– Всего лишь приехал извиниться за срыв эфира, – ответила Тамара негромко, куда-то вниз. – Опять приглашает в студию. Вон букет приволок такой, что еле нашли, во что установить.
И точно: в одной из ужасных лоханей заирского малахита, всегда оскорблявших профессиональный вкус Крылова, красовался фирменный Митин подарок: букет размером с Австралию, каждая роза как кочан капусты.
– Надеюсь, ты ответила отказом, – проговорил Крылов сквозь зубы, стараясь не думать о спальнях, зеленой и голубой, где медведь-сирота коротал свои дни без места, валяясь кверху параллельными лапами на голубом либо зеленом дизайнерском ковре.
– Разумеется, нет. Я пойду, так и знай. Еще не хватало теперь бояться журналистов! – воскликнула Тамара громче, чем нужно, за что подслушивавший Дымов поблагодарил ее невинной улыбкой и взмахом кружевных, тщательно накрашенных ресниц.
Разозлившийся Крылов собрался было сообщить во всеуслышанье, что Дымов не журналист, а мелкая сволочь на содержании старого идиота, но тут его внимание отвлекло явление еще более радикальное. В курительную, деликатно отбросив завесу из нанизанного на нити перламутра, вошла живая, средних размеров аккуратная свинья. Сидевшие на диванах загоготали и потянулись к алкоголю. Свинка была седая, с умными глазками, похожими на полузакрытые, с пухом, мелкие цветочки. Ступая на чистых копытцах, будто полная дама на высоких каблуках, свинья приблизилась к стоявшему среди бутылок блюду с тарталетками и принялась с удовольствием закусывать, пошевеливая мыльным пятаком в поисках лакомых кусков.
– Это мне тоже подарок к празднику от госпожи Аделаиды Семянниковой, – сообщила Тамара с ненатуральным смехом, предупреждая вопрос ошеломленного Крылова. – Она буквально подложила мне свинью по доброте душевной. Сегодня утром привезли специальной зооперевозкой, с открыткой и пожеланием счастья.
Это потому, что ты захотела похоронить ее супруга? – поинтересовался Крылов, не отводя глаз от блаженствующей скотины, которая, оставив на блюде жирные раскопки, стала с фырканьем чесаться о задребезжавший антикварный столик, на котором подпрыгнули пепельницы.
– Супруг пока что жив и здоров! – объявила Тамара оптимистично и добавила вполголоса: – Вообрази, наш классик вдруг решил приударить за мной, как это ни смешно. Такой оказался предприимчивый господин, что о его высокой страсти уже известно половине города. Говорит, что опять, как в юности, стал писать стихи, избавь нас боже от этого продукта. И ведь напечатает, книжкой издаст!
– Да уж обязательно, – пробормотал Крылов, потирая холодный лоб, на котором, будто влага на стекле, стала конденсироваться боль. – У тебя, по-моему, открылся дар нарываться на неприятности. Аделаида размажет тебя по стенке, поверх напишет лозунг и откроет митинг. Мало тебе проблем с твоим погребальным кооперативом? Захотела потягаться со сворой теток во френчах?
– Меня не интересуют политические тетки, – надменно парировала Тамара, блеснув провалившимися от усталости глазами. – А что прикажешь делать, гнать старика от порога? Он позавчера три часа просидел у меня в приемной, а потом ему вызывали кардиологов из американского центра.
– Ну, не знаю, раньше ты как-то умела избавляться от лишних поклонников, – желчно проговорил Крылов, отворачиваясь от маленькой, маслянистой азиатской официантки, рискнувшей сунуться к нему с раскрытой сигарной шкатулкой. – Значит, теперь это тебе зачем-то нужно, все эти мити дымовы, семянниковы и прочие уроды, которые вокруг тебя вьются.
Тут же он пожалел о сказанном. Тамара, вяло пожав плечами, опустилась в первое попавшееся кресло и, казалось, потеряла всякий интерес к окружающей действительности. Все эти вальяжные типы с грушевидными мордами, развалившиеся тут и там в ожидании ужина, не должны были видеть Тамариной слабости, тем более ее нечаянной слезы. Усевшись рядом, прямо на чей-то брошенный, скользкий внутри кашемировый пиджак, Крылов налил в пустой бокал, чья ножка была ядовито окрашена остатками чужого алкоголя, немного коньяку. Ему следовало выпить, прежде чем приступить к основному делу. Откладывать дальше было невозможно. Но вдруг Тамара подняла холодное лицо и, саркастически прищурившись куда-то поверх Крылова, объявила:
– А вот и мой сегодняшний кавалер!
