- Им пришлось убрать с нашего пути два запланированных грузовых
рейса...
- Не волнуйтесь, Лу, я улажу.
Какая-то трезвая часть сознания подсказывала Гарроду, что он допустил
серьезное нарушение, которое вряд ли сойдет с рук даже человеку его
положения, но он был просто не в состоянии думать об этом. "Так вот,
значит, на что это похоже... - лихорадочно билась мысль, пока Гаррод
торопился навстречу едущей к нему от группы низких песочного цвета
строений армейской машине. - Если так, то раньше мне было лучше..."
Подполковник Крис Зитрон оказался моложавым человеком с продолговатым
лицом, узловатыми пальцами и манерой говорить горячо. Без всяких
вступлений он сразу принялся рассказывать о работе над применением
медленного стекла и углубился в детали систем двойных изображений - одно,
проходящее через обычное стекло, другое - через ретардит с малым периодом
задержки - для компьютеров, определяющих скорость движущейся цели, систем
наведения ракет класса "воздух - земля" и систем слежения за рельефом
местности для скоростных низколетящих самолетов. Гаррод краем уха
прислушивался к потоку слов, время от времени задавая какой-нибудь вопрос,
чтобы показать свое внимание, а сам вглядывался в сотрудников. Всякий раз,
когда он замечал темноволосых девушек, им на миг овладевала паника,
которая тут же сменялась разочарованием. Казалось невероятным, что
девушку, облик которой запечатлелся в его памяти как нечто неповторимое,
могут напоминать довольно многие.
- Не понимаю, как Джон Маннхейм следит за всеми направлениями работ,
- заметил Гаррод во время одной из нечастых передышек Зитрона. - Здесь в
исследовательском центре работают его люди?
- Нет. Служба полковника расположена в административном корпусе. Вон
там. - Зитрон указал на двухэтажное здание, окна которого в лучах
вечернего солнца отливали медью. Из центрального входа изливался поток
мужчин и женщин. Подобно панцирям жуков, поблескивали выезжающие со
стоянки машины.
- До которого часа вы работаете? Надеюсь, я вас не задерживаю?
Зитрон рассмеялся.
- Я обычно сижу до тех пор, пока жена не начинает рассылать поисковые
партии, но большинство подразделений заканчивают в пять пятнадцать.
Гаррод взглянул на часы. Пять пятнадцать.
- Знаете, меня все больше интересует влияние четкого
администрирования на общую эффективность научных работ. Не возражаете,
если мы пройдем туда?
- Что ж, пожалуйста, - с некоторым удивлением ответил Зитрон и пошел
к выходу из лаборатории. Гаррод едва не побежал, увидев у подъезда
главного корпуса черноволосую девушку в костюме молочного цвета. Неужели
Джейн Уэйсон? Невольно он вырвался вперед.
- Постойте, мистер Гаррод! - неожиданно воскликнул Зитрон. - Что же
это я?!
- Простите?
- Чуть не забыл показать вам самое интересное. Зайдите на секунду
сюда. - Зитрон приглашающе открыл дверь в длинное сборное здание.
Гаррод кинул взгляд на административный корпус. Девушка была уже на
стоянке, над машинами виднелась только темная голова.
- Боюсь, что меня начинает поджимать...
- Вы это оцените, мистер Гаррод. Здесь мы используем самые
фундаментальные принципы.
Зитрон взял Гаррода под руку и ввел в здание, которое оказалось
скорее просто четырьмя стенами, накрытыми стеклянной крышей. Вместо пола -
трава и редкий кустарник; у противоположного конца виднелись бутафорские
булыжники. Здание было пустым, но Гарроду стало не по себе, словно за ним
наблюдали.
- Теперь смотрите, - сказал Зитрон. - Не спускайте с меня глаз.
Он поспешил прочь и исчез в кустарнике. В прогретом душном помещении
наступила тишина, только с улицы едва доносилось хлопанье автомобильных
дверей. Прошла минута. Зитрон не появлялся, в висках Гаррода нетерпеливо
запульсировала кровь. Он полуобернулся к выходу и застыл, услышав
поблизости в траве какой-то шорох. Неожиданно в нескольких шагах от него
буквально из воздуха возник Зитрон с торжествующей улыбкой на лице.
