На те самые, которые должны вывозить всю эту встревоженную, мятущуюся толпу.
Самой большой проблемой стал бензин. Колонки «в целях безопасности» были закрыты. В вечерних сумерках закашлялся и обиженно умолк мотор «уазика». Оттащили на стоянку на тросе – как пленника за конем победителя. То горючее, что правдами и неправдами еще можно было достать, глотали более вместительные машины. Глотали и уползали из города, не зажигая фар.
– Ты как? – осведомился Олег. Отвечать не потребовалось – посмотрел в глаза и всё понял. – Отдых! Ставь защиту – и до утра на боковую.
На боковую, однако, не получалось. Осталось недоделанным одно, но важное дело. Важнее многих, сделанных за последние сутки. Трижды удавалось найти минуту и телефон – только для того, чтобы выслушать длинные гудки. Никто не брал трубку.
То ли нет дома Ирины, то ли… Эту мысль он весь день гнал от себя работой. На измор, до кругов перед глазами. И вот теперь отгонять ее нечем и незачем.
– Олег, дай машину. Или хоть литра три бензина. И пару ребят.
– Ирину вывезти? Не дам.
Неожиданно резкий ответ. Как удар. А Олег продолжал:
– Сейчас не до этого. Всех наших из этого района уже вывезли. Дать тебе бензин – отнять его у пятерых других. Понятно? А бойцов сколько – знаешь. Кого я тебе дам? Откуда снять? С сопровождения? Или из леса вывести? – Олег говорил это зло, бросая сквозь зубы, словно оплевывая.
– Но ты же сам говорил – она одна из нас.
– Да, говорил. Сколько тысяч таких наших в городе, знаешь? По десять человек на одного Древнего. Настоящего Древнего. Который кошмарами и головной болью не отделается, если что.
Холодный взгляд Главы Круга встретился с таким же ледяным взглядом Александра.
– Так как же быть, Олег Алексеевич? Будем спасать только настоящих своих? Тех, до кого руки не дошли, бросим?.. – Александр хотел сказать еще что-то, но не успел. Сначала ударился спиной о стену, потом затряс головой. В ушах звенело. Олег ударил не сильно, но быстро. Не поднимая рук и вообще не прикасаясь.
– Это тебе вместо душа и валерьянки… сопляк. – Голос Олега был спокойным, как бетонная стена, снова вдавившаяся в лопатки и затылок. – Если бы я бросал всех, то отдыхал бы ты в полусотне кэмэ отсюда. И пацаны, которые сейчас холмы стерегут, тоже. Единственный человек, которого я могу послать за твоей Ириной, – это ты сам. Хочешь – пешком, хочешь – на трамвае. Хоть машину угоняй, если не попадешься, и через три часа будешь здесь. В полдесятого уходит последняя на сегодня машина. Привезешь свою… – губы шевельнулись и помогли проглотить слово, – найду ей место. Всё! У тебя три часа – время пошло!
ГЛАВА 16
Город втянулся в дома, как улитка в раковину. Даже фонари словно боялись светить слишком ярко: крут около самого столба – и всё, дальше сумрак. Впрочем, не такой уж непроницаемый. Светились почти все окна. Сквозь тяжелые шторы, белые простыни, просто газеты. Нигде не было видно прозрачных тюлевых занавесок, не просматривалась ни единая комната – люди пытались заслониться от наступающей ночи.
Иришкины окна выделялись темным пятном на мерцающем доме. Плохо. Но проверить всё равно нужно. В конце концов там могла остаться записка.
«Или засада», – подумал Александр, открывая дверь подъезда. В ботинок что-то тупо толкнулось, пискнуло и толкнулось еще раз. Пинком отбросил крысу – вконец серые ошалели. Интересно, что заставляет их вылезать из подвалов и кидаться на всё подряд?
Наверное, то же, что и людей. На площадке около лифта верхнее зрение различило темно-красное пятно. Потом и глаза уловили качнувшийся навстречу силуэт. В поднятой руке тускло блеснуло.
Нет, это не засада. Слишком уж грубо и тупо. Александр повертел в руках внушительного вида кухонный нож. Отбросил наверх, к мусоропроводу, нагнулся над мычащим у ног телом.
Не повезло мужику. Дважды не повезло: первый раз – это когда ночью до него добралось черное щупальце. Впрочем, и сам виноват. Что-то Илья с Иванычем говорили об этом – на первой стадии поражения у человека «нутро наружу вылазит», как выразился дед. То, что он загоняет в душе подальше, но не хочет выбросить совсем. Значит, и у этого мужика было такое – всех порезать, всем кровь пустить. Повезло его соседям, однако. А если бы в подъезд первым не бывший разведчик зашел, а кто-то другой? Старушка, например? Или Иринка – от такой возможности холодный слизняк пополз где-то за грудиной. Хрен с ним, с мужиком, не за ним пришел.
