— быстро вставил он.
— Были?
— Были.
— Ну тогда я могу доказать, что не знаю ни одного языка. Но если вы еще раз заявите, что я — герой творений какого-то поляка…
— Но ведь героем собственных произведений вы можете быть? — язвительно буркнул он.
Некоторое время я молча сопел носом, а затем поставил стакан, чтобы сказанное мной выглядело эффектнее.
— Есть как минимум несколько коротких слов, с помощью которых я в состоянии избавиться от назойливых гостей…
— Вот только это ничего не решит.
— Не решит, — согласился я. — Но, предположим, я вас вышвырну, по крайней мере, смогу на ком-то разрядиться. Вы в свою очередь можете…
Он махнул рукой и покачал головой:
— Если вы имеете в виду, что я разверну в прессе кампанию по вашей дискредитации в стиле: «Автор популярных повестей обвиняется в плагиате!», «Кто написал Оуэна Йитса?», то вы обижаете меня и…
— Да-да, знаю: всю Европу, — бросил я, чтобы хоть как-то скрыть замешательство. — Постараюсь не развязывать межконтинентального конфликта, но я должен немного подумать… Разве что если вы сразу мне скажете о цели своего визита. Ведь не хотели же вы попросту сбить с толку старого Оуэна? — хитро спросил я.
Он посмотрел на свой стакан, но я решил прибегнуть к богатому арсеналу средств принуждения и не налил ни капли. Он тихо вздохнул и помял пальцами мочку уха, демонстрируя смущение.
— Я сам толком не знаю, зачем пришел. — Он в конце концов отпустил ухо и снова вздохнул, на этот раз громче. — Я прилетел сюда по служебным делам и решил вас навестить… — Он передернул плечами. — Несколько лет назад, прочитав вашу книгу, я всерьез намеревался обвинить вас в плагиате, но прирожденная лень и перспектива тянущихся до бесконечности процессов перевесили, и я успокоился. Потом вышли следующие ваши книги, я прочитал их, тщательно сравнил с произведениями деда, и, честно говоря, меня потрясли ваши беззаботность и самоуверенность. Как-то так получилось, что я решил подождать. Ну и дождался… Может, я ждал бы и дальше, но подвернулась эта поездка, и я решил, что дольше ждать не следует.
— Ну и что вы собираетесь делать?
— Даже не знаю. — Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся. В его взгляде чувствовалось нечто располагающее к себе. Я мысленно обругал себя за наивность и налил ему. Судя по легкому дрожанию рук, этот разговор стоил ему нервов. — Поверьте, я не обвиняю вас в обычном плагиате, тем более сейчас, после нашего разговора, но, признайтесь, дело весьма интригующее. Может, я предложил бы вам провести расследование?
— А??? — На несколько долгих секунд я лишился дара речи. — Какое еще расследование…
— Ну, знаете — покопаться в биографии деда, например…
— Гм?
— Да, я мало что о нем знаю. Знаю дату рождения — 26 января 1952 года, знаю, что у него было двое сыновей, кстати, одного звали Филип, второго — Мэтью, я его сын; знаю, что написано на могиле, и, собственно, это все. Как вы понимаете, времена, в которые он жил, изобиловали событиями — распалась красная Центральная Европа, сложности с переходом к другой политической и экономической системе, всеобщий хаос, борьба политических группировок, миграция населения…
По мере того как он говорил, я все больше демонстрировал собственное невежество, озадаченно вертя головой. Он прервал лекцию и понимающе улыбнулся:
— Во всяком случае, оказалось, что я мало что мог сделать, хотя сейчас, когда я об этом говорю, мне кажется, что я могу и ошибаться. Меа culpa.
— Я проверю все, о чем вы сказали…
— Об этом я знал, должен признаться, что я весьма любопытен. Но этого мало. Хотя, если вы проверите мои сведения и они окажутся — а они окажутся — правдой, вам придется и дальше идти по этому следу, верно?
Мне понравился ход его мыслей, столь оуэновский. Мой. Чуть раньше я сам пришел к тому же выводу.
— И что дальше? Если окажется, что дедуля уже раньше все выдумал? Я должен признаться?
— Нет, мне важно лишь удовлетворить собственное любопытство. А если вы еще добавите к этому какую-нибудь благодарность… — Он заметил мой мрачнеющий взгляд и быстро добавил: — Речь не о деньгах, упаси боже! Какое-нибудь посвящение на первой странице новой повести?
Он рассмешил меня до слез. Но я не заплакал, я встал и подошел к компу. Набрав несколько слов, я повернул к нему экран:
— Этого достаточно?
