ему
стукнуло семьдесят пять, прямо Мафусаил, подагра его терзает, и с мочевым
пузырем беда, мочу не держит. Сначала это почему-то показалось Луке еще
одним доводом в пользу того, что третий вариант - настоящий. Хотя... как
все-таки вышло, что после того, как Иосиф Аримафейский отпросил у Пилата
тело Иисуса и положил его в своем склепе, он все-таки остался в Синедрионе?
И ничего в его жизни с тех пор не изменилось, кроме того, конечно, что он
состарился, и теперь за ним надо ходить как за малым ребенком. И если склеп
все еще принадлежит ему, то он ведь должен знать, что туда погребли Ананию;
и должен знать почему... Или, может, он продал склеп - после того как Иисус,
похороненный в нем, воскрес? Но если продал, то почему? Потому, что верил в
Иисуса, или, наоборот, потому, что не верил? И новый вопрос: если он
действительно был последователем Иисуса, то почему остался членом
Синедриона?
Лука сел, завязал ремешки на сандалиях, поправил одежду, оглядел валяющиеся
вокруг свитки... Идти к Иосифу Аримафейскому не хотелось. Человек он старый,
наверняка страдает провалами памяти, восполняя забытое воображением. Да и
кто знает: вдруг он намеренно не скажет правды, ведь чем-то ему нужно
платить за то, что он все еще состоит в Синедрионе...
Путь был короче, чем он предполагал. Переулки, улицы, опять переулки и
улицы, люди, животные на дороге, пыль, предвечерняя суета, громкие голоса.
Он был спокоен; единственное, в чем он поверил Дидиму, - то, что слежки за
ним не ведется. Он невольно огляделся, как привык за долгие годы, и
улыбнулся. Да, Дидим сказал правду: назначив место свидания на берегу
Мертвого моря, он боялся не за него. Если бы за Лукой следили, Дидим попался
бы где угодно, и это стоило бы ему не только должности писаря.
Высокая каменная ограда, бурно разросшийся плющ, кустарник, в котором с
трудом можно обнаружить калитку, - прямо какая-то замаскированная крепость.
Лука взял молоток, постучал. Вскоре изнутри крикнули, мол, сейчас, сейчас, и
спустя некоторое время в приотворенных воротах появилась служанка, стройная
молодая женщина с дежурной улыбкой на губах.
- Кого надо? - спросила она.
- Я к Иосифу Аримафейскому. Я передавал, что приду, и он предупредил, что
ждет меня до заката, - ответил Лука спокойно.
- Твое имя, господин, если позволишь...
- Лука из Антиохии, врач.
Служанка открыла калитку; Лука вошел, и она задвинула ее на засов. Сад был
таким же заросшим, как и земля перед забором: сплошь кусты и плети плюща.
- Мой господин просит не засиживаться долго: он не любит, когда чужие видят,
как он страдает.
- Я не задержусь. Я так и передавал: хочу только познакомиться.
Служанка пошла вперед. Дорожка была выложена камнями, между ними торчали
пучки травы.
- Представляться не к чему: господин собрал о тебе сведения.
- Я удивлен, - сказал Лука.
- В таком мире живем, - на ходу обернулась служанка.
- В каком? Где каждый каждого подозревает в чем-то дурном?
У входа служанка остановилась, сделала приглашающий жест:
- Прошу. Господин ждет.
Иосиф Аримафейский лежал в постели, укрытый покрывалом из верблюжьей шерсти.
Только худые, жилистые, подрагивающие руки да бегающие зрачки в огромных
глазах на исхудалом лице показывали, что он жив.
- Это ты обещал прийти сегодня? - просипел слабый голос.
- Я Лука из Антиохии, врач, как сообщил. - Лука склонился над стариком. - Не
могу ли я чем-нибудь тебе помочь?
- Спасибо за добрые намерения. Врач у меня есть. И не один... Возможно, ты
знаешь больше, чем они, но мне уже все равно. Спрашивай, что тебя
интересует. Я знаю, ты меня не лечить пришел.
Лука нерешительно постоял у постели, огляделся; у стены заметил скамеечку.
- Позволишь мне сесть?
- Если можно, давай закончим скорее. И пускай тебя не смущает, что я не
встаю. Вообще-то я даже сидеть уже не могу, ходить - тем более.
Передвигаюсь, только когда меня с двух сторон держат под руки. Если ты очень
устал, садись, конечно, но это не значит, что разговор будет долгий.
