Полковник Нокс даже поперхнулся от удивления:
– Да, сэр. Разумеется, сэр.
– А что бы вы стали делать, если бы загорелся дом соседа, а у него не было садового шланга? Дали бы вы ему свой? – продолжал допытываться президент.
– Полагаю, что да, сэр, – смущенно отвечал морской министр, не понимая, куда клонит президент.
– А почему бы вы так поступили, мистер Нокс, а не сказали бы соседу: мол, надо было позаботиться пораньше и купить свой шланг?
– У нас в Калифорнии, – пояснил Нокс, – пожары – это настоящее бедствие. Если у кого начнется и вовремя не потушить, то сгорят все. Так что я лучше дам ему свой шланг, пока и мой дом не сгорел.
– В этом вся суть проблемы, – согласился Рузвельт, ни к кому конкретно не обращаясь…
Между тем матросы вытащили на палубу средних размеров акулу, которая отчаянно извивалась под ударами багров, попавшись на кусок сала…
16 декабря Рузвельт вернулся в Вашингтон, загорелый, полный сил и веселый. На следующий день он созвал пресс-конференцию, на которой открытым текстом заявил: «В умах подавляющего большинства американцев нет абсолютно никаких сомнений по поводу того, что наилучшей непосредственной обороной Соединенных Штатов являются успехи Британии в деле ее самообороны». Далее президент указал, что следовало бы одолжить Англии денег для закупки американских военных материалов, чтобы доблестные британцы могли продолжать борьбу.
«Я хочу пояснить это наглядным примером, – заявил Рузвельт, – предположим, что в доме соседа произошел пожар, а у меня имеется садовый шланг…»
Это произвело сильнейшее впечатление: дай шланг, пока не загорелся и твой дом. Никто не увидел ничего опасного и даже радикального в предложении президента предоставить англичанам взаймы американский садовый шланг для их героической и неравной (как казалось) борьбы с Гитлером. Неизвестно, рассчитывал ли кто-нибудь получить этот шланг обратно, но блестящее выступление Рузвельта обеспечило прохождение через конгресс уже подготовленного закона о «ленд-лизе» – самого странного и необычного закона, принятого в стране, официально объявившей себя нейтральной .
18 декабря Гальдер и Браухич представили Гитлеру на утверждение окончательный, как полагали генералы, план военных действий против Советского Союза. Фюрер выглядел мрачным и смотрел на своих верных генералов без всякого восторга. На это были свои причины, и генералы о них были отлично осведомлены. Начиная с 8 декабря плохие новости, перерастая в очень плохие и просто ужасные, сыпались бесконечным потоком.
Началось с мелочи. 8 декабря пришло сообщение, что около Кубы английские корабли перехватили немецкий блокадопрорыватель «Идарвальд» с грузом каучука и никеля. Доблестная команда прорывателя немедленно открыла кингстоны, подожгла судно и пыталась уйти на шлюпках. Англичане высадили на «Идарвальд» призовую партию, потушили пожар, но разобраться в системе кингстонов не смогли, и судно затонуло. Команда была взята в плен. Одним судном больше, одним меньше, когда бездействует весь торговый флот, конечно, никакого значения не имеет. Но противно. Англичане устроили по этому поводу такую пропагандистскую шумиху, как будто они не пиратствовали в международных водах, а по меньшей мере выиграли войну.
На следующий день, 9 декабря, пришло наконец сообщение о начале новых ожесточенных боев в Северной Африке. Настроение у Гитлера поднялось, поскольку он решил, что началось давно обещанное наступление огромной итальянской армии против англичан. Однако к концу дня выяснилось, что в наступление перешли не итальянцы, а англичане. В это не верилось, учитывая соотношение сил. Но на следующий день были получены подтверждения этого невероятного факта. После ночного удара по итальянским аэродромам на ливийской границе англичане атаковали позиции итальянцев, которые немедленно обратились в бегство. А те, кто бежать не успел, стали массами сдаваться в плен. Гитлеру передали, что дуче в разговоре со своим зятем графом Чиано заявил: «Я все же должен признать, что итальянцы 1914 года были лучше, чем эти. Это раса посредственностей. Это не очень-то льстит режиму, но дело обстоит именно так».
