Даже при высоком уровне воды большую часть расстояния можно будет
покрыть вброд.
Я сказала, что лучше образовать три пары, чем отправить всех шестерых
поодиночке, но Мария авторитетно заявила, что даже вдвоем у нас очень мало
шансов выстоять против одного вооруженного плати, не больше, чем у одного
- в обоих случаях единственным способом убить его была только хитрость. То
есть, убийство. Я дала ей понять, что неспособна на это, но она только
кивнула. Вероятно, она подумала, что еще несколько дней назад могла бы
сказать то же самое и о себе.
Мы передохнули на плато несколько минут, чтобы оглядеть местность, и
Мария показала направления, куда должен был отправиться каждый из нас,
если мы примем ее предложение. Херб и Дерек должны были взять самые прямые
маршруты, более или менее в северном направлении, почти параллельно друг
другу, но взаимопересекающиеся, чтобы запутать следы. Габ, самый быстрый
из нас, должен был обойти гору, а потом по широкой дуге отправиться на
север. Сама она намеревалась проделать половину пути точно в
северо-восточном направлении, а потом повернуть, а Мартин должен был
сделать то же самое, но с другой стороны. Я должна была держать путь на
запад, прямо к реке, затем вниз по ней - вброд и по берегу. Мы все должны
будем "оставить запах" в тех местах, где наш маршрут больше всего
отклонялся от северного направления.
Компас - это было бы прекрасно. Ночью у нас не будет трудностей, если
небо снова не закроется облаками, но днем мы вынуждены будем прокладывать
свой путь сквозь высокую траву лишь по чутью. Я была рада, что получила
самый простой маршрут.
Но он оказался не таким простым, как представлялся. Три пузыря с
водой были отданы, конечно, тем, кому придется больше всех удалиться от
реки, а это значило, что добрую половину пути мне придется обходиться без
воды. Разумеется, если я не заблужусь.
Мы расстались и разошлись по шести направлениям.

МАРИЯ
Где я? Идя сюда, мы обошли кратерное озеро без особых затруднений, но
спуск к берегу был более трудным, чем мне казалось раньше. Он был не
особенно крутым, но густые заросли кустарника и вьющихся растений не
давали никакого прохода. Через два дня мы добрались до берега, все в
шрамах и ссадинах. Хорошо, что хоть не встретили крупных хищников.
Между тем я ощущала самую горячую симпатию к тому меньшинству лентяев
в Комитете Планирования, которые добивались, чтобы мы отбросили чрезмерную
осторожность и не располагали базу так далеко от острова плати. Они
предлагали устроить ее на острове, отделенном от нашей цели всего лишь
восьмьюдесятью километрами мелководного озера. Я же, напротив, в согласии
с большинством, предложила северный континент; частью из-за моей дурацкой
тяги к приключениям.
То, что теперь нам открылось, было цепью из шести маленьких островков
и множества песчаных отмелей в состоящем из луж море, которое было едва ли
где глубже метра. Мы знали по сообщениям Гарсии, что лодка здесь
бесполезна, поэтому смастерили из прутьев и веток плот, чтобы
транспортировать оружие и продовольствие, наполнили водой пузыри и
захлюпали по воде на юг.
Это было очень утомительно. Песок под нашими ногами был твердым, но
идти по мелководью было тяжело - к лодыжкам будто подвесили груз. Несмотря
на это, мы ходко продвигались вперед; единственный остров, о котором точно
было известно, что там есть питьевая вода, был примерно в сорока
километрах к югу.
В первый день мы преодолели добрых двадцать пять километров и
выволокли наши усталые кости на остров, который действительно был покрыт
деревьями. Маркус и Габ занялись поисками воды, но ничего не нашли;
остальные тем временем собирали топливо для костра или пытались без
особого увлечения рыбачить. Нэнси наколола страшного вида штуку, но никто
- в том числе и она сама - не проявил желания взять ее в руки; больше
никто ничего не поймал.
Сьюзен и Бренда потом все же добыли две блюдоподобные рыбины, которые
оказались столь предупредительными, что лопнули при жарке. На вкус они
напоминали улиток под соусом.
