Он шел и поглядывал на двери квартир, очевидно, прикидывая, в какую квартиру позвонить в первую очередь. То, что все уже спали, видимо, не смущало великовозрастного шутника. "Спросонья они еще больше испугаются," - бубнил себе под нос Хихикин.
- Терпеть не могу эту здоровенную дубину! - сказал Федор, когда хохмач-самоучка скрылся. - Спугнул нам привидение! И где мы теперь будем его искать?
В этот момент сверху, примерно на этаж выше той площадки, на которой они стояли, донесся истошный вопль. Вопль был хриплым, душеразридающим, от него дрожали стекла, и леденящий ужас растекался по жилам.
- Интересно, кого это Хихикин напугал? Головастова или старика из 13-й? спросил Паша.
- Сейчас узнаем, - сказал Дон-Жуан, прислушиваясь к топоту на лестнице.
Через мгновение мимо них с безумными глазами пронесся Хихикин. На бегу он неловко, как насекомое-богомол, размахивал руками, в одной из которых была зажата маска. Проскочив мимо ребят, шутник промчался вниз и вскоре они услышали, как захлопнулась дверь его квартиры. Охотники за привидениями переглянулись.
- Похоже, Хихикина самого основательно напугали, - сказала Катя.
- Аттила? - понимающе спросил Дон-Жуан.
Через плечо Егора он взглянул на датчик и увидел, что расстояние все сокращается. 10 метров, 7 метров, 5 метров, 3... Привидение приближалось. "Великолепной пятерке" стало не по себе.
- Он идёт сюда! Приготовьтесь, сейчас мы его увидим, - облизывая губы, сказал Егор и резко направил луч обнаружителя на лестницу.
Но обнаружитель был не нужен. Привидение и не думало скрываться. На ступеньках появились очертания высокого широкоплечего человека, сквозь которого просвечивала стена подъезда.
Паша заорал было, но вдруг смолк. Федор плотно запечатал ему рот ладонью. Призрак сделал еще шаг, и тут завизжала уже Катя. Призрак поморщился: видно, визг был ему неприятен. Чем ближе он походил к ребятам, тем материальнее становился. Наконец наступил момент, когда стена за его спиной вообще перестала просвечивать, и мужчина выглядел теперь совершенно живым. Казалось, если протянуть руку, легко можно до него дотронуться. Ребята попятились, но уткнулись спинами в стену.
Призрак остановился в полуметре от них и, миролюбиво протянув вперед ладони, попросил визжащую Катю:
- Сударыня, не могли бы вы сделать небольшую паузу в ваших воплях? Признаться, я не большой любитель женского визга.
ВЛЮБЛЕННОЕ СЕРДЦЕ
Услышав обращенный к ней мягкий баритон, Катя от удивления перестала визжать и уставилась на призрака. Внешне он абсолютно не был похож на Аттилу. Новый призрак был высоким, плечистым, с уверенными и открытыми чертами лица. На верхней губе у него были роскошные пшеничные усы, концы которых завивались щегольскими колечками. Да и одет призрак был не как предводитель гуннов, а скорее как военный начала XIX столетия - в облегающие белые шаровары, сапоги со шпорами и красный распахнутый гусарский ментик, из-под которого выглядывала белая шелковая рубашка.
Приветствуя их, гусар щелкнул каблуками. Звякнули шпоры.
- Майор Лейб-гвардии Петровского гусарского полка князь Багрятинский! представился он. - С кем имею честь?
"Великолепная пятерка" нерешительно назвала свои имена. Не представился лишь Гений, который с пораженным видом смотрел то на гусара, то на инфракрасный фонарь у себя в руках. "Невероятно, - бормотал он. - Просто невероятно."
- Приятно, что вы держите себя в руках. Тот чудак в маске, навстречу которому я шагнул из стены, повёл себя иначе, - сказал гусар.
- Мы знаем... слышали, как он вопил... - сказала Катя и смутилась, вспомнив, что и она сама тоже вопила.
- Вас зовут Екатерина? Позвольте поцеловать вашу ручку. Целовать прекрасные руки - моя слабость.
Гусар шагнул вперед, галантно наклонился и поцеловал девушке руку. Катя не ощутила поцелуя, лишь едва заметное электрическое покалывание в том месте, которого призрак коснулся губами. Сама не зная отчего девочка покраснела и опустила взгляд. Стоявший рядом Дон-Жуан что-то пробурчал и неуклюже, как медведь, стал переминаться с ноги на ногу. Бедного влюбленного грызли муки ревности.
