Мой Галази перешел ко второму номеру, такому же соблазнительному на вид (юная леди совокупляется со змеем), и дело пошло-поехало. Вечером, прикинув выручку, я понял, что мои панджебские статуэтки окупились двадцатикратно – хвала Ее Высочеству принцессе Киллашандре! Рассчитавшись с агентом, я перевел часть выручки на личный счет своей супруги, как справедливую компенсациею ее имиджа. В глазах местных снобов она была принцессой – неважно, изгнанной или покинувшей родину из любви к наукам, – а достояние принцесс ценится гораздо выше товаров какого-то бродяги-спейстрейдера.
Теперь я уверился, что любое шоу, любой аукцион, любой бизнес с участием моей Шандры просто обречен на успех.
Закончив торговые дела, я не спешил улетать с Малакандры. Мне хотелось, чтобы моя прекрасная леди вкусила толику одобрения людей, не похожих на меня, чтобы она прошла испытание известностью и славой и обрела необходимый иммунитет.
К чести Шандры, должен заметить, что ей это удалось. Она была в меру таинственна и экзотична, в меру вежлива и приветлива и бесспорно умна – словом, она не разочаровывала. Она научилась держать публику на расстоянии, вести беседу с холодной сдержанностью, а временами – с едким сарказмом; она могла отстаивать свои убеждения с такой логичностью и силой, что я порою изумлялся. Пожалуй, за это ей стоило благодарить Мерфийский Ар-конат – ее упрямый, непокорный дух был закален сорокалетием испытаний, не снившихся в благополучных мирах, подобных Барсуму и Малакандре. И репортеры светской хроники не раз убеждались в этом.
Мы объездили северный материк, затем перебрались на южный, чтобы осмотреть те необычные места, где плодородные равнины смыкаются с засушливой бесплодной прерией, предвестницей жарких пустынь. Здесь тоже было жарко; но днем, когда мы выезжали на прогулку, защитой от зноя служили искусственные облака, а ночью мы останавливались в маленьких отелях под куполами с микроклиматом. Этот крааль, называвшийся Кафра, был знаменит своими природными ландшафтами, неисчислимыми стадами шабнов и, разумеется, охотой. Вдоль всей его северной границы, рядом со степью, напоминавшей австралийский буш, тянулась цепочка тех самых отелей – убежищ для благородных охотников, желавших сразиться со сфинксами и прочей нечистью, водившейся в пустыне. Эти убежища были вполне комфортабельными, со смешанной обслугой из роботов и людей, с проводниками-следопытами и обязательным загоном, где содержались верховые шабны. Губернатор Кафры, Ван Дейк Мбона, пятнадцатый сын правящего монарха, пожелал устроить для нас сафари, но я отказался. Я – мирный торговец и не люблю поднимать оружие, даже на хищных тварей вроде сфинксов; я предпочитаю продавать их, а не убивать. Зато мы с Шандрой получили огромное наслаждение от прогулок верхом – одного из немногих удовольствий, коим “Цирцея” не могла нас побаловать. Я вновь убедился, что шабны соединяют достоинства лошади и верблюда, но лишены их недостатков – они послушны и неутомимы, могут скакать от зари до зари и не пытаются сбросить неопытных седоков на землю. У них длинные голенастые ноги и могучие спины (это – от дромадеров), а шеи – изящные и гибкие, с пышными гривами; морды же как у лошадей, с бархатными ноздрями и кротким взглядом огромных карих глаз. Шандра была в восторге от наших скакунов и научилась управляться с ними удивительно быстро.
В один из дней мы возвратились к ужину и на пороге гостиничного ресторанчика попали в засаду. Этот парень (я имею в виду репортера), вероятно, поджидал нас несколько часов и теперь готовился за все отыграться. Над его макушкой торчали две голо-камеры на гибких стержнях, на шее болталось ожерелье из микрофонов, а прочий арсенал заключался в наглости, бесцеремонности и неплохо отточенном языке. Видом он походил на рептилию – тощий, длинный, зубастый, с вытянутыми челюстями и кожей сероватого оттенка; кабели от голокамер тянулись за ним, словно хвост.
Атаковал он напористо и стремительно:
– Добрый вечер, сэр, мадам… Капитан Френч, если не ошибаюсь? И Ее Высочество принцесса Шандра? Могу я вас так называть?
