Пузиков отчаянно жестикулировал им с крыши пристройки, строя отчаянные рожи. Теперь, когда он остался там один, толстяку окончательно изменило мужество.
– Не прыгнет, – сказал Макаров.
– Прыгнет. Оставаться одному еще страшнее, – заспорила Туркина.
Как оказалось, из них двоих именно она лучше знала психологию Пузикова. В тот момент, когда Федор еще раз хотел повторить: «Не прыгнет!» Пузиков разбежался и, издав громкий вопль, скаканул с крыши пристройки на гаражи. Несколькими мгновениями спустя он обрушился на гараж, вскочил и сразу же побежал вперед.
Вскинув голову, солдат пораженно наблюдал толстую тушу, перелетавшую со школьной крыши на гаражи. Несколько секунд он растерянно стоял, разинув рот, а потом стал неуклюже сдергивать с плеча автомат, видимо, собираясь дать сигнальный выстрел.
Не дожидаясь, пока это произойдет, ребята чесанули через гаражи. Они уже спрыгивали в глухой переулок, когда за их спинами треснул автоматный выстрел. Между домами раскатилось сухое эхо.
…Вскоре они оказались в двух кварталах от школы на захламленном бетонными блоками пустыре рядом с цементным заводиком. Забившись в щель между блоками, они наконец смогли немного отдохнуть. Вой милицейских сирен доносился сразу с нескольких сторон. Это доказывало, что погоня сбилась со следа и бесцельно колесит по ближайшим улицам.
– Чего ты орал? Кто тебя просил орать? – набросился Федор на Пузикова.
– Мне померещилось, что я упал, – пробурчал тот.
– Олух! Но ты же тогда еще не прыгнул!
– Ну и что, что не прыгнул? Мне уже тогда померещилось, – категорично заявил Борька.
Судя по тому, как звучал его голос, спорить с ним было бесполезно. Пузиков заранее был уверен в своем праве делать все, что ему заблагорассудится.
– Брэк, мальчики, брэк! – сказала Катя. – Давайте сообразим, что к чему. Идти домой нам нельзя: там нас будет ждать засада. Брр, никак не привыкну к мысли, что в моей комнате топчется кто-то посторонний!
– Свиньи! – раздраженно пробурчал Пузиков. – Ну ничего, пусть только они попробуют залезть ко мне в копилку! Я им такое устрою, они потом за месяц не прочухаются!
– А сколько у тебя в копилке? – поинтересовался Макаров.
– Четыреста пятьдесят два рубля… – хмуро сказал Борька, но внезапно, вспомнив что-то, ощутимо повеселел.
Катя сообразила, что, кроме копилки, у Пузикова существовало еще одно укромное место, где он скрывал свои сбережения. И уж в этом-то секретном месте у запасливого толстячка было явно больше, чем четыреста пятьдесят два рубля.
– Сообщать в милицию бесполезно, – продолжала рассуждать Туркина. – Да и кто нам поверит, когда мы скажем, что готовится вторжение инопланетян, которые встроили ее начальнику датчик подчинения? В лучшем случае нас упрячут в психушку, в худшем…
Туркина не договорила. Всем и так было известно, что произойдет в худшем случае. Их просто-напросто прикончат или заморозят точно так же, как и профессора К. И. Слощея.
– И куда мы теперь пойдем? – спросил Федор.
Оставаться на стройке среди блоков не казалось ему особенно хорошей идеей.
Катя задумчиво посмотрела на черную кошку, трусливо перебегавшую между опорами неподвижного крана.
– Есть одно славное местечко. Думаю, там нас не догадаются искать, – сказала она.
– Какое местечко? – заинтересовался Пузиков.
– Детский театр. У меня есть от него ключ, – сунув руку в карман, Туркина повертела на пальце брелок, где среди домашних ключей был и один необычный, желтый.
– Откуда он у тебя?
– Это бабушкин. Вернее, у бабушки такой же, а у меня копия. Я подстраховалась и заказала себе на всякий случай, – пояснила Катя.
– Ух ты! Повезло тебе с бабуськой. А от чего ключ, от главных дверей? – спросил Пузиков.
– На главных дверях, по-моему, вообще нет ключей. Они запираются изнутри на такие металлические штукенции, похожие на буквы «П», – подумав, сказала Туркина. – А мой ключ от служебного входа, и даже не от него, а еще от одной дверцы рядом. Бабушка называет ее «САНИВ».
– Какой еще «саниф»?
– Не «саниф», а «САНИВ» – «Секретная Актерская Нырялка и Выныривалка». Ею пользуются, когда надо, например, быстро смотаться из театра, не попавшись на глаза вахтерам или режиссеру.