Мэтью Ю. Дембски-младший подошел ко мне и прочитал вслух:
— «Юджину, который меня придумал, и притом удачно. В благодарность за хорошую идею. Оуэн Йитс». — Он посмотрел на меня и с серьезным видом кивнул. — Меня это удовлетворит, и, думаю, деда удовлетворило бы тоже.
— Естественно, я вставлю это, только…
— Естественно, — бесцеремонно перебил он меня и направился к своему креслу. Я думал, что он нахально угостит меня моим виски, но он лишь взял со спинки футляр от диска и положил его на столик. — Собственно, это все… До свидания.
Он двинулся к двери.
— На диске есть какой-нибудь адрес? Телефон? — спросил я.
— Конечно. — Он повернулся ко мне и улыбнулся еще раз. Я попытался понять, что кроется в этой улыбке, поскольку что-то в ней наверняка крылось. — Я не уверен в том, что сейчас скажу, но мне кажется, что дед чертовски обожал шутки. И несколько раз во время моих «расследований» мне казалось, что он искренне забавляется, наблюдая за моими усилиями. — Он положил ладонь на дверную ручку. — На его могиле несколько претенциозная надпись: «Тело осталось на Земле, душа унеслась к звездам». — Он открыл дверь и шагнул за порог, продолжая смотреть на меня. — Но, может быть, он оттуда уже вернулся?
Он кивнул и вышел. Дверь бесшумно захлопнулась.
— Вот тебе и раз! — рявкнул я, обращаясь к бутылке. В ней оставалось слишком мало для того, чтобы осмелиться возражать, и она послушно поделилась со мной содержимым. Наверху лестницы появилась Пима с Фебой у ноги. Они медленно спустились вниз. Феба мимоходом потерлась о мой ботинок и вышла в сад. Пима остановилась у двери в прачечную, встряхнула комом простыней, который держала в руке, и спросила:
— Кто-то у нас был, да?
— Да, — угрюмо буркнул я. — Представь себе — нас посетил внук того типа, который меня придумал.
— Дурак, что ли?
— Именно! Является непонятно кто и…
— Я говорю о тебе, — прервала она меня и скрылась в прачечной. Мою попытку объяснить ситуацию заглушил треск дверцы утилизатора, шум воды и голос Пимы, тихо напевавшей себе под нос.
— Не идешь спать? — спросила она, снова появившись в гостиной.
— Расхотелось…
— А я с ног валюсь, — призналась она. — Завтра расскажешь… Только-о-о… — зевнула она во весь рот, — … все и всю правду…
Я кивнул, мысленно пообещав ей поступить именно так, и, глядя, как она поднимается по лестнице, подумал о том, насколько симпатичнее бы я выглядел, если бы был в состоянии столь изящно преодолевать ступеньку за ступенькой, даже будучи смертельно уставшим… Потом я точно так же наблюдал за Фебой, которая поднималась по той же лестнице, оставляя на ступеньках капельки молока. В отличие от Пимы, она не послала мне с верхней площадки воздушный поцелуй, но ее явно ждали семейные обязанности, пищавшие так, что слышно было даже внизу. Я точно знал, когда Феба появилась на своей подстилке, поскольку писк усилился и тут же стих, сменившись аппетитным чавканьем.
На экране компа все так же виднелась надпись, которой я намеревался расплатиться со своим удивительным гостем. Я подошел к клавиатуре и некоторое время забавлялся, меняя шрифты — курсив, готика, хэнли, техник, деко-олд, прагма. Красивее всего это ироничное посвящение выглядело в виде узелкового письма. Идиотизм. Я стоял над клавиатурой, словно собака над гнездом куропатки, и палец мой дрожал от желания набрать некую последовательность слов, но я все же удержался от того, чтобы расширить свои познания о реальном или мнимом деде. В конце концов я вытащил диск и бросил его в груду других, где он тотчас же затерялся и исчез из моего поля зрения. Если бы я в этот момент стоял на весах, то, несомненно, мог бы взвесить собственное облегчение, но прежде чем дойти до ванной, я свернул на кухню за льдом и заинтересовался селедочным салатом. А потом кто-то известил о своем приходе. Был уже почти час ночи. Я проигнорировал звонок, заканчивая вылизывать миску. Селедка не та еда, после которой особо хочется беседовать. Но стоявший за дверью не имел об этом понятия. Звонок раздался снова; я подошел к домофону и произнес, тщательно деля слова на слоги:
— Квартира семьи Йитс. Хозяев нет дома. Просьба записать сообщение и, если необходимо, оставить свой номер телефона. Спасибо.