– Нет, – отрезала моя прекрасная леди. – Это имя подарил мне супруг, а в ваших устах оно будет непростительной фамильярностью.
Репортер, однако, не стушевался:
– Тогда, если позволите, миледи Киллашандра… Только пару вопросов, Ваше Высочество… Мы, малакандрийцы, горды происхождением от двух древних земных народов, от черной и белой расы, чей союз даровал нам все достоинства и таланты наших предков. Разделяете ли вы это мнение? Согласны ли, что у нас есть повод гордиться?
Шандра оглядела рептилию с ног до головы.
– Не вижу причин, сэр, если судить по вашей внешности. Отчего вы не обратились к биоскульпторам? Они могли бы подправить кое-какие дефекты и привести вас в пристойный вид.
Щека нашего собеседника нервно дернулась.
– Простите, миледи… Неужели мой вид вас шокирует? Что же именно? Цвет моей кожи? Вы разделяете расовые предрассудки?
– Никоим образом. Но ваши челюсти и ваши зубы… Наследственный дефект генетики, я полагаю?
Кажется, наш репортер не был готов к таким зигзагам интервью. Он ожидал, что Шандра либо похвалит малакандрийцев, либо начнет перемывать им косточки; первый ответ был бы традиционным и тривиальным, второй – скандальным. Однако моя принцесса перешла на личности – верный способ дать наглецу подзатыльник, не сообщив ровным счетом ничего интересного.
Теперь у рептилии дергалось левое веко. Покосившись на меня (точней, на мою заиндевевшую шевелюру), он пробормотал:
– Но ваш супруг, миледи… Как полагают, капитан Френч прожил двадцать тысяч лет и родился в ту эпоху, когда о генетическом программировании и КР слыхом не слыхивали… Мысль о его дефектных генах вас не беспокоит?
Шандра надменно вздернула подбородок:
– Мой муж – человек предусмотрительный, сэр! Все его органы клонированы из клеток, прошедших самую тщательную селекцию и обработку! В них нет пороков – как и в его внешности!
– Выходит, – заявил репортер, – капитан Френч уже не тот человек, который отправился в странствия в медиевальную эпоху? Он – всего лишь суррогат прежнего Френча, биологический механизм, собранный из запасных частей. И если он дарует вам дитя, можно ли считать, что это его истинный потомок? Или его отец – банк клонированных органов вкупе с кибернетическими хирургами? Надо заметить, что парень был отчасти прав, он только спутал физиологию с психологией. Самосознание человека, его ментальность, его память и накопленный опыт – словом, все определяющее свойства личности – остаются прежними, но наши клетки непрывно обновляются, и спустя какое-то время мы уже состоим из других атомов – факт, известный еще в глубокой древности. Раньше этот процесс приводил к накоплению дефектов в кровеносной, нервной и эндокринной системах; мы старели, дряхлели и умирали. Теперь все изменилось: благодаря препаратам КР наши клетки воспроизводятся с абсолютной точностью – но, само собой, из нового строительного материала. Так что все мы – точные копии самих себя, с учетом поправок, внесенных при генетическом редактировании. Эти поправки, безусловно, полезны, а потому нас сегодняшних нельзя считать суррогатами нас вчерашних – не в большей степени, чем отшлифованный брильянт счесть суррогатом природного алмаза.
Что же касается потомства, тут ситуация сложней: хоть все генетические особенности наследуются, одни из них заметны и активны, другие пребывают как бы в латентном состоянии и проявляются лишь через два-три поколения. Правда, есть способы пробудить их. К примеру, специалисты Тритона… Но я слишком увлекся. Вряд ли такие нюансы пришли Шандре на ум в этот момент; она лишь тряхнула головкой и заявила с неподражаемым женским высокомерием:
– Массаракш! Уверяю вас, я вполне способна отличить кибернетический механизм от своего супруга. Особенно в постели!
Мы проследовали на ужин, а наш рептилоид удалился в прямо противоположную сторону. Не могу сказать, что я ему сочувствовал; я не люблю напоминаний о том, сколько мне лет. Мои годы – мое богатство, и пересчитывать их дозволено не всякому.
Затем случился еще один эпизод, весьма любопытный и подтвердивший, что я могу довериться своей супруге. Она стремительно взрослела; я уже не сомневался, что через пару лет она справится с любой щекотливой ситуацией. И лишь один вопрос беспокоил меня – справлюсь ли с ней я сам?..