«Какой умник», – прошипел Гитлер, ознакомившись с этим высказыванием дуче. Уже на третий день английского наступления в Берлине разобрались в обстановке. Все военные действия в пустыне свелись к тому, что 7-я английская танковая дивизия, обогнав свою пехоту, неслась за удирающими итальянцами и, кого догоняла, брала в плен. Примерно то же самое творилось и в Албании, и будь там пустыня, как в Африке, а не почти непроходимая горная местность, греки, возможно, уже вошли бы в Рим.
Каждое утро Гитлер просыпался в кошмарном предчувствии, что англичане высадились в Италии или на Сицилии, вызвав всенародное восстание не желающих воевать итальянцев против дуче. Он со страхом ожидал утреннего доклада об обстановке. На волне этого кошмара, а иначе нельзя было назвать перспективу выхода из войны своего единственного союзника, оказавшегося на грани катастрофы, Гитлер 10 декабря подписал директиву о проведении операции «Аттила», а 13 декабря – о проведении операции «Марита». Дело в том, что Германия не имела общей границы с Италией и была бы не в состоянии ничем помочь дуче, если бы англичане высадились на итальянской территории. Операция «Аттила», как известно, предусматривала оккупацию южной Франции с выходом на испанскую и итальянскую границы. Задумана она была в связи с захватом Гибралтара, но к этому времени было уже не до Гибралтара. Во-первых, уже стало совершенно ясно, что с Франко договориться не удастся. Не мог даже старый друг генералиссимуса – начальник немецкой военной разведки адмирал Канарис, специально посланный в Мадрид, чтобы в задушевных беседах попытаться переубедить упрямого испанца . Тот ни в какую не желал ввязываться в войну. Теперь операция «Аттила» получила новое значение: оперативно прийти на помощь дуче, если англичане вышибут Италию из войны, и наказать Франко, оккупировав Испанию, если представится такая возможность, расстреляв его самого как предателя.
Оставалась еще возможность нанести удар англичанам через Грецию, но все понимали, что, даже если это и удастся сделать, эффект будет совсем не тот. Англичане эвакуируют морем свои войска, и снова никто не сможет этому помешать. Сокрушительного удара не получится.
Дела в Румынии шли и того хуже. Искромсанная территориальными претензиями соседей, сталинскими аппетитами и германо-венгерскими интригами, Румыния бурлила и грозила вообще развалиться как государство. Английская и советская разведки на ее территории занимались провокациями каждая на свой лад. Англичане всегда были мастерами организовывать общественные беспорядки, перерастающие в побоища. И напрасно многие думали, что это у них получалось только в диких азиатских или африканских странах. Методика срабатывала везде, где царил политический кризис. Под шумок англичане рассчитывали либо перетащить румын на свою сторону, либо окончательно утопить эту страну в хаосе.
Советская разведка, считая, что англичане в данном случае приносят объективную пользу, все еще работала в русле указаний предстоящего раздела Румынии, хотя уже четко и не понимала, с кем ее придется (если придется) делить? Разделить не с кем, то придется все взять самим. В итоге в Румынии уже разгоралась открытая война между Антонеску и «железной гвардией», раздуваемая с одной стороны англичанами, с другой стороны сталинской разведкой с помощью местных коммунистов.
Гитлеру показали карту: расстояние между развернутыми на румынской границе советскими войсками и Плоештинским бассейном – менее 100 километров. Один короткий кинжальный удар, пояснил Гальдер, и вся боевая техника вермахта превращается в груду мертвого железа. Если Гитлера беспокоит вопрос, что англичане могут дотянуться до драгоценных нефтяных полей своей авиацией из Греции, то сталинские армии могут эти поля просто захватить одним ночным переходом, а потом объявить на весь мир, что Москва не преследовала никаких других целей, кроме воссоединения одного какого-нибудь братского народа с другим братским народом, изнемогающим в неравной классовой борьбе. Гитлер молча смотрел на очерченную генштабистами красную линию развертывания советских войск на румынской границе и неожиданно спросил своего начальника Генерального штаба: «Вы постоянно толкаете меня в сторону Балкан, Гальдер. Вы считаете, что на Балканах можно выиграть эту войну?»