Старик Семянников, в каштановом, сбитом набок паричке, с носом красным, будто насосавшийся крови гигантский комар, двигался к Тамаре, держа перед собою блюдечко с помятым эклером, на котором красовался отпечаток его указательного пальца. Видимо, классик имел постоянную привычку щупать пищу. Каждый шаг писателя по паркету был как ход конем по шахматной доске. Казалось, его забавляло передвижение без трости: он то и дело припрыгивал, радуясь своей свободе в воздухе и предвкушая развеселое падение на пол. Еще издали, обнаружив Тамару, он затрубил на всю содрогнувшуюся курительную:
– Милая! Г-хм! Дорогая! Извини, что задержался! Смотри, что я тебе несу! А-кха-кха!
Тамара поднялась, отступая, Крылов вскочил и поддержал ее под руку. Старик Семянников уже почти достиг нужной ему точки помещения, как вдруг подложенная его супругой резвая свинка заинтересовалась содержимым блюдца. Не ожидавший наскока писатель заплясал, валясь на маленькую пальму, быстро обшарившую его своими жесткими листьями, свинка по-собачьи хапнула в воздухе напудренное лакомство, и все повалилось, звеня, шелестя, бухая об пол. Тотчас, словно порожденные углами комнаты, происшествие окружили прямоугольные темные пиджаки охраны. Сидя задом в вываленной из пальмовой кадки сдобной почве, рядом со своим паричком, похожим изнутри на порванный мяч, кавалер Семянников хихикал сквозь пьяные слезы.
– Дорогая! – кричал он Тамаре снизу вверх, точно на десятый этаж. – Аделаида меня выперла! Целиком и полностью! Теперь я целиком и полностью твой! С сегодняшнего дня я остаюсь здесь жить!
– Разумеется, Аристарх Семенович, мы о вас позаботимся, – холодно ответила Тамара, машинально сжимая руку Крылова. – Для вас приготовят гостевую спальню. Вам лучше пойти отдохнуть.
– Н-н-ни-и-из-за что! – визгливо запротестовал писатель, которого охрана поднимала кое-как под растопыренные локти, а он словно расползался в разные стороны на отдельные дряхлые части.
– Пойдем отсюда, – шепнул Крылов Тамаре, загораживая ее собой от полуразвалившегося кавалера. – Нам надо поговорить. Прямо сейчас.
– Хорошо, – тихо ответила Тамара, не поднимая головы. – Займитесь им, – обратилась она к взъерошенным охранникам и запыхавшейся горничной, домашней, а не нанятой на вечеринку, прибежавшей на шум в кое-как натянутом форменном платье и без обязательного фартука.
– Может, доктора вызвать? – Горничная гневно таращила на посиневшего гостя эмалированные ржавые глазищи. Эта простая афро-русская женщина, по имени Зина и по фамилии Красильникова, служила у Тамары уже четвертый год и все принимала близко к сердцу, бывшему, вероятно, размером с ведро. Весившая добрый центнер, с мощным львиным носом и курчавой гривой, Зина очень походила на горничную из старых голливудских фильмов, за что и была принята на службу. Но вела она себя как нормальная русская баба, то есть всегда высказывала мнение, никого не боялась, кроме крокодила, и жалела хозяйку за женскую глупость, а Крылова любила за то, что он пострадал и при этом не пьет. Было понятно, что если назюзившийся классик попадет безраздельно в ее чугунные черные руки, то ему несдобровать.
– Позвоните Михаилу Семеновичу, – спокойно распорядилась Тамара, на что рассерженная Зина выпустила пар из широких лоснящихся ноздрей.
Легко покачивая свой немалый вес, словно вращаясь на ходу под просторным платьем, горничная пошла звонить домашнему доктору Тамары, квалифицированному молодому человеку с тремя продвинутыми образованиями, умеющему не только поставить диагноз, но и уладить конфликт. Тамара, с озабоченным и любезным видом хозяйки, спешащей решить небольшую проблему, скользнула между гостями за плотную дверь, в большой слабо освещенный холл, где призрачная лестничная спираль развивалась прямо в воздухе и походила на спящий в музее скелет динозавра. На ступенях зажигались под тяжестью шагов маленькие лампочки, освещая остроносые, на граненых серебряных шпильках Тамарины туфли и ботинки Крылова, впитавшие пыль.