Вернувшись с очередных степных скачек, мы обнаружили записку от Ван Бюрен Файт, моего агента по связям с местными кутюрье. Собственно, эти дела я считал уже завершенными, и Файт оставалась моим сотрудником по двум причинам: во-первых, я увольняю своих людей за час до вылета; а во-вторых, Файт была прелестной девушкой, толковой и энергичной, и Шандра ей благоволила. В ее записке сообщалось, что некая Ван Трей Удонго желала бы привлечь принцессу КиллаШандру к демонстрации мод осеннего сезона – разумеется, за весьма приличный гонорар. Если миледи не возражает, ей остается только поставить подпись под соглашением и выйти на помост – вместе с еще одной манекенщицей не столь именитой, но уже снискавшей определенную известность. Каков же будет ответ?
Шандра была полностью “за”, но я сомневался.
С одной стороны, мне хотелось, чтоб она заработала немного собственных денег, округлив те суммы, что уже хранились на ее счетах (помните наше представление с панджебскими статуэтками?..); с другой стороны, теперь я знал, чем кончается демонстрация мод на Малакандре, и ничего не ведал о мадам Удонго. Ее имя не значилось в списках моих покупателей – верный знак второсортности или подмоченного реноме.
Я связался с Файт, но ее отзыв меня не вдохновил.
– Оборотистая леди, – доложила мой агент. – Владеет сетью ателье и модных лавок, не первоклассных, но вполне пристойных и недорогих. В основном обслуживает клиентуру со специфическими запросами – всяких типов, что желают выглядеть точь-в-точь как король на коронации, но при пустом бумажнике. Она, эта Удонго, неплохой модельер, с фантазией, но ее вещам недостает изящества и вкуса – наденешь их пару раз и выбросишь в утилизатор… Миледи Киллашандра таких платьев не носит! Да и я бы не стала;
– Что ей нужно от моей жены? – спросил я Файт, уже догадываясь об ответе.
– Ну, сэр, ваша супруга для нее – величайший из шансов! Такая реклама на все сорок пять краалей! Принцесса со звезд… или даже со Старой Земли…
– Звезды можно оставить, а вот про Землю мы лучше замнем, – откликнулся я.
– Твои рекомендации, Файт? Что ты посоветуешь?
Она подумала, поджав пухлые губки, затем решительно покачала головой:
– Я против, сэр! Конечно, я получила бы процент от сделки, но я против.
Репутация миледи стоит дороже моих комиссионных.
Я кивнул, взмахом руки выключил голопроектор и повернулся к Шандре. Моя супруга казалась опечаленной.
– Миледи не терпится раздеться? Она порозовела, но не опустила глаз.
– Грэм, ты ревнуешь? Ты огорчен тем, что твоя жена выглядит привлекательной для других мужчин?
– В одежде, – уточнил я, – только в одежде, моя дорогая.
– Но ведь этот финал… эта заключительная сцена… это всего лишь аспект искусства! Я хотела бы его продемонстрировать, а ты бы посмотрел, как у меня получится… Знаешь, ведь этот обычай мог уже распространиться в других мирах! Тебе это не приходило в голову?
Не приходило, хотя должно было прийти – ведь я считался великим распространителем культурных традиций! Впрочем, ничего нового на Малакандре не изобрели; стриптиз как таковой известен всюду, кроме, быть может, ортодоксальных миров. Но там – свои развлечения… кометы, посланные Господом, или цереброскоп-аннигилятор… Что до меня, я все же предпочитаю стриптиз. Только не в публичном исполнении моей жены!
Я посмотрел на нее и с дрогнувшим сердцем решил сменить гнев на милость.
– Ладно, девочка, можешь подписывать этот проклятый контракт! Я только прошу тебя не увлекаться в финале. Там есть вторая манекенщица – вот пусть она и раздевается!
– Но, Грэм, дорогой… Это же привилегия манекенщиц высочайшего класса!
– Что поделаешь, – вздохнул я, – у манекенщиц свои привилегии, у принцесс – свои… Положение обязывает, детка! Наша репутация должна быть на высоте! Я – Старый Кэп Френчи, Торговец со Звезд, Друг Границы, а ты – Леди-Которая-Не-Раздевается… На этом мы и закончим нашу дискуссию.