К театру они пробирались дворами, стараясь не высовываться на оживленные улицы, где каждую минуту мог проехать патруль.
Решив срезать путь, ребята перемахнули через забор и пошли по заснеженному футбольному полю. Кое-где поле уже оттаяло и просматривалась слабенькая еще и тонкая весенняя трава.
Катя с Федором шли впереди, а запыхавшийся Пузиков, у которого то и дело развязывались шнурки на ботинках, чуть приотстал.
– Ты не жалеешь, что мы тогда свернули не на ту лыжню? – поинтересовалась вдруг Туркина.
Федор пожал плечами. С воображением у него было не то чтобы туго, просто он не любил задумываться над гипотетическими вещами. Что произошло, то произошло – и никуда тут не денешься.
– А ты, Кать? – спросил он.
– Я? Я вот что думаю – останься мы тогда со всем классом, ничего бы этого не было: ни неприятностей, ни шара.
– Шар бы был. И агнеры бы тоже были, а вот неприятностей… неприятностей действительно не было бы… – согласился Макаров.
– Но ведь тогда бы к нам не попал диск и мы ничего бы не узнали о планах агнеров, – подумав, заметила Туркина.
– Точно. И не смогли бы им помешать. Впрочем, мы и сейчас еще не знаем, сможем мы им помешать или нет. Но во всяком случае мы трепыхаемся, и это уже кое-что значит.
Внезапно Катя поскользнулась на тонкой ледяной корочке, и Федор подхватил ее под локоть.
– Спасибо.
– Не за что, – пробурчал он, отпуская ее руку.
Туркина прищурилась, стараясь заглянуть Макарову в лицо.
– Теперь ты признаешься, зачем у тебя на медальоне была моя фотография? – спросила она.
– Э-э… Случайность.
– Случайность? – недоверчиво переспросила девочка.
– Ну да. Я просто решил поприкалываться… – буркнул Федор.
– Над кем поприкалываться?
– Над тобой, – сказал Федор.
Он чувствовал, что завирается и что Туркина ему не верит, но не знал, как выйти из этого принявшего для него неприятный оборот разговора.
Помощь подоспела оттуда, откуда ее совершенно нельзя было ожидать. Внезапно за их спинами раздался вопль, и, обернувшись, ребята увидели несущегося к ним на всех парах Пузикова.
– Я видел! Я видел! – орал он. – Она только что была здесь! На этом самом месте!
– Кто?
– Тарелка!
Макаров недоверчиво скрестил руки на груди.
– Какая тарелка? – поинтересовался он. – Кухонная? А ложки с вилкой там часом поблизости не было? Кастрюльки у тебя перед носом не пролетали, а, Пузиков?
– Кастрюлька? Чтоб я сдох! Я тебе дам кастрюльку! Я из тебя из самого кастрюльку сделаю! – взвыл толстячок.
Пузиков заволновался, замахал руками и начал нести полную ахинею. Из его бессвязных реплик можно было уяснить лишь то, что тарелка, похожая на ртутную каплю, была размером примерно с автобус. Она якобы, взявшись неизвестно откуда, зависла у него над головой, несколько секунд провисела там, а потом быстро завертелась, сделалась прозрачной и исчезла.
– Почему же ты сразу не крикнул?
– Ага, крикнешь тут! Сами бы кричали! У меня дыхание перехватило!
– Странно, что эту тарелку видишь только ты, Пузиков, и кроме тебя больше никто, – недоверчиво заметила Катя. – Тебя того… глюки не посещают?
Если разъяренный Пузиков не треснул от возмущения, то лишь потому, что был довольно прочен и рассчитан на большие нагрузки. Вернувшись на то место, над которым, по его утверждениям, висела тарелка, он стал рыться в снегу.
– Где-то тут это должно быть… Счас найду… – бормотал он.
– Что ты ищешь? – поинтересовалась Катя.
– Сам не знаю что, – как крот, роясь в снегу, отозвался Борька. – Если тарелка висела здесь, значит, у нее была какая-то цель. Возможно, она хотела нас предостеречь или что-то нам передать. Нашел!
Вытащив нечто из снега, Пузиков положил этот предмет себе на ладонь. Поспешив к нему, ребята увидели маленькую, не больше игральной карты, пластинку со множеством небольших отверстий.
– Видели? – торжествующе воскликнул Борька. – Что, съели?
Федор пожал плечами. На его взгляд, в пластинке не было ничего необычного.
– Это от батарейки или еще от чего-то, – сказал он. – Разбрасывают всякий мусор. Ты еще в мусорном баке покопайся, там и не такое найти можно.
Засопев, Пузиков сунул пластинку в карман.
