– Ты куда запропастился?
– Гарион знакомился со своей кузиной, Адарой, – объяснила дочь.
– Мог бы забежать и проведать деда, – пробурчал старик.
– Кому приятно слушать твой храп, отец?
– Я не храплю, Полгара.
– Как скажешь, отец, – спокойно согласилась она.
– Только не надо жалеть меня, Пол!
– Конечно, не буду, отец. Послушай, может выпьешь чашку хорошего бульона?
– Я не хочу чашки хорошего бульона. Дай мне мясо… с кровью да кружку крепкого пива.
– Но ты не получишь мясо с пивом, отец. Ты будешь есть то, что я тебе дам… Сейчас это будет бульон и молоко.
– Молоко?!
– Ты предпочитаешь овсянку?
Старик негодующе уставился на нее, и Гарион неслышно вышел из комнаты.
После этого эпизода Белгарат быстро пошел на поправку. Уже через три дня он встал с кровати, несмотря на энергичные возражения Полгары. Гарион знал обоих достаточно долго, чтобы разобраться в поведении тети. Она не считала постель наилучшим лечением. Она всегда старалась поскорее поднять пациентов на ноги. Подчеркнуто нянчась с отцом, она тем самым старалась поскорее поднять его с кровати. Вынужденное безделье злило старика, но стимулировало работу мозга. Полгара всегда старалась делать так, чтобы психическое выздоровление не отставало от физического. Разработанный ею метод лечения выходил за рамки чисто медицинской практики, переходя в область искусства.
Когда Белгарат впервые появился в зале короля Чо-Хэга, на нем лица не было. Он чуть ли не висел на руке дочери, тяжело плетясь рядом, но вскоре, когда заинтересовался разговором, стало понятно, что старик не прочь разыграть трагедию, показывая этим, что, как бы искусно дочь ни исполняла свою роль, он тоже не лишен актерских способностей. Было любопытно следить за тем, как тонко каждый маневрирует, стремясь достичь желаемого.
Главный вопрос, однако, оставался открытым. Если физическое и умственное состояние Белгарата не вызывало сомнений, то способность творить чудеса еще предстояло проверить, и Гарион понимал, что с такой проверкой лучше повременить.
Однажды рано утром, спустя неделю после их приезда в Стронгхолд, Адара постучала в комнату проснувшегося Гариона, который знал, что это пришла сестра.
– Да? – сказал он, быстро натягивая камзол и лосины.
– Ты не хочешь покататься, Гарион? – спросила она. – Солнце вышло из-за туч, и сегодня гораздо теплее.
– Еще бы! – сразу согласился он, садясь и натягивая олгарские сапоги, подаренные Хеттаром. – Вот только оденусь. Подожди минутку.
– Можешь не спешить, – сказала она. – Я оседлаю для тебя лошадь и прихвачу еду на кухне. Только не забудь предупредить госпожу Полгару, что мы отправляемся на прогулку. Встречаемся у западных конюшен.
– Я быстро, – пообещал он.
Тетя Пол сидела в громадном зале с Белгаратом, королем Чо-Хэгом и королевой Сайлар, которая ловко перебирала пальцами нити на большом ткацком стане под мерное пощелкивание челнока.
– …В середине зимы такие переходы трудны, – заметил король Чо-Хэг. – В горах алгосов нам придется несладко.
– Я думаю, что с этим можно справиться, – лениво возразил Белгарат, полулежа в глубоком кресле. – До Пролги доберемся той же дорогой, которой пришли, но сперва я должен переговорить с Релгом. Может, имеет смысл послать за ним?
Чо-Хэг кивнул, подозвал слугу и что-то передал ему, а Белгарат поудобнее устроился в кресле, перекинув ногу через подлокотник. На старике была серая шерстяная туника, и, несмотря на ранний час, в руке он держал кружку с пивом.
– Тебе не кажется, что пора остановиться? – спросила тетя Пол, глядя на кружку.
– Мне надо восстанавливать силы, Пол, – невинно ответил он, – а крепкое пиво разгоняет кровь. Не забывай – перед тобой едва ли не дряхлый калека.
– Твоя дряхлость – на дне бочки с пивом, – заметила она. – Утром ты выглядел ужасно.
– Теперь мне гораздо лучше. – Он улыбнулся, прикладываясь к кружке.
– Ничуть не сомневаюсь… Тебе чего, Гарион?
– Адара хочет, чтобы я покатался верхом с ней, – сказал Гарион. – Я… то есть она… я подумал, что надо тебя предупредить на всякий случай.