Я отошел от микрофона, и тут же кто-то постучал в окно. Я посмотрел через плечо на пришельца. Не могло быть никаких сомнений в том, где он работает, — как пить дать, полицейский. Что им от меня нужно в такое время? Я показал большим пальцем, что уже иду открывать, и вдруг… Вдруг мне пришло в голову, что сейчас я узнаю, что из ближайшего сумасшедшего дома сбежал тридцатипятилетний мужчина, у которого в воображении реальный мир перемешался с миром литературного вымысла. Мысленно представляя себе подобную картину, я подошел к двери и распахнул ее настежь. И сразу же мои надежды рухнули, словно брюки, у которых не выдержали подтяжки.
Первым вошел Дэниел Рейван, которого звали за глаза Взятка, а за ним — тот, что стучал в окно, незнакомый мне субъект. Рейван был в этой паре главным, и это бросалось в глаза, как, впрочем, и сам Взятка. Его хитренькая мордочка имела цвет выцветшего асфальта, впрочем, видом она напоминала тот же асфальт, по которому к тому же проехал танковый батальон. Дуг, увидев его впервые, заявил, что если бы Взятка был актером, то, если бы он хотел сыграть роль старика, ему пришлось бы смывать грим. Ник же добавил, что отец Рейвана, вероятно, проклял аистов, едва взглянув на новорожденного. Внешность второго посетителя была столь же нетипичной — самой выдающейся деталью его лица был выдающихся размеров нос, торчавший между близко посаженными глазами. Он все время смотрел себе под ноги, словно опасаясь споткнуться. Наклоненный вперед лысый череп вместе с носом напоминали корпус морской яхты с килем. Он довольно ловко рассекал этим сооружением воздух перед своей грудной клеткой, что отнюдь не придавало ему уверенности при ходьбе. Взятка бесцеремонно упал в кресло и закурил сигарету, которую взял из моей пачки.
— Можешь взять эту пачку себе, — сказал я ему. — Магазины сейчас закрыты…
Он прекрасно понял, что я хотел этим сказать, но если в глубине души у меня и теплилась надежда, что мне удастся смутить Рейвана напоминанием о его любви собирать дань с владельцев магазинов, то она тут же пропала, точно так же, как и та, что была у меня три минуты назад.
— Спасибо, — буркнул он, выпуская большое облако дыма. — Мы просто проходили мимо…
— Я поблагодарил бы бога, но, как я вижу, он зазевался, и вы свернули?
Наивный. Чтобы разозлить Взятку, нужно вылить на него ведро помоев, отвергнутых свиньями.
— Тебе говорит что-нибудь фамилия…
— Ничего.
— … Пламбир?
Я сел в кресло и закинул ногу на ногу, но тут же сменил позу.
— Он притворяется, будто волнуется, чтобы мы подумали, что это не так, — сообщил напарнику Взятка.
Я посмотрел на второго и показал ему на диван:
— Сядьте, отдохните. И учитесь у своего начальника — он знает, что нет смысла ждать приглашения.
— Это уж точно! Во всяком случае, расширение вен мне не грозит! — весело рассмеялся Взятка. — В самом деле — сядь! У меня к тебе еще один вопрос… — Он повернулся ко мне, доставая из кармана книгу. Это была моя первая повесть. — Сегодня мы поймали одного субчика… — Он несколько раз громко шмыгнул носом, что-то с булькающим звуком вылетело оттуда и, кажется, приземлилось на полу его пиджака. Я не стал проверять, действительно ли это так. — У него в машине был неплохой набор для наркоманов — пшикалки, иглы и даже наклейки.
Я посмотрел на второго полицейского. Его украшенная носом-ледоколом физиономия продолжала оставаться столь же невозмутимой, но, видимо, он каким-то странным образом почувствовал мою растерянность, поскольку сказал, уставившись на собственные ботинки:
— Мы нашли в его машине аэрозоли, шприцы и новейшее достижение — осмотический пластырь.
— Неплохое хозяйство, но он, не колеблясь, все это бросил и кинулся бежать. — Взятка тяжелым взглядом посмотрел на бутылку, но та даже не шевельнулась.
— Ну и? — поторопил я его. Он начинал меня доставать своими бесцеремонными манерами, которые я позволяю только себе самому и только когда веду расследование. — Закругляйся, а то мне спать охота.
