Всех сразу, декретом. И какие у объявляющих основания, мотивы… Достаточно ли оснований?..
Юрий был моим врагом. Он выебал мою женщину. Я любил мою женщину, и пусть спустя одиннадцать лет, но я наказал Юрия за его преступление. «Не тронь мою самку!» Все четко, все ясно. И я совершенно прав. И, убив своего врага, я должен ликовать, а не сидеть и мучиться над проблемой, которой нет. Проблему создали, чтобы запугать нас всех, «они», не Супермены. Посредственности. Слабые. Запугав Суперменов, они могут управлять этим миром без боязни, что кто-то сможет оспорить их право на власть, на чудовищные жертвоприношения. Им можно, мне… и мне можно, — радостно выдохнул Супермен. — Fuck you, Father!»
26
Когда из спальни вышла заспанная девчонка в майке с Джонни Роттеном, ее любимой, застиранной, чуть прикрывающей ей попку, голоногая, веселый Супермен, папа Генрих, встал ей навстречу, схватил девчонку на руки и, закружив ее по комнате, проорал дикий панк-клич:
— Kill the suckers, fuck the Fuckers! Ура-a-a-a!
— Ой, crazy! Отпусти! — визжала смущенная Алиска. Опрокинув ее на диван, Генрих с размаху поцеловал девчонку в треугольник красных волос. — Good morning, kid!
— Good morning, сумасшедший русский шпион! — засмеялась девчонка. — Почему ты такой веселый, мне всю ночь снились страшные сны…
— Не вспоминай об этом, — поспешно перебил ее Генрих. — Скажем «нет» страшным снам! Будем веселыми и счастливыми. Не ты ли меня учила несколько дней назад?
— Учила, — согласилась Алис, перевалившись с дивана в сидячее положение и глядя на Супермена исподлобья, удивленная тем, что взрослый Генрих-шпион днем помнит о том, что сказала ему Алис-малолетняя. Очевидно, поразмыслив, она решила, что ей это приятно, потому что на лице ее появилось довольное выражение…
— Зеленая часть вашей прически примята и, увы, не выглядит так торчаще агрессивно, как это подобает славной рыцарше всебуйнейшего панк-ордена…
Алис рассмеялась.
— Ты милый, Генри, — сказала она. — Иногда.
— Хочешь, покатаю? — вызвался поощренный похвалой Генрих.
— Как покатаешь?
— Садись ко мне на спину, как на лошадь. Представь, что я твой племенной жеребец. Иго-го-го! Йо-го! — заржал Генрих. — Йо-го-го-го! — И для верности Генрих чуть порыл кроссовкой-копытом ковер.
— Я тяжелая, — стеснительно замялась Алис.
— Садись, Красная Шапочка, чего там. — Генрих опустился перед девчонкой на корточки. Алиска, решившись, вдруг завизжав, прыгнула ему на плечи, волоски письки защекотали шею Супермену.
Супермен поднялся, несколько раз подпрыгнул, как бы становясь на дыбы, от чего девчонка в неподдельном ужасе ухватилась за его шею и голову, и понесся по кругу ливинг-рум, стараясь встряхивать всадницу как можно сильнее.
— А-а-а-а! — орала English girl. — Стой, подлый жеребец! Стой, я слезу! Ой, упаду!
Генрих хохотал, держа девчонку за голые ноги, а на шее его, у основания, там, где шею кололи красные волоски, нечто мягкое и горячее беспечно покоилось и жгло Генриха, жгло его — девчонкина писька. Главное ее оружие против этого мира. У Алиски же нет когтей, и зубы у нее маленькие, вот природа и снабдила ее мягкой, горячей, нежной щелкой, чтобы завлекать врагов, и губить их, и платить ею, гостеприимной, друзьям… — Генрих, запыхавшись, остановился и опустил хохочущую всадницу на диван…
— Ты всю меня растряс, — притворно пожаловалась девчонка. — Русский жеребец…
— Есть русская борзая, — возразил умный папа Генрих ребенку. — И есть порода лошади — орловский тяжеловоз. Город Орел находится в России, да, но русского жеребца именно такой породы не существует.
— Ты очень умный, да? — язвительно спросила девчонка. — Бефстроганов — тоже русское блюдо — делается из лошадиного мяса, мне сестра говорила. — Девчонка невинно посмотрела на Генриха…
Лошадиному мясу Бефстроганофф Генрих обрадовался.
— Никогда не ел из лошадиного мяса, — сообщил он.
— Слушай, — сказала девчонка, — я хочу приготовить омлет. Я видела у тебя в холодильнике яйца.
