То есть во втором фильме разрушается именно все то, что воспевалось как экзотика и великолепная близость к природе в первом. Дойка коров, сенокос — все эти сельскохозяйственные операции превратились для авторов фильма из вдохновительной экзотики в невыносимые трудности жизни. Ибо в 1988 году уже господствовали иные социальные моды, перестройка (в фильме, впрочем, она ни разу не упомянута) была на пороге вхождения в стадию радикализма. Потому авторы уже утверждают, указывая пальцем, что это «система» виновна в трагедии Симеонов.
В связи с Симеонами я вспомнил о другой семье, и тоже музыкальной. О плохо кончившем «музыканте» Чарлзе Мэнсоне и его семье вспомнил я. Вне сомнения, у хиппи-семьи Мэнсона и матриархальной семьи Симеонов были разные цели. Семья Симеонов яростно желала вырваться в общество, в котором Мэнсон не сумел преуспеть как музыкант. (У него был неплохой голос и определенный талант. Вершина его музыкальной карьеры — он продал две песни известной группе «Бич Бойз» за 5.000 долларов.) Вырваться в общество, которому «семья» Мэнсона объявила войну. Если коммунистическая система повинна в трагедии Симеонов, в трагедии и преступности Мэнсона и его семьи, по той же логике, что же, виновна капиталистическая система? Поклонникам американской демократии трудно будет с этим согласиться.
Нет, не в вульгарной социопсихологии и не в прошлом следует искать причину трагедии Симеонов. В настоящем, и только в нем. Это очень современная советская история. И она поучительна, ибо в ней символически просматривается трагедия всего советского народа. Недостаток информации, невежество ведут к трагедии. Неукоснительно ведут к трагедии. Идеализация «заграницы» (Америка — родина джаза, Япония — «красивая сказочная страна»), невежество в самооценке, идеализация своих возможностей (музыкальных, очень небольших) привели к гибели семью Овечкиных. Цепь невежеств, недостаток информации, идеализация своих собственных сил завели в лабиринт трагедии советскую буржуазию. Она одержима безумной идеей угнать на две трети азиатскую страну на Запад. СССР похож на горящий самолет, в котором погибла семья Овечкиных. Угнанный радикальной буржуазией, столь же невежественной, как Симеоны, самолет СССР пылает. Орут обезумевшие пассажиры — советский народ. В горящем самолете все еще пытаются улететь они на идеальный Запад.
Бизнесмены
Душной парижской летней ночью вышел я как-то из метро Сент-Поль на островок между двумя встречными потоками автомобилей и, стоя у тротуара, ждал зеленого огня. Внизу, у отвратительно воняющей сточной щели, увидел я, мне показалось, возятся кошки. Присмотревшись, я обнаружил, что нет, несколько крупных светлых крыс нагло прогуливаются прямо у меня под ногами. Внезапно зажегся доселе почему-то мертвый фонарь, и я смог увидеть, что вдоль всего тротуара, на многие десятки метров вперед, прогуливаются рыжие мокрые крысы. Откормленные, брюхатые, хвосты волочатся по асфальту. Освещенные, крысы не спеша устремились, переваливаясь, к только им известной цели под тротуаром и не толпясь, но быстро и эффективно втянулись все (даже уступая друг другу очередь!) в дыру, ведущую в подземную канализацию. Меньше чем в двух десятках метров на противоположной стороне рю де Риволи, в кафе, на тротуаре, сидела шумная толпа полуголых туристов, но, очевидно, крыс они не пугали. Изгнал их с прогулки лишь ярко-синий фонарь.
Наблюдая, как втягивается последний голый в роговых чешуйках хвост (чешуек на хвосте я разглядеть, разумеется, не мог, но помнил, что они существуют), я обнаружил, что покрываюсь испариной, а по впадине позвоночника стекают холодные капли нервного пота. Идя от метро домой по темным боковым улицам, я, не желая того, опять и опять видел втягивающуюся в дыру очередь предупредительных друг к другу крыс и содрогался от гадливости. Я видел парижских крыс и до этого, однажды наблюдал крысу, перебегающую рю дэз Экуфф — улицу еврейского квартала, среди бела дня, но массовое дисциплинированное передвижение отвратительных существ наблюдал впервые.