В ее зеленых глазах замерцали дьявольские огоньки.
– Леди-Которая-Не-Раздевается… – медленно повторила Шандра. – Но ведь бывают исключения, дорогой? Например, сейчас?
Она сбросила платье, и лишь через пару часов я смог связаться с Файт и сообщить, что ей все-таки светят комиссионные.
* * *
Я не таскался на репетиции – кроме самого первого раза, когда был представлен мадам Удонго. Справедливости ради должен сказать, что внешность ее меня приятно удивила. В ней чувствовался свой стиль – слишком пышный и яркий, слегка небрежный и безалаберный, но, безусловно, индивидуальный. Словом, знойная женщина, мечта поэта! Она выбрала зрелый возраст, от тридцати пяти до тридцати восьми, в чем усматривался оттенок покровительства – ведь ей приходилось работать с женщинами, которые выглядели на десять или пятнадцать лет моложе ее. Разумеется, все это было чистой бутафорией, но всякий бизнес в сфере искусства наполовину мираж, наполовину ловкий рекламный трюк. Судя по всему, мадам Удонго, игравшая роль старшей сестрицы своих клиенток, это отлично понимала.
Я познакомился с ней, вручил ей Шандру и распрощался, дабы заняться своими делами. Мои оранжевые обезьянки и птерогекконы, мои панджебские статуэтки и кристаллошелк, мои наряды и многие записи были распроданы, но кое-что еще оставалось. Например, великая драма “Гамрест”, которую я собирался всучить Фотсванскому обществу изящной словесности.
По словам Шандры, подготовка к осеннему шоу мадам Удонго продвигалась вполне успешно. Клев был изрядный; половина прежних моих покупателей собиралась участвовать в аукционе – конечно, не ради знойной мадам, но мечтая снова взглянуть на романтическую принцессу с древней Земли, то ли беглянку, то ли изгнанницу, то ли жертву своих научных пристрастий. Поговаривали, что даже наследный принц пожелал осчастливить мадам Удонго своим присутствием; ну а где принц, там и его жена, его наложницы и фрейлины. Короче говоря, высший свет! Офис мадам Удонго был осажден репортерами, столичные снобы чистили перышки, и все шло к тому, что повторится история с панджебским серебром. Правда, Файт скептически поджимала свои пухлые губки и, в отличие от меня, не пропускала ни одной репетиции, но ей не удалось обнаружить никакого подвоха. Вторая манекенщица, Ван Хазен Ратхи, оказалась приятной и сговорчивой девицей – во всяком случае, она не спорила с Шандрой, кому какое платье надевать. И, разумеется, последний номер программы оставался за ней, как было оговорено в составленном Файт контракте. Ратхи ничего не имела против, даже наоборот: ведь эта демонстрация, вместе с финальным апофеозом, могла стать вершиной ее карьеры.
– Прелестная девушка, – отзывалась о ней Шандра. – Еще не выбилась в звезды, как наша Кассильда, но смотрится очень неплохо. Такая же высокая, как я, а тут и тут, – она коснулась груди и бедер, – у нас тоже все сходится. Я могу носить ее платья, а она – мои.
Внезапно ей захотелось сделать Ратхи подарок, и за пару дней до демонстрации Шандра слетала на корабль, чтобы воспользоваться услугами роботов-портных. Я ничего не подозревал, клянусь! Мне и в голову не пришло, что этот подарок (вечернее платье из камелотского бархата) был лишь предлогом и что моя хитроумная леди планирует некие меры предосторожности. Она вернулась с большим свертком, в котором что-то шелестело, но я туда не заглядывал. Она показала мне платье Ратхи, и я его похвалил – синий бархат отлично гармонирует со смуглой кожей и темными волосами малакандриек. Ну а что еще было в том свертке, осталось тайной – до самой последней секунды демонстрации.
В день выступления я проследовал с ШанДрой и Файт в отель, где полагалось вершить высокое действо. Шандра сунула мне программку, а затем мои девушки юркнули в костюмерную, оставив меня с мадам Удонго и женоподобным субъектом, которому предстояло вести шоу. Дым стоял столбом, публика валила валом: журналисты и участники аукциона, дамы и джентльмены из высшего света, и даже пяток наложниц принца (сам он все-таки не явился, отягощенный государственными заботами). Атмосфера была накаленной, и я никак не мог понять, чего же ждут все эти расфуфыренные снобы: изящного спектакля или громкого скандала. Знойная мадам Удонго в этот раз не вызвала у меня теплых чувств. Невольно я сравнивал ее с Кассильдой; было в них что-то общее, то ли энергия, бившая через край, то ли резковатая манера держаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Теперь я уверился, что любое шоу, любой аукцион, любой бизнес с участием моей Шандры просто обречен на успех.