Лука еще раз глянул на скамеечку, потом перевел взгляд на Иосифа. Худое лицо
с большим костистым носом, выкатившиеся, с огромными поблескивающими белками
глаза, тонкие синеватые губы, меж которых проглядывали желтые зубы, вокруг
рта - редковатая, седеющая, свалявшаяся, словно кудель, бородка; бескровная
кожа под ней казалась еще более серой... С одеяла приподнялась костлявая
рука, по которой извивались лиловые жилы.
- Задавай вопросы, пожалуйста. А потом, прежде чем попрощаться, пожелай мне
скорой и спокойной смерти.
Лука подумал, что лучше бы сразу попрощаться и уйти: какой смысл терзать
умирающего? Постоял, глядя на клейкие белесые выделения в уголках рта
Иосифа, и все же сказал:
- Советую пить понемногу воду с соком лимона и с сахаром или медом. Побольше
жидкости...
- Служанка только что унесла кружку: я не хотел, чтобы была на глазах. Она
мне полотняной тряпочкой протирает губы и рот изнутри. Жду твоих вопросов.
Думаю, тебя интересует склеп. Давно это было... В большие деньги он мне
обошелся, деньги тогда были дороже, чем теперь, но я не жалею... Красивый
был склеп, я всегда красивое любил, пригласил лучших каменотесов, глыбу для
входа в дальних краях заказал, целого состояния мне она стоила, ее тоже
обтесали, вход она закрывала, как пробка горлышко. Хорошо, что я придумал
его построить, меня сразу выбрали в Синедрион...
Лука непонимающе смотрел на него.
- В Синедрион?..
- Я ведь предложил склеп в пользование Синедриону. Как место для почетных
захоронений... Потом мы и договор заключили, что до самой моей кончины
Синедрион располагает склепом по своему усмотрению, хоронит там, кого
посчитает нужным, а когда я умру, туда положат меня. Великодушие мое было
оценено по достоинству.
- А Иисус? - не выдержал Лука.
Рука на покрывале дрогнула.
- Мне этот молодой человек симпатичен был, честное слово. Я даже сказал
Каиафе с глазу на глаз: зря ты так сурово с ним обошелся, не заслужил этот
молодой человек смертной казни, такой умный, с таким чистым лицом!..
- Но Иисус-то как там оказался?
- Я же сказал: человек я предусмотрительный и постарался закрепить свое
положение в Синедрионе. Склеп как раз к тому времени был закончен, и Каиафа
собрал нас, нескольких членов, обсудить, как быть с телом: он опасался, что
похитят его. Сам знаешь, как люди были тогда настроены. Я и сказал: вот
склеп. Предложил им воспользоваться. Каиафа сразу стал действовать: велел
купить плат, погребальные пелены, все, что требуется, а я отправился к
Пилату как частное лицо и попросил разрешения взять тело. Вот так это было.
А как его все-таки ухитрились выкрасть, до сих пор не пойму. Там по крайней
мере трое сильных мужчин нужны были, с инструментами, чтобы камень тот
отодвинуть. Странный случай...
- Правда, что Ананию, первосвященника, там же похоронили?
- Знаешь, сын мой... может быть... Но мне это неизвестно. Я уже много лет не
встаю с постели, политика меня не интересует... и вообще ничего не
интересует. Если похоронили, значит, похоронили, по договору имеют право, в
договоре сказано: до моей смерти Синедрион пользуется склепом по своему
усмотрению. За это меня оставили почетным членом... Даже сейчас, когда я в
немощи. Ко мне ежедневно лекарей посылают, хотя толку от этого никакого. Я
никогда не спрашивал, пуст сейчас склеп или нет. Принадлежит он мне, но
право пользования, пока я жив, у Синедриона. А вот когда умру, того, кто там
находится, вынесут и похоронят в земле. Так значится в договоре.
- Ты говоришь, Иисус был тебе симпатичен?
- Да, очень симпатичен. Я даже поспорил из-за него с Каиафой. А про себя
думал: хорошо, что он первым попадет в новый склеп. Он это заслужил...
- А Анания?
- Человек он был странный, но неплохой. Он много сделал, и хорошего много,
времена были трудные, тогда ему никто не завидовал, а теперь, я слыхал,
плюются, произнося его имя. Пускай и он покоится в мире, если лежит в моем
склепе, а потом будет погребен в земле.
- Ананию всегда звали Ананией?