«Мой фюрер, – ответил генерал, постукивая указкой по ладони, – войну на Балканах, конечно, выиграть невозможно. Но можно проиграть. В этом суть всей проблемы».
Выход был один: немедленно оккупировать Румынию под любым предлогом. Гитлер вызвал на 22 декабря в Берлин Антонеску, с тем чтобы подписать договор о присоединении Румынии к державам Оси и получить правовую основу для любого вмешательства.
Сложнее было с финнами.
Зимняя война с Советским Союзом буквально швырнула Финляндию в объятия Берлина, в котором финны видели не только гаранта своей будущей безопасности, но и в известной степени орудие возможного реванша. Советский разбой не был ни забыт, ни принят как данность. Вся страна еще жила недавно прошедшей войной, не желая смириться с потерей столь жизненно важных для нее территорий.
Финская разведка отлично знала о намерениях Москвы в итоге захватить всю оставшуюся часть Финляндии. Впрочем, для этого не нужно было иметь хорошую разведку. Достаточно было читать газеты. Исход новой войны без линии Маннергейма ни у кого никаких иллюзий не вызывал. Поэтому финны, зная о перебросках немецких войск на восток и надеясь, что это делается для будущего нападения на СССР, решили более не пытаться выводить немцев на чистую воду, а с самым невинным видом предложить им разместить часть своих войск на финской территории, откровенно считая немцев дураками.
Немцы и на эту удочку не клюнули, а предложили финнам так называемый «договор о транзите», т.е. договор о праве переброски немецких войск в Норвегию через территорию Финляндии.
16 декабря в Берлин прибыл начальник финского Генерального штаба Гейнрихс в сопровождении своего главного оперативника генерала Талвелы. Вместе с финским военным атташе в Берлине генералом Хорном отправились в Цоссен, где предъявили Гальдеру документы своей разведки о сосредоточении советских войск в Прибалтике и на границе с Восточной Пруссией, а также о планах развертывания Балтийского флота. Данные финнов в принципе соответствовали данным немецкой разведки, но некоторые количественные показатели, привезенные Гейнрихсом, вызвали у Гальдера некоторое замешательство.
Бесценный боевой опыт финского генерала в зимней войне против СССР стал предметом продолжительной лекции, которую Гейнрихс прочел перед руководящими офицерами Генерального штаба Германии.
Наиболее слабым местом, по мнению начальника финского Генштаба, является отвратительная связь, которая и сама по себе ненадежна, и совершенно не защищена, давая легкий доступ противнику на свои каналы. Оперативные коды просты и ненадежны. Русские все это знают, предпочитая нарочных с пакетами. Возможно, в силу этого, а возможно и по ряду других причин, в Красной Армии почти полностью отсутствует взаимодействие между различными видами вооруженных сил.
Но главный недостаток Красной Армии, после многозначительной паузы продолжал генерал Гейнрихс, заключается в другом. И он просит своих немецких коллег внимательно выслушать, что он имеет им сейчас доложить.
Красная Армия находится в глухой оппозиции, если так можно выразиться, к существующему в России режиму. Это ясно не только из опроса военнопленных, количество которых, кстати говоря, превзошло все наши ожидания. Я возьму на себя смелость утверждать, заявил Гейнрихс, что если бы мы имели возможность нанести по Красной Армии достаточно сильный удар и перехватить инициативу в свои руки, а вы согласитесь, что будь у нас соответствующие силы, это можно было сделать минимум раза три в течение кампании, то Красная Армия просто бы разбежалась или сдалась в плен.
Гальдер недоверчиво взглянул на своего финского коллегу.
Наполеон много раз повторял, что русского солдата недостаточно просто убить, чтобы он упал. Его надо еще и толкнуть.
Он говорил о русском солдате, возразил Гейнрихс, а русского солдата давно уже нет. Есть советский красноармеец – раб без всяких прав. Расходное пушечное мясо. Они начали войну против нас, не снабдив войска даже зимним обмундированием.