Закончив торговые дела, я не спешил улетать с Малакандры. Мне хотелось, чтобы моя прекрасная леди вкусила толику одобрения людей, не похожих на меня, чтобы она прошла испытание известностью и славой и обрела необходимый иммунитет.
К чести Шандры, должен заметить, что ей это удалось. Она была в меру таинственна и экзотична, в меру вежлива и приветлива и бесспорно умна – словом, она не разочаровывала. Она научилась держать публику на расстоянии, вести беседу с холодной сдержанностью, а временами – с едким сарказмом; она могла отстаивать свои убеждения с такой логичностью и силой, что я порою изумлялся. Пожалуй, за это ей стоило благодарить Мерфийский Ар-конат – ее упрямый, непокорный дух был закален сорокалетием испытаний, не снившихся в благополучных мирах, подобных Барсуму и Малакандре. И репортеры светской хроники не раз убеждались в этом.
Мы объездили северный материк, затем перебрались на южный, чтобы осмотреть те необычные места, где плодородные равнины смыкаются с засушливой бесплодной прерией, предвестницей жарких пустынь. Здесь тоже было жарко; но днем, когда мы выезжали на прогулку, защитой от зноя служили искусственные облака, а ночью мы останавливались в маленьких отелях под куполами с микроклиматом. Этот крааль, называвшийся Кафра, был знаменит своими природными ландшафтами, неисчислимыми стадами шабнов и, разумеется, охотой. Вдоль всей его северной границы, рядом со степью, напоминавшей австралийский буш, тянулась цепочка тех самых отелей – убежищ для благородных охотников, желавших сразиться со сфинксами и прочей нечистью, водившейся в пустыне. Эти убежища были вполне комфортабельными, со смешанной обслугой из роботов и людей, с проводниками-следопытами и обязательным загоном, где содержались верховые шабны. Губернатор Кафры, Ван Дейк Мбона, пятнадцатый сын правящего монарха, пожелал устроить для нас сафари, но я отказался. Я – мирный торговец и не люблю поднимать оружие, даже на хищных тварей вроде сфинксов; я предпочитаю продавать их, а не убивать. Зато мы с Шандрой получили огромное наслаждение от прогулок верхом – одного из немногих удовольствий, коим “Цирцея” не могла нас побаловать. Я вновь убедился, что шабны соединяют достоинства лошади и верблюда, но лишены их недостатков – они послушны и неутомимы, могут скакать от зари до зари и не пытаются сбросить неопытных седоков на землю. У них длинные голенастые ноги и могучие спины (это – от дромадеров), а шеи – изящные и гибкие, с пышными гривами; морды же как у лошадей, с бархатными ноздрями и кротким взглядом огромных карих глаз. Шандра была в восторге от наших скакунов и научилась управляться с ними удивительно быстро.
В один из дней мы возвратились к ужину и на пороге гостиничного ресторанчика попали в засаду. Этот парень (я имею в виду репортера), вероятно, поджидал нас несколько часов и теперь готовился за все отыграться. Над его макушкой торчали две голо-камеры на гибких стержнях, на шее болталось ожерелье из микрофонов, а прочий арсенал заключался в наглости, бесцеремонности и неплохо отточенном языке. Видом он походил на рептилию – тощий, длинный, зубастый, с вытянутыми челюстями и кожей сероватого оттенка; кабели от голокамер тянулись за ним, словно хвост.
Атаковал он напористо и стремительно:
– Добрый вечер, сэр, мадам… Капитан Френч, если не ошибаюсь? И Ее Высочество принцесса Шандра? Могу я вас так называть?
– Нет, – отрезала моя прекрасная леди. – Это имя подарил мне супруг, а в ваших устах оно будет непростительной фамильярностью.
