Не так уж часто меня разбирают апатия и уныние, но на сей раз я дошла до ручки, весь свет был не мил. Жизнь казалась безнадёжно мерзкой штукой, оставалось лишь удивляться, зачем только мама меня на свет родила.Я сидела в своём бюро вместе с Янушем и Весе, все трое трудились не покладая рук. Весе пыхтел над макетом холмистой площадки, на которой должен был гордо вознестись жилой комплекс. Януш корпел над сечениями, а я прорабатывала в деталях стальные ворота для ограды.Перевернув чертёж на другую сторону, я обвела рассеянным взглядом своих коллег, и внезапно мне представилось, как смехотворно выглядим мы со стороны. Сидят в комнате три взрослых индивидуума с высшим образованием. Один самозабвенно лепит из пластилина параллелепипеды кубатурой в пол кубического сантиметра. Другой сосредоточенно клюёт пером в кальку, густо засиженную пунктирами, а третий, то бишь я, старательно замарывает карандашным штрихом бесформенные геометрические контуры. Стоило ли кончать институт, столько лет грызть гранит наук, чтобы сейчас заниматься такой ерундой?— Янушек, как ты думаешь, — поинтересовалась я, — если бы ты учился на год меньше, небось слабо было бы с этим справиться?Януш поднял на меня потусторонний взгляд.— С чем — с этим?— Ну, с пунктирами.— С какими пунктирами?— Да ты хоть осознаешь, чем ты сейчас занимаешься? Загляни в свой лист.Януш тупо уставился на меня, потом на стол, потом снова на меня — удивлённо и обеспокоенно.— О чем речь? Я что-то не так сделал? Я со вздохом покачала головой.— Люди добрые, поглядите на него. Он уже от трудов своих праведных так деградировал, что и не замечает, над чем горбатится. Прикиньте, друзья мои, стоило ли забивать себе голову институтскими науками, чтобы в результате долбить пером кальку или мять кубики из пластилина? Может, хватило бы и школьной скамьи?И тот и другой напряжённо таращились на меня, пытаясь понять сложный ход моих мыслей. Потом уставились друг на друга, и наконец до них дошло.— И правда, сегодня у нас работа из ряда вон дурацкая, — сказал Весе и почему-то весьма от констатации этого факта развеселился.— Нету Витольда, — раздумчиво отозвался Януш, прицениваясь к результатам своего творчества. — Он спасает нашу честь и достоинство В самом деле, четвёртый, ныне отсутствующий наш коллега выполнял работу, требующую нешуточных умственных усилий, — ему было доверено чертить циркулем на плане благоустройства зеленые насаждения. И то сказать, круг — это вам не пунктир…Мы вернулись к нашим замысловатым трудам. Только я вознамерилась снова погрузиться в мрачные думы о тщете высшего образования, как зазвонил телефон.— Тебя, — сказал Януш. Я взяла трубку.— Здравствуй, подруга, — послышался голос моей доброй знакомой из редакции. — Ты что себе думаешь?Я удивилась.— Думаю? То есть? Я вообще ничего не думаю…— Вот-вот, именно так я и предполагала. Откровенно говоря, очень меня твоё легкомыслие огорчает. Когда ты перестанешь делать из меня идиотку? Где твоя несчастная статья о домах культуры?Не сиди я в этом момент на столе, ноги бы у меня подломились.— Сколько ещё прикажешь краснеть за тебя перед шефом?! Уже второй номер я заштопываю дыру черт-те чем, до последней минуты оставляю место для твоего проклятого материала…Морально я была готова к тому, что какая-нибудь очередная пакость непременно свалится на мою голову и сегодня.— Сжалься! — простонала я. — Сжалься, не добивай меня! Дам я тебе эту чёртову статью, на неделе принесу в зубах!— Такими обещаниями ты меня кормишь второй месяц подряд…— На сей раз в лепёшку расшибусь, только не терзай меня. Статья почти написана, осталось всего ничего, заключительная концепция. Вот те крест, завтра же поднапрягусь и выдам тебе к субботе.— Поверю в последний раз. Если в понедельник утром материала не будет у меня на столе…— Будет, будет, клянусь!..