— Гм? — Он наклонил голову и посмотрел на напарника. — Как там, Барри? «Пусть раненый конь от боли ревет, здоровый же пусть по равнине мчится…»
— Лось. Лось, а не конь, — поправил Барри.
— Верно. «Пусть раненый ко… лось от боли ревет, здоровый же пусть по равнине мчится. Кто-то спит, а к кому-то все сон не идет…»
По собственному опыту я знал, что хорошо сыгранный дуэт может вывести из равновесия любого, я сам любил это делать, и не мог отказать Взятке в немалом опыте. Но одно дело — забавляться за чей-то счет, а другое — когда забавляются над тобой. Я поднялся с кресла, хлопнув ладонью по колену, и сделал два шага к двери.
— У него в кармане была твоя книга, — медленно проговорил Взятка. — Это единственное, что мы при нем нашли.
Я обернулся и спросил:
— А разве не было разговора об иглах, пшикалках и наклейках?
— Да, но все это было в машине, понимаешь? В ма-ши-не! А машина испарилась у одного оптовика из Сорхо. У нашего клиента не было ничего, кроме этого произведения.
— Думаешь, я помогу тебе поймать кого-то только за то, что он читает мои повести?
— Нет, на это я особо и не надеялся. — Он встал с кресла. — Просто мы проезжали мимо — и зашли. Чтобы предупредить. Знаешь, люди иногда друг другу помогают, хотя, по сути, это нарушение закона. Впрочем…
— Да что там говорить! — махнул я рукой и открыл дверь, улыбаясь столь широко, что еще шире улыбаться мог бы лишь после неудачной хирургической операции. — Пока-а!..
Взятка вышел первым и, еще перед тем, как перешагнуть порог, отхаркался столь сочно и убедительно, что я еще какое-то время после их ухода вглядывался в пол в поисках… Неважно. Второй прошел мимо меня, кивнув головой, но не приподняв ее даже на миллиметр. Видимо, у него была основательно вытерта подбородком рубашка, не говоря уже об углублении в грудине. Я вздохнул и окинул взглядом комнату, беря ее в свидетели своего терпения. Взятка буркнул что-то, обращаясь к коллеге, но дверь, захлопнувшись, отрезала меня от доказательств его владения подзаборной лексикой. Я в задумчивости остановился на пороге. Наверху послышался жалобный скулеж Фебы, которой, видимо, кто-то из щенков прищемил зубами сосок. Комп терпеливо отображал все ту же надпись…
Внезапно я почувствовал, как по моей спине пробежали мурашки. Овладев собой, я направился к бару, но по пути вспомнил, что месяц назад достал спрятанный там «биффакс» и перенес его в закрывавшуюся на цифровой замок ячейку. Фил подозрительно долго рассказывал про приятеля, который играл с папиным пистолетом, пока однажды…
Я остановился возле бара и некоторое время стоял спиной к комнате, вслушиваясь в биение собственного сердца. Лестница находилась справа от меня, но чтобы подняться по ней, требовалось как минимум шесть прыжков; я мог прыгнуть за спинку дивана, оставив лестницу свободной, я мог…
Взяв из бара бутылку, я взвесил ее в руке.
— Выходите, полиция ушла, — сказал я в пространство за моей спиной. Повернувшись, я сделал шаг в сторону и сел на диван, продолжая сжимать в руке бутылку. Поскольку в комнате ничего не изменилось, я сосредоточенно рассмотрел этикетку и, лишь заметив краем глаза какое-то движение у двери, поднял голову и посмотрел на незнакомца.
Чем-то он напоминал Ника периода его «вегетарианства» — худой, но более жилистый, коротко подстриженные волосы. У него был спокойный и уверенный взгляд, серо-голубые глаза, похожие на мои и наверняка столь же ярко-голубые в гневе, но в данный момент он не злился. Волевой подбородок, небольшая родинка в левом уголке рта. Пластырь на большом пальце левой руки, столь же пустой, как и правая. Узкие спортивные штаны и свободная футболка… впрочем, я знал, что даже под такой одеждой можно спрятать множество неприятных предметов, например: превращающийся в нунчаку пояс, «биффакс» под мышкой, гарроту в воротнике, не говоря уже о замаскированных под часы, пряжку или перстень гранатах. Видимо, догадавшись, о чем я думаю, он поднял обе руки и повернулся вокруг своей оси, а потом подошел к креслу и движением брови показал на него, молча спрашивая разрешения. Я кивнул. Долгое время в комнате не раздавалось ни звука. А в моей голове все более явственно вертелась мысль о том, что этого типа я откуда-то знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Были?