Репортер, однако, не стушевался:
– Тогда, если позволите, миледи Киллашандра… Только пару вопросов, Ваше Высочество… Мы, малакандрийцы, горды происхождением от двух древних земных народов, от черной и белой расы, чей союз даровал нам все достоинства и таланты наших предков. Разделяете ли вы это мнение? Согласны ли, что у нас есть повод гордиться?
Шандра оглядела рептилию с ног до головы.
– Не вижу причин, сэр, если судить по вашей внешности. Отчего вы не обратились к биоскульпторам? Они могли бы подправить кое-какие дефекты и привести вас в пристойный вид.
Щека нашего собеседника нервно дернулась.
– Простите, миледи… Неужели мой вид вас шокирует? Что же именно? Цвет моей кожи? Вы разделяете расовые предрассудки?
– Никоим образом. Но ваши челюсти и ваши зубы… Наследственный дефект генетики, я полагаю?
Кажется, наш репортер не был готов к таким зигзагам интервью. Он ожидал, что Шандра либо похвалит малакандрийцев, либо начнет перемывать им косточки; первый ответ был бы традиционным и тривиальным, второй – скандальным. Однако моя принцесса перешла на личности – верный способ дать наглецу подзатыльник, не сообщив ровным счетом ничего интересного.
Теперь у рептилии дергалось левое веко. Покосившись на меня (точней, на мою заиндевевшую шевелюру), он пробормотал:
– Но ваш супруг, миледи… Как полагают, капитан Френч прожил двадцать тысяч лет и родился в ту эпоху, когда о генетическом программировании и КР слыхом не слыхивали… Мысль о его дефектных генах вас не беспокоит?
Шандра надменно вздернула подбородок:
– Мой муж – человек предусмотрительный, сэр! Все его органы клонированы из клеток, прошедших самую тщательную селекцию и обработку! В них нет пороков – как и в его внешности!
– Выходит, – заявил репортер, – капитан Френч уже не тот человек, который отправился в странствия в медиевальную эпоху? Он – всего лишь суррогат прежнего Френча, биологический механизм, собранный из запасных частей. И если он дарует вам дитя, можно ли считать, что это его истинный потомок? Или его отец – банк клонированных органов вкупе с кибернетическими хирургами? Надо заметить, что парень был отчасти прав, он только спутал физиологию с психологией. Самосознание человека, его ментальность, его память и накопленный опыт – словом, все определяющее свойства личности – остаются прежними, но наши клетки непрывно обновляются, и спустя какое-то время мы уже состоим из других атомов – факт, известный еще в глубокой древности. Раньше этот процесс приводил к накоплению дефектов в кровеносной, нервной и эндокринной системах; мы старели, дряхлели и умирали. Теперь все изменилось: благодаря препаратам КР наши клетки воспроизводятся с абсолютной точностью – но, само собой, из нового строительного материала. Так что все мы – точные копии самих себя, с учетом поправок, внесенных при генетическом редактировании. Эти поправки, безусловно, полезны, а потому нас сегодняшних нельзя считать суррогатами нас вчерашних – не в большей степени, чем отшлифованный брильянт счесть суррогатом природного алмаза.
Что же касается потомства, тут ситуация сложней: хоть все генетические особенности наследуются, одни из них заметны и активны, другие пребывают как бы в латентном состоянии и проявляются лишь через два-три поколения. Правда, есть способы пробудить их. К примеру, специалисты Тритона… Но я слишком увлекся. Вряд ли такие нюансы пришли Шандре на ум в этот момент; она лишь тряхнула головкой и заявила с неподражаемым женским высокомерием:
– Массаракш! Уверяю вас, я вполне способна отличить кибернетический механизм от своего супруга. Особенно в постели!
Мы проследовали на ужин, а наш рептилоид удалился в прямо противоположную сторону. Не могу сказать, что я ему сочувствовал; я не люблю напоминаний о том, сколько мне лет. Мои годы – мое богатство, и пересчитывать их дозволено не всякому.
Затем случился еще один эпизод, весьма любопытный и подтвердивший, что я могу довериться своей супруге. Она стремительно взрослела; я уже не сомневался, что через пару лет она справится с любой щекотливой ситуацией. И лишь один вопрос беспокоил меня – справлюсь ли с ней я сам?..