Лифт, естественно, не работал. Седьмой этаж – хорошо, что не двенадцатый или двадцатый. При этом желательно не топать слишком громко. Мало ли кто может оказаться на четвертом или на шестом, к примеру.
На четвертом распахнулась дверь, на миг ослепила после мрака на площадке. Отпрыгнул в сторону. С другой стороны двери шарахнулись с приглушенным криком. Потом пригляделись.
– Молодой человек! – Голос почему-то показался знакомым. Что-то неприятное было связано с этой старушкой. – Помогите, пожалуйста, помогите! Ради бога!
Не похоже на ловушку. Разве что бабушка в прошлом была великой актрисой… Черт, не хватало только мании преследования! Везде ловушки мерещатся. Впрочем, немудрено – в свете последних событий, так сказать. Точнее, во тьме их же. Береженого бог бережет, стреляный воробей и пуганой вороны боится… А старушка не умолкала:
– Молодой человек, я же вас помню! Вы на седьмой этаж идете, правильно? К этой… к студентке, Марь Васильевны покойной внучке. В органах работаете, правильно?
Вот откуда этот голос знаком! Разбудил тогда Юрик старушку. Помнится, обещала управу на всех найти. Да и ругалась завидно, мастерски, нечего сказать. Как тут не запомнить! Однако каков подъездный КГБ – на всех подробное дело имеется!
– Молодой человек, вы обязаны нам помочь! – Голос окреп, морщинистые пальцы цепко ухватили рукав. – Это ваш долг!
Очень хотелось сказать, что ничем он не обязан и никому не должен. Но бабка уже тащила в квартиру:
– У меня внук… Павлик… Пришел сегодня с занятий, заперся у себя в комнате и не выходит, не отвечает! Сначала музыка играла, а потом совсем ничего! Я думала – спит, потом хотела ужинать позвать, а он молчит, и дверь заперта!
Дверь с огромным плакатом какой-то «металлической» группы действительно была заперта и смотрелась довольно мрачно.
Даже без учета всего происходящего в городе. Александр постучал по черепу влезающего из могилы мертвеца – сначала костяшками пальцев, потом кулаком. Бесполезно.
– Ну что, будем ломать?
– Без этого никак? – В старушке боролись страх за внука и бережливость хозяйки. Внук победил. – Тогда ломайте. Сейчас топор принесу.
– Зачем нам топор? И-эх! – Вся накопившаяся за день злость собралась в каблуке. От удара двери о стену что-то упало с полки. Под ногой звякнули остатки то ли задвижки, то ли чего-то подобного.
Павлик был жив. Павлику было не то чтобы хорошо, но явно лучше, чем мужику в подъезде. Лет шестнадцать было Павлику, никак не меньше. Чем это ты так обдолбился, парень? Дымком от тебя не пахнет, перегаром – тоже. Провел ладонью перед глазами, всмотрелся повнимательнее – нет, на жертву прошедшей ночи тоже не похож. За день успел на них наглядеться.
Бабкины причитания начали раздражать. Куда ты раньше смотрела! Впрочем, старики к таким делам никак не привыкнут. Для них вершиной добровольного сумасшествия остается литр самогона. Александр потрепал паренька по щекам – никакой реакции. Похлопал сильнее – какое-то невнятное лепетание. Уже какой-то эффект есть. Посильнее, что ли, приложиться?
– Что с ним? Заболел, что ли? Ой, сегодня что творится, что творится… За что это на нас такое?!
– Да нет, не заболел. По крайней мере, не сейчас и не этой болезнью. Ну-ка еще посмотрим… – Закатать рукав оказалось не так уж просто. Павлик начал приходить в себя и слабо отбиваться. Пока еще слабо. – Ого!
Следов от уколов не было. Зато были розовые черточки – сеткой. Много. Свежие и не очень. Любил парень себе руку полосовать, когда сильно нервничал. Еще и «анархия», кроме всего прочего, криво вырезанная по коже буква «А» в круге. Ну и хрен бы с ней, с «анархией», не в ней дело. Самое интересное – скромная татуировочка: крест с двумя перекладинами, вырастающий из «восьмерки» – символа бесконечности.
«Кошкодав». Любитель, сопляк, но не одиночка. Одиночке такими символами не перед кем хвастаться, да и не надо ему этого.
– Ну-ка, парень, вставай! Давай, давай, хватит валяться! Ночью спать будешь!
