Я стоек и молчалив, как они, у меня такие же тяжелые глаза, прищуренные, как щели. Я привычно несчастен, как они, груз заключения, хоть не жмет, но давит меня. Я хожу под грузом веселым злобным Дьяволом. Прикрыв свое добро в сердце — образ девочки, с которой счастливо прожил в раю три года, и образы стареньких мамки с папкой. Как и положено зэка. (К этому теплому добру прибавляется еще сокровище — меч Зигфрида — Партия. Но партию я храню в башке.) Безусловно, я с зэками, а не с государством. Конечно, я зэк и, еще не попадая в тюрьму, имел воинственную психологию зэка.
А что такое психология зэка? Это психология преступника. Такого преступника, который не считает, что государство вправе судить его. Такое государство. Не считает государство моральнее, или честнее, или справедливее, или выше. В наше время государства не основаны на абсолютных ценностях. Не основаны на священном, на сакральном праве владеть и судить. Они лишь основаны на праве физической силы. Но ведь и бандиты основывают свое право на пистолете и праве силы. Получается, что государство и бандиты равны. В старые времена монарший закон вершился от имени самодержца, а он получал свою сакральность свыше, от Господа. Во всяком случае, тогдашнее общество верило, что мироустройство и государство во главе с монархом — от Господа. И следовательно, подчинение законам государства угодно Господу. Когда впоследствии успешные революции создали иные социальные системы, где место монарха занял народ, нация, закон стал покоиться на воле Большинства и вершиться по воле Большинства. От имени народа. И эта священность народа стала ничуть не худшим аргументом в пользу подчинения законам, чем Священность Государя.
После разгрома Социалистического государства, всеобщего равенства мы оказались в Российском государстве, где фактическая власть принадлежит временному союзу олигархов, чиновников и спецслужб. Закон, покоящийся на выполнении воли олигархов, чиновников и спецслужб, не имеет той священной силы, которой обладали Воля Государя и Воля Народа. Администраторы не есть сакральная священная сила. Потому Государство Российская Федерация судит нас, его граждан, основываясь лишь на профанической физической силе. И не имеет на осуждение Сакрального Права.
Но судит.
ГЛАВА 29
12 февраля 2003 года судья Матросов в широком и холодном зале № 1 областного суда города Саратова объявил, что судебное расследование по нашему делу закончено. «Суд удаляется для вынесения приговора. Мы удаляемся и будем долго думать», — сказал Матросов. И добавил, что приговор будет объявлен 15 апреля в 11 часов утра.
С тех пор я жду приговора. И моя социальная жизнь съежилась до размеров хаты № 156. Со дня появления генерала Шостака и до самого начала марта мы сидели в нашей зеленой камере втроем. Я — Савенко Э.В., вульгарный Дядя Юра и двадцатидвухлетний вор и драчун Саня. Внешне Саня — это рыжеватый мордастенький блондин, 1 метр 75 роста, глаза-щелочки, щеки, небольшой живот. Мне он как тип безоговорочно нравится. Нравится его сочное «изумительно!», он его приклеивает, это «изумительно!», и к фильмам, и к тушенке, и к колбасе, и к девкам. Потому что Саня, помимо того, что вор, и хулиган, и неслабый выпивоха, еще и большой любитель девок, которым он всем хотел бы, как он выражается, «причленить». В области девок у нас с Саней одинаковые вкусы — мы оба любим пиздючек, в отличие от дяди Юры, который считает женщинами промассаженных и взявших анализы тридцатилетних коров. Лексика Сани «изумительна». За словом он в карман не лезет и «ваты не катает». Чего стоит его «утярить», «засухарился» и многие другие тюремные глаголы! «Утярить» — это наблюдать, подсматривать, а «засухариться» — значит спрятаться. Саня — неспешный, порой ядовито-остроумный — близок по типу к Паше Рыбкину и Березуцкому и вместе с ними образует галерею классических русских тюремных типов. У Сани несколько классов образования («У меня три класса», — смеется он). Но он резкий, быстрый и сообразительный. Если вынуть его из заводского района, из среды девочек, пьянок, потасовок и краж, думаю, он далеко пошел бы. Однако кто его вынет? Как многим русским провинциалам, ему не хватает изначального мелкого взрыва, толчка, который сдетонирует его таланты.