— Они лежат уже несколько недель, — предупредил ее Генрих, девчонка уже пошла к холодильнику, на ходу натягивая майку на попку…
— Хэй, — прокричала она радостно, — у тебя тут есть здоровенный кусок бекона!
— Это не бекон, «пуатрин фюмэ» — копченая свинина.
— Копченая свинина — это и есть бекон, — снисходительно проинформировала его девчонка и зашумела, загремела предметами в небольшой щели между двумя стенами, служившей Генриху кухней… — А еще шпион, — вдруг добавила она и засмеялась. — «Пуатрин фюмэ», — передразнила она Супермена.
Убедившись, что Алис уверенно занялась хозяйством, Генрих вернулся к газете и прошелся глазами по криминальной хронике. Среди других заметок его внимание привлек репортаж под заголовком «Одинокий грабитель».
«Мужчина, вооруженный револьвером, совершил более чем 20 ограблений с 5 марта 1982 в вечерние часы в драгсторах, гросери, ресторанах и универсальных магазинах. Он описан свидетелями как белый, от 25 до 37 лет, от 1 метра 65 см до 1 метра 80 см росту, от 65 до 80 кг весу, с песочно-белыми или каштановыми волосами. У него усы, и он обычно надевает разнообразные шляпы. Он входит в помещение в часы закрытия, приказывает запереть помещение и под угрозой револьвера заставляет кого-либо переложить деньги из кассы в двойной бумажный мешок. Лиц, могущих что-либо сообщить об одиноком грабителе, ожидает награда в 10 тыс. франков, назначенная ассоциацией парижских торговцев».
«Э, недорого же они ценят свою безопасность, — улыбнулся Генрих. — Жадничает ассоциация…» Генриху никогда не приходило в голову, что можно совершить целых двадцать ограблений одному и по-прежнему находиться на свободе… Что тогда, интересно, делает целая орда полицейских и жандармов, наводняющая улицы Парижа? Если бы такое количество милиции вдруг появилось на московских улицах, мировая пресса дружно бы закричала о терроре и нарушении прав человека. Впрочем, Генрих знает, чем занимается парижская полиция и жандармерия, однажды ему привелось увидеть — чем.
Супермен завершал одну из своих почти обязательных ежедневных прогулок по городу, в тот день он был на Шамп-Элизэ и, возвращаясь оттуда, с аллеи Марселя Пруста, собирался перейти дорогу к американскому посольству, а потом выйти по краю площади Конкорд к рю де Риволи и по ней вернуться домой… Только он собрался выйти на финишную прямую, как путь ему преградили полицейские отряды, огражденные еще и металлическими полицейскими барьерами. Вся площадь Конкорд была запружена жандармами, полицией с пластиковыми щитами, кое-где лаяли овчарки и стояли многочисленные серые автобусы, набитые молодым провинциальным мускулистым мясом в жандармских мундирах. Можно было подумать, что они таким образом в лучах прожекторов полицейских машин, блестя сапогами, шлемами и крагами, ожидают высадки вражеской парашютной дивизии, каких-нибудь иностранных «зеленых беретов».
Нет, высадки не ожидали. Пробравшись с большим трудом сквозь жандармские цепи, уже у самого входа на рю де Риволи Генрих обнаружил причину волнения — несколько кучек замерзших подростков с плакатами: «Янки, убирайтесь из Сан-Сальвадора!»
Генрих не поверил тогда своим глазам, настолько велико было несоответствие аккумулированной на площади жандармско-полицейской мощи — и этих нескольких горсток подростков, некоторые были совсем детьми, меньше и худее Алиски…
Когда же им ловить грабителей и убийц, если они заняты такими неотложными и важными делами, как война против подростков. Социалистическая полиция и жандармерия защищают посольство Страны Толстяков от Детей. Пусть защищают. «Одинокий грабитель» совершит пока 21-е ограбление…
27
— Кушать подано, шпион! — объявила девчонка, присев и разведя руки в стороны. По поводу завтрака она даже добавила к своему гардеробу юбку.
Девчонка, оказывается, накрыла на стол: поставила тарелки, положила ножи и вилки, даже нашла бумажные салфетки в бело-розовую клеточку. Супермен не помнил, чтобы у него были бумажные салфетки. Девчонка подтолкнула Генриха к стулу.
Далее леди-хозяйка взяла тарелку Генриха, скрылась за американским флагом, служившим Супермену кухонной дверью, повозилась там, а из-за флага к Генриху просочился запах еды, и вернулась с тарелкой омлета. Поджаренный бекон; лежащий почему-то на бумажной салфетке, девчонка подала на другой тарелке.
— Ешь, — сказала девчонка, с гордостью поставив тарелку перед Генрихом. — И бекон тоже… Клади его к себе на тарелку.