— Были.
— Ну тогда я могу доказать, что не знаю ни одного языка. Но если вы еще раз заявите, что я — герой творений какого-то поляка…
— Но ведь героем собственных произведений вы можете быть? — язвительно буркнул он.
Некоторое время я молча сопел носом, а затем поставил стакан, чтобы сказанное мной выглядело эффектнее.
— Есть как минимум несколько коротких слов, с помощью которых я в состоянии избавиться от назойливых гостей…
— Вот только это ничего не решит.
— Не решит, — согласился я. — Но, предположим, я вас вышвырну, по крайней мере, смогу на ком-то разрядиться. Вы в свою очередь можете…
Он махнул рукой и покачал головой:
— Если вы имеете в виду, что я разверну в прессе кампанию по вашей дискредитации в стиле: «Автор популярных повестей обвиняется в плагиате!», «Кто написал Оуэна Йитса?», то вы обижаете меня и…
— Да-да, знаю: всю Европу, — бросил я, чтобы хоть как-то скрыть замешательство. — Постараюсь не развязывать межконтинентального конфликта, но я должен немного подумать… Разве что если вы сразу мне скажете о цели своего визита. Ведь не хотели же вы попросту сбить с толку старого Оуэна? — хитро спросил я.
Он посмотрел на свой стакан, но я решил прибегнуть к богатому арсеналу средств принуждения и не налил ни капли. Он тихо вздохнул и помял пальцами мочку уха, демонстрируя смущение.
— Я сам толком не знаю, зачем пришел. — Он в конце концов отпустил ухо и снова вздохнул, на этот раз громче. — Я прилетел сюда по служебным делам и решил вас навестить… — Он передернул плечами. — Несколько лет назад, прочитав вашу книгу, я всерьез намеревался обвинить вас в плагиате, но прирожденная лень и перспектива тянущихся до бесконечности процессов перевесили, и я успокоился. Потом вышли следующие ваши книги, я прочитал их, тщательно сравнил с произведениями деда, и, честно говоря, меня потрясли ваши беззаботность и самоуверенность. Как-то так получилось, что я решил подождать. Ну и дождался… Может, я ждал бы и дальше, но подвернулась эта поездка, и я решил, что дольше ждать не следует.
— Ну и что вы собираетесь делать?
— Даже не знаю. — Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся. В его взгляде чувствовалось нечто располагающее к себе. Я мысленно обругал себя за наивность и налил ему. Судя по легкому дрожанию рук, этот разговор стоил ему нервов. — Поверьте, я не обвиняю вас в обычном плагиате, тем более сейчас, после нашего разговора, но, признайтесь, дело весьма интригующее. Может, я предложил бы вам провести расследование?
— А??? — На несколько долгих секунд я лишился дара речи. — Какое еще расследование…
— Ну, знаете — покопаться в биографии деда, например…
— Гм?
— Да, я мало что о нем знаю. Знаю дату рождения — 26 января 1952 года, знаю, что у него было двое сыновей, кстати, одного звали Филип, второго — Мэтью, я его сын; знаю, что написано на могиле, и, собственно, это все. Как вы понимаете, времена, в которые он жил, изобиловали событиями — распалась красная Центральная Европа, сложности с переходом к другой политической и экономической системе, всеобщий хаос, борьба политических группировок, миграция населения…
По мере того как он говорил, я все больше демонстрировал собственное невежество, озадаченно вертя головой. Он прервал лекцию и понимающе улыбнулся:
— Во всяком случае, оказалось, что я мало что мог сделать, хотя сейчас, когда я об этом говорю, мне кажется, что я могу и ошибаться. Меа culpa.
— Я проверю все, о чем вы сказали…
— Об этом я знал, должен признаться, что я весьма любопытен. Но этого мало. Хотя, если вы проверите мои сведения и они окажутся — а они окажутся — правдой, вам придется и дальше идти по этому следу, верно?
Мне понравился ход его мыслей, столь оуэновский. Мой. Чуть раньше я сам пришел к тому же выводу.
— И что дальше? Если окажется, что дедуля уже раньше все выдумал? Я должен признаться?
— Нет, мне важно лишь удовлетворить собственное любопытство. А если вы еще добавите к этому какую-нибудь благодарность… — Он заметил мой мрачнеющий взгляд и быстро добавил: — Речь не о деньгах, упаси боже! Какое-нибудь посвящение на первой странице новой повести?
Он рассмешил меня до слез. Но я не заплакал, я встал и подошел к компу. Набрав несколько слов, я повернул к нему экран:
— Этого достаточно?