В ноябре 1990 года, будучи приглашен моим американским издательством «Гроу Пресс» для представления новой книги, я, помню, должен был лететь очень рано из Нью-Йорка в Вашингтон. Лимузин подобрал меня в отеле в шесть утра и доставил в аэропорт Ла Гуардиа. Слишком рано доставил. За полчаса до отлета. В огромном холле-сарае, оборудованном рядами пластиковых кресел и столами с баками, полными кофе и чая (сервис бесплатный), скоплялись постепенно бледные, большие американские бизнесмены. Противно воняло парами жидкого кофе и хлоркой. Семичасовой «Трамп Шаттл» должен был доставить нас всех в столицу Вашингтон. И вот, когда объявили посадку и бизнесмены пошагали, поползли в дыру авиона, все серо-костюмные (атташе-кейсы, портфели, плащи и пальто на руках, галстуки, лысины, животы, подбородки, газеты, большие немужские зады…), я вспомнил очередь крыс у метро Сент-Поль, рыжих, жирных и мокрых…
Постепенно втянулись все в «Шаттл». В салоне пахло блевотиной и химикатом для чистки блевотины. Одновременно, вызвав сквозняк, раскрылись газеты. Опоздавший, самый растрепанный, жирный, вспотевший старик-крыса был встречен презрительными взглядами молодых крыс. Он шумно плюхнулся на единственное пустовавшее место — через проход от меня.
«Шаттл» взлетел привычно. Стюардессы стали разносить фруктовые салаты и соки. «Нездорово живущая Америка время от времени пытается внести в свою жизнь здоровую деталь. Однако фруктовые салаты, недавняя мода, уже не спасут этих каторжников бизнеса, потребляющих десятками лет холестерин и сладости, — помню, подумал я. — Статистика утверждает, что половина из них умирает от сердечных болезней или от рака еще до пятидесяти лет». После «брэкфеста» две трети бизнесменов, достав бумаги, стали изучать их. Мой сосед, романтичный молодой человек с курчавыми черными волосами, извлек свои бумаги. Я успел заметить на дне его атташе-кейса пару бананов. На бумагах (я разглядел) стоял на всех поверху гриф «Шульц, Лемке и Горовиц. Химические Индустрии». Карандаш соседа заходил по бумаге. Рядом со мной сидел и работал, не теряя времени, без сомнения, молодой талант химической индустрии. Делающий карьеру, выпуская в небеса клубы ядовитых дымов, где-нибудь в Порт-Елизабет, штат Нью-Джерси. Однажды, я помню, мне пришлось проезжать по тем местам. Даже сквозь задраенные окна автомобиля отравленный воздух обжигал глаза.
Животастый бизнесмен (тот, что явился позже всех, старик), оглянувшись по сторонам, извлек из портфеля банку пива. Налил пиво осторожно в пластиковый стакан. С наслаждением впился в стакан. Этому уже все равно. Он свое отработал. Седые, зализанные за уши волосы лоснились. Лоснилась лысина. До сих пор желтое, цвета испортившегося маргарина, лицо его после пива порозовело. Я хотел было спросить, сколько ему осталось до пенсии, но передумал. Старик пылал. Нездорово бледные лица соседних к нему бизнесменов сморщились от недоброжелательства… В восемь утра мы приземлились в вашингтонском Национальном аэропорту. Сложив бумаги, бизнесмены, поколыхивая плащами, задами и кейсами, сошли с воздушного трамвая.
На второй день московского «путча» я увидел нового советского бизнесмена на экране французского теле. Его спросили, что он знает о происходящем в Москве. Директор не то «Дома», не то «Палаты», он плотоядно и нагло солгал, что Яковлев и Шеварднадзе арестованы. Бывший якобы советник КГБ (!) по экономическим вопросам, этот массивный губастый человек, потея, ровным, злым голосом лгал с упоением, долго. (За несколько минут до этого в новостях показали Шеварднадзе, не только не арестованного, но выступающего перед толпой. Потому ложь была очевидна телезрителям.) «Откуда вы берете вашу удивительную информацию?» — прервал его ведущий пятого канала Гийом Дюран. Не смущаясь, похабный толстяк назвал какой-то «Пресс-сервис Российской республики».
