Продолжать движение мы
собирались только при достаточно низко опустившемся солнце, по которому
можно было бы ориентироваться.
Много дней все шло по плану, а потом изменилась погода.
Появилась лишь легкая дымка, но и ее было достаточно, чтобы полностью
связать нас. У нас не было никаких навигационных приборов, и мы полностью
зависели от треугольника из слабо видимых звезд, обозначающего южный полюс
неба. Нет звезд - нет движения.
Это как раз и оказалось той ситуацией, в которой я поняла, что хорошо
подобрала людей. Когда две ночи спустя небо снова прояснилось, никто не
выразил желания вернуться, хотя каждый был в состоянии сосчитать кувшины и
прикинуть, на какое время хватит воды. Еще несколько дней безветрия - и
возникла бы серьезная опасность умереть от жажды, так как земли нигде не
было видно.
Я рассчитала, что за ночь мы преодолевали около двадцати пяти
километров. Мы гребли все яростнее и сократили перерывы на отдых до пяти
минут; кроме того, мы гребли час после восхода солнца, рискуя сбиться с
курса.
Дни проходили в невеселом молчании. Кто не спал, убивал время ловлей
рыбы тем самым способом, о котором я уже рассказала. Это был метод
эскимосов, хотя мы сидели не у проруби: поднимешь руку с копьем и
направляешь взгляд на точку прямо под поверхностью воды; как только рыба
появляется в пределах досягаемости по ту сторону этой точки, бросаешь
копье. Ни один эскимос не предавался этому занятию с большим вниманием; и
ни один из них не бил рыбу не столько ради мяса, сколько ради воды.
За эти дни, проведенные в море, мы научились различать, какие виды
рыб имеют достаточно сочное мясо, чтобы его можно было бы высосать, а
каких из-за солоноватой крови, пропитывающей их ткани, следует избегать.
Вода распределялась очень строго, и такими маленькими порциями, что
ее хватило бы даже в том случае, если бы каждая третья ночь была туманной.
Но, как оказалось, туманных ночей больше не было, и когда мы,
наконец, увидели землю, воды оставалось еще почти на четыре дня. Мы
преодолели искушение выпить все, празднуя показавшуюся землю; ведь сначала
еще нужно было найти реку.
Я твердо запомнила карты и фотографии со спутников, но ландшафт в
натуре выглядит совсем иначе, поэтому нам пришлось несколько часов грести
вдоль берега, прежде чем я смогла определить, где мы находимся. Счастливым
образом приметой оказался широкий ровный поток.
Прежде чем выбросить гразер и его энергетические заряды, мы
воспользовались им, чтобы разжечь огонь. Когда плати путешествуют, они
носят с собой тлеющие угли от костра прошедшей ночи, присыпанные пеплом в
сосуде из толстых растительных волокон. Мы намеревались делать так же; это
было намного лучше, чем каждый день тратить час и тереть друг о друга два
куска сухого дерева.
Мы вытащили наши каноэ на берег и утащили их на несколько сотен
метров вглубь суши, в кусты, где и оставили, предварительно замаскировав.
Шанс, что мы спустя год снова будем здесь, был невелик, но это все же было
лучше, чем оставить их на виду.
Мы прошли вглубь суши, пока в воде илистой реки не перестала
ощущаться соль, и начали плескаться в реке, как школьники. Потом мы с
Брендой разожгли костер, а остальные занялись поисками пищи.
Вблизи реки дичи было более чем достаточно, но мы оказались не
слишком ловкими охотниками. Невозможно было идти бесшумно по жесткой,
высотой до плеч траве. И так получилось, что больше всего повезло тем
охотникам, что на цыпочках прокрались по склону берега. Они вернулись с
пятью крупными змеями. Мы сняли с них кожу, выпотрошили и, наколов на
палки, поджарили над костром.
После двух недель сырого, сочащегося кровью мяса жирное змеиное мясо
показалось деликатесом, хотя у большинства из нас оно комом вставало в
горле.