Мэтью Ю. Дембски-младший подошел ко мне и прочитал вслух:
— «Юджину, который меня придумал, и притом удачно. В благодарность за хорошую идею. Оуэн Йитс». — Он посмотрел на меня и с серьезным видом кивнул. — Меня это удовлетворит, и, думаю, деда удовлетворило бы тоже.
— Естественно, я вставлю это, только…
— Естественно, — бесцеремонно перебил он меня и направился к своему креслу. Я думал, что он нахально угостит меня моим виски, но он лишь взял со спинки футляр от диска и положил его на столик. — Собственно, это все… До свидания.
Он двинулся к двери.
— На диске есть какой-нибудь адрес? Телефон? — спросил я.
— Конечно. — Он повернулся ко мне и улыбнулся еще раз. Я попытался понять, что кроется в этой улыбке, поскольку что-то в ней наверняка крылось. — Я не уверен в том, что сейчас скажу, но мне кажется, что дед чертовски обожал шутки. И несколько раз во время моих «расследований» мне казалось, что он искренне забавляется, наблюдая за моими усилиями. — Он положил ладонь на дверную ручку. — На его могиле несколько претенциозная надпись: «Тело осталось на Земле, душа унеслась к звездам». — Он открыл дверь и шагнул за порог, продолжая смотреть на меня. — Но, может быть, он оттуда уже вернулся?
Он кивнул и вышел. Дверь бесшумно захлопнулась.
— Вот тебе и раз! — рявкнул я, обращаясь к бутылке. В ней оставалось слишком мало для того, чтобы осмелиться возражать, и она послушно поделилась со мной содержимым. Наверху лестницы появилась Пима с Фебой у ноги. Они медленно спустились вниз. Феба мимоходом потерлась о мой ботинок и вышла в сад. Пима остановилась у двери в прачечную, встряхнула комом простыней, который держала в руке, и спросила:
— Кто-то у нас был, да?
— Да, — угрюмо буркнул я. — Представь себе — нас посетил внук того типа, который меня придумал.
— Дурак, что ли?
— Именно! Является непонятно кто и…
— Я говорю о тебе, — прервала она меня и скрылась в прачечной. Мою попытку объяснить ситуацию заглушил треск дверцы утилизатора, шум воды и голос Пимы, тихо напевавшей себе под нос.
— Не идешь спать? — спросила она, снова появившись в гостиной.
— Расхотелось…
— А я с ног валюсь, — призналась она. — Завтра расскажешь… Только-о-о… — зевнула она во весь рот, — … все и всю правду…
Я кивнул, мысленно пообещав ей поступить именно так, и, глядя, как она поднимается по лестнице, подумал о том, насколько симпатичнее бы я выглядел, если бы был в состоянии столь изящно преодолевать ступеньку за ступенькой, даже будучи смертельно уставшим… Потом я точно так же наблюдал за Фебой, которая поднималась по той же лестнице, оставляя на ступеньках капельки молока. В отличие от Пимы, она не послала мне с верхней площадки воздушный поцелуй, но ее явно ждали семейные обязанности, пищавшие так, что слышно было даже внизу. Я точно знал, когда Феба появилась на своей подстилке, поскольку писк усилился и тут же стих, сменившись аппетитным чавканьем.
На экране компа все так же виднелась надпись, которой я намеревался расплатиться со своим удивительным гостем. Я подошел к клавиатуре и некоторое время забавлялся, меняя шрифты — курсив, готика, хэнли, техник, деко-олд, прагма. Красивее всего это ироничное посвящение выглядело в виде узелкового письма. Идиотизм. Я стоял над клавиатурой, словно собака над гнездом куропатки, и палец мой дрожал от желания набрать некую последовательность слов, но я все же удержался от того, чтобы расширить свои познания о реальном или мнимом деде. В конце концов я вытащил диск и бросил его в груду других, где он тотчас же затерялся и исчез из моего поля зрения. Если бы я в этот момент стоял на весах, то, несомненно, мог бы взвесить собственное облегчение, но прежде чем дойти до ванной, я свернул на кухню за льдом и заинтересовался селедочным салатом. А потом кто-то известил о своем приходе. Был уже почти час ночи. Я проигнорировал звонок, заканчивая вылизывать миску. Селедка не та еда, после которой особо хочется беседовать. Но стоявший за дверью не имел об этом понятия. Звонок раздался снова; я подошел к домофону и произнес, тщательно деля слова на слоги:
— Квартира семьи Йитс. Хозяев нет дома. Просьба записать сообщение и, если необходимо, оставить свой номер телефона. Спасибо.
