что произойдет, если перед ним
свершится правонарушение? Какова будет позиция закона, если подозрение
падет, скажем, на трех человек, а через пять или десять лет кусок стекла
о_д_н_о_з_н_а_ч_н_о_ укажет преступника? С одной стороны, нельзя наказать
невиновного, а с другой - совершенно недопустимо оставлять на свободе
злодея... Так вкратце писали журналисты.
Для судьи Кеннета Харпура проблемы не существовало. Меньше пяти
секунд понадобилось ему, чтобы принять решение. И он остался непоколебимо
спокоен, когда именно на его долю выпало подобное дело.
Это получилось случайно. В округе Эрскин было не больше убийств и не
больше медленного стекла, чем в любом другом, ему подобном. Собственно
говоря, Харпур и не сталкивался с новинкой, пока вместо обычных
электрических ламп не установили над проезжей частью улиц Холт-сити
чередующиеся панели из восьми- и шестнадцатичасового ретардита.
Потребовалось немало времени, чтобы после первых образцов,
замедляющих свет примерно на полсекунды, получить задержки, измеряемые
годами. Причем пользователь должен был быть абсолютно уверен в
длительности желаемой задержки - способа ускорить процесс не знали. Будь
ретардит "стеклом" в полном смысле слова, его можно было бы отшлифовать до
требуемой толщины и получить информацию быстрее. Но в действительности это
был совершенно непрозрачный материал - свет сквозь него не проходил.
Излучение на длинах волн, близких к видимому диапазону, поглощалось
поверхностью ретардита, а информация преобразовывалась в соответствующий
набор напряжений внутри материала. В пьезооптическом эффекте, посредством
которого осуществлялась передача информации, участвовала вся
кристаллическая структура, и любые ее нарушения немедленно уничтожали
закономерность распределения напряжений.
Это приводило в бешенство многих исследователей, но сыграло важную
роль в коммерческом успехе ретардита. Люди не стали бы столь охотно
устанавливать в своих домах пейзажные окна, зная, что все за ними
происходящее спустя годы неминуемо откроется чужим глазам. Но бурно
расцветшая пьезоиндустрия выкинула на рынок недорогой "щекотатель" -
устройство, с помощью которого медленное стекло можно было очистить для
повторного использования словно ячейки компьютерной памяти.
По этой же причине на протяжении пяти лет два охранника несли в
подвале круглосуточное дежурство у стекландшафта - свидетеля по делу
Рэддола. Существовала опасность, что кто-нибудь из родственников
преступника или жаждущий известности маньяк проникнет в помещение и
"сотрет" информацию в стекле, прежде чем она разрешит все сомнения.
За пять лет ожидания были периоды, когда болезнь и усталость не
оставляли Харпуру сил для беспокойства, были периоды, когда он мечтал,
чтобы идеальный свидетель сгинул навсегда. Но, как правило, существование
медленного стекла его не волновало.
Он принял решение по делу Рэддола, решение, которое, по его
убеждению, должен был принять любой судья. Все последующие дискуссии,
нападки прессы, враждебность общественного мнения и даже кое-кого из
коллег поначалу причиняли боль, но он превозмог ее.
Закон, сказал Харпур в своем заключительном слове, существует лишь
потому, что люди в него верят. Стоит подорвать эту веру - хотя бы
единожды, - и Закону будет нанесен непоправимый ущерб.
Насколько можно было определить, убийства произошли за час до
полуночи.
Имея это в виду, Харпур поужинал раньше обычного, затем принял душ и
второй раз побрился. На это усилие ушла значительная доля его дневной
квоты энергии, но в зале суда стояла невыносимая духота. Текущее дело было
сложным и в то же время скучным. Харпур замечал, что такие дела попадались
все чаще и чаще - признак, что пора уходить на пенсию. Но ему предстояло
выполнить еще один долг. Профессиональный.
Харпур набросил куртку и повернулся спиной к зеркалу-камердинеру,
купленному женой несколькими месяцами раньше. Оно было покрыто
15-секундным ретардитом - немного погодя, обернувшись, можно было увидеть
себя со спины. Судья бесстрастно оглядел свою хрупкую, но все еще прямую
фигуру и отошел прочь, прежде чем незнакомец в зеркале повернулся и
посмотрел ему в глаза.