— А зачем салфетка? — поинтересовался Супермен, накладывая себе кусочки бекона…
— Английский стиль, — коротко объяснила девчонка. — Чтобы жир впитался в салфетку…
— Я люблю жир, — сказал Генрих, жуя. — О, очень вкусно, — похвалил он девчонку.
— Беконный жир вреден для тебя, — голосом судьи объявила Алис и, уйдя за американский флаг, вернулась вскоре со своим завтраком — то же самое, но в меньшем количестве.
— Очень-очень вкусно, — искренне сказал Генрих. Копченая свинина, которую он ел сырой, оказалась вдвойне вкуснее жареная. Девчонка недаром была «инглиш», в яйцах и беконе она понимала толк… И, живя без родителей, девчонка умела готовить. «Хорошая мне досталась девчонка», — еще раз с удовлетворением подумал Генрих. «Fuck you, Father! — добавил он чуть позже, вспомнив свой сон. — Вот и у меня, пожалуйста, пусть маленькая, но семья, — еще раз возразил он отцу. — Чем не семья?»
— Я прочел в «Ле Матэн», — обратился Генрих к Алиске, — что один усатый парень совершил в одиночестве двадцать ограблений, и его до сих пор не поймали. Двадцать! Можешь себе представить?
— Угу, — оторвавшись от омлета, отозвалась Алис. — Это мало или много, Супермен?
— Конечно, много. Впрочем, я не знаю, может быть, и не много. Один тип в USA недавно сознался в двадцати девяти убийствах. — «Убийство» соскочило с языка именно в тот момент, когда Супермен подумал, что словцу этому не следовало бы соскакивать… — Кстати, kid, — начал Генрих неловко, он хотел быть педагогичным и понимающим Суперменом, но не знал, как это делается, — слушай, я подумал и решил, что ты еще… не обижайся, но, как бы это выразиться… еще маленькая для моих приключений.
Алис, отодвинув тарелку, внимательно его слушала, скручивая и раскручивая салфетку, как веревочку…
— Я имею в виду то, что вчера произошло, и вообще всю мою жизнь. — Супермен замолчал, думая, как бы изложить девочке-подростку свою точку зрения, чтобы она не обиделась. — В твоем возрасте дети очень впечатлительны… подростки, — поправился он, видя, что лицо Алиски закрылось пленкой светского презрения. — В общем, я подумал, что не имею права втягивать тебя в свои дела. — Супермен опять замолчал и, разозлившись на самого себя, уже более резко и грубо закончил: — В общем, kid, еще не поздно, и ты можешь выйти из игры, пока не поздно. Никто и никогда не узнает, что ты была со мной вчера. Решай.
— Fuck you! — сказала Алис.
— Перестань ругаться, — серьезно сказал Генрих. — Усатого парня поймают на тридцатом ограблении, меня тоже когда-нибудь поймают или пристрелят… И если ты будешь в этот момент со мной, ты знаешь, что тебя ожидает, не так ли? Кроме того, я не очень верю, что тебе доставляет удовольствие «убивать» людей. По-моему, тебя вчера рвало в кухне. Когда я вошел, ты была цвета таблетки аспирина…
— Тебя тоже, наверное, рвало в первый раз, — мрачно промямлила Алис.
— Слушай, зачем тебе все эти проблемы? — Генрих, протянув руку через стол, взял девчонку за руку. — Я не могу тебе посоветовать, как ваш английский Гамлет, пойти в монастырь или замуж за дурака, знаю, что ни в монастыре, ни замужем ты не уживешься, темперамент не тот, но, бэби, то, чем занимаюсь я, — очень и очень серьезно.
— Может быть, я тебя люблю, — вдруг сказала девчонка и со злостью разорвала бумажную салфетку. Девчонка вдруг хамски усмехнулась и добавила: — Может быть, мне нравится ебаться с тобой, откуда ты знаешь?
— Перестань, — отмахнулся от нее Генрих, — прекрасно можешь ебаться с юношами на несколько лет старше тебя, с мирными юношами, и для этого незачем рисковать жизнью и свободой. Ты ведь и не жила еще вовсе…
— Юноши меня не возбуждают, — сказала Алис. — От них пахнет молоком, и рожи у них… записяные , — последние слова она прохихикала.
— Как? — переспросил Генрих.
— Записяные , — подтвердила Алис. — Я не могу объяснить, что я имею в виду, это такое выражение лица, как будто им писать хочется.
Генрих покачал головой:
— Знаешь, Алис, я должен тебе это сказать, что мне с тобой очень хорошо и весело, и мне будет тяжело, если ты уйдешь, но я взрослый человек и вынужден быть ответственным, даже вопреки своим желаниям, во имя тебя самой, ты должна уйти.