– Ночь… – неожиданно внятно сказал лежащий. – Ночь – это класс… Счас пойдем…
– Пойдем, пойдем, – согласился Александр. И вдруг по какому-то наитию добавил: – Хозяин ждет.
– Хозяин! – Глаза парнишки распахнулись. – Хозяин пришел! Тогда мы им всем… – Он не договорил, снова закрыл глаза. – Счас пойду… Надо идти…
– Куда идти, помнишь? – Александр сдерживал себя. Спокойно надо, спокойно. Не давить. Не спешить. Тогда всё сам скажет.
– На-а гору… Когда соберется Круг и придет Хозяин… Ужас бросит на колени… Только избранные и достойные…
И тут вмешалась бабушка. Протиснулась, затрясла внука:
– Павлик, Павлик, поднимайся! Да что ж ты такое несешь! Вставай, Павел!
Парнишка молчал. Заснул? Нет, по дыханию не похоже. Мать твою перетак, бабуся! Нашла время. Впрочем, что ей объяснять? Она права. По-своему и по-человечески. Ну что ж, чем богаты, тем и рады.
Тем временем что-то мягко толкнуло Александра. Сначала он не обратил внимания. Толчок повторился. Бабка задела? Нет. Еще один толчок.
Защита. Полузабытая, ослабевшая, почти не активная. Как в таком состоянии Александр продолжал ее поддерживать – он и сам не знал. Забыл он о ней напрочь. А она осталась, даже выдержала несколько незримых ударов. Повезло, что не таких уж сильных.
Над лежащим Павликом верхнее зрение видело серый, копошащийся мешок, время от времени выбрасывавший щупальца и пытавшийся дотянуться до Александра. Ого! А если вот так?! Над согнувшейся старушечьей спиной Александр сплел пальцы, развернул ладони от себя. Старый, проверенный прием. Красный шарик мелькнул и впился в серую массу.
Бесполезно. Разряд исчез, как в болоте, только мешок заколыхался быстрее. Вот же сучий блин, как ослаб! На большее сейчас явно не хватит сил. Но и оставлять эту гадость не годится. Где, интересно, парень подцепил нежить?
А может быть, и не подцепил. Не исключено, что прицепили. Причем не так давно – мешок еще не успел оформиться ни в карикатурное подобие своего подопечного, ни набрать достаточно сил и полностью подчинить паренька. К счастью. Иначе воевать пришлось бы по-другому, не только на «невидимом фронте».
Серая амеба вновь попробовала дотянуться, да так, что Александр еле устоял на ногах. Разозлился всерьез, выбросил из головы все лишние мысли. Ну, воевать так воевать! Как тебе вот это понравится?!
Голубая лента, скользнувшая с ладони и захлестнувшая серое пятно, совсем не понравилась. Ни потусторонней амебе, ни ее человеку. Павлик задергался на кровати, захрипел. Александр попробовал стянуть петлю. Парень закричал – тоскливо, отчаянно, с подвыванием. Забился в судорогах – бабушку, пытающуюся его удержать, бросало из стороны в сторону и наконец кинуло на колени.
– Па-а-авлик! Па-а-а-авлик! – Старушка обернулась, посмотрела безумными глазами. – Ну что ты стоишь! Он же умира-а-ет!!!
– Не умрет. – Александру пришлось отпустить серую тварь. Тело на кровати тут же обмякло. Парень с трудом, с хрипом и бульканьем втягивал в себя воздух, словно пил его и не мог напиться. – По крайней мере, в ближайшее время. Но помощь ему понадобится.
– Скажите, что с ним? – Старушка снова вцепилась в пятнистый рукав. Ну что ей отвечать? Что внук у нее одержимый? В глаза плюнет, а за глаза позовет подруг и начнет брызгать святой водой, пришептывая полузабытые и переиначенные молитвы и заговоры. Или еще что-нибудь наподобие устроит. Остается сказать половину правды.
– Наркотики. Скорее всего, чего-то наглотался. – Как ни странно, бабушку это успокоило.
– И что ж теперь с ним делать, с паскудным?.. – Как всё-таки меняет человека привычное слово! – Все потребляют – вот и мой тоже… Из дому не выпускать – не могу, всё равно уйдет. В отца пошел – тот спился, и этот туда же, а нам с Ниной расхлебывай. Нина – это дочка моя, на работе она, – поспешила с объяснениями старушка. – И так никакой жизни нет, цены взлетели, в городе карантин ввели, а тут еще этот… Может, «Скорую» вызвать?
– Вообще-то они могут и отказаться, у них и без того дел по горло. И еще одно – его на учет поставить придется. Сейчас за наркотики привлекают.