Королева Сайлар доброжелательно улыбнулась и сказала:
– Ты похищаешь мою любимую фрейлину, Гарион.
– Извините, – быстро проговорил Гарион. – Если она вам нужна, мы не поедем.
– Я просто решила подразнить тебя, – засмеялась королева. – Отправляйтесь, и счастливого вам пути.
Едва за Гарионом закрылась дверь, в зал вошел Релг и сразу за ним Таиба. Марагская женщина после того, как приняла ванну и приоделась, поразила всех. Это уже была не упавшая духом рабыня, которую они нашли в пещерах под Рэк Ктолом. Перед ними предстала женщина с великолепной фигурой и очень белой кожей, двигавшаяся с прирожденной грацией. Мужчины из окружения короля Чо-Хэга смотрели ей вслед, облизывая губы. Понимая, что за ней наблюдают, и ничуть не оскорбленная этим, она только радовалась и чувствовала себя уверенней. её глаза сияли, а улыбка не сходила с губ. При этом она старалась не отходить слишком далеко от Релга. Если сначала Гарион считал, что она специально, из чувства злорадства, прохаживается у него перед носом, то потом не был так уверен. Какая-то неведомая сила толкала её туда, где находился Релг. Она почти не разговаривала с ним, но не спускала глаз с алгоса.
– Ты посылал за мной, Белгарат? – спросил Релг. Голос его звучал не так резко, как раньше, но в глазах по-прежнему тлел страшный огонь.
– А-а, Релг, – приветствовал его старик. – Пришел. Молодец. Садись и выпей с нами. Попробуй пива.
– Спасибо. Мне воды, – решительно произнес Релг.
– Как знаешь – Белгарат недоуменно пожал плечами. – Я вот что подумал… Ты случайно не знаешь, как пройти пещерами Алголанда, что тянутся от Пролги до южной границы земель сендаров?
– Это очень длинный маршрут.
– Но гораздо короче перехода через горы, – возразил Белгарат. – В пещерах нет снега и чудовищ. Так есть ли такой путь?
– Есть, – подтвердил Релг.
– А ты укажешь нам его? – наседал старик.
– Если придется, – с неохотой ответил Релг.
– Я думаю, придется, – сказал Белгарат. Релг вздохнул и признался:
– Я надеялся вернуться домой после того, как наш поход закончится.
Белгарат рассмеялся:
– По правде говоря, он только начался. Предстоит много пройти.
Как бы подтверждая его слова, Таиба улыбнулась.
Гарион почувствовал, как чья-то крохотная ладонь прикоснулась к его пальцам. Конечно, это был Миссия, незаметно вошедший в зал.
– Ничего, тетя Пол, если я отправлюсь покататься?
– Иди, конечно, дорогой. Только будь осторожен. Не слишком красуйся перед Адарой. Я не хочу, чтобы ты свалился с лошади и сломал себе шею.
Миссия отпустил руку Гариона и направился туда, где стоял Релг. Узлы на мешочке, которые тщательно запечатал свинцом Дерник, опять развязались. Маленький мальчик вынул из него Око и предложил алгосу.
– Миссия?
– Почему ты не хочешь его взять, Релг? – спросила Таиба у перепуганного мужчины. – Никто в мире не сомневается в твоей чистоте.
Релг сделал шаг назад и замотал головой.
– Этот камень – священный предмет другой религии. Он от Олдура, а нет от Ала, поэтому я не вправе к нему прикасаться.
Таиба понимающе улыбнулась, оглядывая фанатика своими фиолетовыми глазами.
– Миссия, – позвала тетя Пол, – подойди ко мне. Мальчик послушно направился к ней. Полгара взяла мешочек, висевший на поясе, и открыла его.
– Положи камень сюда, – попросила она. Миссия вздохнул и спрятал камень.
– Как он ухитряется его развязывать? – произнесла она вполголоса, осматривая шнурки.
Гарион с Адарой выехали из крепости и направились по холмистой долине на запад. На темно синем небе ярко светило солнце. Утро выдалось морозным, но не таким холодным, как неделю назад. Некоторое время они молча скакали рядом. Наконец остановились на южной стороне холма, слезли с лошадей, укрывшись от пронизывающего ветра, и долго сидели, обозревая унылые просторы олгарской равнины.
– Что можно сделать с помощью волшебства, Гарион? – после долгой паузы спросила она.
– Все зависит от того, кто этим занимается. У одних получается почти все, у других – почти ничего.
– Не мог бы ты… – она запнулась и поспешно добавила:
– Не мог бы ты заставить распуститься вот этот куст?