- Это была демонстрация ТСП - технически скрытого приближения, -
объявил он. - Ну, что вы думаете?
- Великолепно. - Гаррод открыл входную дверь. - Очень эффектно.
- В экспериментах мы используем ретардитные панели с малым периодом
задержки - сейчас увидите, как я к вам подкрадываюсь.
Теперь по отдельным бликам отраженного света Гаррод угадывал
установленные в траве пластины из медленного стекла. Двойник Зитрона
неестественно тихо перебегал зигзагами, пока не исчез в ближайшей панели.
- Разумеется, - продолжал подполковник, - в реальных условиях мы
намерены применять стекло с бОльшим замедлением, чтобы дать пехоте время
на установку ТСП-экрана. Сейчас мы стремимся определить оптимальный срок
задержки - сделай его слишком малым, и люди не успеют сосредоточиться,
чересчур большим - и у наблюдателя будет больше шансов заметить
несоответствия в освещенности и в углах падения теней. Предстоит решить
проблему выбора кривизны панелей с целью сведения на нет бликов...
- Прошу прощения, - перебил Гаррод. - Я, кажется, увидел знакомого.
Он зашагал к стоянке у административного корпуса быстро и решительно,
чтобы отбить у Зитрона охоту следовать за ним. Девушка в костюме молочного
цвета смотрела в его сторону. Она была стройной, черноволосой и - по мере
того как расстояние сокращалось - на ее губах стало заметно серебристое
поблескивание. У Гаррода перехватило дыхание, когда он убедился, что перед
ним Джейн Уэйсон.
- Привет! - бросил он как можно более непринужденно и весело. - Вы
меня помните?
- Мистер Гаррод? - неуверенно произнесла девушка.
- Я приехал сюда по делу, и вдруг увидел вас... Послушайте, я был
очень дерзок, когда мы говорили вчера по видеофону, и просто хочу
извиниться. Обычно я не...
Речь внезапно отказала ему. Гаррод почувствовал себя уязвимым и
беспомощным, и тут увидел, как по ее щекам разлилась краска, и понял, что
ему удалось установить контакт, недостижимый никакими словами.
- Все хорошо, - тихо произнесла она. - Право, не стоило...
- Стоило.
Он смотрел на нее с благодарностью, будто впитывая самый ее облик,
когда к тротуару подъехал светло-голубой "понтиак". Сидевший за рулем
невозмутимого вида лейтенант в очках с золотой оправой еще загодя опустил
боковое стекло.
- Быстрей, Джейн, - бросил он. - Мы опаздываем.
Распахнулась дверца, и Джейн в замешательстве села в машину. Ее губы
беззвучно шевельнулись. Когда "понтиак" рванул с места, она смотрела на
Гаррода, и тому показалось, что в глазах ее сожаление, грусть. Или просто
неловкость за внезапно прерванный разговор?
Бормоча проклятия, Гаррод зашагал к подполковнику Зитрону.

ОТСВЕТ ВТОРОЙ. БРЕМЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Харпур вглядывался в заливаемые водой стекла. Стоянки вблизи
полицейского управления не было, и здание казалось отделенным милями
покрытого лужами асфальта и сплошной завесой дождя. Темное небо набухло и
грузно провисало между окружавшими площадь домами.
Неожиданно почувствовав свои годы, Харпур долго смотрел на здание
полицейского управления и захлебывающиеся водосточные решетки, потом вылез
из машины и с трудом разогнулся. Не верилось, что в подвальном помещении
западного крыла сияет теплое солнце. Но он это знал точно, потому что
перед выходом из дому специально позвонил.
- Внизу сегодня отличная погода, господин судья, - сказал охранник с
уважительной непринужденностью, сложившейся за долгие годы. - На улице,
конечно, не очень приятно, но там здорово.
- Репортеры не появлялись?
- Да кое-кто... Вы приедете, господин судья?
- Пожалуй, - ответил Харпур. - Займи для меня местечко, Сэм.
- Обязательно, сэр!
Харпур зашагал быстро, как только мог себе позволить, засунув руки в
карманы и ощущая тыльной стороной кисти холодные струйки дождя. При каждом
движении пальцев подкладка прилипала к коже. Поднимаясь по ступеням к
главному входу, Харпур почувствовал предостерегающее трепетанье в левой
стороне груди - он слишком спешит, слишком нажимает.