Устраиваясь на ночь, мы увидели нашего первого плати. Самку. Она
молча подошла к костру, как будто встретить дюжину существ с другой
планеты было самым обычным делом на свете. Она была молода, лишь немного
выше меня (между тем нам, конечно, было ясно, что она находилась в Великом
Путешествии на север). Когда я встала и сказала на женском наречии: - Наш
привет тебе, сестра, - она вскрикнула и убежала. Мы еще некоторое время
слышали плеск воды под ее ногами.
Следующий день был труднее, хотя нам не нужно было идти так далеко.
Какой-то геологический гремлин нарыл поперек нашего пути канав; формация,
о которой экспедиция Гарсии ничего не сообщала; и нам много раз
приходилось преодолевать вплавь по двести метров, прежде чем опять
появлялась возможность идти вброд. (Слава богам, что они создали Габа,
который в поисках твердого дна был готов плыть до горизонта, и Маркуса,
который так хорошо плавал, что мог пользоваться только одной рукой, а
второй тянуть за собой плот.)
Стемнело раньше, чем мы добрались до острова с питьевой водой, а одна
неплановая волна загасила наши тлевшие угли. Мы замерзли и были совершенно
не в духе, но с такой иссушенной соленой водой кожей, что плясали как
сумасшедшие, пока лихорадочно искали артезианский источник, который должен
был находиться здесь согласно записям Гарсии. Наконец, Иоанна нашла его;
бросилась в него с головой и, кашляя и хохоча, нырнула снова. Мы все
попадали в воду и досыта напились.
В моем случае облегчение от нужды преобладало над облегчением во рту,
в горле и желудке. На закате солнца я присела на корточки на мелководье и
выдавила из себя темную от крови мочу. Это привело меня в ужас. Но свежая
вода заметно ее осветлила.
Следующие два дня прыжков от острова к острову не готовили для нас
неожиданностей, кроме приятной, так как мы нашли еще один источник воды.
Мы так и не смогли больше раздобыть достаточно сухого дерева, чтобы добыть
огонь, но в ту ночь было не так уж холодно.
К вечеру второго дня мы забрели в трясину на северной оконечности
острова плати. Доминирующей формой жизни здесь был вид змей с
желчно-желтыми пятнами, неуклюже уплывавшими при нашем приближении. У нас
кончились припасы, но мы не стали на них охотиться.
Перед самым наступлением ночи болото уступило место довольно влажному
лугу; но мы нашли сухие дрова в виде отмерших веток и разожгли огонь,
потом накопали клубней, которые экипаж Гарсии описывал как съедобные, и
поджарили их. А потом, несмотря на шумы в темноте, попытались уснуть.
При первом свете дня мы быстро замаршировали вперед, зная, что
примерно через тридцать километров лес уступит место широким лугам.
Переход леса в вельд был резким. Мы были так рады покинуть мрак
деревьев - странно, что в теперешнем положении у меня прямо
противоположные чувства. Я кажусь себе беззащитной и спешу в густые
заросли, обещающие безопасность, и в укрытие тесно стоящих стволов могучих
деревьев. Я чувствую себя такой беззащитной, такой уязвимой. Возможно, я
не найду никакой воды, пока не доберусь туда. Я на некоторое время отключу
этот зуб и попытаюсь не кричать.

Ну, хорошо. Смотрим дальше. По дороге к плати мы два дня шли по лугу.
Пищи было достаточно; замри похожи на наших кроликов, только медлительнее.
По неясной причине они очень любят собираться вокруг кустов экиврели -
колючее, дурно пахнущее растение - и все, что нам нужно было сделать,
чтобы собрать в мешок побольше экземпляров - это образовать вокруг куста
редкое кольцо, и постепенно сужать его и убивать животных дубинками, когда
они пытаются убежать. Я была бы счастлива, будь у меня сейчас замри. У них
такая сладкая кровь.
У плати есть песня:
Сим гарлиш а сим гарлиш фарла тоб-!ка
Соо пан ду майрли гарлиш езда тоб-!ка
Ое вайрли тем се гарлиш низга мер-!ка
Гарлиш. !ка. Тем се гарлиш. !ка
В переводе на мой язык это звучит не очень хорошо:
Sacar sangre y sacar sangre para vivir-si
En sangre damos muerte y sacamos vida-si
Alabamos la sangre de vida que Usted nos da-si
Sangre-si-sangre de vida si.