Пунктиры, штрихи, пластилин и смысл высшего образования мигом отступили перед лицом суровых требований жизни. Звонок из редакции напомнил мне не только об окаянной статье, которая, частично написанная, в вихре налетевших событий напрочь выветрилась из головы, — вспомнились и сами события…Прежде чем впасть в беспросветную депрессию, я успела совершить очередную глупость. Будучи в помрачении ума, ещё раз позвонила своей жертве. В глубине души я надеялась развеять при его содействии хоть часть снедавших меня сомнений. Казалось, этот человек должен проявить хоть мало-мальский интерес к существованию в Варшаве своего двойника, а может, даже знает его или, на худой конец, случайно видел. Кроме того, хотелось прояснить историю с “другом” — помнится, он сулил мне в туманной форме некие катаклизмы.Принимая в расчёт любезность, на которую хватило этого субъекта в самые двусмысленные моменты нашего объяснения, я понадеялась, что по телефону он проявит такую же корректность. А между тем напоролась на нечто совершенно неожиданное. Субъект держался, правда, в рамках приличия, но окатил меня обескураживающим холодом. Тон разговора напрочь отбил у меня желание прибегать к его помощи. Показалось даже, будто я подозреваюсь в крупномасштабной мистификации, рассчитанной на то, чтобы его умыкнуть, окрутить, соблазнить и бог весть ещё как захомутать. Мой дух противоречия сразу стал в позу, воспротивился дальнейшим переговорам, я мигом сникла и дала отбой.В довершение всех бед жилец из триста тридцать шестого номера вскоре уехал не попрощавшись, и осталась я при двойном пиковом интересе — несчастная, оскорблённая в лучших чувствах и обязанная ему полтыщей злотых.А теперь вот и редакция напомнила о застарелом должке!Фрагментарно увековеченный плод моего творчества куда-то запропастился. Я перевернула вверх дном всю квартиру и в конце концов удостоверилась, что статья как в воду канула. Писала я её кусками на чем попало и везде, где только ни настигала меня творческая мысль. Начинала я, правда, дома, в тонкой жёлтой тетради, потом писала в блокноте, заседая на исключительно нудном техническом совете, а остальное накропала на большом листе в клетку, который затем вложила в жёлтую тетрадь. Возможно, тетрадь была не жёлтой, а зеленой, факт тот, что черти её взяли и из всего опуса оставили мне только кусок в блокноте.Кусок в блокноте оказался очень даже пристойным, но меня это повергло в ещё большее уныние, ибо нет труда неблагодарней, чем по второму разу создавать творение, которое изначально получилось вполне приличным, да ещё когда не можешь восстановить его по памяти. Но иного выхода не было. Вооружившись блокнотом, бумагой и сигаретами, я налила себе чаю и расположилась на диване, исполненная тоски и ненависти к себе, к родной своей редакции и ко всему свету.Не иначе какое-то проклятие висит над моими домами культуры, подумалось мне. Не хватает только телефонного звонка.И тут же телефон зазвонил…Невинное треньканье прозвучало как глас судьбы. Обстановка вокруг меня была такой, какой ей и следовало быть: сверху струился мягкий свет лампы, рядом кипы шпаргалок, в душе — злость и уныние, а над всем этим незримо витали зловещие громады домов культуры. Прежде чем взять трубку, я мгновение боролась с собой, пытаясь призвать к порядку взыгравшую во мне бессмысленную, идиотскую надежду.— Алло, — отозвалась я после третьего сигнала.— Четыре сорок девять восемьдесят один?— Да, слушаю…— Шеф на месте?— Что?— Шеф, говорю, на месте? Скорей! От неожиданности вопроса я растерялась и в первую секунду не нашлась что ответить, да и номер был назван правильно. Голос в трубке звучал резко, нахраписто, даже сердито и очень мне не понравился. Может, поэтому я окончательно озверела и вместо нормального ответа — дескать, ошиблись — с ехидной любезностью парировала:— Сожалею, но шеф в отлучке. Прихватило, понимаете ли, после кислого молока живот.— Что такое? Громче!— Вышел! — гаркнула я, лишь бы отвязался, уж очень меня разозлил командирский тон.— Доложить немедленно, как вернётся: операция “Скорбут” началась. К-2 в районе сто четыре, ежедневно в ноль двадцать. Установить сигнал. Запомните?— А как же, — огрызнулась я. — Запомним. По гроб жизни.— Синхронизация обязательна, — пояснил мне на прощание неприятный голос. — Даю отбой, конец сообщения.