- Премного благодарен, сударыня. Вы меня душевно утешили. Признаюсь, в моем положении каждое новое знакомство - огромная удача, - поблагодарил князь Багрятинский.
- Нет никаких сомнений, это действительно привидение, - вполголоса, словно доказывая что-то самому себе, произнес Егор.
Услышав его слова, гусар пожал плечами, словно желал сказать: "Да, действительно я привидение. Отпираться бесполезно."
- Совершенно верно, черт меня возьми! Говоря по сути, я призрак, хотя признаться, я избегаю думать и говорить о себе подобным образом. Прежде всего я дворянин и гусар, - сказал он.
- Простите, а вы не Аттила? - набрался смелости Паша.
Гусар расхохотался. Хохот у него был басистым и заразительным. Слушая его, сложно было самому не засмеяться.
- Аттила? Неужели я так похож на этого исторического гунна?
- Мы разбили кувшин из могильника и случайно выпустили его призрак, хмуро объяснил Егор.
Князь Багрятинский перестал смеяться.
- Похоже, дело серьезное. И долго этот бедолага провел в кувшине?
- Почти тысячу семьсот лет... Со дня своей гибели, - сказала Катя.
- Тогда могу себе представить, в какой он теперь ярости, - покачал головой князь. - За две тысячи лет в кувшине можно возненавидеть весь мир, тем более, что Аттила и при жизни был далеко не ангелом.
Гусар повернулся к окну и выглянул на темный двор. Глядя на его спину, Катя подумала, что если бы не свечение, исходившее от его рук и плеч, его ни за что нельзя было бы отличить от живого человека. Словно прочитав мысли девушки, призрак повернулся к ней.
- Ты думала о том, что я похож на живого? - пытливо спросил он.
- Я? Нет... Хотя, да, думала... - призналась Катя.
Князь Багрятинский улыбнулся:
- Знаешь, что отличает меня от живого? Лишь то, что моё тело давно стало прахом, однако моя бессмертная душа, мои мысли и моя любовь по-прежнему со мной. Каждую ночь я снова и снова брожу по этим улицам и переулкам. Ведь здесь стоял когда-то ее дом.
- Ее дом? - переспросила Катя.
Князь Багрятинский кивнул:
- Это часть моей истории. Ее завершающая, самая грустная часть. Именно по этой причине, я полагаю, я и стал призраком, и это же мешает моей душе оставить землю и полететь на встречу с ее душой. Если хотите, я расскажу вам, как я жил и как умер.
- А вам не будет тяжело?
Гусар печально покачал головой:
- Какая разница? Разве такое можно забыть? Куда бы я ни шел, что бы ни делал ее лицо неотрывно стоит передо мной. Зачем судьбе угодно было так жестоко разлучить нас?
Внизу хлопнула дверь. Кто-то поднимался по лестнице. Судя по сочному бормотанию, которым сопровождалась каждая новая ступенька, это был жилец квартиры No 11 Григорий Головастов. Только он мог ни разу не повторившись проругаться все восемьдесят четыре ступеньки, ведущие от первого этажа до четвертого.
Князь Багрятинский негромко присвистнул от удовольствия:
- Хорошо набрался! Помнится, был у меня в полку ездовой из ярославских мужиков. Знаменитый был ругатель. Бывало как начнет кого-нибудь костерить, так все дела бросают и вокруг него собираются слушать. До самых костей пробирал, так пробирал, что даже старые служаки краснели.
Дон-Жуан достал из кармана ключ:
- Давайте пойдём ко мне, а то Головастов сейчас поднимется. Правда, дед дома, но он ночью всегда спит как убитый.
Ухитрившись не попасться на глаза Головастову, ребята расположились в комнате у Дон-Жуана. Катя присела на диван, Дон-Жуан рядом с ней, Паша прилег на кровать, а оба близнеца разместились на ковре, прислонившись спинами к стене.
Призрак неслышными шагами прохаживался по комнате. В начале своего рассказа он ходил медленно, потом все быстрее и быстрее, а под конец уже метался, как тигр в клетке. Вот его рассказ. Приводим его целиком.
РАССКАЗ ПРИЗРАКА
Я из рода князей Багрятинских. Наш род всегда был славен, но невезуч. Не преувеличу, если скажу, что не было войны, на которой не сложил бы голову кто-нибудь из моих предков.