Я отошел от микрофона, и тут же кто-то постучал в окно. Я посмотрел через плечо на пришельца. Не могло быть никаких сомнений в том, где он работает, — как пить дать, полицейский. Что им от меня нужно в такое время? Я показал большим пальцем, что уже иду открывать, и вдруг… Вдруг мне пришло в голову, что сейчас я узнаю, что из ближайшего сумасшедшего дома сбежал тридцатипятилетний мужчина, у которого в воображении реальный мир перемешался с миром литературного вымысла. Мысленно представляя себе подобную картину, я подошел к двери и распахнул ее настежь. И сразу же мои надежды рухнули, словно брюки, у которых не выдержали подтяжки.
Первым вошел Дэниел Рейван, которого звали за глаза Взятка, а за ним — тот, что стучал в окно, незнакомый мне субъект. Рейван был в этой паре главным, и это бросалось в глаза, как, впрочем, и сам Взятка. Его хитренькая мордочка имела цвет выцветшего асфальта, впрочем, видом она напоминала тот же асфальт, по которому к тому же проехал танковый батальон. Дуг, увидев его впервые, заявил, что если бы Взятка был актером, то, если бы он хотел сыграть роль старика, ему пришлось бы смывать грим. Ник же добавил, что отец Рейвана, вероятно, проклял аистов, едва взглянув на новорожденного. Внешность второго посетителя была столь же нетипичной — самой выдающейся деталью его лица был выдающихся размеров нос, торчавший между близко посаженными глазами. Он все время смотрел себе под ноги, словно опасаясь споткнуться. Наклоненный вперед лысый череп вместе с носом напоминали корпус морской яхты с килем. Он довольно ловко рассекал этим сооружением воздух перед своей грудной клеткой, что отнюдь не придавало ему уверенности при ходьбе. Взятка бесцеремонно упал в кресло и закурил сигарету, которую взял из моей пачки.
— Можешь взять эту пачку себе, — сказал я ему. — Магазины сейчас закрыты…
Он прекрасно понял, что я хотел этим сказать, но если в глубине души у меня и теплилась надежда, что мне удастся смутить Рейвана напоминанием о его любви собирать дань с владельцев магазинов, то она тут же пропала, точно так же, как и та, что была у меня три минуты назад.
— Спасибо, — буркнул он, выпуская большое облако дыма. — Мы просто проходили мимо…
— Я поблагодарил бы бога, но, как я вижу, он зазевался, и вы свернули?
Наивный. Чтобы разозлить Взятку, нужно вылить на него ведро помоев, отвергнутых свиньями.
— Тебе говорит что-нибудь фамилия…
— Ничего.
— … Пламбир?
Я сел в кресло и закинул ногу на ногу, но тут же сменил позу.
— Он притворяется, будто волнуется, чтобы мы подумали, что это не так, — сообщил напарнику Взятка.
Я посмотрел на второго и показал ему на диван:
— Сядьте, отдохните. И учитесь у своего начальника — он знает, что нет смысла ждать приглашения.
— Это уж точно! Во всяком случае, расширение вен мне не грозит! — весело рассмеялся Взятка. — В самом деле — сядь! У меня к тебе еще один вопрос… — Он повернулся ко мне, доставая из кармана книгу. Это была моя первая повесть. — Сегодня мы поймали одного субчика… — Он несколько раз громко шмыгнул носом, что-то с булькающим звуком вылетело оттуда и, кажется, приземлилось на полу его пиджака. Я не стал проверять, действительно ли это так. — У него в машине был неплохой набор для наркоманов — пшикалки, иглы и даже наклейки.
Я посмотрел на второго полицейского. Его украшенная носом-ледоколом физиономия продолжала оставаться столь же невозмутимой, но, видимо, он каким-то странным образом почувствовал мою растерянность, поскольку сказал, уставившись на собственные ботинки:
— Мы нашли в его машине аэрозоли, шприцы и новейшее достижение — осмотический пластырь.
— Неплохое хозяйство, но он, не колеблясь, все это бросил и кинулся бежать. — Взятка тяжелым взглядом посмотрел на бутылку, но та даже не шевельнулась.
— Ну и? — поторопил я его. Он начинал меня доставать своими бесцеремонными манерами, которые я позволяю только себе самому и только когда веду расследование. — Закругляйся, а то мне спать охота.
