- Теперь ты падаешь в обмороки? - ядовито спросила я. - А
рассказывать сказки о блондинке из "Монополя" у тебя были силы? Приди в
себя, размазня, иначе, клянусь Богом, я тресну тебя по твоей бессмысленной
физиономии!
Иоанна испуганно вскрикнула, а Влодек неожиданно открыл глаза.
- Оставь меня в покое, ведьма, - слабо прошептал он. - Чего тебе
надо?
- Ты с покойником ходил выпивать?
- Ходил, ну и что? Нельзя пойти выпить? Когда я с ним ходил, он был
еще живой!
- Ты рассказывал ему о своих успехах с блондинкой из "Монополя", с
брюнеткой из Елени Гуры, с рыжей из Залесья, с этой Маниллой, или как ее
там, из Закопане?!
- С Мануэлой! - закричал Влодек, внезапно вновь обретая силы к
удивлению присутствующих. - Отстань от меня! Какое тебе дело до этого?
Я проигнорировала его слова и повернулась к Алиции, которая сразу,
как только вошла в комнату, поспешно уселась на ближайший стул.
- Видишь? - сказала я с горечью. - Я говорила?
Алиция без слов кивнула головой. Все соответствовало нашим
предположениям. Влодек, единственный проектировщик-электрик нашей
мастерской, ездил во все командировки с проектировщиками других отделов. В
командировках они поверяли друг другу неисчислимое количество своих тайн
различного характера. Все эти признания Влодек потом пересказывал под
влиянием алкоголя Тадеушу, причем, вследствие своего комплекса
неполноценности по отношению к прекрасному полу, все контакты его коллег с
представительницами упомянутого пола в разных местах Польши в его мозгу
подвергались какому-то странному превращению, и он рассказывал о них, как
о своих собственных успехах. Тадеуш его хорошо знал и, заведя разговор на
эту тему, мог вытянуть из него любую информацию, которая ему была нужна.
Влодек был источником сведений о Казике, Стефане и еще о нескольких
особах, источником, из которого обильно пополнялась зеленая записная
книжка Тадеуша.
И теперь он устроил это представление вовсе не из боязни за тех,
преданных, а опасаясь за себя. Сгоряча он наболтал Тадеушу разные глупости
относительно одной женщины, которая действительно питала к нему симпатию,
введенная в заблуждение благородным выражением его прекрасных, невинных
голубых глаз. Эта симпатия была для него источником постоянных сомнений. С
одной стороны, он просто лопался от гордости, а с другой - зеленел от
опасения, терзаемый паническим страхом перед женой. Кто-нибудь, не знающий
истинного положения вещей, действительно мог заподозрить его в убийстве
Тадеуша, человека, который угрожал, что расскажет жене его тайны.
В этой последней мысли меня утвердил Анджей.
- Вы знаете, о чем они меня спрашивали? - сказал он, с нарастающим
интересом приглядываясь к зеленому Влодеку.
- Откуда я могу знать?
- Правда ли, что Тадеуш поругался с Влодеком несколько дней назад,
когда сказал, что - ха-ха-ха - он все расскажет жене!
- Пан Анджей, и вы уже начинаете говорить бестолково? Кто сказал,
какой жене?
- Тадеуш. Жене Влодека. О каком-то свидании с женщиной в сумерках.
- А это действительно было? Они ругались?
- Еще как! Но я сказал, что не очень помню, потому что так глупо
вышло... Влодек отказался тогда поставить пол-литра.
Нет, этого уж покойник записать не мог!
- Кто мог им об этом сказать? - спросила я, невольно глядя на Алицию,
которая безнадежно пожала плечами.
- Я, - внезапно решительно и вызывающе заявила Иоанна. - Когда меня
спрашивают, я всегда говорю правду. Мне нечего скрывать. Они спросили
меня, ссорился ли с кем-нибудь Столярек, и я ответила. Они так скандалили,
что во всем бюро было слышно!
Все замолчали, с удивлением и ужасом уставившись на непоколебимую
духом Иоанну. Даже Влодек, который перед этим сорвался со стула и, ломая
руки, бегал по комнате, остановился и вытаращил на нее глаза.
- И всегда буду говорить правду! - заявила Иоанна с еще большей
решительностью, прерывая тем самым установившуюся тишину и вызывая живую и
различную реакцию.