Родился и вырос я в большом родовом имении Березово под Орлом. Я был единственным сыном своих родителей и ни в чем не знал ни отказа, ни ограничения. Родители безумно любили меня, дали мне отличное домашнее воспитание и мечтали определить меня на гражданскую службу. Однако у меня душа не лежала протирать штаны в судах или канцеляриях. С детства я мечтал о другой службе во благо царя и отечества - службе военной. Я воображал, как хорошо будет сидеть на мне военный мундир, как под звуки трубы я буду нестись в атаку, как ночью у костра стану курить длинную трубку с янтарным мундштуком и танцевать на балах кадрили с уездными барышнями.
Родители долго противились моему намерению, опасаясь препоручать мою жизнь превратностям военной службы, но под конец уступили и определили меня в Лейб-гвардии Петровский гусарский полк.
Поначалу служба моя в полку складывалась удачно. Я был баловнем судьбы, товарищи любили меня, начальство ценило и в каких-нибудь пять-семь лет я уже основательно продвинулся и стал майором.
Как-то один из товарищей пригласил меня в дом графа R., в котором велась крупная карточная игра. Надо сказать, что я не считал себя азартным игроком и, хотя играл иногда, но всегда мог вовремя остановиться и не проиграть больше, чем было бы разумно при моем небольшом состоянии.
Первую часть вечера я вообще не садился за стол, а прохаживался вокруг него, наблюдая как в одну минуту составляются и разлетаются в пыль целые состояния.
Серьезных игроков было трое. Первый - хозяин дома граф R., человек абсолютно лысый, с мешками под глазами. Его лицо во время игры было неподвижно. В карты он смотрел пристально, словно хотел пробуравить их насквозь, и лишь крупные капли пота выступали у него на лбу. Карточная игра была его страстью. Мне казалось, что он проигрывает и выигрывает огромные суммы не ради самих денег, а подчиняясь лишь страсти.
По правую руку от графа R. сидел молодой богатый повеса Оверков, видимо, примчавшийся сюда прямо с бала. Теперь его накрахмаленная манишка была сбита набок, а рукава фрака испачканы мелом. Он проигрывался в пух и прах, и уже, по-моему, потерял счет своему проигрышу. Желая отыграться, он всякий раз шел ва-банк и только увечивал сумму своего долга. Мне казалось, что, потеряв голову, он играет глупо и неосторожно.
Третий игрок, узкогрудый сгорбленный грек Фесандопулос был похож на черного ворона. Его кожа ссохлась, ее бороздили морщины и лишь нос обозначался на лице словно клюв хищной птицы. Этот Фесандопулос был темной лошадкой, о нем никто ничего толком не знал. Известно было лишь, что у него огромное состояние, он карточный игрок и порой снабжает повес из хороших семейств деньгами под большой процент.
Играл Фесандопулос небрежно, едва ли не с брезгливостью притрагивался к картам и лишь мельком взглядывал на них своими потухшими глазами. Однако удача шла к нему широким потоком. Возле него возвышалась уже пухлая кипа ассигнаций, а вымушторованный лакей - настоящее изваяние, а не человек - стоя за его стулом, сгребал золотые монеты особой лопаточкой.
Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали. Только порой, когда Оверков в полном отчаянии сжимал виски или, в момент, когда карта его бывала биты, из груди его вырывался стон, глаза старика вспыхивали, словно погасшие угли, на которые подули свежим воздухом. Казалось, немощная старость, уже почти повисшая над могилой, торжествовала и радовалась унижению юности.
Наконец наступил момент, когда ни граф R., ни молодой человек не могли больше поддерживать игру, и оба одновременно встали из-за карточного стола.
- Нынче вечером удача явно на вашей стороне, господин Фесандопулос! Если я и отыграюсь, то не в этот раз, - сказал граф R, доставая из шкатулки деньги и выплачивая свой проигрыш.
Затем тяжело ступая и морщась от подагры, граф R. отправился в залу.
- С вашего позволения я отдам свой долг завтра утром. Мне надо побеседовать с управляющим. А сейчас позвольте откланяться, - с трудом выговорил Оверков и быстро, ни на кого не глядя, направился к выходу. Наутро я узнал, что он не смог выплатить всей суммы и застрелился.
За карточным столом остался один Фесандопулос. Он сидел напротив свечи, а вокруг на столе лежали пухлые ворохи ассигнаций и столбики золотых монет. Его потухшие глаза - я вдруг это заметил - были устремлены на меня.
- А вы почему не играете, молодой человек? Не желаете ли попытать судьбу? - услышал я его голос. В нем чувствовался сильный акцент человека, выучившегося русскому языку уже в немолодые годы.