Херб, лингвист, подготовил более точный перевод:
"Возьми кровь и возьми кровь для жизни - да
В крови мы даем смерть и берем жизнь - да
Мы уважаем кровь жизни, что даешь нам ты - да
Кровь - да - кровь жизни - да!"
Но вообще-то точного перевода не может быть. Кроме как в любви к
сладкой крови.
Я стала совсем, как они. Мой человеческий инстинкт подсказывает мне
убегать или, если я не смогу больше бежать - прятаться. Но во мне и
сильное чувство плати, которое говорит: "Оставайся на поляне и зови их к
себе... Пусть они пройдут над тобой... Отдайся смерти в ужасном экстазе
разрываемого мяса и ломающихся костей... Пусть они высосут твои мягкие
кишки, чтобы ты могла жить в них..."
О, Боже! Нужно кончать. Вы примете меня за сумасшедшую. Может быть, я
доберусь до места встречи. Ну почему же нет дождя?

ГАБРИЭЛЬ
Сидя у воды и успокаиваясь, я включил свой зуб. Мария хочет, чтобы мы
записывали как можно больше, если вдруг что-то случится. Но только если
что-то случится.
Зачем я, черт побери, вызвался в эту экспедицию? Я же хотел покончить
с ксенологией и учиться хозяйствованию. А потом в университетский городок
пришли они, чтобы вербовать людей; и с ними были все эти экзотические
женщины. Они не отличались от женщин из любых других мест - какая
неожиданность. Только она была исключением. Она действительно неземная.
Слушай как следует, мой зуб: я желаю ее. Это какая-то мистерия. Возможно,
я наберусь храбрости обратиться к ней с этим, если нам удастся выпутаться
из живыми. Я ее промеряю, так сказать, заинтересую собой, так сказать,
чтобы посмотреть, что за вывеской.
И как в такой ситуации я еще могу думать о сексе? С женщиной, что
вдвое старше меня. Если кто-нибудь из будущей экспедиции найдет этот зуб в
куче окаменевшего дерьма плати, пусть простит меня за это отступление.
Если же я выживу и у меня этот зуб вытащат и прокрутят запись, я не думаю,
что это серьезно повредит моей репутации ученого. А если это все же
случится, я начну писать стихи и буду работать секретарем в экспортной
фирме моего отца.
Я обежал вокруг горы. Однажды я свалился и проспал... даже не знаю,
сколько я проспал. Потом я поднялся и побежал к реке. Слишком много воды я
выпил. Теперь вот сижу с полным брюхом и не в силах двигаться. Найди меня
сейчас плати, я был бы для него легкой добычей.
Я действительно уже начинал любить их, а они повернулись против нас.
Они казались такими ленивыми и мирными, пока не начало холодать. И тогда
они вдруг будто превратились в другую форму жизни. После этого уже не было
большой неожиданностью, когда они изменились снова. Или что они способны
на такую дикость. Мы были убаюканы их кротостью и дружелюбностью меж собой
и к нам; нас околдовало нежное, загадочное обаяние их танцев, музыки и
скульптур. Нам следовало быть осторожнее; надо было учесть два другие
изменения: превращение за одну ночь в исключительно сексуально
ориентированные существа и медленное развитие тупоумных первобытных в
одаренных художников, как только начал падать снег.
Изменение после первого снегопада, покрывшего землю почти
полуметровым слоем, было огромным. Плати неожиданно начали петь и
смеяться. Они скатили свои маффа, стащили их в пещеру и начали играть в
снежки - по крайней мере, это выглядело игрой, так беззаботно и по-детски
они занимались этим. Но на самом деле они строили из снега город.
Все здания - лакулы - были однообразными куполами, построенными из
ледяных блоков. Мария назвала их иглу по их подобию обычной форме строений
у некоторых примитивных племен на Земле; это название за ними и
закрепилось. Даже некоторые плати использовали его.