Куда привлекают – объяснять не потребовалось. Старушка вдруг вспомнила, что помощник ее – из тех самых «органов», которые будут ставить на учет бесценного Павлика. Это сразу же добавило сил и громкости. Голос бабки стал совсем знакомым:
– А ты сейчас что, при исполнении? Как людей среди ночи будить или по девкам шастать – вы тут как тут! Сами разберемся, он никому не мешает! А заявления не дождетесь! – Похоже, старушке было не впервой схватываться со стражами порядка. – Так что давай, иди, иди!
– А если я сейчас наряд вызову?
– Ирку свою вызови! Она вчера еще с каким-то хахалем умотала! Что, думаешь, ты один к ней ходишь?!
Рука сама дотянулась до ворота засаленного халата. Сгребла, подтянула к лицу.
– С каким хахалем? Что ты несешь?
– Вот сами с ней и разбирайтесь, вот и будет тебе чем заняться!
– Некогда мне, бабуся. Совсем некогда. – Свободная рука нырнула под куртку, вытащила «макаров». Поднес дуло к расширившимся, помутневшим глазам. Щелкнул предохранителем. – Ну так что, будем сотрудничать со следствием – или по законам чрезвычайного положения?
– Какое положение?.. – Старушка попробовала вырваться, но как-то вяло. Мешала не столько рука на вороте, сколько ствол возле глаз.
– Вот это самое. – Дуло переместилось ближе к лбу. Мутные глаза тут же сошлись около переносицы. Нехорошо так с пожилыми людьми обращаться. Непорядочно. Даже мерзко. Но иногда приходится. Научили. Спасибо горячим южным бабушкам, полосовашим молодых солдатиков бритвами и угощавшим лепешками с крысиной отравой. – Печать на лоб поставить? Или итак документ убедительный?
– Сынок… – просипела бабка. – Ты только… Я со зла сказала насчет хахалей…
– Так что с Ириной? Кто за ней приехал? Когда? На чем?
– Вчера под вечер. Лифт уже не работал, топали они сильно. А я не спала, Павлушку ждала, он вечно за полночь где-то гуляет. Двое их было – парень и девчонка, я слышала, как они говорили в подъезде, а потом из окна посмотрела, как в машину садились. Может, и еще кто в машине был, я-то не знаю.
– Ирина сама шла? Или вели?
– Сама, даже говорили о чем-то. И в машину сама села, только в последний момент словно передумала – тут ей девчонка что-то сказала и рукой на плечо как надавила. Она и села, Ирина твоя. Неужто что случилось? – перепугалась старушка. – Она с ними вроде нормально разговаривала, не кричала, не звала никого…
– Машина какая была ?
– Вот не знаю. Не разбираюсь я в них. Белая какая-то, новая.
– Понятно. И на этом спасибо. – Александр отпустил ворот, но пистолет убирать не стал. – Пойду-ка я наверх. Спасибо, бабушка. Вы извините, что так пришлось. Да, и еще – внука в эти дни хоть в туалете заприте, но из дома не выпускайте. Если всё наладится – попрошу наших спецов, попробуем неофициально разобраться.
– А что с Ириной-то? Украли? – Старые глаза начали разгораться. Любопытство, конечно же, не порок. Особенно если вокруг происходит такое, что не во всяком сериале увидишь.
– Вот сейчас я это и буду выяснять.
– Поня-а-атно. Ну, ни пуха ни пера.
– К черту!
И старуха действительно пошла к черту. Точнее, к той нечисти, которая обосновалась в ее квартире. А Александр пошел наверх.
Никого в квартире не было. Ни Ирины, ни засады. Записки тоже нигде не видно. Что дальше делать – совершенно не ясно. Оставалось два выхода – вламываться и пытаться найти объяснение внутри или сидеть на ступеньках и надеяться на озарение. Впрочем, можно было сделать сначала одно, а потом другое.
«Иришка мне голову отрежет этим ножом, – подумал Александр, протягивая руку к ботинку. – Ну и ладно. Найдется – сам шею подставлю. Только бы нашлась».
Дверь была не стальная, но добротная. И открывалась наружу – пинком не выбьешь. Да и косяки в этих домах сделали металлическими, на страх взломщикам. Впрочем, у тех инструмент получше: этот замок за полминуты вскрыли бы. Но нету инструмента, а грохотать выстрелами не хотелось.
Хорошо, хоть клинок крепкий. И в рукоятке кое-что припрятано, под круглой завинчивающейся крышкой. Минут десять пришлось повозиться, но всё-таки дверь открылась. Почти без ущерба – по крайней мере, можно будет потом починить.