***
Во втором этаже двери обеих спален были приоткрыты. В комнатах стоял почти одинаковый сумрак – справа позеленее и погуще, слева чуть полегче, с просинью. Ночь не признавала разницы между зеленым и синим, выделяя лишь немногие светлые вещи, словно сделанные из папиросной бумаги; обе кровати были туго затянуты шелком, и ни единая складка не говорила о недавнем присутствии Дымова здесь, наверху. У Крылова вырвался облегченный вздох; сразу же он почувствовал себя таким виноватым, что заискивающе тронул локоть вздрогнувшей Тамары – мягкий, похожий на привядший абрикос. Запнувшись, Тамара обернулась, и Крылова пронзило осознание ее бездомности – потому что сколькими спальнями ни владей, а своя должна быть у человека одна, как сам человек у себя один.
Замешательство продолжалось буквально секунду, а затем Тамара, усмехнувшись неприятно, словно выпустив из уголка накрашенного рта тонкую иглу, заспешила дальше по коридору, мимо широкобедрых напольных ваз и глухих в полумраке масляных картин, из которых самые маленькие и старые напоминали в своих глубоких рамах золоченые ларцы. Крылов догадался, что задерживаться перед спальнями не следовало ни в коем случае; голые руки шедшей впереди Тамары были прекрасны, будто чудом найденные руки Венеры Милосской. Но при мысли об их тяжелых объятиях, за которыми должно было последовать падение в жидкий шелковый омут, Крылова забрала холодная тоска.
Тамара между тем направлялась в сторону двух домашних офисов, устроенных совершенно одинаково и менявшихся строго одновременно. Сейчас изменение было видно от порога: вместо прежнего PC, очень элегантного, но все-таки похожего на дорогое кухонное оборудование, на хозяйском столе красовалось нечто принципиально новое. С первого взгляда казалось, будто широкий прозрачный монитор вплавлен в гигантский потек золотого янтаря, в глубине которого угадывались крупные, напитанные медом насекомые, соринки, радужные пузырьки. Было непонятно, как включается этот инопланетный аппарат, как будто не имеющий портов. Но переливчатая Тамара, с шорохом обильной чешуи упав в тугое кресло, погрузила указательный в первый попавшийся наплыв вещества, и сливовый отпечаток пальца медленно налился красным, будто крошечная электроплитка. Сразу перед хозяйкой проступила сенсорная клавиатура, а на мониторе засияла заставка: комплекс «Купол» с птичьего полета, патрулируемый чередою плавных, с лоснящимися шеями двуглавых орлов.
– Новое только в дизайне, по железу и программам ничего особенного, – небрежно заметила Тамара, цокая маникюром по кнопкам и быстро листая меню. – Ну, помнишь, я тебе говорила, господам ученым теперь не дают разгуляться. Но все-таки этой машины хватит, чтобы при желании угнать американский военный спутник.
– Вот это да! – Крылов осторожно потрогал «янтарь», оказавшийся мягким и немного липким, будто мармелад.
Тотчас Тамара дала клавиатуре быстрого щелчка, пальцу сделалось холодно, и машина мертвым серебряным голосом сообщила: «Отпечаток принят».
– Ничего себе, – Крылов, посасывая палец, в который словно впрыснули ледяного шампанского, ошарашенно наблюдал, как на мониторе быстро собирается из каких-то туманных кубиков его, Крылова, голограмма, с перекошенным воротом рыжего пиджака и кривой улыбкой где-то на щеке. – Никогда бы я с этой техникой не разобрался!
– А стоило бы, – натянутым голосом заметила Тамара, перемешивая в выдвинутом ящике какое-то хрусткое содержимое. – Это, собственно, твоя машина и твой кабинет, если бы ты когда-нибудь захотел вернуться. Да где же эта кассета, никак не найду…
Крылов молчал, ощущая, как едкий жар поднимается по лицу и наворачивается влагой на глаза. В ужасе от того, что все это можно принять за скупые мужские слезы по прекрасному прошлому, он поспешил схватить со стола первую попавшуюся безделушку – все того же двуглавого орла, серебряного, с драконьими головами и с ювелирным ключиком между полированных крыльев, похожим на секретный пропеллер, при повороте которого со звоном открылся пустой зеркальный тайничок.
– Ну, хорошо, оставим лишние темы, – Тамара задвинула плавно чпокнувший ящик и, положив холодные руки на льдисто-черную столешницу, посмотрела Крылову в лицо. – Рассказывай, во что ты влип на этот раз.