— Покорнейше благодарю, — расшаркалась я и швырнула трубку. Черт знает что такое. С минуту поразмыслив, я пришла к выводу, что это либо ошибка, либо дурацкая шутка, на том и выбросила звонок из головы, зато моя злость и уныние достигли своего апогея. Чего тут финтить — взявшись по второму разу за статью о домах культуры, я в глубине души надеялась, что меня оторвёт от неё совсем другой звонок и совсем не по ошибке…Я сидела с занесённой над листом ручкой и время от времени нацарапывала бессмысленные фразы. Всеми своими фибрами я ощущала себя несчастной, а чувство манкируемого долга бесповоротно меня добивало. Наконец я дошла до кульминационной точки своей деградации, слабеющей рукой накарябав: “Домам культуры предписаны по штату привидения”. Написала и долго вчитывалась, а вчитавшись, настолько поразилась, что даже головой посвежела. Какой абсурд! Почему непременно предписаны? Что в них хорошего, в этих привидениях? Нет, пора взяться за ум!Легко сказать — как будто до моего ума рукой подать. В действительности нас разделял не один световой парсек, оставалось уповать лишь на чувство долга, благо оно у меня в крови. Проделав над собой титаническое усилие, я худо-бедно сосредоточилась на взыскующих моего внимания объектах культуры. В результате во вступительную часть сочинения была впрыснута капля здравого смысла, а сама я поехала утром на работу, ни капли не выспавшись.Элементарные профессиональные обязанности казались мне в тот день неподъемно сложными. Я с трудом разделалась с воротами и взялась за доработку проекта, которым когда-то занимался Януш и в котором теперь должны были найти своё отражение свежеиспечённые фанаберии инвестора. Я прилагала массу усилий, чтобы возможно меньше переделывать и возможно больше оставить как есть, поскольку единственное, на что меня ещё хватало, так это на бездумное копирование оригинала.Вскоре после двенадцати я застряла на непосильной для меня проблеме. На продольном сечении обнаружились какие-то странные размеры — ни к одному узлу не подходят. Я долго ломала голову, соображая, что именно Януш имел в виду. Мои умственные потуги успехом не увенчались, и я наконец решила спросить у самого автора. Могла бы поинтересоваться и раньше, но такие простые решения при нынешнем моем состоянии духа почему-то меня не осеняли.Только я собралась призвать Януша на помощь, как слуха моего коснулись звуки из ожившего динамика. Дневной выпуск новостей. Некоторое время я слушала, предаваясь тоске и унынию, потом сказала:— Ребята, обратите внимание, моя жертва вещает!Весе и Януш подняли головы и с любопытством прислушались — мои контакты с диктором не являлись для них тайной. Красивый, благозвучный голос поставил нас в известность, что “…в Польшу отгружено сто восемьдесят тонн болгарских помидоров…”.— Интересно. — задумчиво протянул Весе. Я наконец опомнилась и со вздохом вернулась к прозе жизни.— Януш, поди-ка сюда. Что ты тут замерял? Воздух?— Какой ещё воздух? — неуверенно спросил Януш, поднимаясь из-за стола. — Чего ты несёшь?Я продемонстрировала ему загадочное место.— И правда. Погоди, что я тут мог начертить?Он склонился над столом, навалившись локтями и подперев ладонями подбородок, и мы с ним осоловело уставились в таинственные размеры.— Пристаёшь со всякими глупостями, — недовольно буркнул Януш. — Откуда мне знать, что я здесь замерял три месяца назад.— Но ты же что-то имел в виду?— Ну имел, только что?— Может, забыл дорисовать?— Постой-ка… Сейчас соображу, достань поперечник…Поглощённые реконструкцией авторской задумки и творческого её воплощения, мы не обращали внимания на Весе, который тем временем встал из-за стола, подошёл к телефону, набрал номер и попросил дать ему какой-то внутренний. Я расстелила поперечник.— Есть! — обрадовался Януш. — Канализационный водосборник!— Точно, в поперечном он внесён, а в продольном нет. Забыл. Обычно бывает наоборот, чертёж сделан, а размеры не проставлены.— Такой уж я оригинал. Вот ты и доделай.Весе между тем вышел на связь и попросил кого-то к телефону. С недосыпу реакция у меня оказалась замедленной, и потому фамилию, которую он назвал, я пропустила в первую минуту мимо ушей. А когда, позабыв про водосборник, взвилась со стула, было уже поздно.— Весе, побойся бога! Что ты задумал?