Не похоже, чтобы отсюда кого-то уводили насильно. Скорее, наоборот, сидели на кухне, пили чай: три чашки так и остались невымытыми. Рядом с ними на блюдце лежали засохшие ломти хлеба и кружочки колбасы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Самой большой проблемой стал бензин. Колонки «в целях безопасности» были закрыты. В вечерних сумерках закашлялся и обиженно умолк мотор «уазика». Оттащили на стоянку на тросе – как пленника за конем победителя. То горючее, что правдами и неправдами еще можно было достать, глотали более вместительные машины. Глотали и уползали из города, не зажигая фар.
– Ты как? – осведомился Олег. Отвечать не потребовалось – посмотрел в глаза и всё понял. – Отдых! Ставь защиту – и до утра на боковую.
На боковую, однако, не получалось. Осталось недоделанным одно, но важное дело. Важнее многих, сделанных за последние сутки. Трижды удавалось найти минуту и телефон – только для того, чтобы выслушать длинные гудки. Никто не брал трубку.
То ли нет дома Ирины, то ли… Эту мысль он весь день гнал от себя работой. На измор, до кругов перед глазами. И вот теперь отгонять ее нечем и незачем.
– Олег, дай машину. Или хоть литра три бензина. И пару ребят.
– Ирину вывезти? Не дам.
Неожиданно резкий ответ. Как удар. А Олег продолжал:
– Сейчас не до этого. Всех наших из этого района уже вывезли. Дать тебе бензин – отнять его у пятерых других. Понятно? А бойцов сколько – знаешь. Кого я тебе дам? Откуда снять? С сопровождения? Или из леса вывести? – Олег говорил это зло, бросая сквозь зубы, словно оплевывая.
– Но ты же сам говорил – она одна из нас.
– Да, говорил. Сколько тысяч таких наших в городе, знаешь? По десять человек на одного Древнего. Настоящего Древнего. Который кошмарами и головной болью не отделается, если что.
Холодный взгляд Главы Круга встретился с таким же ледяным взглядом Александра.
– Так как же быть, Олег Алексеевич? Будем спасать только настоящих своих? Тех, до кого руки не дошли, бросим?.. – Александр хотел сказать еще что-то, но не успел. Сначала ударился спиной о стену, потом затряс головой. В ушах звенело. Олег ударил не сильно, но быстро. Не поднимая рук и вообще не прикасаясь.
– Это тебе вместо душа и валерьянки… сопляк. – Голос Олега был спокойным, как бетонная стена, снова вдавившаяся в лопатки и затылок. – Если бы я бросал всех, то отдыхал бы ты в полусотне кэмэ отсюда. И пацаны, которые сейчас холмы стерегут, тоже. Единственный человек, которого я могу послать за твоей Ириной, – это ты сам. Хочешь – пешком, хочешь – на трамвае. Хоть машину угоняй, если не попадешься, и через три часа будешь здесь. В полдесятого уходит последняя на сегодня машина. Привезешь свою… – губы шевельнулись и помогли проглотить слово, – найду ей место. Всё! У тебя три часа – время пошло!
ГЛАВА 16
Город втянулся в дома, как улитка в раковину. Даже фонари словно боялись светить слишком ярко: крут около самого столба – и всё, дальше сумрак. Впрочем, не такой уж непроницаемый. Светились почти все окна. Сквозь тяжелые шторы, белые простыни, просто газеты. Нигде не было видно прозрачных тюлевых занавесок, не просматривалась ни единая комната – люди пытались заслониться от наступающей ночи.
Иришкины окна выделялись темным пятном на мерцающем доме. Плохо. Но проверить всё равно нужно. В конце концов там могла остаться записка.
«Или засада», – подумал Александр, открывая дверь подъезда. В ботинок что-то тупо толкнулось, пискнуло и толкнулось еще раз. Пинком отбросил крысу – вконец серые ошалели. Интересно, что заставляет их вылезать из подвалов и кидаться на всё подряд?
Наверное, то же, что и людей. На площадке около лифта верхнее зрение различило темно-красное пятно. Потом и глаза уловили качнувшийся навстречу силуэт. В поднятой руке тускло блеснуло.
Нет, это не засада. Слишком уж грубо и тупо. Александр повертел в руках внушительного вида кухонный нож. Отбросил наверх, к мусоропроводу, нагнулся над мычащим у ног телом.
Не повезло мужику. Дважды не повезло: первый раз – это когда ночью до него добралось черное щупальце. Впрочем, и сам виноват. Что-то Илья с Иванычем говорили об этом – на первой стадии поражения у человека «нутро наружу вылазит», как выразился дед. То, что он загоняет в душе подальше, но не хочет выбросить совсем. Значит, и у этого мужика было такое – всех порезать, всем кровь пустить. Повезло его соседям, однако. А если бы в подъезд первым не бывший разведчик зашел, а кто-то другой? Старушка, например? Или Иринка – от такой возможности холодный слизняк пополз где-то за грудиной. Хрен с ним, с мужиком, не за ним пришел.