Мы приготовили постели из мягкой травы, и большая часть хорошо
выспалась; ко мне, правда, это не относится. Комбинация забот и трудностей
с пищеварением едва позволила мне заснуть. Я была достаточно бодрствующей,
чтобы заметить, что многие парочки воспользовались возможностью удалиться
от берега; я завидовала и мучилась от чувства отверженности. Я немного
поиграла с идеей потребовать этого от кого-нибудь, но вместо этого просто
ждала, чтобы кто-нибудь сам обратился ко мне, и это кончилось тем, что я
полночи прислушивалась к сладострастному сопению остальных.
Теперь личное замечание; если этот зуб выживет, его перед публикацией
записей нужно стереть. Оно касается Габриэля. Мы, женщины, в эти последние
две недели имели достаточно возможностей видеть его обнаженное тело - что
как пропорциями, так и оснащением было вполне привлекательным - и я
полагаю, что женщины помоложе меня строили в его отношении куда дальше
идущие планы, чем я. Поэтому я была несколько растеряна, когда он вдруг
собрался на берег реки с мужчиной - со своим другом еще по Сельве
Маркусом. Я тогда еще не знала, что их поколение на Сельве очень просто
относится к таким делам; но и без того я должна была чувствовать себя в
достаточной степени антропологом, чтобы быть объективнее в этом вопросе.
Ведь я и сама не была совершенно свободной от моих собственных
цивилизаторских проявлений моды; это касается также (может быть, даже в
большей степени) и земных мужчин нашего общества. Как ученый, я могу
понять факт, что гомосексуальность распространена повсюду и естественна, а
меняется лишь ее оценка. Земля в настоящее время еще не совсем свободна от
предубеждений к другим типам поведения; я решила предупредить утром
каждого отдельно. (Оба они не исключительно гомосексуальны, как оказалось;
в ту же ночь, только позднее, оба покидали свои ложа и уходили с
женщинами; Габриэль даже по меньшей мере дважды.)
Перед тем, как улечься отдыхать, мы положили в костер два больших и
относительно сухих бревна - и расположили их так, чтобы легкий ветерок
раздувал огонь - и он весело горел всю ночь без всякого присмотра.
Это обстоятельство, вероятно, и спасло нам жизнь. Когда мы следующим
утром покинули лагерь и отправились на юг, с подветренной стороны мы нашли
сотни следов - отпечатков лап больших кошачьих. Какой же идиоткой я была,
что не назначила никакой охраны! Остальные тоже хорошие бараны, так как не
подумали об этом. Однотонные будни и суровое напряжение последних двух
недель убаюкали нас; но теперь мы были будто наэлектризованы страхом. Мы
внезапно поняли, что несмотря на все тренировки на выживаемость у нас все
еще инстинкты городских жителей, а эти инстинкты были годны только для
того, чтобы погубить нас.
Остров был почти круглым, около ста километров в диаметре, с
центральным кратерным озером. Мы решили идти вдоль этой реки до озера,
затем обойти его против часовой стрелки до третьей реки и по ней идти к
южному берегу острова. Затем - от островка к островку - мы перепрыгнем
архипелаг шириной около восьмидесяти километров и выйдем к большому
острову, который и был нашей целью.
Кустарник прибрежной низменности скоро уступил место непроходимому
лесу, деревья в котором напоминали главным образом баньян - толстый
центральный ствол, поддерживаемый десятками или сотнями боковых стволов в
его задаче держать широкий балдахин из ветвей. Невозможно было определить,
где кончается территория одного дерева и начинается территория другого, но
некоторые самые большие претендовали на площадь в один-два акра. Кора была
пепельно-бледной, белизна прерывалась цветными пятнами лишайников. Сквозь
листву не падал ни один прямой солнечный луч, сквозь истлевший гумус
пробивались лишь немногие и редкие тонкие кустики с бледно-желтыми
листьями. Кто бы или что бы ни пыталось подкрасться к нам по земле - ему
вряд ли это удалось бы, но мы слышали движение живых существ над нашими
головами. Я спрашивала себя, достаточно ли прочны ветви, чтобы выдержать
тех зверей, что подстерегали нас прошлой ночью, и повсюду ощущала
невидимые кошачьи глаза.
Мы сделали привал на обворожительной поляне, чтобы поесть. Что-то
уронило одно из гигантских деревьев; его сгнивший пень царил над всей
поляной, а останки более тонких боковых стволов стояли вокруг, как
призрачные стражи; большая часть их отмерла, но некоторые начали одеваться
зеленью. Я предполагаю, что один из них в конце концов займет это место.