— Но ты же… — глаза Алис вдруг наполнились светлыми слезами, — ты же не собираешься «ликвидировать» каждый день. «Они» же тебе не могут приказывать делать это каждый день, а?
— Все равно моя жизнь опасна, — сказал Супермен строго. И вдруг рассердился: — Все это нонсенс. И я — старый болван, позволивший тебе пройти через вчерашний ужас…
— Не уйду! — сказала вдруг девчонка и вытерла выступившие слезы.
— Что? — спросил Генрих. — Как это не уйду?
— Не уйду, и все, — Алис не смотрела на Генриха. — Хочу быть с тобой. Я тебя выбрала. — Выпалив все это, Алис пошла в спальню и легла на постель, укрывшись с головой. Только босые ее ступни торчали из-под одеяла.
Генрих посидел немного и вдруг рассмеялся.
— Что за ебаный характер у тебя, kid, — сказал Супермен, отсмеявшись, и, придя в спальню, раскопав Алиску из одеяла, проорал ей, хохоча: — Не знаю, почему я тебе так нужен в этой жизни, но характер твой уважаю. — И Супермен расцеловал Алиску, которая все-таки уже плакала под одеялом…
28
Они ехали в метро на операцию. Была пятница, вечер. Вагон битком набит народом с мешками и сумками. Французские граждане отправлялись на уик-энд за город. Алиска и Генрих вошли в вагон на Шатле и потому сидели, счастливцы, с неудовольствием глядя в подозрительные лица старой пары напротив. Внезапно Алиска дернула Генриха за палец:
— Посмотри, Супермен! Компания монстров! — Алис сдавленно захихикала.
Генрих поглядел в направлении взгляда девочки. Недалеко от входа кружком стояла группа из пяти парней.
Все пятеро были дегенератами. Трое — в полинялых курточках цвета хаки, остальные — в чем попало. Может быть, солдаты? Коротко острижены…
Но лица! У одного — передняя челюсть далеко выступала вперед, а из расселины рта вниз свешивались грозные желтые резцы зубов. Улыбался он, может, и невинно, но выглядела его улыбка зловеще. У другого был крошечный, сплюснутый, как у камбалы, череп, блондинистая короткая шерстка стояла, как на собаке… Третий — в вельветовой большой помятой куртке — был жирно-вялый, весь желто-розовый, расплывающийся. Четвертый дегенерат был покрыт прыщами-коростой; с лица вниз по шее прыщи спускались в куртку-хаки и, наверное, сбегали к его ногам. Даже если его черты были нормальны, то под броней прыщей лицо выглядело сюрреалистическим объектом. Пятый был просто отвратительно-худосочен и незначителен.
— Ну как, понравились красавцы? — Алис, улыбаясь, заглядывала Генриху в лицо.
— Чему ты радуешься? — Генрих недоуменно посмотрел на девчонку.
— Тому, что мы с тобой не такие, — смеясь, ответила Алис.
Генрих опять отважился посмотреть на мир, в вагон. Может быть, первое впечатление было ложным?
Ничто не изменилось. Группа из пяти дегенератов, собравшись кружком, возбужденно переговаривалась и хихикала. Следовало отдать им должное — мутанты ни на кого не набрасывались и, по-видимому, в этот пятничный вечер были совсем трезвые. Но смотреть на них было страшно.
В ногах у монстров стояли сумки. И они ехали развлекаться за город. Трудящиеся капиталистического общества, заслужившие свой отдых. Может быть, сумасшедшие, сбежавшие из сумасшедшего дома?
— Они могли бы организовать punk-группу «Дегенераты» и имели бы большой успех, — грустно сказал Супермен девчонке. — Бедные, они не знают своих возможностей.
Девчонка засмеялась.
— Я люблю твое чувство юмора, Супермен.
Вагон опустел на Гар дю Норд. Глядя, как французские граждане вываливаются из вагона, Генрих заметил в толпе еще несколько мутантов, которые вполне спокойно могли бы отдыхать вместе с дегенеративной группой…
— Бэби Алис! — обратился Генрих Супермен к своей подружке. — Как ты объяснишь эти лица? Может быть, наша медицина слишком развита, и жадные доктора за деньги спасают для жизни дефективных зародышей? Скоро, пожалуй, стаи мутантов будут гоняться за нормальными людьми по улицам наших городов. С дубинами. И потом пожирать убитых…
— Пока они мирно слушают транзисторы в лесах и полях, окружающих Париж, на уик-эндах, — ухмыльнулась Алис. — Не бойся, Супермен.
— Интересно, за кого они голосуют на выборах, — задумчиво произнес Супермен.