Советский новый бизнесмен лжив и преступен. По крайней мере, в первом поколении он и будет таким, прежде чем во втором видоизменится во всегда опасную, но цивилизационную крысу, как его брат — бизнесмен западный. Вынужденный в советском обществе действовать вне рамок закона, советский бизнесмен сделался по необходимости преступником и продолжает вести себя как таковой инстинктивно. Ничего удивительного. Преступником же был и первый бизнесмен нового времени — «патриот» Паллой.
Яркая личность — Паллой был прародителем современных бизнесменов. Он гордо присвоил себе титул «разрушитель Бастилии». Трудно сказать, какова была его роль в событиях 14 июля 1789 года да и присутствовал ли он вообще на месте. Но это он, первый напористый бизнесмен, сумел достать себе выгодную лицензию на снос Бастилии. Это именно он был «гениальным» организатором на своем «строительном объекте» (разрушения) патриотического праздника 14 июля 1790 года. Он же был и автором ставшего впоследствии знаменитым паблисити-лозунга «Здесь танцуют!», вывешенного тогда же у входа на «объект». Паллой является также предтечей базарного «революционного» реализма китча: он наладил производство маленьких Бастилий, вырезанных из камней большой. Когда Франция была разделена в 1790 году на 83 департамента, Паллой нашел способ всучить по Бастилии не только каждому департаменту, но и каждому дистрикту и коммуне. Предприятие «патриота» Паллоя производило всякого рода революционные амулеты, в частности медали, сделанные из цепей подъемного моста Бастилии. Они были украшены девизом «Свобода или смерть!» (Теперь, когда демократическая чернь свалила в СССР множество памятников, наверняка найдутся или уже нашлись советские паллои, чтобы наладить производство сувениров из памятников Дзержинскому или Свердлову.)
Неспокойный дух, Паллой украл гастрономо-идеологическую идею у некоего «гражданина» Ромео (французская революция породила, как видим, немало жуликов и спекулянтов так же, как на наших глазах от брака с августовскими баррикадами в Москве родилось большое количество «демократов» и «спасителей» от «путча») праздновать ежегодно день казни Людовика XVI, 21 января, поеданием свиной головы. Паллой написал письмо Баррасу, другим членам Директории и министрам, приглашая разделить с ним трапезу — откушать фаршированную свиную голову, отметить день смерти тирана. Чрезмерно активный «патриот» Паллой закономерно угодил в конце концов в «железы», то есть был посажен в тюрьму и закован. Освобожденный, он тихо умер в 1835 году. Но племя Паллоя, активное и беспокойное, распространилось по всему миру. Это семя Паллоево перемещалось со мною в «Шаттле» из Нью-Йорка в Вашингтон.
Потомки Петруса Францискуса Паллоя, ветхого Адама бизнесменского класса, в большом почете сегодня. Однако несомненно и то, что герой нашего времени, Паллой, найдет себя в опасной ситуации в обозримом будущем. Бесспорно, что активность Паллоев разрушает ежедневно нашу планету. Возможно, легко представить себе введение смертной казни для слишком активных паллоев в уголовных кодексах первых годов после 2000-го. Вначале для паллоев атомной, нефтяной и химической индустрии. И представить следующее сообщение в новостях:
«Еще 304 бизнесмена расстреляны сегодня в Париже, 125 — в Москве и 100 — в Нью-Йорке по приговорам народных трибуналов спасения планеты».
Завет Чингисхана
Средневековый персидский историк Рашид-эд Дин в своей книге «Джами-аль-Таварикх» (Собрание Хроник) приводит следующие слова великого Чингисхана:
«Самое высшее наслаждение для мужчины есть победить своих врагов, гнать их перед собой, вырвать у них все, чем они владеют, увидеть купающимися в слезах лица дорогих им близких людей, оседлать их лошадей, сжимать в объятиях их дочерей и их супруг».
(Можно услышать это леденящее кровь кредо, слово в слово, впрочем, без ссылки на Чингисхана, в фильме американского режиссера Джона Милиуса «Конан-варвар», где Конана, вождя доисторических времен, играет могучий Шварценеггер.)
