц кивнул Олег, Ц я позвоню. Но сейчас мне некогда.
Ц Что, так долго набрать номер?
«Ладно, Ц с раздражением подумал Олег, Ц если этот придурок Киса пообещ
ал снять их на обложку, пусть сам и разбирается».
Он достал записную книжку, нашел домашний номер фотографа, переписал на
бумажку и протянул девицам.
Ц Все, идите, мне надо работать.
Ц А ручонки-то трясутся, Ц сочувственно заметила белая и взяла у него б
умажку, Ц перебрал вчера, что ли? Ц она весело подмигнула и уставилась н
а Олега ясными, чистыми, небесно-голубыми глазами.
Ц Нет, Ц покачала головой черная, Ц водка Ц это слишком грубо. У Олега
Васильевича изысканный вкус. Олег Васильевич если пьет, то французский к
оньяк.
Ц От дорогого коньяка совсем другое похмелье, Ц заметила белая, Ц я по
дозреваю, что Олег Васильевич как истинный аристократ балуется кокаинч
иком или героинчиком.
Обе тихо захихикали, и белая, продолжая сжигать его ледяными прекрасными
глазами, грациозно соскользнула с подлокотника, обошла стол, коснулась
плеча Олега небольшой упругой грудью, прижалась губами к его уху и проше
птала:
Ц Пардон, я шучу.
Ц Как ты себя ведешь? Ц Олег отстранился и легонько хлопнул ладонью по
столу. Ц Слушайте, красавицы, будете хулиганить, на обложку не попадете.

Ц Ну, я же извинилась, Ц обиженно мяукнула белая и вернулась в кресло.
Ц Все, девицы, я занят, Ц буркнул Олег, уставившись в экран компьютера. Др
ожь била его все сильней.
Ц Олег Васильевич, можно, мы от вас позвоним фотографу?
1 2 3 4 5 6 7 8