— Хочу спросить, почём будут эти болгарские помидоры, — вежливо разъяснил мне Весе, прикрывая трубку, и сразу же ладонь убрал. Видимо, на другом конце провода уже отозвались. Я жутко растерялась и не могла сообразить, как спасти положение. Вот беда, взбрело же ему в голову приставать к невинному человеку!..— Весе, это не тот! — наконец взмолилась я. — Оставь его в покое! Он на меня снова взъестся!— Прошу меня извинить, — сказал Весе в трубку, озадаченно на меня косясь. — Вы не скажете, почём будут эти болгарские помидоры?Я рвала на себе волосы и проделывала перед ним разные другие пантомимические движения, имеющие целью показать, сколь трагическую он совершает ошибку. Подать голос я боялась — меня могли услышать. Телефон у нас работал на редкость исправно. Весе отвёл трубку от уха, и мы оба услышали ответ:— По два злотых двадцать грошей…— За кило?— Нет, за дюжину.— О, так дёшево!— Могло быть и дешевле, верно?— А когда поступят?— Недели через две-три.— А то я, понимаете ли, переживаю, как бы не сгнили…— Не переживайте. Они в холодильниках. Бог весть какими ещё глупостями они бы обменялись, если бы Весе не смутила моя реакция, — сбитый с толку, он сократил свой допрос до минимума.— Премного вам обязан, — вежливо и с большим чувством сказал он.— Всегда к вашим услугам.Весе положил трубку, благодаря чему я наконец смогла принять нормальную стойку и слегка остыть.— Поразительно, — недоумевала я. — Он должен был закатить скандал.— С какой стати? Он ведь меня с тобой не связывает. А вообще как тебя понимать? Что значит “не тот”?— Я тебе разве не говорила? Мы с ним столкнулись случайно в “Бристоле”. Оказалось, не тот. Я преследовала невинного агнца.— Но ведь это он оскорблял тебя по телефону?— Да, но меня интересует совсем другой… Я объяснила Весе в деталях прискорбное недоразумение. Он слушал и неодобрительно качал головой.— Я уже во всяких твоих субчиках запутался. Лично мне не нравится скандалист. А которого из них зовут Януш?— Подозреваю, что обоих. Этого точно, а того наверное. Вообще Янушей развелось как собак нерезаных.— Вот именно, — с горечью подхватил Януш. — Я, пожалуй, сменю себе имя. Тот твой, из Лодзи, тоже Януш?— Ага. Преследует меня это имя, хоть плачь.— Я бы с удовольствием с ним повидался, — сказал Весе раздумчиво.— С которым?— Со скандалистом. Позвонить, что ли, и предложить встретиться?— Бить будешь? Когда хватился! Все уже быльём поросло. И вообще я не хочу с ним связываться. Его личность меня не вдохновляет.Уверенности в том, что Весе образумился, у меня не было, как бы теперь ещё и он не натворил глупостей, расхлёбывать-то придётся мне! Вот уж не было печали, и так на меня все шишки валятся, белый свет не мил, даже собственная персона ничего, кроме раздражения, не вызывает…Видно, не судил мне бог дописать треклятую статью в тиши и спокойствии. Сразу же по возвращении домой я создала себе рабочую обстановку, вознамерившись целиком отдаться творчеству. Окно стояло распахнутым по причине внезапного и бурного наступления весны. И вот в это самое окно врывался странный, раздражающий своей монотонностью звук. Что-то где-то пыхтело: “пффф.., пффф…” — переходя в сочный рык, разносящийся далеко окрест. Сил моих больше не было, я встала и подошла к окну. Напротив на балконе какая-то баба набирала в рот воды и могучим фонтаном прыскала на свой цветник.Казалось бы, балкон являет собой физический объект, ограниченный в пространстве. Как бы не так — балкон этой поливальщицы, засаженный цветочками, судя по продолжительности действа, тянулся в бесконечность. Все-таки запрет на владение огнестрельным оружием имеет свой глубокий смысл…Я попыталась воздействовать на свою мучительницу устрашающим взглядом, но меня оторвал от гипнотического сеанса звонок. Подходя к телефону, я была уже на точке кипения. Кто бы ни звонил, чума на его голову! Значит, судьба к нему неблагосклонна, а я лишь слепое её орудие.— Слушаю, — процедила я.— Четыре сорок девять восемьдесят один?— Да!— Операция “Скорбут”…Несмотря на дикое раздражение, я сразу усекла, что голос на этот раз совсем другой. При мысли о том, что полстолицы решило изводить меня припурочными розыгрышами, я окончательно вскипела и оттого стала олицетворением любезности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19