- Я не играю в карты, - сказал я. - Мое состояние не столь велико, чтобы я мог довериться слепому случаю.
- Как? Вы не верите в удачу? Вы же гусар, следовательно смелый человек. Неужели вам никогда не приходилось рисковать жизнью в бою?
- Приходилось и не раз, - сказал я.
- Тогда вы должны знать, что наша жизнь и так висит на волоске. Если так, то стоит ли бояться случайности?
- В бою я рискую жизнью ради царя и отечества, а это стоит того. Здесь же весь риск будет ради золота, - отвечал я.
- А что плохого в золоте? Будь у вас золото, вы бы снова могли возвысить свой захиревший род.
- Не сметь! Род князей Багрятинских никогда не был захиревшим! Будь вы моложе, я стрелялся бы с вами! - вспылил я.
- Простите, я не хотел вас обидеть. Я лишь хотел сказать, что золото отнюдь не повредило бы ни вам, ни вашему роду. Почему бы вам не попытать удачу? Поставьте хоть одну монету.
Фесандопулос явно бросал мне вызов... и я принял его. Я поставил одну монету и выиграл. Оставил весь выигрыш на столе, и выиграл снова, и снова. Я бил у Фесандопулоса одну карту за другой и не прошло и получаса, как все кипы лежащих на столе ассигнаций, всё что проиграли граф R. и Оверков, перешло ко мне. Меня охватил азарт, и я поверил в свою удачу. Фесандопулос ставил все больше и всякий раз проигрывал.
- Неужели вас не огорчает проигрыш? - спросил я, видя, что передо мною на столе лежит уже целое состояние.
- Отнюдь, - хладнокровно сказал он, - отнюдь. Для меня важен не выигрыш или проигрыш, для меня важны переливы удачи.
Он снял с пальца драгоценное кольцо и положил его на стол напротив моих денег.
- Это очень ценный бриллиант - подарок персидского шаха. Более дорогого перстня нет по всей России. Он стоит намного дороже, но я ставлю его против всего, что вы уже выиграли.
- Идет, - согласился я, вынимая из колоды карту. Как сейчас помню, это был червовый валет. Я был уверен, что выиграю, но я проиграл: Фесандопулос вытащил пикового туза. В одно мгновение я лишился всего своего новоприобретенного состояния.
- Ну что я говорил? - усмехнулся Фесандопулос. - Удача снова у меня! А теперь, молодой человек, советую вам остановиться. Не рискуйте больше. Ваша удача кончилась.
Но я, естественно, не послушал его. Тысяча за тысячей я ставил на карту своё состояние, но вскоре проиграл все подчистую. Теперь, чтобы выплатить долг, мне пришлось бы продать свое имение и оставить без крова свою мать и сестёр. Такой перепад от выигрыша к проигрышу совсем лишил меня выдержки.
- Еще! Еще! - воскликнул я, горя желанием отыграться.
- Я не стану больше играть с вами. У вас больше ничего нет. Прежде расплатитесь за то, что вы уже проиграли, - сказал Фесандопулос и попытался встать из-за стола. Но я схватил его за плечо и насильно усадил на стул.
- Я хочу отыграться! Слышите, отыграться! Я готов поставить на кон всё, что угодно! - крикнул я.
После этих моих слов Фесандопулос поднял на меня взгляд, и его бесцветные глаза снова вспыхнули.
- Вот как, сударь? Готовы поставить, что угодно? - спросил он. - Если так, я принимаю вашу ставку. Но погодите минуту! Семен, подай сюда пистолет!
Слуга подал ему пистолет. Фесандопулос зарядил его и положил на стол.
- Я предлагаю вам следующую игру, - сказал он. - Я ставлю все эти деньги и перстень, вы же ставите свою жизнь. Если вы проигрываете, вы здесь же, не вставая из-за стола, пускаете себе пулю в висок. Идёт?
- Идёт! - ответил я в горячности. - Идёт!
Я сам распечатал новую колоду и стал метать банк. Но и эта предосторожность не помогла. Первая же моя карта была бита.
- Вы проиграли, молодой человек, - с сожалением сказал Фесандопулос.
Я взял пистолет, взвел курок и медленно поднес холодное дуло к виску. Мне хотелось жить, но я не собирался нарушать слово. Я твердо посмотрел Фесандополосу в глаза и положил палец на курок. Но неожиданно старик остановил меня.
- Погодите! Я верю, что вы сможете это сделать, - сказал он. - Но я не хочу быть несправедливым. Я предлагаю вам еще одну ставку. Только на этот раз ставкой уже будет не ваша жизнь, вы ее уже проиграли, а ваша душа.