Харпуру не нравились зеркала-камердинеры, как не нравились и столь же
популярные натуровиды - пластины ретардита с малым периодом задержки,
вращающиеся на вертикальной оси. Они служили тем же целям, что и
обыкновенные зеркала, но не переворачивали изображение слева направо. "Вы
впервые имеете возможность увидеть себя такими, какими видят вас
окружающие!" - гласила реклама. Харпур не принимал эту идею по
соображениям, как он надеялся, смутно-философским, но определить их не мог
даже для себя.
- Ты неважно выглядишь, Кеннет, - сказала Ева, когда он поправлял
галстук. - Неужели ты обязан туда идти?
- Нет - и потому обязан. В этом все дело.
- Тогда я тебя отвезу.
- Ни в коем случае. Тебе пора спать. Я не позволю, чтобы ты среди
ночи колесила по городу.
Он обнял жену за плечи. В пятьдесят восемь лет Ева Харпур отличалась
завидным здоровьем, но они оба делали вид, что это он заботится о ней.
Харпур сам сел за руль, но улицы были настолько забиты, что,
повинуясь внезапному порыву, он остановил машину в нескольких кварталах от
полицейского управления и пошел пешком. "Живи рискуя, - подумал он, - но
двигайся с осторожностью, - на всякий случай". Нависающие над дорогой
шестнадцатичасовые панели в этот светлый теплый июньский вечер оставались
темными, зато чередующиеся с ними восьмичасовые без нужды изливали яркий
свет, впитанный в дневное время. Таким образом система обеспечивала
достаточное освещение круглые сутки, причем бесплатно.
А дополнительное ее преимущество состояло в том, что она давала
полиции идеальные показания о дорожных происшествиях и нарушениях правил
движения. Собственно говоря, только-только в ту пору установленные на
Пятьдесят третьей авеню панели и предоставили бОльшую часть фактов по делу
Эвана Рэддола.
Фактов, на основании которых Харпур приговорил его к электрическому
стулу.
Реальные обстоятельства несколько отличались от классической схемы,
обсосанной бульварными листками, но все же были достаточно яркими, чтобы
возбудить интерес общественности. Рэддол был единственным подозреваемым,
но улики против него носили по преимуществу косвенный характер. Тела
обнаружили только на следующее утро - Рэддол мог спокойно вернуться домой,
смыть все следы и выспаться. Когда его арестовали, он был спокоен, бодр и
собран, а экспертиза оказалась бессильна что-либо доказать.
Улики против Рэддола заключались в том, что его видели в
соответствующее время подходящим к детской площадке, в соответствующее
время уходящим оттуда и что синяки и царапины вполне могли быть получены в
процессе совершения преступления. К тому же в промежуток между полуночью и
половиной десятого утра, когда его забрали, он "потерял" синтетическую
куртку, которую носил накануне вечером. Куртку так и не нашли.
Удалившимся на совещание присяжным понадобилось меньше часа, чтобы
прийти к решению о виновности. Однако в последующей апелляции защита
заявила, что на вердикт повлиял факт регистрации преступления медленным
стеклом в окне Эмиля Беннета. Требуя пересмотра дела, адвокат убеждал, что
присяжные пренебрегли "естественным сомнением", полагая, будто судья
Харпур не прибегнет к более суровой мере, чем пожизненное заключение.
Но, по мнению Харпура, закон не оставлял места для выжидания,
особенно в случае убийства с отягчающими обстоятельствами. В должное время
Рэддол был приговорен к казни.
Суровая, пронизанная убежденностью речь Харпура и заслужила ему
прозвище Железного Судьи. Судебный приговор, считал он, всегда был и
должен оставаться священным. Не подобает Закону униженно склоняться перед
куском стекла. В случае введения в судебную практику "меры выжидания",
говорил он, преступники просто не будут выходить из дома без
пятидесятилетнего ретардита.
Спустя два года неповоротливые жернова правосудия сдвинулись с места,
и Верховный суд утвердил решение Харпура. Приговор был приведен в
исполнение. То же самое, только в неизмеримо меньших масштабах, часто
происходило в спорте, и единственным возможным, единственным реальным
выходом было положение "арбитр всегда прав" - что бы ни показали камеры
или медленное стекло.