И спустя восемь столетий страшные, жестокие и мудрые слова эти остаются единственно честным и безжалостным диагнозом Человеку. И сегодня по нарастающей самое страшное испытание мужчины после поражения, потери имущества и бегства — это ужас увидеть своих детей и жену, попавшими в руки врагов. «Сжимать в объятиях… дочерей и… супруг». В популярной культуре, которую я не презираю (в отличие от многих моих современников, слывущих «интеллектуалами»), возможно найти немало примеров обратного кошмара: боязни мужчины подвергнуться такому насилию, то есть быть побежденным. В американском многосерийном фильме «Мститель в городе», где главного героя — строительного подрядчика — играет Чарлз Бронсон, жена и дочь последнего подверглись (в его отсутствие) нападению банды преступников. Жена умирает от побоев, изнасилованная дочь сходит с ума. Бронсон жестоко мстит бандитам. Десяток трупов в первой серии и множество десятков во второй — вот как чеканные мысли великого Чингиза выполнены на целлулоиде через восемь столетий. Конверт одного из дисков нью-йоркской панк-звезды Блонди, я помню, нес на себе рисунок. Влюбленная пара, Блонди и ее юноша, на Бруклинском мосту. Дорогу им преградила банда подростков с бейсбольными битами. Один уже крепко схватил ее за руку… В то время как ханжеская демагогия интеллектуалов, служащих ДЕМОКРАТИИ, атакует нас сладкими глупостями гуманизма, популярная культура сознательно и бессознательно несет нам все тот же жестокий завет Чингисхана:
«Самое высшее наслаждение для мужчины есть победить своих врагов… сжимать в объятиях их дочерей и их супруг».
Можете проверить этот тезис на самих себе: вы значительно тревожнее себя чувствуете, выходя «аут» (в ресторан, в кино, на концерт) с ВАШЕЙ женщиной, нежели один или с приятелем-мужчиной. Боязнь чужого насилия по отношению к вам, а именно его высшей степени — отнятия самки — сообщает вам неспокойность.
В конце 60-х годов была опубликована повсюду в Европе книга австрийского биолога Конрада Лоренца «Агрессия». Основываясь на исследованиях поведения животных в их естественной среде обитания, Лоренц доказал, что агрессивность как животных, так и человека не есть явление патологическое, плохое, отрицательное, но что она есть ИНСТИНКТ, который служит сохранению вида. Много более того, Лоренц доказал, что агрессивность есть фундаментальный, самый важный импульс человека. Наличие у индивидуума агрессивности есть КАЧЕСТВО, а не недостаток, не заболевание. (Другое дело, что современные общества не дают никакого законного выхода агрессивности человека.) Естественно, что книга Лоренца была встречена чрезвычайно враждебно коллегами-учеными. В цивилизации, где мирное поведение есть первый долг гражданина, большинство ученых, разумеется, разделяют нравственные заблуждения своего времени. Конрад Лоренц — редкое исключение. Не менее цинично и резко, чем хан монголов, определяет лауреат Нобелевской премии доктор Лоренц натуру Человека. Вот лишь несколько параграфов из безжалостного диагноза доктора.
«После того как человек благодаря своему оружию и орудиям, своей одежде и огню более или менее подчинил враждебные силы вне-видовой среды, воцарилось, без сомнения, такое положение вещей, когда противодавление враждебных соседних племен сделалось главнейшим фактором селекции, определяя следующие шаги эволюции человека. Нет ничего удивительного в том, что этот фактор произвел опасный эксцесс…» ««Пекинский человек», этот Прометей, который первым научился сохранять огонь, использовал его… для поджаривания своих сородичей: рядом с первыми следами регулярного использования огня находят раздробленные, обглоданные и обгорелые кости самого Sinanthropus pekinensis».
И еще более ледяное наблюдение Лоренца:
«…социальная организация человека чрезвычайно напоминает (организацию. — Э.Л.) крыс, они также есть внутри своего племени существа общительные и мирные, но ведут себя как настоящие демоны по отношению к своим же родственникам, не принадлежащим к их собственному сообществу».
Этому соответствует завет Чингисхана своим монголам. Цитирую опять Рашида-эд Дина.