- Моя душа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
- Терпеть не могу эту здоровенную дубину! - сказал Федор, когда хохмач-самоучка скрылся. - Спугнул нам привидение! И где мы теперь будем его искать?
В этот момент сверху, примерно на этаж выше той площадки, на которой они стояли, донесся истошный вопль. Вопль был хриплым, душеразридающим, от него дрожали стекла, и леденящий ужас растекался по жилам.
- Интересно, кого это Хихикин напугал? Головастова или старика из 13-й? спросил Паша.
- Сейчас узнаем, - сказал Дон-Жуан, прислушиваясь к топоту на лестнице.
Через мгновение мимо них с безумными глазами пронесся Хихикин. На бегу он неловко, как насекомое-богомол, размахивал руками, в одной из которых была зажата маска. Проскочив мимо ребят, шутник промчался вниз и вскоре они услышали, как захлопнулась дверь его квартиры. Охотники за привидениями переглянулись.
- Похоже, Хихикина самого основательно напугали, - сказала Катя.
- Аттила? - понимающе спросил Дон-Жуан.
Через плечо Егора он взглянул на датчик и увидел, что расстояние все сокращается. 10 метров, 7 метров, 5 метров, 3... Привидение приближалось. "Великолепной пятерке" стало не по себе.
- Он идёт сюда! Приготовьтесь, сейчас мы его увидим, - облизывая губы, сказал Егор и резко направил луч обнаружителя на лестницу.
Но обнаружитель был не нужен. Привидение и не думало скрываться. На ступеньках появились очертания высокого широкоплечего человека, сквозь которого просвечивала стена подъезда.
Паша заорал было, но вдруг смолк. Федор плотно запечатал ему рот ладонью. Призрак сделал еще шаг, и тут завизжала уже Катя. Призрак поморщился: видно, визг был ему неприятен. Чем ближе он походил к ребятам, тем материальнее становился. Наконец наступил момент, когда стена за его спиной вообще перестала просвечивать, и мужчина выглядел теперь совершенно живым. Казалось, если протянуть руку, легко можно до него дотронуться. Ребята попятились, но уткнулись спинами в стену.
Призрак остановился в полуметре от них и, миролюбиво протянув вперед ладони, попросил визжащую Катю:
- Сударыня, не могли бы вы сделать небольшую паузу в ваших воплях? Признаться, я не большой любитель женского визга.
ВЛЮБЛЕННОЕ СЕРДЦЕ
Услышав обращенный к ней мягкий баритон, Катя от удивления перестала визжать и уставилась на призрака. Внешне он абсолютно не был похож на Аттилу. Новый призрак был высоким, плечистым, с уверенными и открытыми чертами лица. На верхней губе у него были роскошные пшеничные усы, концы которых завивались щегольскими колечками. Да и одет призрак был не как предводитель гуннов, а скорее как военный начала XIX столетия - в облегающие белые шаровары, сапоги со шпорами и красный распахнутый гусарский ментик, из-под которого выглядывала белая шелковая рубашка.
Приветствуя их, гусар щелкнул каблуками. Звякнули шпоры.
- Майор Лейб-гвардии Петровского гусарского полка князь Багрятинский! представился он. - С кем имею честь?
"Великолепная пятерка" нерешительно назвала свои имена. Не представился лишь Гений, который с пораженным видом смотрел то на гусара, то на инфракрасный фонарь у себя в руках. "Невероятно, - бормотал он. - Просто невероятно."
- Приятно, что вы держите себя в руках. Тот чудак в маске, навстречу которому я шагнул из стены, повёл себя иначе, - сказал гусар.
- Мы знаем... слышали, как он вопил... - сказала Катя и смутилась, вспомнив, что и она сама тоже вопила.
- Вас зовут Екатерина? Позвольте поцеловать вашу ручку. Целовать прекрасные руки - моя слабость.
Гусар шагнул вперед, галантно наклонился и поцеловал девушке руку. Катя не ощутила поцелуя, лишь едва заметное электрическое покалывание в том месте, которого призрак коснулся губами. Сама не зная отчего девочка покраснела и опустила взгляд. Стоявший рядом Дон-Жуан что-то пробурчал и неуклюже, как медведь, стал переминаться с ноги на ногу. Бедного влюбленного грызли муки ревности.
- Премного благодарен, сударыня. Вы меня душевно утешили. Признаюсь, в моем положении каждое новое знакомство - огромная удача, - поблагодарил князь Багрятинский.