Лифт, естественно, не работал. Седьмой этаж – хорошо, что не двенадцатый или двадцатый. При этом желательно не топать слишком громко. Мало ли кто может оказаться на четвертом или на шестом, к примеру.
На четвертом распахнулась дверь, на миг ослепила после мрака на площадке. Отпрыгнул в сторону. С другой стороны двери шарахнулись с приглушенным криком. Потом пригляделись.
– Молодой человек! – Голос почему-то показался знакомым. Что-то неприятное было связано с этой старушкой. – Помогите, пожалуйста, помогите! Ради бога!
Не похоже на ловушку. Разве что бабушка в прошлом была великой актрисой… Черт, не хватало только мании преследования! Везде ловушки мерещатся. Впрочем, немудрено – в свете последних событий, так сказать. Точнее, во тьме их же. Береженого бог бережет, стреляный воробей и пуганой вороны боится… А старушка не умолкала:
– Молодой человек, я же вас помню! Вы на седьмой этаж идете, правильно? К этой… к студентке, Марь Васильевны покойной внучке. В органах работаете, правильно?
Вот откуда этот голос знаком! Разбудил тогда Юрик старушку. Помнится, обещала управу на всех найти. Да и ругалась завидно, мастерски, нечего сказать. Как тут не запомнить! Однако каков подъездный КГБ – на всех подробное дело имеется!
– Молодой человек, вы обязаны нам помочь! – Голос окреп, морщинистые пальцы цепко ухватили рукав. – Это ваш долг!
Очень хотелось сказать, что ничем он не обязан и никому не должен. Но бабка уже тащила в квартиру:
– У меня внук… Павлик… Пришел сегодня с занятий, заперся у себя в комнате и не выходит, не отвечает! Сначала музыка играла, а потом совсем ничего! Я думала – спит, потом хотела ужинать позвать, а он молчит, и дверь заперта!
Дверь с огромным плакатом какой-то «металлической» группы действительно была заперта и смотрелась довольно мрачно.
Даже без учета всего происходящего в городе. Александр постучал по черепу влезающего из могилы мертвеца – сначала костяшками пальцев, потом кулаком. Бесполезно.
– Ну что, будем ломать?
– Без этого никак? – В старушке боролись страх за внука и бережливость хозяйки. Внук победил. – Тогда ломайте. Сейчас топор принесу.
– Зачем нам топор? И-эх! – Вся накопившаяся за день злость собралась в каблуке. От удара двери о стену что-то упало с полки. Под ногой звякнули остатки то ли задвижки, то ли чего-то подобного.
Павлик был жив. Павлику было не то чтобы хорошо, но явно лучше, чем мужику в подъезде. Лет шестнадцать было Павлику, никак не меньше. Чем это ты так обдолбился, парень? Дымком от тебя не пахнет, перегаром – тоже. Провел ладонью перед глазами, всмотрелся повнимательнее – нет, на жертву прошедшей ночи тоже не похож. За день успел на них наглядеться.
Бабкины причитания начали раздражать. Куда ты раньше смотрела! Впрочем, старики к таким делам никак не привыкнут. Для них вершиной добровольного сумасшествия остается литр самогона. Александр потрепал паренька по щекам – никакой реакции. Похлопал сильнее – какое-то невнятное лепетание. Уже какой-то эффект есть. Посильнее, что ли, приложиться?
– Что с ним? Заболел, что ли? Ой, сегодня что творится, что творится… За что это на нас такое?!
– Да нет, не заболел. По крайней мере, не сейчас и не этой болезнью. Ну-ка еще посмотрим… – Закатать рукав оказалось не так уж просто. Павлик начал приходить в себя и слабо отбиваться. Пока еще слабо. – Ого!
Следов от уколов не было. Зато были розовые черточки – сеткой. Много. Свежие и не очень. Любил парень себе руку полосовать, когда сильно нервничал. Еще и «анархия», кроме всего прочего, криво вырезанная по коже буква «А» в круге. Ну и хрен бы с ней, с «анархией», не в ней дело. Самое интересное – скромная татуировочка: крест с двумя перекладинами, вырастающий из «восьмерки» – символа бесконечности.
«Кошкодав». Любитель, сопляк, но не одиночка. Одиночке такими символами не перед кем хвастаться, да и не надо ему этого.
– Ну-ка, парень, вставай! Давай, давай, хватит валяться! Ночью спать будешь!
– Ночь… – неожиданно внятно сказал лежащий. – Ночь – это класс… Счас пойдем…
– Пойдем, пойдем, – согласился Александр. И вдруг по какому-то наитию добавил: – Хозяин ждет.