Несмотря на утверждение приговора, а может быть, именно поэтому
пресса так и не подобрела к Харпуру. Он умышленно не обращал внимания на
то, что о нем говорили и писали. Все эти пять лет его поддерживала
уверенность в правильности принятого решения. Сейчас ему предстояло
узнать, было ли оно таковым.
Хотя момент истины уже пять лет маячил на горизонте, с трудом
верилось, что через считанные минуты все выяснится. Эта мысль вызвала в
груди щемящую боль, и Харпур на миг остановился, чтобы перевести дыхание.
В конце концов, какая разница? Не он создает законы - откуда это чувство
личной причастности?
Ответ пришел быстро.
Судья не может быть равнодушным, потому что является частью закона.
Именно он, а не некое абстрактное воплощение правосудия вынес приговор
Эвану Рэддолу - и потому остался работать вопреки советам врачей. Если
совершена ошибка, он не имеет права уйти в кусты. Ему держать ответ.
Новое понимание, как ни странно, успокоило Харпура. Он заметил, что
улицы необычно оживлены для позднего вечера. Центр был буквально забит
иногородними машинами, а тротуары переполнены пешеходами, причем, судя по
тому, как они глазели по сторонам, - не местными жителями. В густом
воздухе плыл запах жарящихся бифштексов.
Харпур удивлялся такому столпотворению, пока не обратил внимание, что
людской поток движется к полицейскому управлению. Люди не изменились с тех
пор, как их притягивали арены, гильотины и виселицы. И пускай не на что
смотреть - зато они рядом с местом происшествия, и одного этого
достаточно, чтобы насладиться извечной радостью продолжающейся жизни в то
время, как кто-то только что свел с ней счеты. Опоздание на пять лет
значения не имело.
Даже сам Харпур, захоти он того, не смог бы попасть в подвальное
помещение. Там стояли только записывающая аппаратура и шесть кресел с
шестью парами специальных биноклей - для правительственных наблюдателей.
Харпур не рвался увидеть преступление собственными глазами. Ему нужно
было только узнать результат - а потом долго-долго отдыхать. Мелькнула
мысль, что он ведет себя совершенно неразумно - вылазка к полицейскому
управлению требовала большого напряжения и таила для него смертельную
опасность, - и все же он не мог поступить иначе. "Я виновен, - внезапно
подумал Харпур, - виновен, как..."
Он вышел на площадь, где находилось здание управления, и стал
пробиваться сквозь изматывающую толчею. Вскоре впитавшая пот одежда так
сковала движения, что он едва отрывал ноги от земли. И в какой-то момент
этого долгого путешествия возник крадущийся по пятам скорбный друг с
раскаленной добела иглой.
Добравшись до нестройных рядов автомобилей прессы, Харпур понял, что
пришел слишком рано - оставалось по меньшей мере полчаса. Он повернулся и
начал двигаться к противоположной стороне площади, когда его настигла
боль. Один точный укол, и Харпур пошатнулся, судорожно хватаясь за воздух.
- Что за!.. Поосторожней, дедуля!
Зычный голос принадлежал верзиле в светло-голубом комбинезоне,
смотревшему тривизионную передачу. Пытаясь удержаться на ногах, Харпур
сорвал с него очки-приемники. В стеклах, словно зарево далеких костров,
полыхнули крошечные картинки, из наушника выплеснулась музыка.
- Простите, - выдавил Харпур. - Я споткнулся. Простите.
- Ничего... Эй! Вы случайно не судья...
Здоровяк возбужденно потянул за локоть свою спутницу, и Харпур
рванулся вперед. "Меня не должны узнать", - панически пронеслось в голове.
Он зарывался в толпу, теряя направление, но через несколько шагов игла
вновь настигла его, вошла до самого конца. Площадь угрожающе накренилась,
и Харпур застонал. "Не здесь, - взмолился он, - не здесь. Пожалуйста".
Каким-то чудом он сумел удержаться на ногах и продолжал идти. Прямо
под боком, и одновременно бесконечно далеко, звонко и беспечно рассмеялась
невидимая женщина. На краю площади боль вернулась еще более решительно -
один укол, второй, третий. Харпур закричал, ощутив, как сжимается в спазме
сердце.