- Нет никаких сомнений, это действительно привидение, - вполголоса, словно доказывая что-то самому себе, произнес Егор.
Услышав его слова, гусар пожал плечами, словно желал сказать: "Да, действительно я привидение. Отпираться бесполезно."
- Совершенно верно, черт меня возьми! Говоря по сути, я призрак, хотя признаться, я избегаю думать и говорить о себе подобным образом. Прежде всего я дворянин и гусар, - сказал он.
- Простите, а вы не Аттила? - набрался смелости Паша.
Гусар расхохотался. Хохот у него был басистым и заразительным. Слушая его, сложно было самому не засмеяться.
- Аттила? Неужели я так похож на этого исторического гунна?
- Мы разбили кувшин из могильника и случайно выпустили его призрак, хмуро объяснил Егор.
Князь Багрятинский перестал смеяться.
- Похоже, дело серьезное. И долго этот бедолага провел в кувшине?
- Почти тысячу семьсот лет... Со дня своей гибели, - сказала Катя.
- Тогда могу себе представить, в какой он теперь ярости, - покачал головой князь. - За две тысячи лет в кувшине можно возненавидеть весь мир, тем более, что Аттила и при жизни был далеко не ангелом.
Гусар повернулся к окну и выглянул на темный двор. Глядя на его спину, Катя подумала, что если бы не свечение, исходившее от его рук и плеч, его ни за что нельзя было бы отличить от живого человека. Словно прочитав мысли девушки, призрак повернулся к ней.
- Ты думала о том, что я похож на живого? - пытливо спросил он.
- Я? Нет... Хотя, да, думала... - призналась Катя.
Князь Багрятинский улыбнулся:
- Знаешь, что отличает меня от живого? Лишь то, что моё тело давно стало прахом, однако моя бессмертная душа, мои мысли и моя любовь по-прежнему со мной. Каждую ночь я снова и снова брожу по этим улицам и переулкам. Ведь здесь стоял когда-то ее дом.
- Ее дом? - переспросила Катя.
Князь Багрятинский кивнул:
- Это часть моей истории. Ее завершающая, самая грустная часть. Именно по этой причине, я полагаю, я и стал призраком, и это же мешает моей душе оставить землю и полететь на встречу с ее душой. Если хотите, я расскажу вам, как я жил и как умер.
- А вам не будет тяжело?
Гусар печально покачал головой:
- Какая разница? Разве такое можно забыть? Куда бы я ни шел, что бы ни делал ее лицо неотрывно стоит передо мной. Зачем судьбе угодно было так жестоко разлучить нас?
Внизу хлопнула дверь. Кто-то поднимался по лестнице. Судя по сочному бормотанию, которым сопровождалась каждая новая ступенька, это был жилец квартиры No 11 Григорий Головастов. Только он мог ни разу не повторившись проругаться все восемьдесят четыре ступеньки, ведущие от первого этажа до четвертого.
Князь Багрятинский негромко присвистнул от удовольствия:
- Хорошо набрался! Помнится, был у меня в полку ездовой из ярославских мужиков. Знаменитый был ругатель. Бывало как начнет кого-нибудь костерить, так все дела бросают и вокруг него собираются слушать. До самых костей пробирал, так пробирал, что даже старые служаки краснели.
Дон-Жуан достал из кармана ключ:
- Давайте пойдём ко мне, а то Головастов сейчас поднимется. Правда, дед дома, но он ночью всегда спит как убитый.
Ухитрившись не попасться на глаза Головастову, ребята расположились в комнате у Дон-Жуана. Катя присела на диван, Дон-Жуан рядом с ней, Паша прилег на кровать, а оба близнеца разместились на ковре, прислонившись спинами к стене.
Призрак неслышными шагами прохаживался по комнате. В начале своего рассказа он ходил медленно, потом все быстрее и быстрее, а под конец уже метался, как тигр в клетке. Вот его рассказ. Приводим его целиком.
РАССКАЗ ПРИЗРАКА
Я из рода князей Багрятинских. Наш род всегда был славен, но невезуч. Не преувеличу, если скажу, что не было войны, на которой не сложил бы голову кто-нибудь из моих предков.