29
Случилось не совсем так, как рассчитал Генрих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Юрий был моим врагом. Он выебал мою женщину. Я любил мою женщину, и пусть спустя одиннадцать лет, но я наказал Юрия за его преступление. «Не тронь мою самку!» Все четко, все ясно. И я совершенно прав. И, убив своего врага, я должен ликовать, а не сидеть и мучиться над проблемой, которой нет. Проблему создали, чтобы запугать нас всех, «они», не Супермены. Посредственности. Слабые. Запугав Суперменов, они могут управлять этим миром без боязни, что кто-то сможет оспорить их право на власть, на чудовищные жертвоприношения. Им можно, мне… и мне можно, — радостно выдохнул Супермен. — Fuck you, Father!»
26
Когда из спальни вышла заспанная девчонка в майке с Джонни Роттеном, ее любимой, застиранной, чуть прикрывающей ей попку, голоногая, веселый Супермен, папа Генрих, встал ей навстречу, схватил девчонку на руки и, закружив ее по комнате, проорал дикий панк-клич:
— Kill the suckers, fuck the Fuckers! Ура-a-a-a!
— Ой, crazy! Отпусти! — визжала смущенная Алиска. Опрокинув ее на диван, Генрих с размаху поцеловал девчонку в треугольник красных волос. — Good morning, kid!
— Good morning, сумасшедший русский шпион! — засмеялась девчонка. — Почему ты такой веселый, мне всю ночь снились страшные сны…
— Не вспоминай об этом, — поспешно перебил ее Генрих. — Скажем «нет» страшным снам! Будем веселыми и счастливыми. Не ты ли меня учила несколько дней назад?
— Учила, — согласилась Алис, перевалившись с дивана в сидячее положение и глядя на Супермена исподлобья, удивленная тем, что взрослый Генрих-шпион днем помнит о том, что сказала ему Алис-малолетняя. Очевидно, поразмыслив, она решила, что ей это приятно, потому что на лице ее появилось довольное выражение…
— Зеленая часть вашей прически примята и, увы, не выглядит так торчаще агрессивно, как это подобает славной рыцарше всебуйнейшего панк-ордена…
Алис рассмеялась.
— Ты милый, Генри, — сказала она. — Иногда.
— Хочешь, покатаю? — вызвался поощренный похвалой Генрих.
— Как покатаешь?
— Садись ко мне на спину, как на лошадь. Представь, что я твой племенной жеребец. Иго-го-го! Йо-го! — заржал Генрих. — Йо-го-го-го! — И для верности Генрих чуть порыл кроссовкой-копытом ковер.
— Я тяжелая, — стеснительно замялась Алис.
— Садись, Красная Шапочка, чего там. — Генрих опустился перед девчонкой на корточки. Алиска, решившись, вдруг завизжав, прыгнула ему на плечи, волоски письки защекотали шею Супермену.
Супермен поднялся, несколько раз подпрыгнул, как бы становясь на дыбы, от чего девчонка в неподдельном ужасе ухватилась за его шею и голову, и понесся по кругу ливинг-рум, стараясь встряхивать всадницу как можно сильнее.
— А-а-а-а! — орала English girl. — Стой, подлый жеребец! Стой, я слезу! Ой, упаду!
Генрих хохотал, держа девчонку за голые ноги, а на шее его, у основания, там, где шею кололи красные волоски, нечто мягкое и горячее беспечно покоилось и жгло Генриха, жгло его — девчонкина писька. Главное ее оружие против этого мира. У Алиски же нет когтей, и зубы у нее маленькие, вот природа и снабдила ее мягкой, горячей, нежной щелкой, чтобы завлекать врагов, и губить их, и платить ею, гостеприимной, друзьям… — Генрих, запыхавшись, остановился и опустил хохочущую всадницу на диван…
— Ты всю меня растряс, — притворно пожаловалась девчонка. — Русский жеребец…
— Есть русская борзая, — возразил умный папа Генрих ребенку. — И есть порода лошади — орловский тяжеловоз. Город Орел находится в России, да, но русского жеребца именно такой породы не существует.
— Ты очень умный, да? — язвительно спросила девчонка. — Бефстроганов — тоже русское блюдо — делается из лошадиного мяса, мне сестра говорила. — Девчонка невинно посмотрела на Генриха…
Лошадиному мясу Бефстроганофф Генрих обрадовался.
— Никогда не ел из лошадиного мяса, — сообщил он.
— Слушай, — сказала девчонка, — я хочу приготовить омлет. Я видела у тебя в холодильнике яйца.
— Они лежат уже несколько недель, — предупредил ее Генрих, девчонка уже пошла к холодильнику, на ходу натягивая майку на попку…
— Хэй, — прокричала она радостно, — у тебя тут есть здоровенный кусок бекона!