Он начал оседать и тут почувствовал, как его подхватили крепкие руки.
Харпур поднял глаза на смуглого юношу. Красивое, озабоченное лицо,
видневшееся сквозь красноватую пелену, казалось странно знакомым. Харпур
силился заговорить.
- Ты... ты - Эван Рэддол?
Темные брови удивленно нахмурились.
- Рэддол? Нет. Никогда не слыхал. Пожалуй, надо вызвать скорую
помощь.
Харпур сосредоточенно думал.
- Верно. Ты не можешь быть Рэддолом. Я убил его пять лет назад. -
Затем громче: - Но если ты не слыхал о Рэддоле, что тебе здесь делать?
- Я возвращался из кегельбана и увидел толпу.
Юноша стал выводить Харпура из толчеи, одной рукой поддерживая его, а
второй разводя прижатые друг к другу тела. Харпур пытался помочь, но
чувствовал, как бессильно волочатся по асфальту ноги.
- Ты живешь в Холте?
Парень кивнул.
- Знаешь, кто я такой?
- Я знаю только, что вам нужно быстрее в больницу. Позвоню в "скорую"
из магазина.
Харпур смутно осознал, что в сказанном таится какой-то тайный смысл,
но не имел времени об этом думать.
- Послушай, - произнес он, заставив себя на миг встать на ноги. -
Обойдемся без "скорой". Я приду в себя, если доберусь домой. Поможешь мне
взять такси?
Парень нерешительно пожал плечами.
- Дело ваше...
Харпур осторожно отпер дверь и ступил в дружелюбный полумрак большого
старого дома. За время поездки из города влажная от пота одежда стала
липко-холодной, и Харпура била дрожь.
Включив свет, он сел возле телефона и посмотрел на часы. Почти
полночь - значит, уже не существует никакой тайны, ни малейшего сомнения в
том, что же произошло пять лет назад на детской площадке. Он снял трубку и
тут услышал, как ходит наверху жена. Харпур мог набрать любой из
нескольких номеров и выяснить, что показало медленное стекло, но
обращаться в полицию или муниципалитет было выше его сил. Он позвонит Сэму
Макнамаре.
Конечно, официально охране еще ничего не сообщали, но Сэм наверняка
уже все знает. Харпур попытался набрать номер дежурной комнаты, но пальцы
не слушались, сгибались от ударов по кнопкам, и он сдался.
По лестнице сошла в халате Ева Харпур и с тревогой подошла к мужу.
- Кеннет! - Ее рука поднялась ко рту. - Что ты наделал?! Ты
выглядишь... Я немедленно вызову доктора Шермена.
Харпур слабо улыбнулся. "Я много улыбаюсь в последнее время, - не к
месту подумал он. - Как правило, это единственное, что остается старику".
- Лучше свари мне кофе и помоги лечь в постель. Но прежде всего -
набери-ка номер на этом чертовом телефоне.
Ева протестующе открыла рот, но их взгляды встретились, и она
промолчала.
Когда Сэм подошел, Харпур произнес ровным голосом:
- Привет, Сэм. Судья Харпур. Ну, потеха закончилась?
- Да, сэр. Потом устроили пресс-конференцию, но все уже разошлись.
Вы, должно быть, слышали новости по радио.
- Между прочим, не слышал, Сэм. Я... я недавно пришел. Вот решил
перед сном поинтересоваться у кого-нибудь и вспомнил твой номер.
Сэм нерешительно засмеялся.
- Ну что же, личность установлена точно. Это действительно Рэддол -
да, впрочем, вы-то знали все с самого начала.
- Знал, Сэм. - Харпур почувствовал, как глаза наполняются горячими
слезами.
- И все равно, наверное, камень с души, господин судья.
Харпур устало кивнул, но в трубку сказал:
- Естественно, я рад, что ошибки не было, но судьи не создают
законов, Сэм. Они даже не решают, кто виновен, а кто нет. Что касается
меня, наличие необычного стеклышка не имело ровно никакого значения.
Эти слова были достойны Железного Судьи.