Родился и вырос я в большом родовом имении Березово под Орлом. Я был единственным сыном своих родителей и ни в чем не знал ни отказа, ни ограничения. Родители безумно любили меня, дали мне отличное домашнее воспитание и мечтали определить меня на гражданскую службу. Однако у меня душа не лежала протирать штаны в судах или канцеляриях. С детства я мечтал о другой службе во благо царя и отечества - службе военной. Я воображал, как хорошо будет сидеть на мне военный мундир, как под звуки трубы я буду нестись в атаку, как ночью у костра стану курить длинную трубку с янтарным мундштуком и танцевать на балах кадрили с уездными барышнями.
Родители долго противились моему намерению, опасаясь препоручать мою жизнь превратностям военной службы, но под конец уступили и определили меня в Лейб-гвардии Петровский гусарский полк.
Поначалу служба моя в полку складывалась удачно. Я был баловнем судьбы, товарищи любили меня, начальство ценило и в каких-нибудь пять-семь лет я уже основательно продвинулся и стал майором.
Как-то один из товарищей пригласил меня в дом графа R., в котором велась крупная карточная игра. Надо сказать, что я не считал себя азартным игроком и, хотя играл иногда, но всегда мог вовремя остановиться и не проиграть больше, чем было бы разумно при моем небольшом состоянии.
Первую часть вечера я вообще не садился за стол, а прохаживался вокруг него, наблюдая как в одну минуту составляются и разлетаются в пыль целые состояния.
Серьезных игроков было трое. Первый - хозяин дома граф R., человек абсолютно лысый, с мешками под глазами. Его лицо во время игры было неподвижно. В карты он смотрел пристально, словно хотел пробуравить их насквозь, и лишь крупные капли пота выступали у него на лбу. Карточная игра была его страстью. Мне казалось, что он проигрывает и выигрывает огромные суммы не ради самих денег, а подчиняясь лишь страсти.
По правую руку от графа R. сидел молодой богатый повеса Оверков, видимо, примчавшийся сюда прямо с бала. Теперь его накрахмаленная манишка была сбита набок, а рукава фрака испачканы мелом. Он проигрывался в пух и прах, и уже, по-моему, потерял счет своему проигрышу. Желая отыграться, он всякий раз шел ва-банк и только увечивал сумму своего долга. Мне казалось, что, потеряв голову, он играет глупо и неосторожно.
Третий игрок, узкогрудый сгорбленный грек Фесандопулос был похож на черного ворона. Его кожа ссохлась, ее бороздили морщины и лишь нос обозначался на лице словно клюв хищной птицы. Этот Фесандопулос был темной лошадкой, о нем никто ничего толком не знал. Известно было лишь, что у него огромное состояние, он карточный игрок и порой снабжает повес из хороших семейств деньгами под большой процент.
Играл Фесандопулос небрежно, едва ли не с брезгливостью притрагивался к картам и лишь мельком взглядывал на них своими потухшими глазами. Однако удача шла к нему широким потоком. Возле него возвышалась уже пухлая кипа ассигнаций, а вымушторованный лакей - настоящее изваяние, а не человек - стоя за его стулом, сгребал золотые монеты особой лопаточкой.
Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали. Только порой, когда Оверков в полном отчаянии сжимал виски или, в момент, когда карта его бывала биты, из груди его вырывался стон, глаза старика вспыхивали, словно погасшие угли, на которые подули свежим воздухом. Казалось, немощная старость, уже почти повисшая над могилой, торжествовала и радовалась унижению юности.
Наконец наступил момент, когда ни граф R., ни молодой человек не могли больше поддерживать игру, и оба одновременно встали из-за карточного стола.
- Нынче вечером удача явно на вашей стороне, господин Фесандопулос! Если я и отыграюсь, то не в этот раз, - сказал граф R, доставая из шкатулки деньги и выплачивая свой проигрыш.
Затем тяжело ступая и морщась от подагры, граф R. отправился в залу.
- С вашего позволения я отдам свой долг завтра утром. Мне надо побеседовать с управляющим. А сейчас позвольте откланяться, - с трудом выговорил Оверков и быстро, ни на кого не глядя, направился к выходу. Наутро я узнал, что он не смог выплатить всей суммы и застрелился.
За карточным столом остался один Фесандопулос. Он сидел напротив свечи, а вокруг на столе лежали пухлые ворохи ассигнаций и столбики золотых монет. Его потухшие глаза - я вдруг это заметил - были устремлены на меня.
- А вы почему не играете, молодой человек? Не желаете ли попытать судьбу? - услышал я его голос. В нем чувствовался сильный акцент человека, выучившегося русскому языку уже в немолодые годы.
- Я не играю в карты, - сказал я. - Мое состояние не столь велико, чтобы я мог довериться слепому случаю.