Гарион понял, что она хотела спросить совершенно о другом.
– Прямо сейчас, зимой.
Он перевел взгляд на куст утесника, соображая, чем это может обернуться. – Думаю, могу, – ответил он, – но если я сделаю это Сейчас, то куст не перенесет холода и умрет.
– Но это всего лишь куст, Гарион.
– Зачем убивать его?
Она отвела глаза и спросила:
– Ты не мог бы сделать что-нибудь ради меня, Гарион?
Самую малость. Чтобы мне было во что верить.
– Попробую. – Ему было непонятно её неожиданно изменившееся настроение. – Как насчет этого? – Он поднял ветку и повертел её, разглядывая. Затем взял несколько пучков сухой травы, обернул их вокруг ветки, опять осмотрел и принялся сосредотачивать внимание.
Глаза Адары расширились, когда чахлая ветка и сухая трава ожили перед ней.
Бледно-лиловое, с красным оттенком и дрожащими лепестками, свесившимися набок, крохотное творение трудно было назвать цветком, хотя он и благоухал ароматом лета. Гарион чувствовал себя довольно странно, вручая его двоюродной сестре. И снова в его голове зазвучала мелодия, на этот раз лишенная шума, обычно сопровождавшего процесс волшебства, похожая на перезвон колокольчиков, который он слышал в озаренной ярким светом пещере, когда давал жизнь жеребенку. Если прежде, приступая к чародейству, он черпал силы из того, что его окружало, то теперь все происходило в нем самом, и это доставляло глубокую, ни с чем не сравнимую радость.
– Какой красивый, – прошептала Адара, держа цветок в ладонях и вдыхая его аромат. Темные волосы упали и закрыли её лицо. Затем она подняла подбородок, и в её глазах Гарион увидел слезы. – Это должно помочь, – тихо проговорила она, – хотя бы на время.
– Чему помочь, Адара?
Она уставилась на серую равнину, потом неожиданно спросила:
– Кто такая Се'Недра?
– Се'Недра? Принцесса… дочь императора Толнедры Рэн Боруна.
– Как она выглядит?
– Очень маленькая… наполовину дриада… у неё рыжие волосы, зеленые глаза… и скверный характер. Короче говоря, испорченная девчонка, которая не очень-то жалует меня.
– Но все может измениться, не так ли? – засмеялась Адара, смахивая слезы.
– Непонятно.
– Тебе только требуется… – Она многозначительно замолчала
– О-о, – дошло до Гариона. – Нет, мы стараемся не вмешиваться в мысли и чувства людей. Я хотел сказать, что… ну, понимаешь, тут не за что уцепиться. Даже не знаю, как начать.
Адара взглянула на него, закрыла лицо руками и заплакала.
– Что с тобой?
– Ничего. Неважно.
– Нет, важно. Почему ты плачешь?
– Я надеялась… когда я услыхала, что ты волшебник… и потом, когда оживил этот цветок… я подумала, что ты можешь все. Я решила, что ты мог бы сделать что-то и для меня.
– Я сделаю все, о чем ты просишь, Адара.
– Но ты не можешь, Гарион. Ты же сам только что сказал.
– А что ты хотела?
– Ты мог бы сделать так, чтобы некто полюбил меня. Какая я глупая, да?
– Кто он?
Она взглянула на него с холодной гордостью глазами, полными слез.
– Это не так важно. Тут ничем не поможешь. Ну и хорошо. Это было дурацкое желание. Я передумала. Давай забудем про это! – Она поднялась с земли. – Пора возвращаться. Сегодня не такой уж хороший день, как мне казалось, и потом я замерзла.
Они сели на лошадей и направились к виднеющимся вдали стенам Стронгхолда. Разговор не клеился. Адаре не хотелось говорить, а Гарион не знал, что сказать.
Оживленный и забытый ими цветок остался лежать на склоне холма. Согретый слабыми лучами солнца, он распустился, маленькая коробочка внутри него раскрылась, разбросав крошечные семена, которые упали в промерзшую землю и остались лежать в ожидании весны.


Глава 8

У алгосских девушек были большие темные глаза, бледная кожа и светлые волосы. Принцесса Се'Недра выделялась на их фоне подобно красной розе, распустившейся среди лилий. Они следили за каждым её движением с легким недоумением, как бы пораженные этим полным жизни маленьким и странным существом, которое так неожиданно стало центром их жизни. И дело не в цвете её кожи, хотя само по себе это не могло не вызвать удивления. Алгосы по природе были серьезными, сдержанными людьми, которые редко смеялись и не были склонны к проявлению чувств. Се'Недра, однако, являла собой полную их противоположность. Девушки наблюдали, пораженные, как быстро смена настроений и эмоций отражалась на её хорошеньком личике, краснели и нервно хихикали над её смелыми, а порой и злыми шутками. Она привлекала к себе, и каждая из десяти девушек, которые постоянно находились при ней, рано или поздно изливала душу маленькой принцессе.