— Это не бекон, «пуатрин фюмэ» — копченая свинина.
— Копченая свинина — это и есть бекон, — снисходительно проинформировала его девчонка и зашумела, загремела предметами в небольшой щели между двумя стенами, служившей Генриху кухней… — А еще шпион, — вдруг добавила она и засмеялась. — «Пуатрин фюмэ», — передразнила она Супермена.
Убедившись, что Алис уверенно занялась хозяйством, Генрих вернулся к газете и прошелся глазами по криминальной хронике. Среди других заметок его внимание привлек репортаж под заголовком «Одинокий грабитель».
«Мужчина, вооруженный револьвером, совершил более чем 20 ограблений с 5 марта 1982 в вечерние часы в драгсторах, гросери, ресторанах и универсальных магазинах. Он описан свидетелями как белый, от 25 до 37 лет, от 1 метра 65 см до 1 метра 80 см росту, от 65 до 80 кг весу, с песочно-белыми или каштановыми волосами. У него усы, и он обычно надевает разнообразные шляпы. Он входит в помещение в часы закрытия, приказывает запереть помещение и под угрозой револьвера заставляет кого-либо переложить деньги из кассы в двойной бумажный мешок. Лиц, могущих что-либо сообщить об одиноком грабителе, ожидает награда в 10 тыс. франков, назначенная ассоциацией парижских торговцев».
«Э, недорого же они ценят свою безопасность, — улыбнулся Генрих. — Жадничает ассоциация…» Генриху никогда не приходило в голову, что можно совершить целых двадцать ограблений одному и по-прежнему находиться на свободе… Что тогда, интересно, делает целая орда полицейских и жандармов, наводняющая улицы Парижа? Если бы такое количество милиции вдруг появилось на московских улицах, мировая пресса дружно бы закричала о терроре и нарушении прав человека. Впрочем, Генрих знает, чем занимается парижская полиция и жандармерия, однажды ему привелось увидеть — чем.
Супермен завершал одну из своих почти обязательных ежедневных прогулок по городу, в тот день он был на Шамп-Элизэ и, возвращаясь оттуда, с аллеи Марселя Пруста, собирался перейти дорогу к американскому посольству, а потом выйти по краю площади Конкорд к рю де Риволи и по ней вернуться домой… Только он собрался выйти на финишную прямую, как путь ему преградили полицейские отряды, огражденные еще и металлическими полицейскими барьерами. Вся площадь Конкорд была запружена жандармами, полицией с пластиковыми щитами, кое-где лаяли овчарки и стояли многочисленные серые автобусы, набитые молодым провинциальным мускулистым мясом в жандармских мундирах. Можно было подумать, что они таким образом в лучах прожекторов полицейских машин, блестя сапогами, шлемами и крагами, ожидают высадки вражеской парашютной дивизии, каких-нибудь иностранных «зеленых беретов».
Нет, высадки не ожидали. Пробравшись с большим трудом сквозь жандармские цепи, уже у самого входа на рю де Риволи Генрих обнаружил причину волнения — несколько кучек замерзших подростков с плакатами: «Янки, убирайтесь из Сан-Сальвадора!»
Генрих не поверил тогда своим глазам, настолько велико было несоответствие аккумулированной на площади жандармско-полицейской мощи — и этих нескольких горсток подростков, некоторые были совсем детьми, меньше и худее Алиски…
Когда же им ловить грабителей и убийц, если они заняты такими неотложными и важными делами, как война против подростков. Социалистическая полиция и жандармерия защищают посольство Страны Толстяков от Детей. Пусть защищают. «Одинокий грабитель» совершит пока 21-е ограбление…
27
— Кушать подано, шпион! — объявила девчонка, присев и разведя руки в стороны. По поводу завтрака она даже добавила к своему гардеробу юбку.
Девчонка, оказывается, накрыла на стол: поставила тарелки, положила ножи и вилки, даже нашла бумажные салфетки в бело-розовую клеточку. Супермен не помнил, чтобы у него были бумажные салфетки. Девчонка подтолкнула Генриха к стулу.
Далее леди-хозяйка взяла тарелку Генриха, скрылась за американским флагом, служившим Супермену кухонной дверью, повозилась там, а из-за флага к Генриху просочился запах еды, и вернулась с тарелкой омлета. Поджаренный бекон; лежащий почему-то на бумажной салфетке, девчонка подала на другой тарелке.
— Ешь, — сказала девчонка, с гордостью поставив тарелку перед Генрихом. — И бекон тоже… Клади его к себе на тарелку.