- Я ничьей подноготной никогда не пытался выведать. Всю жизнь был торговцем,
это меня занимало, требовало всех сил и времени... пока здоровье не
кончилось. И еще я рано понял, что хорошая сделка может строиться лишь на
доверии. Где нет доверия, там появляется подозрительность, а на подозрениях
хорошей сделки не заключишь. Я всегда из доверия исходил. Может, Ананию не
всегда Ананией звали - это только ему известно. Я его принимал так, как
есть; вот как и тебя - что ты лекарь из Антиохии.
- А все-таки... как могли выкрасть тело Иисуса из склепа?
- Дело давнее, откуда мне знать? Говорю же, сам не понимаю.
- А в Синедрионе об этом не было речи?
- Наверняка была... Но там столько всего говорят, и все о важных, срочных
вещах. Я ведь нечасто туда ходил: политика меня мало интересовала, я
коммерцией занимался. Считал за честь, что меня туда выбрали, ходил на
заседания, когда было время, голосовал, если требовалось. Бывало, что
голосовал против: это все есть в протоколах. Знаешь, если ты член
Синедриона, с тобой и деловые партнеры по-другому разговаривают. Для меня
это было самое важное, и склеп я тоже Синедриону для этого предложил...
Сделай одолжение, позови служанку: простыню мне пора поменять. Утомил меня
разговор...
- Еще один, последний вопрос. - Лука нагнулся над Иосифом Аримафейским: - У
кого ты наводил обо мне справки?
- Пусть это тебя не тревожит, сын мой. Я хотел только удостовериться, что
спокойно могу впустить тебя в свой дом. И, как видишь, впустил. У таких, как
я, много знакомых; без знакомств, без связей нет коммерции. И важно, чтобы
ты с каждым был в хороших отношениях. Понимаешь, что я хочу сказать? С
каждым. Позови служанку.
Лука поклонился. Иосиф Аримафейский сипло сказал ему вслед:
- Пожелай мне спокойной и скорой смерти, сынок. Это уже все равно не жизнь.
Служанка стояла за дверью. Лука сказал ей: господин передает, простыни ему
пора сменить. Служанка ответила: да, я сама чувствую, что пора. И с дежурной
улыбкой добавила: сам дорогу найдешь, господин? Засов отодвинь. Я потом
закрою.
Доклад Антония Феликса императору Нерону
СЕКРЕТНО!
Антоний Феликс, прокуратор Иудеи, приветствует Cветлейшего Кесаря.
Считаю важным сообщить тебе следующее: в не столь отдаленном будущем в Иудее
ожидаются важные события, среди которых возможна и война. Положение я
многократно обсуждал с тысяченачальником Лисием, который хорошо знает
местные условия и был близко знаком с первосвященником Ананией еще до его
смещения, случившегося недавно и, я бы сказал, неожиданно. Это решение
Синедриона радости у меня не вызвало, однако вмешиваться я не мог - из-за
памятного соглашения, принятого добрых десять лет назад по инициативе самого
же Анании. До самого последнего времени Анания производил впечатление
правителя сильного, он держал под контролем тлеющие страсти, отношения с
нами строил на корректной основе. Так что устранение его от власти
представляется мне фактором, который требует тщательного анализа с точки
зрения нынешнего политического курса, что актуально уже потому, что, как я
отмечал выше, среди последствий не исключена и война.
Народ здешний разделен на враждебные непримиримые лагери, недовольство зреет
со дня на день. Наблюдается рост бунтарских настроений, направленных и
против нас, и против местных иудейских правителей, которые, как уж издавна
повелось, и сами раскололись на враждебные лагери. Каждая группа завидует
власти и влиянию другой, так что отстранение Анании вполне может объясняться
и внутренними интригами. В данный момент я не вижу во властной верхушке ни
одной группы, с которой мы могли бы надолго найти общий язык; поэтому нашу
политику в самое ближайшее время необходимо изменить решительным образом.