Насладившись холодным змеиным мясом, мы потренировались в метании
копий, использовав в качестве мишени трухлявый старый пень. Я была
верховным третейским судьей как в отношении дальности, так и точности
метания; как это бывало и на Сельве. В детстве я не проявляла склонности к
спорту, кроме как побеситься и поиграть в доктора.
И тут неожиданно развезся ад. Позади нас с лесного балдахина
спрыгнули три кошачьих зверюги и кровожадно помчались к нам.
Я бросила свое копье и поразила одну из них в плечо, но от сильного
броска не удержалась на ногах сама. Бренда прикончила беснующееся животное
хорошо нацеленным броском. Две остальные зверюги умерили свой пыл и
осторожно крались по кругу на должном расстоянии. Они уклонялись от наших
копий, и я крикнула остальным, чтобы они были поэкономнее с копьями.
Мы с Брендой вытащили свои копья и вместе с Габриэлем и Мартином
напали на зверей и прижали их копьями к земле. За несколько мгновений мы
все двенадцать образовали вокруг зверей круг, и мне вдруг вспомнилась
старая английская поговорка, где речь шла о тигре, которого схватили за
хвост. Звери были вдвое меньше человека, но состояли, казалось, только из
мышц и зубов. Они рычали, пытались цапнуть, мотая головами туда-сюда, а из
пастей текла слюна.
- Давай, Габ! - рявкнула я. Он был лучшим метателем и бросил свое
копье в ближайшую кошку. Копье глубоко вошло в ее бок, она опрокинулась,
жалобно взвизгивая и суча лапами в воздухе. Другой зверь увидел свой шанс
и прыгнул прямо на Габа, который инстинктивно пригнулся. Зверь прыгнул ему
на спину, а потом в безопасность густого лиственного покрова деревьев.
Шесть или семь копий без всякого результата с треском воткнулись в землю
позади него.
Под каждой лопаткой Габриэля остались по четыре раны от кошачьих
когтей. Бренда тщательно их промыла, но отказалась от какой-либо
импровизированной повязки из листьев и волокон. Просто держать в чистоте -
это всегда было хорошим советом.
Мы содрали с обоих кошек шкуры, выпотрошили туши и для пробы нарезали
мясо на длинные и узкие полосы, чтобы подвялить. Старый пень давал для
этого хороший огонь.
Когда стемнело, мы разожгли рядом новый, яркий костер.
Я составила список ночных вахт, каждая вахта была из трех человек и
длилась три часа, пока остальные спали, но все равно никто из нас не спал
слишком спокойно. Я почти уверена, что сквозь треск костра слышала, как
что-то беспокойно бродило по лесу. Если кошки еще находились поблизости,
то им, очевидно, не хватало храбрости напасть на нас.
Во время моей вахты на краю поляны показалась стая животных размером
с собаку, с большими глазами, и начала лакомиться кошачьими потрохами. Мы
бросали в них палки, но они только поглядывали на нас и исчезли не раньше,
чем насытились.
Что же касается моих оценок, то нам нужно преодолеть еще около
тридцати километров дремучего леса, прежде чем местность перейдет в
волнообразный холмистый луг. Все были за то, чтобы попытаться проделать
весь этот путь за один переход. Не было никакой уверенности, что нам еще
раз попадется поляна, и никто не хотел провести ночь под крышей из
листьев.
Итак, мы завернули завяленное мясо в затвердевшую кошачью шкуру и
двинулись на юг.
По мере того, как мы двигались вдоль реки, менялся облик деревьев;
баньян уступил место, наконец, различным видам более мелких деревьев...
проклятье!
Двое этих!

БРЕНДА
Я была не очень внимательна; я все еще горевала о Милабе... на самом
деле я горевала о себе, так как совершила убийство. В моей жизни уже
случалось, что умирали мои пациенты; но то чувство даже отдаленно
несравнимо с этим. Его глаза, когда я тянула кремень через его горло...
они посветлели от боли, а потом резко замутились.