Саня исполняет у нас в камере роль старшего. Раза два-три его вызывали к оперативнику. Он всякий раз немногословно рассказывает нам о таких визитах. Кто такой оперативник? Если начальник по режиму решает в тюрьме вопросы содержания, то есть он как бы завхоз и воинский начальник одновременно, то оперативник — это контрразведчик. Оперативник имеет в среде зэка своих агентов, собирает сведения о настроениях и планах зэков. Не собрался ли кто в побег, нет ли у имярек самоубийственных настроений. Оперативник руководит старшими хат — они все его агенты. Где-то раз в неделю старшие хат докладывают ему о положении дел. Особенным его вниманием пользуются старшие пресс-хат. Половина хат четвертого этажа — пресс-хаты. Старшие выбивают из посаженных к ним жертв явки с повинной. Добиваются признания нажимом, пытками, угрозами. Большинству этих признаний не будет дано хода, поскольку по ним не будет добыто никаких подтверждающих доказательств. Зато эти явки с повинной и чистосердечные признания — доказательства успешной работы корпусного оперативника. Другие же дела раскрутят.
В марте к нам в камеру стали бросать четвертого. На сутки заехал Олег Никитин, «старичок». Передних зубов нет, выглядит как бывалый зэк, хотя сидит первый раз. Голова, обросшая седой стерней, худ, мелок, 37 лет. Рабочий, плотник и прочая. Рабочая лошадка. «Мужик» — называют таких в тюрьме. Убил по пьяному делу жену, получил по 111-й части 4 всего семь лет. Принесло Олега волной ГУИНа и отнесло, как пробку. «Главное в тюрьме — это сигареты и еда! И чтоб не пиздили милиционеры», — сказал философски Саня, откинувшись на подушку после ухода Никитина.
Еще через день к нам забросили небольшого роста толстенького пацана — насильник. Его имя также Олег, статья 131. Подельник у него брат. Насильник пробыл у нас сутки, его забрали с вещами. Саня был в недоумении и сообщил, что подозревает, что Олега к нам заслали «посмотреть». «Пацан сказал — пацан сделал», — задумчиво произнес Саня, отвечая своим каким-то мыслям. В ту же ночь, поздно, к нам бросили чечена — преподавателя арабского языка в бараньем тулупе. Руслан Кутаев, 29 лет, приехал по этапу через шесть городов (среди них Воронеж) в Саратовскую область на поселение. Срок за участие в незаконных вооруженных формированиях у него смешной — год. Ему осталось два месяца заключения. Все эти унесенные ветром и были унесены ветром. Кутаева забрали через сутки. Мы крепко задумались: зачем их стали у нас приземлять? Но ничего не успели придумать, когда к нам вернули в хату насильника Олега… Выяснилось, его бросили на четвертый этаж в пресс-хату, где старший Вова заставил его написать «чистуху». Он признался, что в 1999-м совершил уже преступление. Что он там на себя наговорил, он нам не сказал. Наговорил, лишь бы убрали его от Вовы. Еще он написал заявление, чтобы его вернули к нам, в 156-ю, и его вернули. На этом, однако, история не закончилась. 18 марта мы стояли вчетвером в вонючей дыре 148-й хаты, в то время как в нашей происходил ремонт. Нам приваривали отрезок трубы. Мы стояли, стараясь не прикасаться ни к чему в хате, как вдруг голос продольного за дверью затребовал Олега. Олег сообщил свои данные. «Приготовишься с вещами», — приказал голос. После чего наш насильник изменился в лице и едва, может быть, удержался, чтобы не заплакать. Через полчаса нас вернули в 156-ю, Олег грустно собрался, получил с общака консервы, а вскоре его вывели. Мы пожелали ему удачи. Однако он появился в нашей хате уже 19 марта. Объяснил, что его опять возили на четвертый этаж, в пресс-хату к Вове и тот заставил его написать еще явку, мотивируя это тем, что оперативник требует. Олег написал еще одну явку с повинной, по поводу чего, так же как и подробности, он объяснять не стал. Лицо, однако, у него, я заметил, было красным, как будто его натерли. Он с удовольствием влился к нам в коллектив. Сейчас он лежит на пальме в метре от меня, крестится и читает брошюрку «Православный молитвослов». Брошюрка принадлежит мне. На двойке ее подарил мне завхоз Мишка, осужденный на 15 лет за убийство.