На линии долго стояла тишина, а потом Сэм продолжил, и в голосе его
звучало чуть ли не отчаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
свершится правонарушение? Какова будет позиция закона, если подозрение
падет, скажем, на трех человек, а через пять или десять лет кусок стекла
о_д_н_о_з_н_а_ч_н_о_ укажет преступника? С одной стороны, нельзя наказать
невиновного, а с другой - совершенно недопустимо оставлять на свободе
злодея... Так вкратце писали журналисты.
Для судьи Кеннета Харпура проблемы не существовало. Меньше пяти
секунд понадобилось ему, чтобы принять решение. И он остался непоколебимо
спокоен, когда именно на его долю выпало подобное дело.
Это получилось случайно. В округе Эрскин было не больше убийств и не
больше медленного стекла, чем в любом другом, ему подобном. Собственно
говоря, Харпур и не сталкивался с новинкой, пока вместо обычных
электрических ламп не установили над проезжей частью улиц Холт-сити
чередующиеся панели из восьми- и шестнадцатичасового ретардита.
Потребовалось немало времени, чтобы после первых образцов,
замедляющих свет примерно на полсекунды, получить задержки, измеряемые
годами. Причем пользователь должен был быть абсолютно уверен в
длительности желаемой задержки - способа ускорить процесс не знали. Будь
ретардит "стеклом" в полном смысле слова, его можно было бы отшлифовать до
требуемой толщины и получить информацию быстрее. Но в действительности это
был совершенно непрозрачный материал - свет сквозь него не проходил.
Излучение на длинах волн, близких к видимому диапазону, поглощалось
поверхностью ретардита, а информация преобразовывалась в соответствующий
набор напряжений внутри материала. В пьезооптическом эффекте, посредством
которого осуществлялась передача информации, участвовала вся
кристаллическая структура, и любые ее нарушения немедленно уничтожали
закономерность распределения напряжений.
Это приводило в бешенство многих исследователей, но сыграло важную
роль в коммерческом успехе ретардита. Люди не стали бы столь охотно
устанавливать в своих домах пейзажные окна, зная, что все за ними
происходящее спустя годы неминуемо откроется чужим глазам. Но бурно
расцветшая пьезоиндустрия выкинула на рынок недорогой "щекотатель" -
устройство, с помощью которого медленное стекло можно было очистить для
повторного использования словно ячейки компьютерной памяти.
По этой же причине на протяжении пяти лет два охранника несли в
подвале круглосуточное дежурство у стекландшафта - свидетеля по делу
Рэддола. Существовала опасность, что кто-нибудь из родственников
преступника или жаждущий известности маньяк проникнет в помещение и
"сотрет" информацию в стекле, прежде чем она разрешит все сомнения.
За пять лет ожидания были периоды, когда болезнь и усталость не
оставляли Харпуру сил для беспокойства, были периоды, когда он мечтал,
чтобы идеальный свидетель сгинул навсегда. Но, как правило, существование
медленного стекла его не волновало.
Он принял решение по делу Рэддола, решение, которое, по его
убеждению, должен был принять любой судья. Все последующие дискуссии,
нападки прессы, враждебность общественного мнения и даже кое-кого из
коллег поначалу причиняли боль, но он превозмог ее.
Закон, сказал Харпур в своем заключительном слове, существует лишь
потому, что люди в него верят. Стоит подорвать эту веру - хотя бы
единожды, - и Закону будет нанесен непоправимый ущерб.
Насколько можно было определить, убийства произошли за час до
полуночи.
Имея это в виду, Харпур поужинал раньше обычного, затем принял душ и
второй раз побрился. На это усилие ушла значительная доля его дневной
квоты энергии, но в зале суда стояла невыносимая духота. Текущее дело было
сложным и в то же время скучным. Харпур замечал, что такие дела попадались
все чаще и чаще - признак, что пора уходить на пенсию. Но ему предстояло
выполнить еще один долг. Профессиональный.
Харпур набросил куртку и повернулся спиной к зеркалу-камердинеру,
купленному женой несколькими месяцами раньше. Оно было покрыто
15-секундным ретардитом - немного погодя, обернувшись, можно было увидеть
себя со спины. Судья бесстрастно оглядел свою хрупкую, но все еще прямую
фигуру и отошел прочь, прежде чем незнакомец в зеркале повернулся и
посмотрел ему в глаза.