- Что делать, Боже мой, что делать! - стонал Влодек, снова
позеленевший.
- Пойди и повесься! - гневно и ядовито посоветовала ему я. - Заложил
половину мастерской, а теперь стонешь перед лицом пожизненного заключения.
Но не беспокойся, ты убил его в состоянии аффекта, много тебе не дадут...
- На места!!! - внезапно заорал Януш, просовывая в дверь голову.
Этот акустический удар прервал драматическую сцену.
- Чего ты орешь? - недовольно спросил Анджей. - Здесь все нервные...
- На какие места? - заинтересовалась Алиция.
- На рабочие! Все на места работы! Распоряжение народной власти.
Быстро расходитесь! Ирена, домой! То есть, я хотел сказать, в отдел!
Прежде чем идти к себе, я заглянула к Монике. Она сидела в своей
комнате, глядя в окно, и курила совершенно так же, как перед этим Каспер.
Обернувшись, она посмотрела на меня.
- Выйди отсюда, - сказала она ледяным голосом, - выйди отсюда, потому
что я сейчас кого-нибудь убью. Мне не хочется, чтобы это была ты.
Я подумала, что тогда это будет, по всей вероятности, Ольгерд,
который тоже должен вернуться на свое место рядом с Моникой. Не говоря ни
слова, я вышла, полностью понимая ее чувства, и выполнила распоряжение
властей, так оглушительно переданное через Януша. Я намеревалась наконец
немного спокойно подумать.
Конференция под зеркалом принесла свои плоды. Мы обе, я и Алиция,
общими усилиями добились великолепных результатов. Так удачно сложилось,
что под углом зрения наших более или менее тесных приятельских отношений
мастерская делилась для нас на три части. Одна из этих частей была больше
знакома Алиции, другая - мне, а третья нам обеим знакома мало. Об этой
третьей части нам было известно немного, но все же вполне достаточно для
того, чтобы вычислить все, что нам необходимо. В свете наших размышлений
личность светлой памяти покойного начинала выглядеть довольно неприглядно.
Кто знает, может быть, даже хуже, чем личность неизвестного нам ныне
здравствующего его убийцы... И как бы мы ни хотели следовать принципу "о
мертвых или хорошо или ничего", определенных вещей скрыть не удалось.
Нами было неопровержимо установлено, что Тадеуш был прекрасно
информирован о всех действиях большинства сослуживцев. Он знал о мелких
неприятностях Казика. Время от времени случалось, что на пути к повышению
жизненного уровня Казик встречал различные препятствия, которые умел с
большим талантом обходить. При этом он, разумеется, был далек от скамьи
подсудимых, но зато очень близок к утрате безупречной репутации, которая
ему как судебному эксперту была необходима.
Он знал также о безнадежной любви Каспера к Монике и знал, как
относится жена Каспера к этому неуместному чувству. Недовольная супруга
угрожала Касперу разделом имущества, большей частью принадлежавшего ей,
если он немедленно не отцепится от этой гетеры. Каспер поклялся, что
отцепится, но на следующий же день эту клятву нарушил.
Он знал о связях одержимого мыслью о выезде Рышарда с Полсервисом.
Знал также, что именно Рышард однажды сделал несколько нетактичных
замечаний в адрес какого-то высокопоставленного лица и что эти несколько
замечаний произвели в Полсервисе огромное замешательство. Если бы поступок
Рышарда стал известен, он мог бы навсегда проститься с мыслью о выезде.
Он также знал, вероятно, множество личных дел Моники, Данки, Кайтека,
Стефана и других, не говоря уже о моих. Знал все наши внутренние служебные
махинации, направленные прямо против Витека и Ольгерда. И несомненно,
располагал массой разных других сведений, которые просто не пришли нам в
голову и до которых мы не успели додуматься. Ясно было только одно: каждая
из этих информаций могла кому-то повредить.
Другой стороной медали являлись долги Тадеуша.
Всем людям, о которых он так много знал, Тадеуш был должен деньги,
которых не отдавал, и его долги росли. Почему, несмотря на это, ему
продолжали одалживать? Объяснение было только одно, и обосновывалось оно
теми сведениями, которые имелись у нас о двух третях персонала. Отдавая
себе отчет в его осведомленности, правонарушители предпочитали, на всякий
случай, поддерживать с ним хорошие отношения и питали глупую надежду, что,
быть может, это самые обычные займы, которые Тадеуш когда-нибудь отдаст...