– Хозяин! – Глаза парнишки распахнулись. – Хозяин пришел! Тогда мы им всем… – Он не договорил, снова закрыл глаза. – Счас пойду… Надо идти…
– Куда идти, помнишь? – Александр сдерживал себя. Спокойно надо, спокойно. Не давить. Не спешить. Тогда всё сам скажет.
– На-а гору… Когда соберется Круг и придет Хозяин… Ужас бросит на колени… Только избранные и достойные…
И тут вмешалась бабушка. Протиснулась, затрясла внука:
– Павлик, Павлик, поднимайся! Да что ж ты такое несешь! Вставай, Павел!
Парнишка молчал. Заснул? Нет, по дыханию не похоже. Мать твою перетак, бабуся! Нашла время. Впрочем, что ей объяснять? Она права. По-своему и по-человечески. Ну что ж, чем богаты, тем и рады.
Тем временем что-то мягко толкнуло Александра. Сначала он не обратил внимания. Толчок повторился. Бабка задела? Нет. Еще один толчок.
Защита. Полузабытая, ослабевшая, почти не активная. Как в таком состоянии Александр продолжал ее поддерживать – он и сам не знал. Забыл он о ней напрочь. А она осталась, даже выдержала несколько незримых ударов. Повезло, что не таких уж сильных.
Над лежащим Павликом верхнее зрение видело серый, копошащийся мешок, время от времени выбрасывавший щупальца и пытавшийся дотянуться до Александра. Ого! А если вот так?! Над согнувшейся старушечьей спиной Александр сплел пальцы, развернул ладони от себя. Старый, проверенный прием. Красный шарик мелькнул и впился в серую массу.
Бесполезно. Разряд исчез, как в болоте, только мешок заколыхался быстрее. Вот же сучий блин, как ослаб! На большее сейчас явно не хватит сил. Но и оставлять эту гадость не годится. Где, интересно, парень подцепил нежить?
А может быть, и не подцепил. Не исключено, что прицепили. Причем не так давно – мешок еще не успел оформиться ни в карикатурное подобие своего подопечного, ни набрать достаточно сил и полностью подчинить паренька. К счастью. Иначе воевать пришлось бы по-другому, не только на «невидимом фронте».
Серая амеба вновь попробовала дотянуться, да так, что Александр еле устоял на ногах. Разозлился всерьез, выбросил из головы все лишние мысли. Ну, воевать так воевать! Как тебе вот это понравится?!
Голубая лента, скользнувшая с ладони и захлестнувшая серое пятно, совсем не понравилась. Ни потусторонней амебе, ни ее человеку. Павлик задергался на кровати, захрипел. Александр попробовал стянуть петлю. Парень закричал – тоскливо, отчаянно, с подвыванием. Забился в судорогах – бабушку, пытающуюся его удержать, бросало из стороны в сторону и наконец кинуло на колени.
– Па-а-авлик! Па-а-а-авлик! – Старушка обернулась, посмотрела безумными глазами. – Ну что ты стоишь! Он же умира-а-ет!!!
– Не умрет. – Александру пришлось отпустить серую тварь. Тело на кровати тут же обмякло. Парень с трудом, с хрипом и бульканьем втягивал в себя воздух, словно пил его и не мог напиться. – По крайней мере, в ближайшее время. Но помощь ему понадобится.
– Скажите, что с ним? – Старушка снова вцепилась в пятнистый рукав. Ну что ей отвечать? Что внук у нее одержимый? В глаза плюнет, а за глаза позовет подруг и начнет брызгать святой водой, пришептывая полузабытые и переиначенные молитвы и заговоры. Или еще что-нибудь наподобие устроит. Остается сказать половину правды.
– Наркотики. Скорее всего, чего-то наглотался. – Как ни странно, бабушку это успокоило.
– И что ж теперь с ним делать, с паскудным?.. – Как всё-таки меняет человека привычное слово! – Все потребляют – вот и мой тоже… Из дому не выпускать – не могу, всё равно уйдет. В отца пошел – тот спился, и этот туда же, а нам с Ниной расхлебывай. Нина – это дочка моя, на работе она, – поспешила с объяснениями старушка. – И так никакой жизни нет, цены взлетели, в городе карантин ввели, а тут еще этот… Может, «Скорую» вызвать?
– Вообще-то они могут и отказаться, у них и без того дел по горло. И еще одно – его на учет поставить придется. Сейчас за наркотики привлекают.