Харпуру не нравились зеркала-камердинеры, как не нравились и столь же
популярные натуровиды - пластины ретардита с малым периодом задержки,
вращающиеся на вертикальной оси. Они служили тем же целям, что и
обыкновенные зеркала, но не переворачивали изображение слева направо. "Вы
впервые имеете возможность увидеть себя такими, какими видят вас
окружающие!" - гласила реклама. Харпур не принимал эту идею по
соображениям, как он надеялся, смутно-философским, но определить их не мог
даже для себя.
- Ты неважно выглядишь, Кеннет, - сказала Ева, когда он поправлял
галстук. - Неужели ты обязан туда идти?
- Нет - и потому обязан. В этом все дело.
- Тогда я тебя отвезу.
- Ни в коем случае. Тебе пора спать. Я не позволю, чтобы ты среди
ночи колесила по городу.
Он обнял жену за плечи. В пятьдесят восемь лет Ева Харпур отличалась
завидным здоровьем, но они оба делали вид, что это он заботится о ней.
Харпур сам сел за руль, но улицы были настолько забиты, что,
повинуясь внезапному порыву, он остановил машину в нескольких кварталах от
полицейского управления и пошел пешком. "Живи рискуя, - подумал он, - но
двигайся с осторожностью, - на всякий случай". Нависающие над дорогой
шестнадцатичасовые панели в этот светлый теплый июньский вечер оставались
темными, зато чередующиеся с ними восьмичасовые без нужды изливали яркий
свет, впитанный в дневное время. Таким образом система обеспечивала
достаточное освещение круглые сутки, причем бесплатно.
А дополнительное ее преимущество состояло в том, что она давала
полиции идеальные показания о дорожных происшествиях и нарушениях правил
движения. Собственно говоря, только-только в ту пору установленные на
Пятьдесят третьей авеню панели и предоставили бОльшую часть фактов по делу
Эвана Рэддола.
Фактов, на основании которых Харпур приговорил его к электрическому
стулу.
Реальные обстоятельства несколько отличались от классической схемы,
обсосанной бульварными листками, но все же были достаточно яркими, чтобы
возбудить интерес общественности. Рэддол был единственным подозреваемым,
но улики против него носили по преимуществу косвенный характер. Тела
обнаружили только на следующее утро - Рэддол мог спокойно вернуться домой,
смыть все следы и выспаться. Когда его арестовали, он был спокоен, бодр и
собран, а экспертиза оказалась бессильна что-либо доказать.
Улики против Рэддола заключались в том, что его видели в
соответствующее время подходящим к детской площадке, в соответствующее
время уходящим оттуда и что синяки и царапины вполне могли быть получены в
процессе совершения преступления. К тому же в промежуток между полуночью и
половиной десятого утра, когда его забрали, он "потерял" синтетическую
куртку, которую носил накануне вечером. Куртку так и не нашли.
Удалившимся на совещание присяжным понадобилось меньше часа, чтобы
прийти к решению о виновности. Однако в последующей апелляции защита
заявила, что на вердикт повлиял факт регистрации преступления медленным
стеклом в окне Эмиля Беннета. Требуя пересмотра дела, адвокат убеждал, что
присяжные пренебрегли "естественным сомнением", полагая, будто судья
Харпур не прибегнет к более суровой мере, чем пожизненное заключение.
Но, по мнению Харпура, закон не оставлял места для выжидания,
особенно в случае убийства с отягчающими обстоятельствами. В должное время
Рэддол был приговорен к казни.
Суровая, пронизанная убежденностью речь Харпура и заслужила ему
прозвище Железного Судьи. Судебный приговор, считал он, всегда был и
должен оставаться священным. Не подобает Закону униженно склоняться перед
куском стекла. В случае введения в судебную практику "меры выжидания",
говорил он, преступники просто не будут выходить из дома без
пятидесятилетнего ретардита.
Спустя два года неповоротливые жернова правосудия сдвинулись с места,
и Верховный суд утвердил решение Харпура. Приговор был приведен в
исполнение. То же самое, только в неизмеримо меньших масштабах, часто
происходило в спорте, и единственным возможным, единственным реальным
выходом было положение "арбитр всегда прав" - что бы ни показали камеры
или медленное стекло.