Они построили двадцать девять куполов, расположив их по кругу и
соединив друг с другом туннелями, когда снежный покров стал выше. Площадь
внутри круга очищалась; свежий снег всегда немедленно отгребался в
пространство между куполами. Результатом стал высокий круговой вал,
защищавший от ветра. Позднее мы на собственном опыте узнали, что он был
пригоден и для того, чтобы держать внутри людей.
Большую часть времени внутри круга поддерживался огонь, служивший
центром их дневной активности. Они проводили время в музыке, танцах,
катаниях, спортивных состязаниях, а также рассказывали истории (что
касается этих историй, то тут речь идет об обучении посредством
фантастически украшенных историй, насыщенных моральными примерами.)
Температура давно уже даже при наивысшем подъеме солнца едва ли
превышала точку замерзания; но плати самым настоящим образом расцвели в
эти холода. Они часами сидели на льду, одетые только в кильты, и смотрели
выступления. На нас были рукавицы и сапоги, куртки и шапки. Плати же
одевали дополнительную одежду, если только выходили ночью (что они делали
часто по причине, которую мы не смогли или не захотели выяснить), и если
температура падала до сорока или даже до пятидесяти градусов ниже нуля.
Я сам по ночам много раз выходил наружу, но далеко не уходил. Очень
легко было заблудиться. Если ночь была ясной, можно было видеть стеклянно
поблескивающий в свете звезд круг из иглу, но в пасмурную погоду не было
видно даже ладони перед глазами.
Внутри иглу оказалось неожиданно тепло, хотя единственными
источниками тепла были одна-две масляные лампы и, конечно, обмен веществ в
наших телах. Этот обмен веществ был причиной того, что все вокруг
пропиталось странным запахом пота плати, напоминавшим запах гнилого
апельсина. Наш купол был наполнен прелестным ароматом давно немытых людей;
и если к нам заходил плати, он редко задерживался более чем на одну-две
минуты.
Мне казалось необъяснимым, почему плати не продолжали некоторые виды
своей деятельности - как, например, музицирование или рассказывание
историй - длинными ночами. Некоторые посвящали ночное время обычно легкой
домашней работе вроде уборки, другие занимались скульптурой. Скульпторы,
казалось, впадали в своеобразный транс и в таком состоянии зубами и
когтями терпеливо обрабатывали каменные блоки или куски дерева. Я никогда
не видел, чтобы они использовали инструменты, хотя при изготовлении
обычных предметов обихода резали и строгали. Однажды я наблюдал за одним
из старых самцов в течение всего процесса. Он перебрал целые кучи камней и
кусков дерева, пока не нашел камень, показавшийся ему подходящим. Потом он
уселся и начал рассматривать его со всех сторон; он пялился на него больше
часа, прежде чем начал. Потом он закрыл глаза и принялся грызть и царапать
его. Мне кажется, он не открывал глаз, пока не закончил работу. Когда я
позднее спросил его об этом, он ответил: "Конечно, нет".
Он возился с камнем добрых шестьдесят часов, разделив их на шесть
ночей. Когда он закончил, получилась нежная, почти филигранная абстрактная
скульптура. Остальные плати один за другим подходили к нему и поздравляли
с удачей в работе - те, что постарше, позволяли себе мягкую критику - а
после того, как все высказали свое мнение, он выбросил ее, чтобы с ней
могли играть дети.
Я спас скульптуру и взял себе; скульптор счел это смешным. Его
творение выполнило свою задачу; точно так же, как он выполнил свою: он
нашел свою душу (свое "внутреннее лицо") и освободил ее.
Я не должен говорить о скульптуре, это сфера деятельности Херба.
Мария дала мне задачу записать принципы атлетических состязаний. (Я был в
школе активным атлетом и дважды завоевывал для своего района Hombre de
Hierre.) Об этом не стоит слишком много говорить. Как высоко ты можешь
прыгнуть, как быстро бегать, как далеко плюнуть. Это было интересное
состязание. Плати очень мощно плюют. Другим чрезвычайно увлекательным
видом было поедание дерева. Двое соперников получают по одинаковому куску
дерева - сосновые поленья в несколько сантиметров толщиной и около
полуметра длиной - и начинают грызть напролом, пока один из них не
изгрызет весь кусок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9