Вернувшись с очередных степных скачек, мы обнаружили записку от Ван Бюрен Файт, моего агента по связям с местными кутюрье. Собственно, эти дела я считал уже завершенными, и Файт оставалась моим сотрудником по двум причинам: во-первых, я увольняю своих людей за час до вылета; а во-вторых, Файт была прелестной девушкой, толковой и энергичной, и Шандра ей благоволила. В ее записке сообщалось, что некая Ван Трей Удонго желала бы привлечь принцессу КиллаШандру к демонстрации мод осеннего сезона – разумеется, за весьма приличный гонорар. Если миледи не возражает, ей остается только поставить подпись под соглашением и выйти на помост – вместе с еще одной манекенщицей не столь именитой, но уже снискавшей определенную известность. Каков же будет ответ?
Шандра была полностью “за”, но я сомневался.
С одной стороны, мне хотелось, чтоб она заработала немного собственных денег, округлив те суммы, что уже хранились на ее счетах (помните наше представление с панджебскими статуэтками?..); с другой стороны, теперь я знал, чем кончается демонстрация мод на Малакандре, и ничего не ведал о мадам Удонго. Ее имя не значилось в списках моих покупателей – верный знак второсортности или подмоченного реноме.
Я связался с Файт, но ее отзыв меня не вдохновил.
– Оборотистая леди, – доложила мой агент. – Владеет сетью ателье и модных лавок, не первоклассных, но вполне пристойных и недорогих. В основном обслуживает клиентуру со специфическими запросами – всяких типов, что желают выглядеть точь-в-точь как король на коронации, но при пустом бумажнике. Она, эта Удонго, неплохой модельер, с фантазией, но ее вещам недостает изящества и вкуса – наденешь их пару раз и выбросишь в утилизатор… Миледи Киллашандра таких платьев не носит! Да и я бы не стала;
– Что ей нужно от моей жены? – спросил я Файт, уже догадываясь об ответе.
– Ну, сэр, ваша супруга для нее – величайший из шансов! Такая реклама на все сорок пять краалей! Принцесса со звезд… или даже со Старой Земли…
– Звезды можно оставить, а вот про Землю мы лучше замнем, – откликнулся я.
– Твои рекомендации, Файт? Что ты посоветуешь?
Она подумала, поджав пухлые губки, затем решительно покачала головой:
– Я против, сэр! Конечно, я получила бы процент от сделки, но я против.
Репутация миледи стоит дороже моих комиссионных.
Я кивнул, взмахом руки выключил голопроектор и повернулся к Шандре. Моя супруга казалась опечаленной.
– Миледи не терпится раздеться? Она порозовела, но не опустила глаз.
– Грэм, ты ревнуешь? Ты огорчен тем, что твоя жена выглядит привлекательной для других мужчин?
– В одежде, – уточнил я, – только в одежде, моя дорогая.
– Но ведь этот финал… эта заключительная сцена… это всего лишь аспект искусства! Я хотела бы его продемонстрировать, а ты бы посмотрел, как у меня получится… Знаешь, ведь этот обычай мог уже распространиться в других мирах! Тебе это не приходило в голову?
Не приходило, хотя должно было прийти – ведь я считался великим распространителем культурных традиций! Впрочем, ничего нового на Малакандре не изобрели; стриптиз как таковой известен всюду, кроме, быть может, ортодоксальных миров. Но там – свои развлечения… кометы, посланные Господом, или цереброскоп-аннигилятор… Что до меня, я все же предпочитаю стриптиз. Только не в публичном исполнении моей жены!
Я посмотрел на нее и с дрогнувшим сердцем решил сменить гнев на милость.
– Ладно, девочка, можешь подписывать этот проклятый контракт! Я только прошу тебя не увлекаться в финале. Там есть вторая манекенщица – вот пусть она и раздевается!
– Но, Грэм, дорогой… Это же привилегия манекенщиц высочайшего класса!
– Что поделаешь, – вздохнул я, – у манекенщиц свои привилегии, у принцесс – свои… Положение обязывает, детка! Наша репутация должна быть на высоте! Я – Старый Кэп Френчи, Торговец со Звезд, Друг Границы, а ты – Леди-Которая-Не-Раздевается… На этом мы и закончим нашу дискуссию.
В ее зеленых глазах замерцали дьявольские огоньки.
– Леди-Которая-Не-Раздевается… – медленно повторила Шандра. – Но ведь бывают исключения, дорогой? Например, сейчас?
Она сбросила платье, и лишь через пару часов я смог связаться с Файт и сообщить, что ей все-таки светят комиссионные.