«Чингисхан сказал: «В обычной жизни, среди мирных людей ведите себя, как двухлетние телята… во время праздников и отдыха ведите себя, как молодые жеребцы, но в битве с врагами атакуйте, обрушивайтесь на них, как изголодавшиеся стервятники на добычу…»»
Тех, кто настаивает на «цивилизованности» современного нам человека, я отсылаю в зиму 1990/91 года, когда объединенная коалиция самых «цивилизованных» стран уничтожила с воздуха, трусливо, в буквальном смысле поджарив бомбами (системы «аэрозоль»), 250–300 тысяч иракцев. «Родственников, но не принадлежащих к их собственному сообществу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
В связи с Симеонами я вспомнил о другой семье, и тоже музыкальной. О плохо кончившем «музыканте» Чарлзе Мэнсоне и его семье вспомнил я. Вне сомнения, у хиппи-семьи Мэнсона и матриархальной семьи Симеонов были разные цели. Семья Симеонов яростно желала вырваться в общество, в котором Мэнсон не сумел преуспеть как музыкант. (У него был неплохой голос и определенный талант. Вершина его музыкальной карьеры — он продал две песни известной группе «Бич Бойз» за 5.000 долларов.) Вырваться в общество, которому «семья» Мэнсона объявила войну. Если коммунистическая система повинна в трагедии Симеонов, в трагедии и преступности Мэнсона и его семьи, по той же логике, что же, виновна капиталистическая система? Поклонникам американской демократии трудно будет с этим согласиться.
Нет, не в вульгарной социопсихологии и не в прошлом следует искать причину трагедии Симеонов. В настоящем, и только в нем. Это очень современная советская история. И она поучительна, ибо в ней символически просматривается трагедия всего советского народа. Недостаток информации, невежество ведут к трагедии. Неукоснительно ведут к трагедии. Идеализация «заграницы» (Америка — родина джаза, Япония — «красивая сказочная страна»), невежество в самооценке, идеализация своих возможностей (музыкальных, очень небольших) привели к гибели семью Овечкиных. Цепь невежеств, недостаток информации, идеализация своих собственных сил завели в лабиринт трагедии советскую буржуазию. Она одержима безумной идеей угнать на две трети азиатскую страну на Запад. СССР похож на горящий самолет, в котором погибла семья Овечкиных. Угнанный радикальной буржуазией, столь же невежественной, как Симеоны, самолет СССР пылает. Орут обезумевшие пассажиры — советский народ. В горящем самолете все еще пытаются улететь они на идеальный Запад.
Бизнесмены
Душной парижской летней ночью вышел я как-то из метро Сент-Поль на островок между двумя встречными потоками автомобилей и, стоя у тротуара, ждал зеленого огня. Внизу, у отвратительно воняющей сточной щели, увидел я, мне показалось, возятся кошки. Присмотревшись, я обнаружил, что нет, несколько крупных светлых крыс нагло прогуливаются прямо у меня под ногами. Внезапно зажегся доселе почему-то мертвый фонарь, и я смог увидеть, что вдоль всего тротуара, на многие десятки метров вперед, прогуливаются рыжие мокрые крысы. Откормленные, брюхатые, хвосты волочатся по асфальту. Освещенные, крысы не спеша устремились, переваливаясь, к только им известной цели под тротуаром и не толпясь, но быстро и эффективно втянулись все (даже уступая друг другу очередь!) в дыру, ведущую в подземную канализацию. Меньше чем в двух десятках метров на противоположной стороне рю де Риволи, в кафе, на тротуаре, сидела шумная толпа полуголых туристов, но, очевидно, крыс они не пугали. Изгнал их с прогулки лишь ярко-синий фонарь.
Наблюдая, как втягивается последний голый в роговых чешуйках хвост (чешуек на хвосте я разглядеть, разумеется, не мог, но помнил, что они существуют), я обнаружил, что покрываюсь испариной, а по впадине позвоночника стекают холодные капли нервного пота. Идя от метро домой по темным боковым улицам, я, не желая того, опять и опять видел втягивающуюся в дыру очередь предупредительных друг к другу крыс и содрогался от гадливости. Я видел парижских крыс и до этого, однажды наблюдал крысу, перебегающую рю дэз Экуфф — улицу еврейского квартала, среди бела дня, но массовое дисциплинированное передвижение отвратительных существ наблюдал впервые.