Все в то же самое, о чем мы говорили в «Сошке», – хмуро ответил Крылов, пытаясь вправить скользкому орлу отскочившую грудь. – Только, знаешь, теперь все гораздо хуже. Извини, но я не верю, что ты, ну, скажем так, не полюбопытствовала. Я, конечно, не видел твоих профессионалов, но уверен, что они витали где-то поблизости. В общем, мне очень нужна информация, которую ты собрала.
Выпалив все это единым духом, Крылов почувствовал, что провалился на экзамене. Тонкая рубашка липла к нему под глухим пиджаком, и выпитый внизу коньяк банным жаром поднимался к голове. Точно так же Крылов волновался, когда после потасовки с двоечником Зотовым впервые предложил Тамаре посидеть после уроков в популярном баре «Динозавр». Денег на коктейли у него, однако, не нашлось, и они отправились бродить по мартовскому, разлинованному синими тенями Алтуфьевскому парку, где солнце вышибало радужные слезы, вытаивали из слоеных сугробов яркие скамейки и под толстой розовой стеной, отделявшей парк от мокрого проспекта Космонавтов, жарила капель, и жарила так, будто там, под сводами мощных сосулек, пылал, треща дровами, огненный камин. Непрошеное воспоминание мелькнуло и исчезло, оставив по себе туманную дыру, куда готовы были провалиться решимость Крылова, самостоятельность Крылова. Почему-то присутствие Тани, ее необъяснимое воздействие оживляло и заглохшее было, уже совсем почти забытое обаяние бывшей жены. Что с этим делать, Крылов не понимал.
Вероятно, взгляд его, устремленный на спокойную Тамару, был затравленный. Выдержав еще немного, она ответила Крылову доброй торжествующей улыбкой.
– Ладно, не буду лукавить. Я ведь знала, что ты за этим прибежишь, – произнесла она, небрежно набирая на клавиатуре резкие команды. – Только мне не нравится слово «любопытствовать». Я не кумушка, от праздности собирающая сплетни. Но, как я уже говорила, твоя любимая хита есть, со многих точек зрения, клуб самоубийц.
Предоставить тебя самому себе было бы с моей стороны по меньшей мере легкомысленно. И я действительно попросила присмотреть за тобой людей из одного цивилизованного агентства. Они, по-моему, никак тебя не побеспокоили.
– Были как воздух, – угрюмо подтвердил Крылов, подумав про себя, что воздух, пожалуй, был тяжеловат.
– Начнем с того, что агентство, где работают мои друзья, имело в деле встречный интерес, – продолжила Тамара, покачивая туфлей. – Мне сообщили, что в вашем клубе примерно год как вьются слухи о какой-то грандиозной находке. То есть такая брага постоянно бродит в ваших лохматых головах, но на этот раз образовалось что-то более конкретное. В сухой остаток выпали твой приятель Анфилогов и еще один поляк, по которому рыдает Интерпол. Эти два вредителя, с точки зрения моих знакомых, готовятся попортить рынок ювелирных корундов. Этого им, разумеется, никто не позволит. Тут, собственно, даже не российские, а другие интересы. Агентству не удалось отследить, где именно господин профессор нарыл подземные богатства. Но на выходе его поджидают и продать добычу ни в коем случае не разрешат.
– Вот как, – пробормотал Крылов, пряча глаза. Ему казалось, будто самая кровь его внезапно выцвела. Надежда, которой он дышал и жил все это время, уходила от него так внезапно и просто, что все картины будущего процветания, которые он с упоением тайно себе рисовал, сделались чужими, точно рекламные ролики про красивую жизнь, выученные наизусть всем населением страны.
Чего приуныл? – Тамара глядела на Крылова с суровой и нежной насмешкой. – Понятно, ты рассчитывал крупно заработать. Я так и знала, что без тебя не обошлось. Но пойми: в этом мире уже есть все, что он реально вмещает, и есть у того, кому оно принадлежит. Новые ценности, будь то уникальные камни или, например, сколь угодно гениальные картины, просто не принимаются к рассмотрению. Имеет смысл производить только то, что потребляется и спускается в унитаз. Продукты питания, телевизионные сериалы, дешевое жилье, которое через тридцать лет пойдет под снос. Разбогатеть сейчас, конечно, можно, но очень постепенно и с разрешения тех, кто контролирует процессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58