— А зачем салфетка? — поинтересовался Супермен, накладывая себе кусочки бекона…
— Английский стиль, — коротко объяснила девчонка. — Чтобы жир впитался в салфетку…
— Я люблю жир, — сказал Генрих, жуя. — О, очень вкусно, — похвалил он девчонку.
— Беконный жир вреден для тебя, — голосом судьи объявила Алис и, уйдя за американский флаг, вернулась вскоре со своим завтраком — то же самое, но в меньшем количестве.
— Очень-очень вкусно, — искренне сказал Генрих. Копченая свинина, которую он ел сырой, оказалась вдвойне вкуснее жареная. Девчонка недаром была «инглиш», в яйцах и беконе она понимала толк… И, живя без родителей, девчонка умела готовить. «Хорошая мне досталась девчонка», — еще раз с удовлетворением подумал Генрих. «Fuck you, Father! — добавил он чуть позже, вспомнив свой сон. — Вот и у меня, пожалуйста, пусть маленькая, но семья, — еще раз возразил он отцу. — Чем не семья?»
— Я прочел в «Ле Матэн», — обратился Генрих к Алиске, — что один усатый парень совершил в одиночестве двадцать ограблений, и его до сих пор не поймали. Двадцать! Можешь себе представить?
— Угу, — оторвавшись от омлета, отозвалась Алис. — Это мало или много, Супермен?
— Конечно, много. Впрочем, я не знаю, может быть, и не много. Один тип в USA недавно сознался в двадцати девяти убийствах. — «Убийство» соскочило с языка именно в тот момент, когда Супермен подумал, что словцу этому не следовало бы соскакивать… — Кстати, kid, — начал Генрих неловко, он хотел быть педагогичным и понимающим Суперменом, но не знал, как это делается, — слушай, я подумал и решил, что ты еще… не обижайся, но, как бы это выразиться… еще маленькая для моих приключений.
Алис, отодвинув тарелку, внимательно его слушала, скручивая и раскручивая салфетку, как веревочку…
— Я имею в виду то, что вчера произошло, и вообще всю мою жизнь. — Супермен замолчал, думая, как бы изложить девочке-подростку свою точку зрения, чтобы она не обиделась. — В твоем возрасте дети очень впечатлительны… подростки, — поправился он, видя, что лицо Алиски закрылось пленкой светского презрения. — В общем, я подумал, что не имею права втягивать тебя в свои дела. — Супермен опять замолчал и, разозлившись на самого себя, уже более резко и грубо закончил: — В общем, kid, еще не поздно, и ты можешь выйти из игры, пока не поздно. Никто и никогда не узнает, что ты была со мной вчера. Решай.
— Fuck you! — сказала Алис.
— Перестань ругаться, — серьезно сказал Генрих. — Усатого парня поймают на тридцатом ограблении, меня тоже когда-нибудь поймают или пристрелят… И если ты будешь в этот момент со мной, ты знаешь, что тебя ожидает, не так ли? Кроме того, я не очень верю, что тебе доставляет удовольствие «убивать» людей. По-моему, тебя вчера рвало в кухне. Когда я вошел, ты была цвета таблетки аспирина…
— Тебя тоже, наверное, рвало в первый раз, — мрачно промямлила Алис.
— Слушай, зачем тебе все эти проблемы? — Генрих, протянув руку через стол, взял девчонку за руку. — Я не могу тебе посоветовать, как ваш английский Гамлет, пойти в монастырь или замуж за дурака, знаю, что ни в монастыре, ни замужем ты не уживешься, темперамент не тот, но, бэби, то, чем занимаюсь я, — очень и очень серьезно.
— Может быть, я тебя люблю, — вдруг сказала девчонка и со злостью разорвала бумажную салфетку. Девчонка вдруг хамски усмехнулась и добавила: — Может быть, мне нравится ебаться с тобой, откуда ты знаешь?
— Перестань, — отмахнулся от нее Генрих, — прекрасно можешь ебаться с юношами на несколько лет старше тебя, с мирными юношами, и для этого незачем рисковать жизнью и свободой. Ты ведь и не жила еще вовсе…
— Юноши меня не возбуждают, — сказала Алис. — От них пахнет молоком, и рожи у них… записяные , — последние слова она прохихикала.
— Как? — переспросил Генрих.
— Записяные , — подтвердила Алис. — Я не могу объяснить, что я имею в виду, это такое выражение лица, как будто им писать хочется.
Генрих покачал головой:
— Знаешь, Алис, я должен тебе это сказать, что мне с тобой очень хорошо и весело, и мне будет тяжело, если ты уйдешь, но я взрослый человек и вынужден быть ответственным, даже вопреки своим желаниям, во имя тебя самой, ты должна уйти.