В ноябре 1990 года, будучи приглашен моим американским издательством «Гроу Пресс» для представления новой книги, я, помню, должен был лететь очень рано из Нью-Йорка в Вашингтон. Лимузин подобрал меня в отеле в шесть утра и доставил в аэропорт Ла Гуардиа. Слишком рано доставил. За полчаса до отлета. В огромном холле-сарае, оборудованном рядами пластиковых кресел и столами с баками, полными кофе и чая (сервис бесплатный), скоплялись постепенно бледные, большие американские бизнесмены. Противно воняло парами жидкого кофе и хлоркой. Семичасовой «Трамп Шаттл» должен был доставить нас всех в столицу Вашингтон. И вот, когда объявили посадку и бизнесмены пошагали, поползли в дыру авиона, все серо-костюмные (атташе-кейсы, портфели, плащи и пальто на руках, галстуки, лысины, животы, подбородки, газеты, большие немужские зады…), я вспомнил очередь крыс у метро Сент-Поль, рыжих, жирных и мокрых…
Постепенно втянулись все в «Шаттл». В салоне пахло блевотиной и химикатом для чистки блевотины. Одновременно, вызвав сквозняк, раскрылись газеты. Опоздавший, самый растрепанный, жирный, вспотевший старик-крыса был встречен презрительными взглядами молодых крыс. Он шумно плюхнулся на единственное пустовавшее место — через проход от меня.
«Шаттл» взлетел привычно. Стюардессы стали разносить фруктовые салаты и соки. «Нездорово живущая Америка время от времени пытается внести в свою жизнь здоровую деталь. Однако фруктовые салаты, недавняя мода, уже не спасут этих каторжников бизнеса, потребляющих десятками лет холестерин и сладости, — помню, подумал я. — Статистика утверждает, что половина из них умирает от сердечных болезней или от рака еще до пятидесяти лет». После «брэкфеста» две трети бизнесменов, достав бумаги, стали изучать их. Мой сосед, романтичный молодой человек с курчавыми черными волосами, извлек свои бумаги. Я успел заметить на дне его атташе-кейса пару бананов. На бумагах (я разглядел) стоял на всех поверху гриф «Шульц, Лемке и Горовиц. Химические Индустрии». Карандаш соседа заходил по бумаге. Рядом со мной сидел и работал, не теряя времени, без сомнения, молодой талант химической индустрии. Делающий карьеру, выпуская в небеса клубы ядовитых дымов, где-нибудь в Порт-Елизабет, штат Нью-Джерси. Однажды, я помню, мне пришлось проезжать по тем местам. Даже сквозь задраенные окна автомобиля отравленный воздух обжигал глаза.
Животастый бизнесмен (тот, что явился позже всех, старик), оглянувшись по сторонам, извлек из портфеля банку пива. Налил пиво осторожно в пластиковый стакан. С наслаждением впился в стакан. Этому уже все равно. Он свое отработал. Седые, зализанные за уши волосы лоснились. Лоснилась лысина. До сих пор желтое, цвета испортившегося маргарина, лицо его после пива порозовело. Я хотел было спросить, сколько ему осталось до пенсии, но передумал. Старик пылал. Нездорово бледные лица соседних к нему бизнесменов сморщились от недоброжелательства… В восемь утра мы приземлились в вашингтонском Национальном аэропорту. Сложив бумаги, бизнесмены, поколыхивая плащами, задами и кейсами, сошли с воздушного трамвая.
На второй день московского «путча» я увидел нового советского бизнесмена на экране французского теле. Его спросили, что он знает о происходящем в Москве. Директор не то «Дома», не то «Палаты», он плотоядно и нагло солгал, что Яковлев и Шеварднадзе арестованы. Бывший якобы советник КГБ (!) по экономическим вопросам, этот массивный губастый человек, потея, ровным, злым голосом лгал с упоением, долго. (За несколько минут до этого в новостях показали Шеварднадзе, не только не арестованного, но выступающего перед толпой. Потому ложь была очевидна телезрителям.) «Откуда вы берете вашу удивительную информацию?» — прервал его ведущий пятого канала Гийом Дюран. Не смущаясь, похабный толстяк назвал какой-то «Пресс-сервис Российской республики».
Советский новый бизнесмен лжив и преступен. По крайней мере, в первом поколении он и будет таким, прежде чем во втором видоизменится во всегда опасную, но цивилизационную крысу, как его брат — бизнесмен западный. Вынужденный в советском обществе действовать вне рамок закона, советский бизнесмен сделался по необходимости преступником и продолжает вести себя как таковой инстинктивно. Ничего удивительного. Преступником же был и первый бизнесмен нового времени — «патриот» Паллой.