— Гм? — Он наклонил голову и посмотрел на напарника. — Как там, Барри? «Пусть раненый конь от боли ревет, здоровый же пусть по равнине мчится…»
— Лось. Лось, а не конь, — поправил Барри.
— Верно. «Пусть раненый ко… лось от боли ревет, здоровый же пусть по равнине мчится. Кто-то спит, а к кому-то все сон не идет…»
По собственному опыту я знал, что хорошо сыгранный дуэт может вывести из равновесия любого, я сам любил это делать, и не мог отказать Взятке в немалом опыте. Но одно дело — забавляться за чей-то счет, а другое — когда забавляются над тобой. Я поднялся с кресла, хлопнув ладонью по колену, и сделал два шага к двери.
— У него в кармане была твоя книга, — медленно проговорил Взятка. — Это единственное, что мы при нем нашли.
Я обернулся и спросил:
— А разве не было разговора об иглах, пшикалках и наклейках?
— Да, но все это было в машине, понимаешь? В ма-ши-не! А машина испарилась у одного оптовика из Сорхо. У нашего клиента не было ничего, кроме этого произведения.
— Думаешь, я помогу тебе поймать кого-то только за то, что он читает мои повести?
— Нет, на это я особо и не надеялся. — Он встал с кресла. — Просто мы проезжали мимо — и зашли. Чтобы предупредить. Знаешь, люди иногда друг другу помогают, хотя, по сути, это нарушение закона. Впрочем…
— Да что там говорить! — махнул я рукой и открыл дверь, улыбаясь столь широко, что еще шире улыбаться мог бы лишь после неудачной хирургической операции. — Пока-а!..
Взятка вышел первым и, еще перед тем, как перешагнуть порог, отхаркался столь сочно и убедительно, что я еще какое-то время после их ухода вглядывался в пол в поисках… Неважно. Второй прошел мимо меня, кивнув головой, но не приподняв ее даже на миллиметр. Видимо, у него была основательно вытерта подбородком рубашка, не говоря уже об углублении в грудине. Я вздохнул и окинул взглядом комнату, беря ее в свидетели своего терпения. Взятка буркнул что-то, обращаясь к коллеге, но дверь, захлопнувшись, отрезала меня от доказательств его владения подзаборной лексикой. Я в задумчивости остановился на пороге. Наверху послышался жалобный скулеж Фебы, которой, видимо, кто-то из щенков прищемил зубами сосок. Комп терпеливо отображал все ту же надпись…
Внезапно я почувствовал, как по моей спине пробежали мурашки. Овладев собой, я направился к бару, но по пути вспомнил, что месяц назад достал спрятанный там «биффакс» и перенес его в закрывавшуюся на цифровой замок ячейку. Фил подозрительно долго рассказывал про приятеля, который играл с папиным пистолетом, пока однажды…
Я остановился возле бара и некоторое время стоял спиной к комнате, вслушиваясь в биение собственного сердца. Лестница находилась справа от меня, но чтобы подняться по ней, требовалось как минимум шесть прыжков; я мог прыгнуть за спинку дивана, оставив лестницу свободной, я мог…
Взяв из бара бутылку, я взвесил ее в руке.
— Выходите, полиция ушла, — сказал я в пространство за моей спиной. Повернувшись, я сделал шаг в сторону и сел на диван, продолжая сжимать в руке бутылку. Поскольку в комнате ничего не изменилось, я сосредоточенно рассмотрел этикетку и, лишь заметив краем глаза какое-то движение у двери, поднял голову и посмотрел на незнакомца.
Чем-то он напоминал Ника периода его «вегетарианства» — худой, но более жилистый, коротко подстриженные волосы. У него был спокойный и уверенный взгляд, серо-голубые глаза, похожие на мои и наверняка столь же ярко-голубые в гневе, но в данный момент он не злился. Волевой подбородок, небольшая родинка в левом уголке рта. Пластырь на большом пальце левой руки, столь же пустой, как и правая. Узкие спортивные штаны и свободная футболка… впрочем, я знал, что даже под такой одеждой можно спрятать множество неприятных предметов, например: превращающийся в нунчаку пояс, «биффакс» под мышкой, гарроту в воротнике, не говоря уже о замаскированных под часы, пряжку или перстень гранатах. Видимо, догадавшись, о чем я думаю, он поднял обе руки и повернулся вокруг своей оси, а потом подошел к креслу и движением брови показал на него, молча спрашивая разрешения. Я кивнул. Долгое время в комнате не раздавалось ни звука. А в моей голове все более явственно вертелась мысль о том, что этого типа я откуда-то знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40