Дежурный у входа молодцевато отдал честь.
Харпур кивнул.
- Прямо не верится, что сейчас июнь, правда, Бен?
- Да, сэр. Но внизу, я слышал, очень хорошо.
Харпур приветливо махнул рукой и шел уже по коридору, когда его
захлестнула боль. Жгучая, пронзительная боль. Словно кто-то тщательно
выбрал стерильную иглу, насадил ее на антисептическую рукоятку, раскалил
добела и с милосердной быстротой вонзил в бок. Он застыл на миг и
прислонился к кафельной стене, пытаясь скрыть слабость; на лбу выступила
испарина. "Я не могу сдаться сейчас, - подумал он, - когда осталось всего
несколько недель... Но если это конец?"
Харпур боролся с паникой, пока боль немного не отпустила. Он
облегченно вздохнул и снова пошел по коридору, сознавая, что враг затаился
и выжидает. К солнечному свету удалось выйти без нового приступа.
Сэм Макнамара, охранник у внутренней двери, по обыкновению расплылся
было в улыбке, но, увидев напряженное лицо судьи, быстро провел его в
комнату. Между Харпуром и этим дюжим ирландцем, единственным желанием
которого было кружка за кружкой поглощать кофе, установилась прочная
симпатия, странным образом согревающая душу старого судьи. Макнамара
поставил у стены складной стул и придержал его, пока Харпур садился.
- Спасибо, Сэм, - произнес судья, оглядывая собравшуюся толпу. Никто
не заметил его прихода; все смотрели в сторону солнечного света.
Запах влажной одежды репортеров казался совершенно неуместным в
пыльном подвале. В этом, самом старом, корпусе полицейского управления еще
пять лет назад хранились ненужные архивы. С тех пор все это время, кроме
дней, когда допускались представители печати, голые бетонные стены вмещали
лишь записывающую аппаратуру, двух смертельно скучающих охранников и раму
со стеклянной панелью.
Стекло имело особое свойство - свет через него шел много лет. Такими
стеклами люди пользовались, чтобы запечатлять для своих квартир виды
особой красоты.
По мнению Харпура, картина, которую он видел, как в окне, особой
красотой не блистала: довольно живописный залив где-то на Атлантическом
побережье, но вода была буквально забита лодками, а сбоку нелепо
громоздилась, крича яркими красками, станция техобслуживания. Тонкий
ценитель пейзажных окон, не раздумывая, разбил бы панель булыжником, но
владелец, Эмиль Беннет, привез ее в город - потому что именно этот вид
открывался из дома его детства. Панель, объяснял он, освобождала его от
необходимости совершать двухсотмильную поездку в случае приступа
ностальгии.
Стекло было толщиной в пять лет, то есть пять лет пришлось ему
простоять в доме родителей Беннета, прежде чем первый лучик света вышел с
обратной стороны панели. И естественно, спустя пять лет, уже в городе, в
стекле открывалась все та же панорама, хотя сама панель была конфискована
у Беннета полицией, выказавшей глубочайшее безразличие к его отчему дому.
Она безошибочно покажет все, что видела, - но только в свое время.
Тяжело сгорбившемуся на стуле Харпуру казалось, что он сидит в кино.
Свет в помещении исходил от стеклянного прямоугольника, а беспокойно
ерзающие репортеры располагались рядами, будто зрители. Их присутствие
отвлекало Харпура, мешало с обычной легкостью погрузиться в воспоминания.
Беспокойные воды залива бросали в комнату солнечные блики,
взад-вперед сновали прогулочные лодки, беззвучно въезжали на станцию
техобслуживания случайные автомобили. Через сад на переднем плане прошла
симпатичная девушка в коротком платьице по моде пятилетней давности, и
Харпур заметил, как некоторые журналисты сделали пометки в блокнотах.
Один из наиболее любопытных встал с места и обошел стекло, чтобы
заглянуть с другой стороны, но вернулся разочарованный. Харпур знал, что
сзади панель закрыта металлическим листом. Как определили власти,
выставление напоказ того, что происходило в доме, являлось бы вторжением в
личную жизнь старших Беннетов.