Яркая личность — Паллой был прародителем современных бизнесменов. Он гордо присвоил себе титул «разрушитель Бастилии». Трудно сказать, какова была его роль в событиях 14 июля 1789 года да и присутствовал ли он вообще на месте. Но это он, первый напористый бизнесмен, сумел достать себе выгодную лицензию на снос Бастилии. Это именно он был «гениальным» организатором на своем «строительном объекте» (разрушения) патриотического праздника 14 июля 1790 года. Он же был и автором ставшего впоследствии знаменитым паблисити-лозунга «Здесь танцуют!», вывешенного тогда же у входа на «объект». Паллой является также предтечей базарного «революционного» реализма китча: он наладил производство маленьких Бастилий, вырезанных из камней большой. Когда Франция была разделена в 1790 году на 83 департамента, Паллой нашел способ всучить по Бастилии не только каждому департаменту, но и каждому дистрикту и коммуне. Предприятие «патриота» Паллоя производило всякого рода революционные амулеты, в частности медали, сделанные из цепей подъемного моста Бастилии. Они были украшены девизом «Свобода или смерть!» (Теперь, когда демократическая чернь свалила в СССР множество памятников, наверняка найдутся или уже нашлись советские паллои, чтобы наладить производство сувениров из памятников Дзержинскому или Свердлову.)
Неспокойный дух, Паллой украл гастрономо-идеологическую идею у некоего «гражданина» Ромео (французская революция породила, как видим, немало жуликов и спекулянтов так же, как на наших глазах от брака с августовскими баррикадами в Москве родилось большое количество «демократов» и «спасителей» от «путча») праздновать ежегодно день казни Людовика XVI, 21 января, поеданием свиной головы. Паллой написал письмо Баррасу, другим членам Директории и министрам, приглашая разделить с ним трапезу — откушать фаршированную свиную голову, отметить день смерти тирана. Чрезмерно активный «патриот» Паллой закономерно угодил в конце концов в «железы», то есть был посажен в тюрьму и закован. Освобожденный, он тихо умер в 1835 году. Но племя Паллоя, активное и беспокойное, распространилось по всему миру. Это семя Паллоево перемещалось со мною в «Шаттле» из Нью-Йорка в Вашингтон.
Потомки Петруса Францискуса Паллоя, ветхого Адама бизнесменского класса, в большом почете сегодня. Однако несомненно и то, что герой нашего времени, Паллой, найдет себя в опасной ситуации в обозримом будущем. Бесспорно, что активность Паллоев разрушает ежедневно нашу планету. Возможно, легко представить себе введение смертной казни для слишком активных паллоев в уголовных кодексах первых годов после 2000-го. Вначале для паллоев атомной, нефтяной и химической индустрии. И представить следующее сообщение в новостях:
«Еще 304 бизнесмена расстреляны сегодня в Париже, 125 — в Москве и 100 — в Нью-Йорке по приговорам народных трибуналов спасения планеты».
Завет Чингисхана
Средневековый персидский историк Рашид-эд Дин в своей книге «Джами-аль-Таварикх» (Собрание Хроник) приводит следующие слова великого Чингисхана:
«Самое высшее наслаждение для мужчины есть победить своих врагов, гнать их перед собой, вырвать у них все, чем они владеют, увидеть купающимися в слезах лица дорогих им близких людей, оседлать их лошадей, сжимать в объятиях их дочерей и их супруг».
(Можно услышать это леденящее кровь кредо, слово в слово, впрочем, без ссылки на Чингисхана, в фильме американского режиссера Джона Милиуса «Конан-варвар», где Конана, вождя доисторических времен, играет могучий Шварценеггер.)