В конце нашей беседы под зеркалом мы приобрели неоспоримую
уверенность: Тадеуша убил кто-то, кому обширные познания покойного грозили
самой большой опасностью!
Следующим ходом, который мы намеревались совершить, должно было стать
дипломатичное расспрашивание сослуживцев и поиск, на основании полученных
данных, того, кто мог это сделать. О ком Тадеуш знал что-то настолько
плохое? Что кто-то из них совершил такое, о чем мы еще не знаем, но что
для него является делом жизни и смерти, требующим обязательного сохранения
тайны? И чем больше у кого-то было на совести, тем больше он имел поводов
для убийства. Именно это имела в виду Алиция, сделав свое странное
замечание в ту минуту, когда у нас окончательно задеревенели ноги.
С большим неудовольствием и легким сожалением я думала о том, что
прошло уже прекрасное время средневековья, когда непрестанно кого-то
отравляли, потому что этот "кто-то" слишком много знал, когда все поступки
были окутаны мрачными тайнами, когда в различных местах находили
закованные в цепи скелеты и на каждом шагу можно было встретить
замаскированного типа со стилетом. Прошло время замурованных в башнях
вероломных жен и умерщвленных под покровом ночи незаконнорожденных детей.
Куда нам теперь в наше прозаичное время до их мрачного романтизма?! Кто из
государственных служащих хранит в сердце подобные смертоносные тайны?
Ерунда!..
И однако Тадеуш погиб...
Я знаю достаточно много обо всех этих людях. Тадеуш, несомненно, знал
больше. Поэтому нужно установить, на основании полученных сведений, кому и
чем грозила чрезмерная реклама. Кому, каким образом и в какой степени она
могла навредить?..
Атмосфера в бюро не способствовала мышлению. Постоянно что-то где-то
происходило, на все нужно было обратить внимание, и теперь снова
готовилось что-то интересное.
- Что случилось? - спросила я, усаживаясь за стол и чувствуя нечто
вроде благодарности милиции за то, что она наконец заставила меня сделать
это. - Для чего нам велели вернуться на места?
- Не знаю, наверное что-то придумали, - ответил Януш, занятый
Лешеком, который как раз вернулся из города с покупками.
Мы сделали быстрые финансовые расчеты, и Лешек разложил свою пищу на
столе отсутствующего Витольда. Он купил себе ужасающей величины копченую
рыбу, очень толстую, и теперь с удивлением ее рассматривал.
- Как вы думаете, что это такое? Не треска и не камбала...
- Пластуга, - авторитетно заявил Януш.
- Ты что? Пластуга и камбала - это одно и то же. Хочешь кусочек?
- Совершенно не одно и то же. Хочу, дай мне сюда, на хлеб...
- Так и будем есть всухомятку? - с неудовольствием спросила я. - Что,
чая тоже нельзя сделать?
- О чае ничего не говорили, велели сидеть... Весек, ничего рыба,
попробуй!
Лешеку этой рыбы могло хватить на неделю, поэтому он охотно делился
ею, рассказывая при этом о своем походе в магазин под конвоем, которым он
страшно гордился.
- За всю жизнь я еще не удостаивался такой чести. Говорю вам, все
люди на меня пялились, а он с меня глаз не спускал. С сегодняшнего дня
хожу в магазин только в связи с убийством!..
Веслав с булкой в руке протиснулся на балкон. Стол Витольда стоял
так, что балконную дверь нельзя было широко открыть, и поэтому возможность
проникнуть в нее была только у худых людей. В комнату вошел Витек. Он
подошел к столу Януша, задумчиво посмотрел на него и начал что-то
говорить. Януш перестал жевать, чтобы не заглушать его, потому что Витек
имел странную склонность говорить шепотом, а в состоянии волнения говорил
еще тише, чем обычно. Януш слушал с таким напряжением, что даже старался
не моргать глазами.
Жизнерадостный Лешек, переполненный свежими впечатлениями, подвинул в
сторону Витека бумагу с рыбой.
- Пан инженер, отличная рыба, угощайтесь, пожалуйста. Прошу вас, тут
есть кусочек булки.
Витек обернулся и посмотрел на рыбу, пытаясь скрыть отвращение.
- Прошу вас, - поощрял его Лешек.