— Но ты же… — глаза Алис вдруг наполнились светлыми слезами, — ты же не собираешься «ликвидировать» каждый день. «Они» же тебе не могут приказывать делать это каждый день, а?
— Все равно моя жизнь опасна, — сказал Супермен строго. И вдруг рассердился: — Все это нонсенс. И я — старый болван, позволивший тебе пройти через вчерашний ужас…
— Не уйду! — сказала вдруг девчонка и вытерла выступившие слезы.
— Что? — спросил Генрих. — Как это не уйду?
— Не уйду, и все, — Алис не смотрела на Генриха. — Хочу быть с тобой. Я тебя выбрала. — Выпалив все это, Алис пошла в спальню и легла на постель, укрывшись с головой. Только босые ее ступни торчали из-под одеяла.
Генрих посидел немного и вдруг рассмеялся.
— Что за ебаный характер у тебя, kid, — сказал Супермен, отсмеявшись, и, придя в спальню, раскопав Алиску из одеяла, проорал ей, хохоча: — Не знаю, почему я тебе так нужен в этой жизни, но характер твой уважаю. — И Супермен расцеловал Алиску, которая все-таки уже плакала под одеялом…
28
Они ехали в метро на операцию. Была пятница, вечер. Вагон битком набит народом с мешками и сумками. Французские граждане отправлялись на уик-энд за город. Алиска и Генрих вошли в вагон на Шатле и потому сидели, счастливцы, с неудовольствием глядя в подозрительные лица старой пары напротив. Внезапно Алиска дернула Генриха за палец:
— Посмотри, Супермен! Компания монстров! — Алис сдавленно захихикала.
Генрих поглядел в направлении взгляда девочки. Недалеко от входа кружком стояла группа из пяти парней.
Все пятеро были дегенератами. Трое — в полинялых курточках цвета хаки, остальные — в чем попало. Может быть, солдаты? Коротко острижены…
Но лица! У одного — передняя челюсть далеко выступала вперед, а из расселины рта вниз свешивались грозные желтые резцы зубов. Улыбался он, может, и невинно, но выглядела его улыбка зловеще. У другого был крошечный, сплюснутый, как у камбалы, череп, блондинистая короткая шерстка стояла, как на собаке… Третий — в вельветовой большой помятой куртке — был жирно-вялый, весь желто-розовый, расплывающийся. Четвертый дегенерат был покрыт прыщами-коростой; с лица вниз по шее прыщи спускались в куртку-хаки и, наверное, сбегали к его ногам. Даже если его черты были нормальны, то под броней прыщей лицо выглядело сюрреалистическим объектом. Пятый был просто отвратительно-худосочен и незначителен.
— Ну как, понравились красавцы? — Алис, улыбаясь, заглядывала Генриху в лицо.
— Чему ты радуешься? — Генрих недоуменно посмотрел на девчонку.
— Тому, что мы с тобой не такие, — смеясь, ответила Алис.
Генрих опять отважился посмотреть на мир, в вагон. Может быть, первое впечатление было ложным?
Ничто не изменилось. Группа из пяти дегенератов, собравшись кружком, возбужденно переговаривалась и хихикала. Следовало отдать им должное — мутанты ни на кого не набрасывались и, по-видимому, в этот пятничный вечер были совсем трезвые. Но смотреть на них было страшно.
В ногах у монстров стояли сумки. И они ехали развлекаться за город. Трудящиеся капиталистического общества, заслужившие свой отдых. Может быть, сумасшедшие, сбежавшие из сумасшедшего дома?
— Они могли бы организовать punk-группу «Дегенераты» и имели бы большой успех, — грустно сказал Супермен девчонке. — Бедные, они не знают своих возможностей.
Девчонка засмеялась.
— Я люблю твое чувство юмора, Супермен.
Вагон опустел на Гар дю Норд. Глядя, как французские граждане вываливаются из вагона, Генрих заметил в толпе еще несколько мутантов, которые вполне спокойно могли бы отдыхать вместе с дегенеративной группой…
— Бэби Алис! — обратился Генрих Супермен к своей подружке. — Как ты объяснишь эти лица? Может быть, наша медицина слишком развита, и жадные доктора за деньги спасают для жизни дефективных зародышей? Скоро, пожалуй, стаи мутантов будут гоняться за нормальными людьми по улицам наших городов. С дубинами. И потом пожирать убитых…
— Пока они мирно слушают транзисторы в лесах и полях, окружающих Париж, на уик-эндах, — ухмыльнулась Алис. — Не бойся, Супермен.
— Интересно, за кого они голосуют на выборах, — задумчиво произнес Супермен.
29
Случилось не совсем так, как рассчитал Генрих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28