И спустя восемь столетий страшные, жестокие и мудрые слова эти остаются единственно честным и безжалостным диагнозом Человеку. И сегодня по нарастающей самое страшное испытание мужчины после поражения, потери имущества и бегства — это ужас увидеть своих детей и жену, попавшими в руки врагов. «Сжимать в объятиях… дочерей и… супруг». В популярной культуре, которую я не презираю (в отличие от многих моих современников, слывущих «интеллектуалами»), возможно найти немало примеров обратного кошмара: боязни мужчины подвергнуться такому насилию, то есть быть побежденным. В американском многосерийном фильме «Мститель в городе», где главного героя — строительного подрядчика — играет Чарлз Бронсон, жена и дочь последнего подверглись (в его отсутствие) нападению банды преступников. Жена умирает от побоев, изнасилованная дочь сходит с ума. Бронсон жестоко мстит бандитам. Десяток трупов в первой серии и множество десятков во второй — вот как чеканные мысли великого Чингиза выполнены на целлулоиде через восемь столетий. Конверт одного из дисков нью-йоркской панк-звезды Блонди, я помню, нес на себе рисунок. Влюбленная пара, Блонди и ее юноша, на Бруклинском мосту. Дорогу им преградила банда подростков с бейсбольными битами. Один уже крепко схватил ее за руку… В то время как ханжеская демагогия интеллектуалов, служащих ДЕМОКРАТИИ, атакует нас сладкими глупостями гуманизма, популярная культура сознательно и бессознательно несет нам все тот же жестокий завет Чингисхана:
«Самое высшее наслаждение для мужчины есть победить своих врагов… сжимать в объятиях их дочерей и их супруг».
Можете проверить этот тезис на самих себе: вы значительно тревожнее себя чувствуете, выходя «аут» (в ресторан, в кино, на концерт) с ВАШЕЙ женщиной, нежели один или с приятелем-мужчиной. Боязнь чужого насилия по отношению к вам, а именно его высшей степени — отнятия самки — сообщает вам неспокойность.
В конце 60-х годов была опубликована повсюду в Европе книга австрийского биолога Конрада Лоренца «Агрессия». Основываясь на исследованиях поведения животных в их естественной среде обитания, Лоренц доказал, что агрессивность как животных, так и человека не есть явление патологическое, плохое, отрицательное, но что она есть ИНСТИНКТ, который служит сохранению вида. Много более того, Лоренц доказал, что агрессивность есть фундаментальный, самый важный импульс человека. Наличие у индивидуума агрессивности есть КАЧЕСТВО, а не недостаток, не заболевание. (Другое дело, что современные общества не дают никакого законного выхода агрессивности человека.) Естественно, что книга Лоренца была встречена чрезвычайно враждебно коллегами-учеными. В цивилизации, где мирное поведение есть первый долг гражданина, большинство ученых, разумеется, разделяют нравственные заблуждения своего времени. Конрад Лоренц — редкое исключение. Не менее цинично и резко, чем хан монголов, определяет лауреат Нобелевской премии доктор Лоренц натуру Человека. Вот лишь несколько параграфов из безжалостного диагноза доктора.
«После того как человек благодаря своему оружию и орудиям, своей одежде и огню более или менее подчинил враждебные силы вне-видовой среды, воцарилось, без сомнения, такое положение вещей, когда противодавление враждебных соседних племен сделалось главнейшим фактором селекции, определяя следующие шаги эволюции человека. Нет ничего удивительного в том, что этот фактор произвел опасный эксцесс…» ««Пекинский человек», этот Прометей, который первым научился сохранять огонь, использовал его… для поджаривания своих сородичей: рядом с первыми следами регулярного использования огня находят раздробленные, обглоданные и обгорелые кости самого Sinanthropus pekinensis».
И еще более ледяное наблюдение Лоренца:
«…социальная организация человека чрезвычайно напоминает (организацию. — Э.Л.) крыс, они также есть внутри своего племени существа общительные и мирные, но ведут себя как настоящие демоны по отношению к своим же родственникам, не принадлежащим к их собственному сообществу».
Этому соответствует завет Чингисхана своим монголам. Цитирую опять Рашида-эд Дина.
«Чингисхан сказал: «В обычной жизни, среди мирных людей ведите себя, как двухлетние телята… во время праздников и отдыха ведите себя, как молодые жеребцы, но в битве с врагами атакуйте, обрушивайтесь на них, как изголодавшиеся стервятники на добычу…»»
Тех, кто настаивает на «цивилизованности» современного нам человека, я отсылаю в зиму 1990/91 года, когда объединенная коалиция самых «цивилизованных» стран уничтожила с воздуха, трусливо, в буквальном смысле поджарив бомбами (системы «аэрозоль»), 250–300 тысяч иракцев. «Родственников, но не принадлежащих к их собственному сообществу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21