– Я тебе докажу, что это не от батарейки, – таинственно пообещал он. – Увидишь, что докажу!
– Валяй, доказывай! – великодушно согласился Макаров.
Вскоре ребята благополучно пересекли заснеженный сквер и вышли к массивному, похожему на коробку из дешевого картона зданию театра.
В этот довольно ранний час спектаклей еще не предвиделось и даже репетиции не начинались. Прикусив от усердия нижнюю губу, Катя вставила ключ в железную дверь, находившуюся в десятке метров от козырька служебного входа. Ключ послушно провернулся в личинке замка, и дверь, поддавшись, открылась.
Катя, а за ней и Федор с Борькой проскользнули на узкую лестницу.
– Пахнет вкусно! Капустой и еще чем-то, то ли томатной пастой, то ли кетчупом… – принюхался Пузиков.
– Еще бы не пахло! Вон там столовая, – сказала Катя, кивнув на вентиляционные вытяжки в стене.
Они поднялись на один этаж и оказались в длинном коридоре, в который выходило десятка полтора комнат. Катя со знанием дела толкнула вторую по счету дверь, и они оказались в очень теплом и просторном помещении, где одна к одной тесно громоздились декорации.
У окна печально притулилась избушка на курьих ножках. На полу на трех стульях расположились фанерные стены хором Царя Гороха. Тут же сами собой простуженно позванивали гусли Садко. Рядом в большой коробке лежали сабли и щиты, а к неработавшему вентилятору оставшийся неизвестным театральный хохмач прицепил белую бороду Черномора. С белой бороды свисала бумажка, на которой фломастером значилось: «Запасная борода Бубко!»
– Кто этот Бубко? – спросил Федор.
– Главный режиссер, – пояснила Катя.
– И что, у него есть борода?
– У него вообще волос нет, он лысый.
– А-а, – протянул Федор. Ему захотелось прояснить, а при чем тут борода, но он не решился.
Борька грустно облизнулся. Похоже, его мысли витали где-то в гастрономических высях.
– У меня вот какая идея! – сказал он мечтательно. – Ночью, когда из театра все уйдут, мы проберемся в столовую и чего-нибудь там уворуем.
– У тебя мелкоуголовные замашки, Пузиков! – укоризненно сказала Туркина, решив про себя, что это совсем неплохая идея.
Борька неуклюже стал пробираться к единственному большому окну, как вдруг между лопатками ему уткнулось что-то твердое и холодное.
«Руки вверх! Ты арестован!» – рявкнул кто-то.
Пузиков тревожно оглянулся. В спину ему упиралось дуло немецкого автомата времен Второй мировой войны, а чуть выше на него смотрела черная, как у террориста, маска с небольшими прорезями для глаз.
Осознав увиденное, Борька заорал как раненый заяц.
– Ты что, нервный? Хочешь, чтобы весь театр сюда сбежался? – тревожно поинтересовался Федор. Он сдернул с себя маску и плотно закупорил ею паникеру рот.
– Не… не хочу, – сказал Пузиков, отплевываясь. – Вот болваны! – забормотал он. – Напугали и рады! Полные памперсы восторга!
Открыв дверь с болтавшимся на ней коровьим черепом, Туркина деловито забралась в избушку Бабы Яги.
– Все, финиш! Я хочу спать, – сообщила она. – А вам, мальчики, придется найти себе другое место. Втроем мы сюда все равно не влезем.
– Туркина-Буркина! Оттяпала себе самое лучшее местечко! – заворчал опомнившийся Пузиков. – Тут больше и негде спать. На мечах, что ли?
– А что, отличная идея. Йоги, те вообще спят на гвоздях и ничего, не жалуются, – напомнила Катя.
Она шумно повернулась в избушке, и все маленькое сооружение заходило ходуном…
Федор проснулся уже в сумерках. Пол хранилища декораций слегка подрагивал, и из-под него доносились приглушенные стенами звуки фонограммы. Должно быть, на сцене шел спектакль.
Вспоминая, где он находится, мальчик недоуменно покрутил головой и, присев, свесил ноги с людоедской кровати. Рядом на прокрустовом ложе из спектакля по мифам звучно похрапывал Пузиков. От незапертой двери они были надежно отгорожены завалом из декораций, так что если бы кто-нибудь и заглянул, то едва ли смог бы их обнаружить.
Из единственного окошка избушки на курьих ножках лился слабый голубоватый свет. Выглядело это довольно-таки зловеще, и Макаров не позавидовал Ивану-царевичу, натолкнувшемуся на эту избушку в лесной чаще.
Просунув в окошко голову, он обнаружил, что Катя уже проснулась и теперь что-то рисует при свете громоздкой, тоже явно взятой из декораций синей лампы.