Красноречивой иллюстрацией к этой анархической ситуации служит одно
происшествие, имевшее место в последнее время. Саддукеи, которые на первый
взгляд являются сторонниками компромиссов, а в действительности самые
отъявленные фанатики, схватили иудея по имени Павел, по рождению - римского
гражданина. Павел этот исповедует учение некоего иудея по имени Иисус,
частично расходящееся с верой, коей придерживается весь народ. Саддукеи к
этой новой вере непримиримы, в то время как фарисеи, другая большая партия,
более терпимы. Вышеназванного Павла едва не линчевали; лишь вмешательство
наших солдат спасло ему жизнь. Затем он был предан суду Синедриона, где
приговор так и не был вынесен - вследствие уступчивости фарисеев. В это
время первосвященником еще был Анания. Фанатики организовали заговор против
Павла, и от смерти его спасли опять же легионеры тысяченачальника Лисия; под
покровом ночи они привезли его ко мне в Кесарию. С этим человеком мы вместе
с супругой моей Друзиллой встречались несколько раз для беседы. По его делу
мы провели еще одно судебное заседание; на нем в последний раз
присутствовал, в качестве первосвященника, Анания, хотя и не произнес ни
слова - вместо него говорил нанятый адвокат. Вынесение приговора я отложил -
и, как убежден, поступил правильно. Я исходил из того, что обязан до конца
разобраться в ситуации, которая все более запутывается; а этого можно было
добиться только при условии, что в деле Павла я не встану ни на ту, ни на
другую сторону. События полностью подтвердили мою правоту. С тех пор я
убедился: цель противников Павла заключалась в том, чтобы, воспользовавшись
судом как удобным предлогом, сбросить Ананию, то есть фарисеев, идущих с
нами на компромисс. Дело в том, что к тому моменту обе партии в равной
степени утратили доверие народа; это относится даже к фарисеям, которые одно
время пользовались большим влиянием. Саддукеи же, движимые чистым
фанатизмом, просто хотят захватить власть, которая должна обеспечить им
возможность обогащения. Обе партии сходятся лишь в одном: в ненависти к
империи; правда, ни один из лидеров этого прямо не признает, но каждый
пользуется этой ненавистью для того, чтобы привлечь народ на свою сторону.
Вышепоименованный Павел и его сторонники - не враги нам; в этом меня убедили
отчеты тысяченачальника Лисия и мои обстоятельные беседы с Павлом. И
все-таки фанатики саддукеи хотели добиться именно его осуждения, чтобы таким
способом совершить тихий переворот. Позволь я осудить последователя Иисуса -
и Анания как первосвященник-фарисей попал бы в ловушку, расставленную его
противниками; он или вынужден был бы перейти в их лагерь, или был бы
устранен. Правда, поста своего он лишился бы все равно, хотя Павла я осудить
отказался. Думаю, этот удел ожидал его в любом случае, разве что способ
устранения мог быть другим.
Подведу итог сказанному. Все это означает: саддукеи подмяли-таки власть под
себя, а поскольку народ их и до сих пор не любит, то теперь можно ждать
открытого сопротивления, что найдет выражение в бунтах и неповиновении; а
так как порядок предстоит поддерживать нам, то будет расти и ненависть к
Риму. Ситуация осложняется тем, что потесненные фарисеи захотят восстановить
свое былое влияние и, вероятно, тоже начнут подстрекать народ. Положение,
как оно мне видится, становится не просто безвыходным, но чрезвычайно
опасным; в этом со мной согласен и тысяченачальник Лисий. Нашими союзниками
могли бы стать последователи Иисуса, но они, по упомянутым выше причинам,
подвергаются преследованиям, шансов прийти к власти у них нет. В то же время
списывать их со счетов нам не следует, ибо ряды их, по имеющимся у нас
сведениям, растут и в нужный момент они могут стать нам партнерами. Я, со
своей стороны, именно поэтому уклонился от вынесения приговора Павлу и
поэтому дал ему, кроме охраны, возможность свободно встречаться со своими
единомышленниками. Кстати, поступить так мне советовал и первосвященник
Анания, когда - судя по всему, уже предчувствуя свое падение - по требованию
саддукеев прибыл с делегацией в Кесарию на упомянутое выше судебное
заседание, перед началом которого мы с ним обменялись мнениями с глазу на
глаз. Победе саддукеев он уже не в силах был помешать, но попытался хотя бы
немного сдержать их натиск. Не высказываясь определенно, он все же дал мне
понять: в интересах мира, не вступая в прямую конфронтацию с теми, кто
находится в данный момент у власти, нужно всемерно поддерживать
последователей Иисуса.
Следуя этому совету и стараясь быть предельно осмотрительным, я и в
дальнейшем, не питая особых иллюзий, буду поддерживать добрые отношения с
Синедрионом. Насколько подсказывает мне мой опыт, Агриппа, царь Иудеи, не
заинтересован в мирном разрешении конфликта: чью сторону он примет, даже
пусть на словах, зависит полностью от его прихоти, и, как я вижу, тяжкое
положение народа оставляет его равнодушным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16