- Нет, благодарю вас, - ответил Витек усталым голосом. - Я, знаете
ли, вообще считаю принятие пищи делом интимным. Всегда стараюсь поесть
как-то украдкой, чтобы никто меня не видел.
Лешек остановился в своем порыве хлебосольства и смотрел на него
несколько сбитый с толку.
- Да, конечно, - неуверенно сказал он. - Действительно, я тоже так
считаю. Даже пробовал есть в туалете, но это не очень удобно...
Витек хотел еще что-то сказать, но раздумал, махнул рукой и вышел с
демонстративной надменностью. Веслав протиснулся обратно с балкона с
выражением безграничного удивления на лице.
- Что он сказал? - неуверенно спросил он. - Витек ест задом??? [игра
слов по-польски - tylkiem - задом, chylkiem - украдкой]
- Да не задом, а тайком, - поправил его Лешек. - Слышал же: в
туалете, под столом, в шкафу, по-разному, чтобы люди его не видели...
- Не слышали, что он мне сказал? - спросил Януш, глядя на нас с
наморщенными бровями. - Он что-то говорил мне и, по-моему, хотел, чтобы я
что-то сделал, но что, хоть убейте, не знаю! Клянусь богом, ничего не
понял.
- Что ты говоришь? - утешил его Лешек. - Ты тоже? Слава богу! Потому
что я уже думал, что я какой-то недоразвитый или что-то в этом роде. Когда
он со мной разговаривает, то каждое слово в отдельности я понимаю, а
смысла сказанного уловить не могу. А если бы вы знали, как стараюсь!
Януш хмуро кивнул головой.
- В этом что-то есть. Он действительно говорит так, как будто хочет,
чтобы его случайно кто-нибудь не понял. И с ним становится все хуже, это,
видимо, его холостяцкое положение так на него влияет. Ирена, для тебя
боевое задание: уговори его, чтобы он женился.
- Спешу и падаю! Ни одной девушке на свете я не желаю такого зла, как
подобный муж.
- Ну что вы говорите, парень хоть куда, - запротестовал Лешек. -
Господи, кость!.. Будь я женщиной, сам бы за него вышел! Подумаешь, волос
немного недостает!
- В красоте я ему не отказываю, он даже еще лучше, чем кажется. Вы
когда-нибудь видели его без одежды?
- А вы видели? - заинтересовался Лешек так внезапно, что чуть не
подавился кусочком рыбы.
- Видела. На Висле, на яхте и в бассейне. Если бы у него был такой
характер, как фигура, я бы ему собственноручно туфли чистила.
- А если бы имел такую фигуру, как характер?
- Тогда бы его показывали за деньги в клетке как неизвестное науке
существо...
- Дай мне еще кусочек, - попросил Веслав, подсовывая Лешеку кусок
булки.
Послушные распоряжению властей, мы сидели на местах, используя это
время на подкрепление и сетования по поводу отсутствия чая. Интерес к
действиям милиции, временно приглушенный голодом, постепенно возрастал.
Капитан, вторгшийся в комнату вместе с милиционером в мундире,
сконцентрировал на себе наше внимание.
Мы с интересом к ним приглядывались а они, оглядевшись к нашему
неописуемому удивлению и живой радости, начали роскошный, подробный и
дотошный обыск.
Начали от первого шкафа с чертежами, отказавшись принять предложенную
нами помощь, в связи с чем их работа возросла до размеров геркулесовых
подвигов. В каждом из плоских ящиков находилось по крайней мере больше
десятка плотно свернутых рулонов длиной около метра. В каждом рулоне было
больше десятка рисунков разных форматов, неоднократно надорванных, с
которыми нужно было обходиться крайне деликатно, потому что они,
как-никак, представляли собой служебные документы. И при осмотре каждого
кто-нибудь из нас издавал нервный крик: - Осторожно!..
Для сержанта, помогающего капитану в этой гигантской работе, это было
явно божье наказанье. Он свертывал и развертывал, руки у него дрожали,
листки выпадали, свертывались криво, и в конце концов нервы у него не
выдержали.
- Гражданин капитан, - расстроенно сказал он, вытирая пот с лица, -
может быть...
Капитан, видимо, почувствовал прилив милосердия или, быть может,
пришел к выводу, что сержант, оставленный на произвол судьбы, не окончит
этой работы до судного дня, потому что посмотрел на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27