– С добрым… вечером! – жизнерадостно сказала она. – Я прикидываю, как нам пробраться в больницу к профессору Слощею.
Макаров пораженно заморгал. Уж на что, на что, а смотреть на профессора Слощея его совершенно не тянуло.
– А зачем нам к нему пробираться? Он же замороженный! – поинтересовался он.
– Не будь свинтусом! – решительно сказала Катя. – Я думаю, мы сможем ему как-нибудь помочь – это раз. А два – нам нужна карта.
– Карта чего?
– Карта местности, на которой указаны точные координаты района, где агнеры установят свой направляющий передатчик. Такая карта у профессора была, я уверена, иначе инопланетянам не было бы смысла его замораживать, – убежденно сказала Туркина.
Федор задумчиво почесал щеку:
– Хм… А что им помешает установить свой передатчик в другом месте? И вообще, откуда профессор мог знать эти координаты? Агнеры что, ему докладывались?
– Думаю, это вполне определенное место, которое профессор просчитал математически с учетом курсов планет. Никакое другое просто не подойдет. Когда дело идет о космических расстояниях в несколько световых лет, любое самое маленькое отклонение может агнерам все испортить.
– Именно то, что мы и собираемся сделать, – хмыкнул Федор.
Сорвать агнерам все планы: об этом можно только мечтать!
– Жаль, компьютерный диск остался у меня дома. Будет скверно, если он попадет к Голопупу, – озабоченно сказала Катя.
Хитро посмотрев на нее, Макаров сунул руку в нагрудный карман и, пошарив, достал знакомую коробочку. Туркина с восхищением уставилась на нее.
– Диск! Откуда он у тебя? – воскликнула она.
– Назовем это маленьким приступом клептомании… На самом деле, я просто перестраховался, – объяснил Федор и отправился расталкивать Пузикова.
Тот зевал, отбрыкивался, тер глаза руками, бормотал спросонья: «Я еще посплю, мамочка!» – и вообще вел себя не лучшим образом.
– Поставить бы вас на баксы! Бабусю свою будите среди ночи! – возмущенно заявил он.
– Сейчас не ночь, – уточнил Федор. – Ладно, Пузиков, собирайся. Пора топать.
– Куда топать? – испугался Борька.
– В больницу.
– А что, кто-то заболел?
– Ты заболел. На извилины захромал.
– Я серьезно.
– И я серьезно. Мы идем в больницу к профессору Слощею. По пути объясню, собирайся!
Сдаваясь, Пузиков уныло кивнул и озабоченно погладил себя по животу.
– Бедный мой животик! – сказал он. – С утра не кормленный! Он буквально прилип к спине.
Федор с сомнением взглянул на его пузо, но ничего не сказал.
Открыв реквизитный шкаф, Катя методично начала оглядывать полки.
– Что ты ищешь?
– Белые халаты.
– Зачем?
– На спрос, а кто спросит – тому в нос, – раздраженно ответила Туркина. – Как ты собираешься без халатов попасть в больницу? Или, может, у тебя пропуск есть?
После продолжительных поисков белые халаты в шкафу обнаружились, но, увы, лишь в количестве двух штук.
– А где мой халат? – заныл Пузиков.
– Придется тебе надеть синий халат. Операционный. Лови!
– Я не хочу операционный! Я хочу белый, как у вас! – заупрямился Борька.
Федор раздраженно ткнул его пальцем в грудь.
– Пузиков, скажи спасибо, что тебе такой достался. И вообще, тебе больше нашего повезло!
– Почему это?
– Ты будешь в нем выглядеть, как ассистент хирурга, выбежавший посреди операции, чтобы купить в аптеке скальпели и нитки для накладывания швов. Впрочем, если тебя не устраивает синий халат, можешь надеть рыцарские доспехи, – заметил Федор.
– Доспехи на мне не сойдутся, – угрюмо сказал Борька.
Поняв, что спорить бесполезно, Пузиков надел халат под куртку и уныло потащился за друзьями.
Глава VIII
ИНОПЛАНЕТЯНЕ. НЕОБЪЯВЛЕННЫЙ ВИЗИТ

Кто ищет – тот всегда найдет. Стучите, и вам откроется. Важно только искать достаточно долго и стучать достаточно сильно.
Из изречений бабушки Кати Туркиной
В здание первой клинической больницы они попали не без приключений. Первый пост белые халаты помогли им миновать без проблем, зато на втором посту, расположенном у служебного лифта, дюжий охранник в форме преградил им путь.
– Куда?
– Туда, – неопределенно ответил Федор.
– Практиканты, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16