Русский солдат, напомнил Гальдер, был крепостным, имеющим не больше прав, чем нынешний. Этого солдата бросали на альпийские перевалы босиком, без сапог. И тем не менее…
Затем с финнами обсудили ряд вопросов. В частности, о возможностях скрытой мобилизации в их армии, постоянно подчеркивая, что все вопросы носят чисто академический характер в рамках сотрудничества генеральные штабов.
Адмирал Канарис считался любимцем Гитлера, который его произвел в адмиралы и сделал начальником военной разведки.
Никто никогда не анализировал мудрость кадровой политики Гитлера и не обращал внимания на тот факт, что на многих ключевых постах третьего рейха находились весьма странные личности.
В молодости Вильгельм Канарис в чине капитан-лейтенанта служил на легком крейсере «Дрезден» и участвовал в знаменитом рейде через Тихий океан легендарной эскадры адмирала графа Шпее.
После эффектной победы у Коронеля эскадра угодила в расставленную англичанами ловушку у Фолклендских островов и была уничтожена. Легкому крейсеру «Дрезден», благодаря высокой скорости хода, удалось временно оторваться от английской погони и укрыться в одной из бухт Огненной Земли вблизи мыса Горн. Англичане быстро обнаружили «Дрезден», и перед угрозой неминуемого уничтожения крейсер пришлось затопить, а экипажу интернироваться в Аргентине. На этом закончилась военно-морская карьера Канариса и началась новая – разведывательно-диверсионная. В годы первой мировой войны Канарису пришлось работать и в США под руководством знаменитого фон Папена, и в Мадриде, где он, по слухам, даже был любовником легендарной Мата Хари и во многих других местах, где кайзеровская разведка прилагала титанические усилия, чтобы спасти от краха свою страну.
После крушения кайзеровской Германии, хлебнув демократического разврата Веймарской республики, Канарис – тогда еще капитан 1-го ранга, как и многие разочарованные офицеры кайзеровской армии, пошел на контакт с нацистами, видя в них единственную силу, способную вытащить Германию из «веймарской трясины» и снова обеспечить ей статус великой мировой державы. Декларируемая Гитлером будущая политика, казалось, была направлена именно на это.
То, что Канарису понравился Гитлер, – в этом нет ничего странного. Гитлер производил очень сильное впечатление на миллионы людей.
Странно другое – что Канарис понравился Гитлеру. Дед адмирала был греком, приехавшим на заработки в Германию, где он женился на немке и открыл магазин по торговле фруктами. Внук получил от деда в наследство вместе с преуспевающим магазином курчавые черные волосы, смуглый цвет лица и маленький рост, т.е. ту самую внешность, что всегда приводила фюрера в состояние близкое к ярости. Говорили, что Канарис сыграл известную роль в уговорах фельдмаршала – президента Гинденбурга, когда решался вопрос о назначении Гитлера канцлером, заставив престарелого воина преодолеть свое презрение к человеку, чья военная карьера остановилась на лычке ефрейтора. Канарис одним из первых принес свои поздравления будущему фюреру Германии, а когда растроганный Гитлер спросил, какой награды тот для себя желает, попросил назначить его начальником военной разведки. Просимое Канарисом показалось Гитлеру очень скромным. Он даже переспросил: «Начальником военной разведки? Конечно, господин капитан цур зее». Вскоре Канарис был произведен в контр-адмиралы и засел в управлении абвера на углу Тирпицуфер и Бендлерштрассе, пытаясь оттуда покрыть паутиной шпионажа весь мир.
Однако адмирал вскоре разочаровался в Гитлере еще сильнее, чем в демократии. Все кадровые офицеры, начавшие службу в кайзеровской армии, в душе оставались монархистами, что предполагает не только и не столько верность императору, сколько следование определенным морально-эстетическим, кастово-юридическим нормам. Фактически конституционно-демократическая монархия кайзера Вильгельма II, в которой они все были воспитаны, никак не предполагала (даже в страшном сне) простые гитлеровские методы решения как внутренних, так и внешнеполитических задач. Другими словами, бывшие офицеры кайзера оказались совершенно не готовыми к тоталитаризму, который также отличался от жестко авторитарной монархии, как день от ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81