Несмотря на утверждение приговора, а может быть, именно поэтому
пресса так и не подобрела к Харпуру. Он умышленно не обращал внимания на
то, что о нем говорили и писали. Все эти пять лет его поддерживала
уверенность в правильности принятого решения. Сейчас ему предстояло
узнать, было ли оно таковым.
Хотя момент истины уже пять лет маячил на горизонте, с трудом
верилось, что через считанные минуты все выяснится. Эта мысль вызвала в
груди щемящую боль, и Харпур на миг остановился, чтобы перевести дыхание.
В конце концов, какая разница? Не он создает законы - откуда это чувство
личной причастности?
Ответ пришел быстро.
Судья не может быть равнодушным, потому что является частью закона.
Именно он, а не некое абстрактное воплощение правосудия вынес приговор
Эвану Рэддолу - и потому остался работать вопреки советам врачей. Если
совершена ошибка, он не имеет права уйти в кусты. Ему держать ответ.
Новое понимание, как ни странно, успокоило Харпура. Он заметил, что
улицы необычно оживлены для позднего вечера. Центр был буквально забит
иногородними машинами, а тротуары переполнены пешеходами, причем, судя по
тому, как они глазели по сторонам, - не местными жителями. В густом
воздухе плыл запах жарящихся бифштексов.
Харпур удивлялся такому столпотворению, пока не обратил внимание, что
людской поток движется к полицейскому управлению. Люди не изменились с тех
пор, как их притягивали арены, гильотины и виселицы. И пускай не на что
смотреть - зато они рядом с местом происшествия, и одного этого
достаточно, чтобы насладиться извечной радостью продолжающейся жизни в то
время, как кто-то только что свел с ней счеты. Опоздание на пять лет
значения не имело.
Даже сам Харпур, захоти он того, не смог бы попасть в подвальное
помещение. Там стояли только записывающая аппаратура и шесть кресел с
шестью парами специальных биноклей - для правительственных наблюдателей.
Харпур не рвался увидеть преступление собственными глазами. Ему нужно
было только узнать результат - а потом долго-долго отдыхать. Мелькнула
мысль, что он ведет себя совершенно неразумно - вылазка к полицейскому
управлению требовала большого напряжения и таила для него смертельную
опасность, - и все же он не мог поступить иначе. "Я виновен, - внезапно
подумал Харпур, - виновен, как..."
Он вышел на площадь, где находилось здание управления, и стал
пробиваться сквозь изматывающую толчею. Вскоре впитавшая пот одежда так
сковала движения, что он едва отрывал ноги от земли. И в какой-то момент
этого долгого путешествия возник крадущийся по пятам скорбный друг с
раскаленной добела иглой.
Добравшись до нестройных рядов автомобилей прессы, Харпур понял, что
пришел слишком рано - оставалось по меньшей мере полчаса. Он повернулся и
начал двигаться к противоположной стороне площади, когда его настигла
боль. Один точный укол, и Харпур пошатнулся, судорожно хватаясь за воздух.
- Что за!.. Поосторожней, дедуля!
Зычный голос принадлежал верзиле в светло-голубом комбинезоне,
смотревшему тривизионную передачу. Пытаясь удержаться на ногах, Харпур
сорвал с него очки-приемники. В стеклах, словно зарево далеких костров,
полыхнули крошечные картинки, из наушника выплеснулась музыка.
- Простите, - выдавил Харпур. - Я споткнулся. Простите.
- Ничего... Эй! Вы случайно не судья...
Здоровяк возбужденно потянул за локоть свою спутницу, и Харпур
рванулся вперед. "Меня не должны узнать", - панически пронеслось в голове.
Он зарывался в толпу, теряя направление, но через несколько шагов игла
вновь настигла его, вошла до самого конца. Площадь угрожающе накренилась,
и Харпур застонал. "Не здесь, - взмолился он, - не здесь. Пожалуйста".
Каким-то чудом он сумел удержаться на ногах и продолжал идти. Прямо
под боком, и одновременно бесконечно далеко, звонко и беспечно рассмеялась
невидимая женщина. На краю площади боль вернулась еще более решительно -
один укол, второй, третий. Харпур закричал, ощутив, как сжимается в спазме
сердце.