* * *
Я не таскался на репетиции – кроме самого первого раза, когда был представлен мадам Удонго. Справедливости ради должен сказать, что внешность ее меня приятно удивила. В ней чувствовался свой стиль – слишком пышный и яркий, слегка небрежный и безалаберный, но, безусловно, индивидуальный. Словом, знойная женщина, мечта поэта! Она выбрала зрелый возраст, от тридцати пяти до тридцати восьми, в чем усматривался оттенок покровительства – ведь ей приходилось работать с женщинами, которые выглядели на десять или пятнадцать лет моложе ее. Разумеется, все это было чистой бутафорией, но всякий бизнес в сфере искусства наполовину мираж, наполовину ловкий рекламный трюк. Судя по всему, мадам Удонго, игравшая роль старшей сестрицы своих клиенток, это отлично понимала.
Я познакомился с ней, вручил ей Шандру и распрощался, дабы заняться своими делами. Мои оранжевые обезьянки и птерогекконы, мои панджебские статуэтки и кристаллошелк, мои наряды и многие записи были распроданы, но кое-что еще оставалось. Например, великая драма “Гамрест”, которую я собирался всучить Фотсванскому обществу изящной словесности.
По словам Шандры, подготовка к осеннему шоу мадам Удонго продвигалась вполне успешно. Клев был изрядный; половина прежних моих покупателей собиралась участвовать в аукционе – конечно, не ради знойной мадам, но мечтая снова взглянуть на романтическую принцессу с древней Земли, то ли беглянку, то ли изгнанницу, то ли жертву своих научных пристрастий. Поговаривали, что даже наследный принц пожелал осчастливить мадам Удонго своим присутствием; ну а где принц, там и его жена, его наложницы и фрейлины. Короче говоря, высший свет! Офис мадам Удонго был осажден репортерами, столичные снобы чистили перышки, и все шло к тому, что повторится история с панджебским серебром. Правда, Файт скептически поджимала свои пухлые губки и, в отличие от меня, не пропускала ни одной репетиции, но ей не удалось обнаружить никакого подвоха. Вторая манекенщица, Ван Хазен Ратхи, оказалась приятной и сговорчивой девицей – во всяком случае, она не спорила с Шандрой, кому какое платье надевать. И, разумеется, последний номер программы оставался за ней, как было оговорено в составленном Файт контракте. Ратхи ничего не имела против, даже наоборот: ведь эта демонстрация, вместе с финальным апофеозом, могла стать вершиной ее карьеры.
– Прелестная девушка, – отзывалась о ней Шандра. – Еще не выбилась в звезды, как наша Кассильда, но смотрится очень неплохо. Такая же высокая, как я, а тут и тут, – она коснулась груди и бедер, – у нас тоже все сходится. Я могу носить ее платья, а она – мои.
Внезапно ей захотелось сделать Ратхи подарок, и за пару дней до демонстрации Шандра слетала на корабль, чтобы воспользоваться услугами роботов-портных. Я ничего не подозревал, клянусь! Мне и в голову не пришло, что этот подарок (вечернее платье из камелотского бархата) был лишь предлогом и что моя хитроумная леди планирует некие меры предосторожности. Она вернулась с большим свертком, в котором что-то шелестело, но я туда не заглядывал. Она показала мне платье Ратхи, и я его похвалил – синий бархат отлично гармонирует со смуглой кожей и темными волосами малакандриек. Ну а что еще было в том свертке, осталось тайной – до самой последней секунды демонстрации.
В день выступления я проследовал с ШанДрой и Файт в отель, где полагалось вершить высокое действо. Шандра сунула мне программку, а затем мои девушки юркнули в костюмерную, оставив меня с мадам Удонго и женоподобным субъектом, которому предстояло вести шоу. Дым стоял столбом, публика валила валом: журналисты и участники аукциона, дамы и джентльмены из высшего света, и даже пяток наложниц принца (сам он все-таки не явился, отягощенный государственными заботами). Атмосфера была накаленной, и я никак не мог понять, чего же ждут все эти расфуфыренные снобы: изящного спектакля или громкого скандала. Знойная мадам Удонго в этот раз не вызвала у меня теплых чувств. Невольно я сравнивал ее с Кассильдой; было в них что-то общее, то ли энергия, бившая через край, то ли резковатая манера держаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43