- Как? Вы не верите в удачу? Вы же гусар, следовательно смелый человек. Неужели вам никогда не приходилось рисковать жизнью в бою?
- Приходилось и не раз, - сказал я.
- Тогда вы должны знать, что наша жизнь и так висит на волоске. Если так, то стоит ли бояться случайности?
- В бою я рискую жизнью ради царя и отечества, а это стоит того. Здесь же весь риск будет ради золота, - отвечал я.
- А что плохого в золоте? Будь у вас золото, вы бы снова могли возвысить свой захиревший род.
- Не сметь! Род князей Багрятинских никогда не был захиревшим! Будь вы моложе, я стрелялся бы с вами! - вспылил я.
- Простите, я не хотел вас обидеть. Я лишь хотел сказать, что золото отнюдь не повредило бы ни вам, ни вашему роду. Почему бы вам не попытать удачу? Поставьте хоть одну монету.
Фесандопулос явно бросал мне вызов... и я принял его. Я поставил одну монету и выиграл. Оставил весь выигрыш на столе, и выиграл снова, и снова. Я бил у Фесандопулоса одну карту за другой и не прошло и получаса, как все кипы лежащих на столе ассигнаций, всё что проиграли граф R. и Оверков, перешло ко мне. Меня охватил азарт, и я поверил в свою удачу. Фесандопулос ставил все больше и всякий раз проигрывал.
- Неужели вас не огорчает проигрыш? - спросил я, видя, что передо мною на столе лежит уже целое состояние.
- Отнюдь, - хладнокровно сказал он, - отнюдь. Для меня важен не выигрыш или проигрыш, для меня важны переливы удачи.
Он снял с пальца драгоценное кольцо и положил его на стол напротив моих денег.
- Это очень ценный бриллиант - подарок персидского шаха. Более дорогого перстня нет по всей России. Он стоит намного дороже, но я ставлю его против всего, что вы уже выиграли.
- Идет, - согласился я, вынимая из колоды карту. Как сейчас помню, это был червовый валет. Я был уверен, что выиграю, но я проиграл: Фесандопулос вытащил пикового туза. В одно мгновение я лишился всего своего новоприобретенного состояния.
- Ну что я говорил? - усмехнулся Фесандопулос. - Удача снова у меня! А теперь, молодой человек, советую вам остановиться. Не рискуйте больше. Ваша удача кончилась.
Но я, естественно, не послушал его. Тысяча за тысячей я ставил на карту своё состояние, но вскоре проиграл все подчистую. Теперь, чтобы выплатить долг, мне пришлось бы продать свое имение и оставить без крова свою мать и сестёр. Такой перепад от выигрыша к проигрышу совсем лишил меня выдержки.
- Еще! Еще! - воскликнул я, горя желанием отыграться.
- Я не стану больше играть с вами. У вас больше ничего нет. Прежде расплатитесь за то, что вы уже проиграли, - сказал Фесандопулос и попытался встать из-за стола. Но я схватил его за плечо и насильно усадил на стул.
- Я хочу отыграться! Слышите, отыграться! Я готов поставить на кон всё, что угодно! - крикнул я.
После этих моих слов Фесандопулос поднял на меня взгляд, и его бесцветные глаза снова вспыхнули.
- Вот как, сударь? Готовы поставить, что угодно? - спросил он. - Если так, я принимаю вашу ставку. Но погодите минуту! Семен, подай сюда пистолет!
Слуга подал ему пистолет. Фесандопулос зарядил его и положил на стол.
- Я предлагаю вам следующую игру, - сказал он. - Я ставлю все эти деньги и перстень, вы же ставите свою жизнь. Если вы проигрываете, вы здесь же, не вставая из-за стола, пускаете себе пулю в висок. Идёт?
- Идёт! - ответил я в горячности. - Идёт!
Я сам распечатал новую колоду и стал метать банк. Но и эта предосторожность не помогла. Первая же моя карта была бита.
- Вы проиграли, молодой человек, - с сожалением сказал Фесандопулос.
Я взял пистолет, взвел курок и медленно поднес холодное дуло к виску. Мне хотелось жить, но я не собирался нарушать слово. Я твердо посмотрел Фесандополосу в глаза и положил палец на курок. Но неожиданно старик остановил меня.
- Погодите! Я верю, что вы сможете это сделать, - сказал он. - Но я не хочу быть несправедливым. Я предлагаю вам еще одну ставку. Только на этот раз ставкой уже будет не ваша жизнь, вы ее уже проиграли, а ваша душа.
- Моя душа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20