Прошло около часа после того, как мы покинули пещеру; наш путь шел
вниз по северному склону, когда Мария, шедшая впереди, вдруг упала на
землю и жестами приказала нам сделать то же. Мы продолжили свой путь на
четвереньках.
Впереди нас на тропе сидели двое взрослых плати - спиной к нам - и
спокойно беседовали за едой. Они были вооружены копьями, топорами с
широкими лезвиями и ножами. Я сомневаюсь, что мы вшестером смогли бы
устоять в открытом бою хотя бы с одним из них.
Мария пристально смотрела на них и, вероятно, подозревала засаду;
потом она жестами приказала нам отойти назад. Я много раз оглядывалась
через плечо, и каждый тихий шорох разбухал в моем сознании и воображении
до ужасной громкости, и я каждое мгновение ожидала, что эти два гигантских
звероподобных создания нападут на нас сзади. Но звуки, производимые ими во
время еды, должно быть, перекрывали ничтожный шум нашего отступления.
Мы, крадучись, вернулись назад на несколько сот метров, к развилке
тропы, и двинулись вперед по другой, почти параллельной тропе, стараясь
как можно меньше шуметь.
Легкий бриз дул нам в спину; мы намеревались миновать плати - пока
ветер с их стороны - до того, как они закончат есть. Мы прошли мимо них
так близко, что слышали их разговор; но самих не видели.
Примерно через километр тропа исчезла, и нам пришлось ощупью
спускаться по крутому склону; при этом невозможно было совершенно избежать
шума - из-под нас обрывались камни, выраставшие в небольшие грохочущие
лавины. Мы едва успели удалиться на несколько метров от начала крутой
стены, как над нашими головами появились оба плати.
Они коротко и в полный голос обсудили ситуацию - причем пользовались
охотничьими идиомами, выучить которые ни одному из нас не было позволено -
потом отложили в сторону свое оружие и взяли в руки камни.
Когда я увидела это, то прокатилась последний отрезок пути до долины,
готовая скорее унести несколько ссадин, чем стать слишком соблазнительной
целью. Остальные в основном поступали так же.
Один из камней скользнул по голове Херба, и он свалился, как
срубленное дерево. Я подбежала к нему, боясь, что он без сознания. Но Габ
успел раньше; он сурово поднял Херба на ноги, и я увидела, что тот
оглушен, но в сознании. Мы схватили его под руки и быстро потащили прочь;
наш маршрут получился зигзагообразным, так как Габ постоянно шипел:
"влево" или "вправо", чтобы в нас труднее было попасть. Я все же получила
прямое попадание в ягодицу, и меня сбило с ног. Некоторое время мне трудно
было сидеть, но в настоящий момент это было незначительной мелочью.
На наше счастье плати не взяли с собой веревок, как обычно делают во
время охоты в горах. Они очень неуклюжие скалолазы (хотя благодаря своим
длинным рукам могли очень быстро подниматься по крутым склонам). Один из
них попытался спуститься вслед за нами по скальной стене, но после того,
как поскользнулся почти роковым образом, оставил свое намерение и снова
влез наверх.
Мы были очень рады нашему неожиданному преимуществу. Теперь, чтобы
преследовать нас, плати пришлось бы сделать крюк в несколько километров, а
мы могли быстрее спускаться с гор. Можно было предполагать, что они решат
вернуться к главной группе, чтобы проинформировать ее о нашем
местонахождении и всем вместе накрыть нас в кустарниках. На ровном месте
они легко нас догонят, как только учуют.
Мария, ксенолог до мозга костей, заметила, какой удачей мы должны
считать то, что они не знали способа передачи сообщений барабанным боем.
Весьма странно, так как они использовали множество ударных инструментов в
музыке и танцах.
И что это была за музыка, что за танцы! Они казались такими
человеческими.
Единственный шанс выжить, казалось, был в попытке запутать их,
разделив нашу группу. Мария, задыхаясь, изложила нам этот план во время
поспешного спуска по склону. Как только мы доберемся до долины и
сориентируемся по реке, вдоль которой шли сюда, мы пойдем по шести
различным направлениям, чтобы тремя днями позже снова встретиться там, где
река впадает в озеро, а оттуда - при наступлении ночи и сколько бы нас к
тому времени там ни собралось - должны будем перебраться на ближайший
остров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9