Тем временем все больше весны в тюремной жизни. Надвигается моя третья тюремная весна. Надвигается, беспокоит, тревожит. Весной тяжело сидеть. Весной надо выходить на волю. Дядя Юра ждет перевода на первый корпус в шныри. Он будет привилегированным шнырем — начальником клуба. ГУИН и тюремное начальство обещает, что сделают так, что он покинет стены тюрьмы месяца через четыре. Чиновник, манипулятор, он хитр и изворотлив, несмотря на животный страх перед тюрьмой; Саня сказал ему как-то в сердцах: «Не притворяйтесь шлангом, Дядя Юра, Вы далеко не шланг». И он не шланг. Сане оперативник сказал, что раньше мая его на зону не отправят. Саня выразил оперативнику желание сидеть на семнадцатой зоне. Олега же ожидает мутное будущее. Встретившись со старшим Вовой в клетке, наш Саня узнал, что Олега, вероятно, раскрутят на второе изнасилование, то, в котором он опрометчиво признался. Глупо поверив, что его не привлекут к ответственности за события 1999 года. Я? Я жду приговора. Кто я? Только брат их, мужичок в пугачевском тулупчике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
А что такое психология зэка? Это психология преступника. Такого преступника, который не считает, что государство вправе судить его. Такое государство. Не считает государство моральнее, или честнее, или справедливее, или выше. В наше время государства не основаны на абсолютных ценностях. Не основаны на священном, на сакральном праве владеть и судить. Они лишь основаны на праве физической силы. Но ведь и бандиты основывают свое право на пистолете и праве силы. Получается, что государство и бандиты равны. В старые времена монарший закон вершился от имени самодержца, а он получал свою сакральность свыше, от Господа. Во всяком случае, тогдашнее общество верило, что мироустройство и государство во главе с монархом — от Господа. И следовательно, подчинение законам государства угодно Господу. Когда впоследствии успешные революции создали иные социальные системы, где место монарха занял народ, нация, закон стал покоиться на воле Большинства и вершиться по воле Большинства. От имени народа. И эта священность народа стала ничуть не худшим аргументом в пользу подчинения законам, чем Священность Государя.
После разгрома Социалистического государства, всеобщего равенства мы оказались в Российском государстве, где фактическая власть принадлежит временному союзу олигархов, чиновников и спецслужб. Закон, покоящийся на выполнении воли олигархов, чиновников и спецслужб, не имеет той священной силы, которой обладали Воля Государя и Воля Народа. Администраторы не есть сакральная священная сила. Потому Государство Российская Федерация судит нас, его граждан, основываясь лишь на профанической физической силе. И не имеет на осуждение Сакрального Права.
Но судит.
ГЛАВА 29
12 февраля 2003 года судья Матросов в широком и холодном зале № 1 областного суда города Саратова объявил, что судебное расследование по нашему делу закончено. «Суд удаляется для вынесения приговора. Мы удаляемся и будем долго думать», — сказал Матросов. И добавил, что приговор будет объявлен 15 апреля в 11 часов утра.
С тех пор я жду приговора. И моя социальная жизнь съежилась до размеров хаты № 156. Со дня появления генерала Шостака и до самого начала марта мы сидели в нашей зеленой камере втроем. Я — Савенко Э.В., вульгарный Дядя Юра и двадцатидвухлетний вор и драчун Саня. Внешне Саня — это рыжеватый мордастенький блондин, 1 метр 75 роста, глаза-щелочки, щеки, небольшой живот. Мне он как тип безоговорочно нравится. Нравится его сочное «изумительно!», он его приклеивает, это «изумительно!», и к фильмам, и к тушенке, и к колбасе, и к девкам. Потому что Саня, помимо того, что вор, и хулиган, и неслабый выпивоха, еще и большой любитель девок, которым он всем хотел бы, как он выражается, «причленить». В области девок у нас с Саней одинаковые вкусы — мы оба любим пиздючек, в отличие от дяди Юры, который считает женщинами промассаженных и взявших анализы тридцатилетних коров. Лексика Сани «изумительна». За словом он в карман не лезет и «ваты не катает». Чего стоит его «утярить», «засухарился» и многие другие тюремные глаголы! «Утярить» — это наблюдать, подсматривать, а «засухариться» — значит спрятаться. Саня — неспешный, порой ядовито-остроумный — близок по типу к Паше Рыбкину и Березуцкому и вместе с ними образует галерею классических русских тюремных типов. У Сани несколько классов образования («У меня три класса», — смеется он). Но он резкий, быстрый и сообразительный. Если вынуть его из заводского района, из среды девочек, пьянок, потасовок и краж, думаю, он далеко пошел бы. Однако кто его вынет? Как многим русским провинциалам, ему не хватает изначального мелкого взрыва, толчка, который сдетонирует его таланты.
Саня исполняет у нас в камере роль старшего. Раза два-три его вызывали к оперативнику. Он всякий раз немногословно рассказывает нам о таких визитах. Кто такой оперативник? Если начальник по режиму решает в тюрьме вопросы содержания, то есть он как бы завхоз и воинский начальник одновременно, то оперативник — это контрразведчик. Оперативник имеет в среде зэка своих агентов, собирает сведения о настроениях и планах зэков. Не собрался ли кто в побег, нет ли у имярек самоубийственных настроений. Оперативник руководит старшими хат — они все его агенты. Где-то раз в неделю старшие хат докладывают ему о положении дел. Особенным его вниманием пользуются старшие пресс-хат. Половина хат четвертого этажа — пресс-хаты. Старшие выбивают из посаженных к ним жертв явки с повинной. Добиваются признания нажимом, пытками, угрозами. Большинству этих признаний не будет дано хода, поскольку по ним не будет добыто никаких подтверждающих доказательств. Зато эти явки с повинной и чистосердечные признания — доказательства успешной работы корпусного оперативника. Другие же дела раскрутят.