Выпадали, конечно, и дни, когда Се'Недра была не в духе и гнала от себя кротких алгосских девушек, осыпая их бранными словами, и все разбегались в слезах в разные стороны, не в силах сносить эти вспышки раздражения. Позднее (хотя они и зарекались после таких бурных сцен подходить к ней близко) одна за другой нерешительно возвращались и находили её радостной и улыбающейся, как ни в чем не бывало.
Принцессе приходилось нелегко. В особенности после того, как, подчинившись приказу Ала, она осталась в пещерах в то время, как другие направились в Рэк Ктол. Всю жизнь Се'Недра привыкла находиться в центре событий, и вот теперь её отодвинули в тень, заставили страдать каждый день, когда ничего другого не оставалось, как только ждать. Она не была создана, чтобы ждать, и приступы ярости, от которых все, как испуганные куры, разбегались в разные стороны, отчасти были вызваны вынужденным бездельем.
От её капризов особенно доставалось Гориму. Немощный старик в течение нескольких столетий жил мирной и спокойной жизнью. Се'Недра ворвалась в его жизнь подобно урагану. И хотя временами его терпение, казалось, вот-вот лопнет, тем не менее Горим терпеливо сносил все её капризы, приступы истерики и необъяснимые выходки, равно как и внезапные и бьющие через край проявления нежности, когда она бросалась ему на шею и покрывала его испуганное лицо поцелуями.
В дни, когда Се'Недра бывала в настроении, она собирала друзей, знакомых и родных на берегу острова Горима, чтобы поболтать, посмеяться и поиграть в игры, которые сама же придумывала, и тогда мрачная тишина пещер оглашалась шутками и смехом молодых девушек. Когда она впадала в меланхолию, то вместе с Горимом принималась бродить по причудливому миру пещер, раскинувшихся под покинутым городом Пролгой. Со стороны могло показаться, что принцесса настолько погружена в собственные переживания, что ничего не замечает, но её цепкий ум схватывал и анализировал все, даже в момент самых яростных вспышек гнева. Горим с удивлением обнаружил, что перед ним девушка с очень острым умом и богатым воображением. Когда он рассказывал предания алгосов, она всегда внимательно его слушала, стараясь понять, что кроется за этими рассказами.
Из этих бесед принцесса почерпнула для себя много важного. Так, она узнала, что смысл жизни алгосов заключается в религии и что мораль всех услышанных историй – абсолютное подчинение воле Ала. Житель Толнедры может шутить и даже заключать сделки со своим богом. Недра готов принять это. Ему нравится заключать сделки и торговаться, так же как и его народу. В сознании алгосов, однако, подобные отношения выглядели святотатством.
– Мы были ничем, – объяснял Горим. – Если не сказать больше. У нас, отвергнутых всем миром, не было ни места, ни бога, пока Ал не согласился стать нашим богом. Отдельные фанатики дошли до того, что решили: если хотя бы один алгос не угодит чем-то нашему богу, то Ал бросит нас на произвол судьбы. Я не хочу утверждать, что полностью познал Ала, но не считаю, что он такой неразумный. Все же изначально он не хотел быть нашим богом, так что лучше не оскорблять его.
– Он любит тебя, – живо заметила Се'Недра – Любой мог заметить это по его лицу, когда он приходил. Горим с сомнением посмотрел на неё и ответил:
– Надеюсь, я не очень разочаровал его.
– Не говори глупости, – весело проговорила принцесса. – Ну разумеется, он тебя любит. Все в мире любят тебя. – Как бы в подтверждение сказанных слов, она нежно поцеловала его в бледную щеку.
– Дорогое дитя, – Горим улыбнулся, – твое сердце распахнуто миру, и ты думаешь, что все, кого ты любишь, отвечают тебе взаимностью. Боюсь, не всегда получается так, как ты хочешь. В наших пещерах полно тех, кто меня совсем не любит.
– Ерунда, – возразила она. – Ничего подобного. Если ты с кем-то поспорил, это не значит, что ты не любишь этого человека. Я безумно люблю отца, хотя мы постоянно ругаемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38