Он начал оседать и тут почувствовал, как его подхватили крепкие руки.
Харпур поднял глаза на смуглого юношу. Красивое, озабоченное лицо,
видневшееся сквозь красноватую пелену, казалось странно знакомым. Харпур
силился заговорить.
- Ты... ты - Эван Рэддол?
Темные брови удивленно нахмурились.
- Рэддол? Нет. Никогда не слыхал. Пожалуй, надо вызвать скорую
помощь.
Харпур сосредоточенно думал.
- Верно. Ты не можешь быть Рэддолом. Я убил его пять лет назад. -
Затем громче: - Но если ты не слыхал о Рэддоле, что тебе здесь делать?
- Я возвращался из кегельбана и увидел толпу.
Юноша стал выводить Харпура из толчеи, одной рукой поддерживая его, а
второй разводя прижатые друг к другу тела. Харпур пытался помочь, но
чувствовал, как бессильно волочатся по асфальту ноги.
- Ты живешь в Холте?
Парень кивнул.
- Знаешь, кто я такой?
- Я знаю только, что вам нужно быстрее в больницу. Позвоню в "скорую"
из магазина.
Харпур смутно осознал, что в сказанном таится какой-то тайный смысл,
но не имел времени об этом думать.
- Послушай, - произнес он, заставив себя на миг встать на ноги. -
Обойдемся без "скорой". Я приду в себя, если доберусь домой. Поможешь мне
взять такси?
Парень нерешительно пожал плечами.
- Дело ваше...
Харпур осторожно отпер дверь и ступил в дружелюбный полумрак большого
старого дома. За время поездки из города влажная от пота одежда стала
липко-холодной, и Харпура била дрожь.
Включив свет, он сел возле телефона и посмотрел на часы. Почти
полночь - значит, уже не существует никакой тайны, ни малейшего сомнения в
том, что же произошло пять лет назад на детской площадке. Он снял трубку и
тут услышал, как ходит наверху жена. Харпур мог набрать любой из
нескольких номеров и выяснить, что показало медленное стекло, но
обращаться в полицию или муниципалитет было выше его сил. Он позвонит Сэму
Макнамаре.
Конечно, официально охране еще ничего не сообщали, но Сэм наверняка
уже все знает. Харпур попытался набрать номер дежурной комнаты, но пальцы
не слушались, сгибались от ударов по кнопкам, и он сдался.
По лестнице сошла в халате Ева Харпур и с тревогой подошла к мужу.
- Кеннет! - Ее рука поднялась ко рту. - Что ты наделал?! Ты
выглядишь... Я немедленно вызову доктора Шермена.
Харпур слабо улыбнулся. "Я много улыбаюсь в последнее время, - не к
месту подумал он. - Как правило, это единственное, что остается старику".
- Лучше свари мне кофе и помоги лечь в постель. Но прежде всего -
набери-ка номер на этом чертовом телефоне.
Ева протестующе открыла рот, но их взгляды встретились, и она
промолчала.
Когда Сэм подошел, Харпур произнес ровным голосом:
- Привет, Сэм. Судья Харпур. Ну, потеха закончилась?
- Да, сэр. Потом устроили пресс-конференцию, но все уже разошлись.
Вы, должно быть, слышали новости по радио.
- Между прочим, не слышал, Сэм. Я... я недавно пришел. Вот решил
перед сном поинтересоваться у кого-нибудь и вспомнил твой номер.
Сэм нерешительно засмеялся.
- Ну что же, личность установлена точно. Это действительно Рэддол -
да, впрочем, вы-то знали все с самого начала.
- Знал, Сэм. - Харпур почувствовал, как глаза наполняются горячими
слезами.
- И все равно, наверное, камень с души, господин судья.
Харпур устало кивнул, но в трубку сказал:
- Естественно, я рад, что ошибки не было, но судьи не создают
законов, Сэм. Они даже не решают, кто виновен, а кто нет. Что касается
меня, наличие необычного стеклышка не имело ровно никакого значения.
Эти слова были достойны Железного Судьи.
На линии долго стояла тишина, а потом Сэм продолжил, и в голосе его
звучало чуть ли не отчаяние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16