Куда привлекают – объяснять не потребовалось. Старушка вдруг вспомнила, что помощник ее – из тех самых «органов», которые будут ставить на учет бесценного Павлика. Это сразу же добавило сил и громкости. Голос бабки стал совсем знакомым:
– А ты сейчас что, при исполнении? Как людей среди ночи будить или по девкам шастать – вы тут как тут! Сами разберемся, он никому не мешает! А заявления не дождетесь! – Похоже, старушке было не впервой схватываться со стражами порядка. – Так что давай, иди, иди!
– А если я сейчас наряд вызову?
– Ирку свою вызови! Она вчера еще с каким-то хахалем умотала! Что, думаешь, ты один к ней ходишь?!
Рука сама дотянулась до ворота засаленного халата. Сгребла, подтянула к лицу.
– С каким хахалем? Что ты несешь?
– Вот сами с ней и разбирайтесь, вот и будет тебе чем заняться!
– Некогда мне, бабуся. Совсем некогда. – Свободная рука нырнула под куртку, вытащила «макаров». Поднес дуло к расширившимся, помутневшим глазам. Щелкнул предохранителем. – Ну так что, будем сотрудничать со следствием – или по законам чрезвычайного положения?
– Какое положение?.. – Старушка попробовала вырваться, но как-то вяло. Мешала не столько рука на вороте, сколько ствол возле глаз.
– Вот это самое. – Дуло переместилось ближе к лбу. Мутные глаза тут же сошлись около переносицы. Нехорошо так с пожилыми людьми обращаться. Непорядочно. Даже мерзко. Но иногда приходится. Научили. Спасибо горячим южным бабушкам, полосовашим молодых солдатиков бритвами и угощавшим лепешками с крысиной отравой. – Печать на лоб поставить? Или итак документ убедительный?
– Сынок… – просипела бабка. – Ты только… Я со зла сказала насчет хахалей…
– Так что с Ириной? Кто за ней приехал? Когда? На чем?
– Вчера под вечер. Лифт уже не работал, топали они сильно. А я не спала, Павлушку ждала, он вечно за полночь где-то гуляет. Двое их было – парень и девчонка, я слышала, как они говорили в подъезде, а потом из окна посмотрела, как в машину садились. Может, и еще кто в машине был, я-то не знаю.
– Ирина сама шла? Или вели?
– Сама, даже говорили о чем-то. И в машину сама села, только в последний момент словно передумала – тут ей девчонка что-то сказала и рукой на плечо как надавила. Она и села, Ирина твоя. Неужто что случилось? – перепугалась старушка. – Она с ними вроде нормально разговаривала, не кричала, не звала никого…
– Машина какая была ?
– Вот не знаю. Не разбираюсь я в них. Белая какая-то, новая.
– Понятно. И на этом спасибо. – Александр отпустил ворот, но пистолет убирать не стал. – Пойду-ка я наверх. Спасибо, бабушка. Вы извините, что так пришлось. Да, и еще – внука в эти дни хоть в туалете заприте, но из дома не выпускайте. Если всё наладится – попрошу наших спецов, попробуем неофициально разобраться.
– А что с Ириной-то? Украли? – Старые глаза начали разгораться. Любопытство, конечно же, не порок. Особенно если вокруг происходит такое, что не во всяком сериале увидишь.
– Вот сейчас я это и буду выяснять.
– Поня-а-атно. Ну, ни пуха ни пера.
– К черту!
И старуха действительно пошла к черту. Точнее, к той нечисти, которая обосновалась в ее квартире. А Александр пошел наверх.
Никого в квартире не было. Ни Ирины, ни засады. Записки тоже нигде не видно. Что дальше делать – совершенно не ясно. Оставалось два выхода – вламываться и пытаться найти объяснение внутри или сидеть на ступеньках и надеяться на озарение. Впрочем, можно было сделать сначала одно, а потом другое.
«Иришка мне голову отрежет этим ножом, – подумал Александр, протягивая руку к ботинку. – Ну и ладно. Найдется – сам шею подставлю. Только бы нашлась».
Дверь была не стальная, но добротная. И открывалась наружу – пинком не выбьешь. Да и косяки в этих домах сделали металлическими, на страх взломщикам. Впрочем, у тех инструмент получше: этот замок за полминуты вскрыли бы. Но нету инструмента, а грохотать выстрелами не хотелось.
Хорошо, хоть клинок крепкий. И в рукоятке кое-что припрятано, под круглой завинчивающейся крышкой. Минут десять пришлось повозиться, но всё-таки дверь открылась. Почти без ущерба – по крайней мере, можно будет потом починить.
Не похоже, чтобы отсюда кого-то уводили насильно. Скорее, наоборот, сидели на кухне, пили чай: три чашки так и остались невымытыми. Рядом с ними на блюдце лежали засохшие ломти хлеба и кружочки колбасы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35