В марте к нам в камеру стали бросать четвертого. На сутки заехал Олег Никитин, «старичок». Передних зубов нет, выглядит как бывалый зэк, хотя сидит первый раз. Голова, обросшая седой стерней, худ, мелок, 37 лет. Рабочий, плотник и прочая. Рабочая лошадка. «Мужик» — называют таких в тюрьме. Убил по пьяному делу жену, получил по 111-й части 4 всего семь лет. Принесло Олега волной ГУИНа и отнесло, как пробку. «Главное в тюрьме — это сигареты и еда! И чтоб не пиздили милиционеры», — сказал философски Саня, откинувшись на подушку после ухода Никитина.
Еще через день к нам забросили небольшого роста толстенького пацана — насильник. Его имя также Олег, статья 131. Подельник у него брат. Насильник пробыл у нас сутки, его забрали с вещами. Саня был в недоумении и сообщил, что подозревает, что Олега к нам заслали «посмотреть». «Пацан сказал — пацан сделал», — задумчиво произнес Саня, отвечая своим каким-то мыслям. В ту же ночь, поздно, к нам бросили чечена — преподавателя арабского языка в бараньем тулупе. Руслан Кутаев, 29 лет, приехал по этапу через шесть городов (среди них Воронеж) в Саратовскую область на поселение. Срок за участие в незаконных вооруженных формированиях у него смешной — год. Ему осталось два месяца заключения. Все эти унесенные ветром и были унесены ветром. Кутаева забрали через сутки. Мы крепко задумались: зачем их стали у нас приземлять? Но ничего не успели придумать, когда к нам вернули в хату насильника Олега… Выяснилось, его бросили на четвертый этаж в пресс-хату, где старший Вова заставил его написать «чистуху». Он признался, что в 1999-м совершил уже преступление. Что он там на себя наговорил, он нам не сказал. Наговорил, лишь бы убрали его от Вовы. Еще он написал заявление, чтобы его вернули к нам, в 156-ю, и его вернули. На этом, однако, история не закончилась. 18 марта мы стояли вчетвером в вонючей дыре 148-й хаты, в то время как в нашей происходил ремонт. Нам приваривали отрезок трубы. Мы стояли, стараясь не прикасаться ни к чему в хате, как вдруг голос продольного за дверью затребовал Олега. Олег сообщил свои данные. «Приготовишься с вещами», — приказал голос. После чего наш насильник изменился в лице и едва, может быть, удержался, чтобы не заплакать. Через полчаса нас вернули в 156-ю, Олег грустно собрался, получил с общака консервы, а вскоре его вывели. Мы пожелали ему удачи. Однако он появился в нашей хате уже 19 марта. Объяснил, что его опять возили на четвертый этаж, в пресс-хату к Вове и тот заставил его написать еще явку, мотивируя это тем, что оперативник требует. Олег написал еще одну явку с повинной, по поводу чего, так же как и подробности, он объяснять не стал. Лицо, однако, у него, я заметил, было красным, как будто его натерли. Он с удовольствием влился к нам в коллектив. Сейчас он лежит на пальме в метре от меня, крестится и читает брошюрку «Православный молитвослов». Брошюрка принадлежит мне. На двойке ее подарил мне завхоз Мишка, осужденный на 15 лет за убийство.
Тем временем все больше весны в тюремной жизни. Надвигается моя третья тюремная весна. Надвигается, беспокоит, тревожит. Весной тяжело сидеть. Весной надо выходить на волю. Дядя Юра ждет перевода на первый корпус в шныри. Он будет привилегированным шнырем — начальником клуба. ГУИН и тюремное начальство обещает, что сделают так, что он покинет стены тюрьмы месяца через четыре. Чиновник, манипулятор, он хитр и изворотлив, несмотря на животный страх перед тюрьмой; Саня сказал ему как-то в сердцах: «Не притворяйтесь шлангом, Дядя Юра, Вы далеко не шланг». И он не шланг. Сане оперативник сказал, что раньше мая его на зону не отправят. Саня выразил оперативнику желание сидеть на семнадцатой зоне. Олега же ожидает мутное будущее. Встретившись со старшим Вовой в клетке, наш Саня узнал, что Олега, вероятно, раскрутят на второе изнасилование, то, в котором он опрометчиво признался. Глупо поверив, что его не привлекут к ответственности за события 1999 года. Я? Я жду приговора. Кто я? Только брат их, мужичок в пугачевском тулупчике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21