Бесконечно долго тянулись минуты, и разомлевшие от духоты репортеры
стали громко зевать. Откуда-то из первых рядов доносились монотонный храп
и тихое поругивание. Курить вблизи контрольной аппаратуры, от имени штата
жадно фиксировавшей изображение, было запрещено, и в коридор с сигаретами
потянулись группки из трех-четырех человек. Харпур услышал сетования на
долгое ожидание и улыбнулся - он ждал пять лет. А иногда казалось, что
даже больше.
Этого дня, седьмого июня, вместе с ним ждала вся страна. Но точно
время не мог назвать никто. Дело в том, что Эмиль Беннет так и не сумел
припомнить, когда именно в то жаркое воскресенье приехал он в дом
родителей за своим медленным стеклом. Следствию пришлось довольствоваться
весьма расплывчатым "около трех пополудни".
Один из репортеров - модно одетый, светловолосый и невероятно молодой
- наконец заметил сидящего у двери Харпура и подошел.
- Прошу прощения, сэр. Вы не судья Харпур?
Харпур кивнул. Глаза юноши на миг расширились, когда он осознал
важность присутствия судьи для готовящегося в печать материала.
- Если не ошибаюсь, вы вели слушание дела... Рэддола?
Он собирался сказать "дела Стеклянного Глаза", но вовремя
спохватился.
Харпур снова кивнул.
- Верно. Но я больше не даю интервью. Простите.
- Да, сэр, конечно. Понимаю.
Репортер быстрой пружинистой походкой вышел в коридор. Харпур
догадался, что молодой человек только что определил для себя, как подать
материал. Он и сам мог бы написать этот текст:
"Судья Кеннет Харпур - тот, кто пять лет назад вел спорное
"дело Стеклянного Глаза" по обвинению Эвана Рэддола, двадцати
одного года, в убийстве, - сегодня сидел на стуле в одном из
подвальных помещений полицейского управления. Этому сейчас уже
старому человеку нечего сказать. Железный Судья ждет, наблюдает,
терзается..."
Харпур криво улыбнулся. Он давно перестал испытывать горечь от
газетных наскоков и отказывался разговаривать с журналистами только
потому, что к этому эпизоду в своей жизни ему не хотелось возвращаться.
Харпур достиг того возраста, когда человек отбрасывает все
малозначительное и сосредоточивает силы на главном. Через каких-нибудь две
недели он будет волен греться на солнышке, любоваться игрой оттенков
морской воды и засекать время между появлением первой вечерней звезды и
второй. Если разрешит врач, он не откажется от капельки доброго виски, а
не разрешит - все равно не откажется. Будет читать, а может, и сам напишет
книгу...
Как оказалось, Эмиль Беннет определил время довольно точно.
В восемь минут четвертого Харпур и ждущие репортеры увидели
приближающегося с отверткой в руке Беннета. На его лице была смущенная
улыбка, как у многих из тех, кто попадал в поле зрения ретардита.
Некоторое время он возился с креплением, потом небо вдруг безумно
накренилось - стекло выбрали из рамы. Через секунду на изображение легло
коричневое армейское одеяло, и комната погрузилась во тьму.
Контрольная аппаратура защелкала, но тихие звуки заглушил гомон
спешащих к телефонам газетчиков. Харпур поднялся и медленно вышел вслед за
ними. Теперь можно было не спешить. Завернутое в одеяло стекло два дня
пролежит в багажнике машины, прежде чем Беннет соберется вмонтировать его
в оконную раму своей городской квартиры. И еще две недели оно будет
показывать повседневные события, которые происходили пять лет назад на
детской площадке во дворе дома Беннета.
Эти события не представляли ровно никакого интереса. Но в ночь на
двадцать первое июня на площадке была изнасилована и убита двадцатилетняя
машинистка Джоан Кэлдеризи. Также был убит ее приятель, автомеханик Эдвард
Джером Хэтти, двадцати трех лет, видимо, пытавшийся защитить девушку.
Убийца не знал, что за этим двойным преступлением наблюдает
свидетель. И теперь этот свидетель готовился дать точные и неопровержимые
показания.

Предусмотреть проблему было нетрудно.
С тех пор как в нескольких фешенебельных магазинах появилось
медленное стекло, люди задумывались:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16