Мы крейсировали уже довольно долгое время, пустив на дно немало судов, причем только с помощью орудийного огня. Лишь на одно судно пришлось потратить торпеду. Мое удивление вызвал тот факт, что фон Шенворц нередко доверял управление Бенсону, Правда, поразмыслив, я объяснил это способностью Бенсона управлять подлодкой куда искусней его собственных туповатых подчиненных.
Раз или два я видел проходившую Лиз, но большей частью она не покидала своей каюты. Проследовав мимо меня в первый раз, она приостановилась, как будто собираясь что-то сказать, но я не поднял головы, и она прошла мимо. Затем наступил день, когда нам было объявлено, что мы скоро обогнем мыс Горн и что фон Шенворцу в его дурацкую голову запала идея проплыть вдоль тихоокеанского побережья США и всласть поохотиться за торговыми судами всякого сорта.
- Я научу их бояться Бога и Кайзера - заявил он.
Первый же день в Тихом океане принес нам приключение, и оказалось оно одним из самых захватывающих в моей жизни. Произошло это следующим образом. Было около восьми склянок утра, когда я услышал крик на палубе, а затем топот ног всего экипажа, поднимавшегося, судя по шуму, по трапу. Кто-то завопил:
- Да это же рейдер, германский рейдер "Гайер"!
Я понял, что наше время истекло. Внизу было тихо - все бросились наверх. В конце узкого коридора открылась дверь и ко мне, стуча лапами по железному полу, бросился Ноб. Он лизнул меня в лицо и перевернулся на спину, толкая меня своими большими неуклюжими лапами. Затем послышались шаги в моем направлении. Я знал, чьи это шаги, и упрямо уставился в пол. Лиз почти бежала, мгновение, и она уже была возле меня.
- Вот! - воскликнула она. - Скорее! - и положила мне в руку какой-то предмет. Это был ключ - ключ к моим кандалам. Кроме этого, она положила рядом со мной пистолет, сама же бросилась в центральный отсек. В руках у нее был другой пистолет. Освобождение от оков заняло минимум времени, и вскоре я очутился рядом с нею.
- Как мне благодарить вас, - начал было я, но девушка холодно прервала мои излияния:
- Не надо мне вашей благодарности, да и других выражений признательности. И не стойте столбом, вылупив глаза. Я дала вам шанс - так используйте же его!
Ее безапелляционный тон заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Бросив взгляд наверх, я обнаружил, что рубка пуста, и, не теряя времени, вскарабкался по трапу и огляделся. Примерно в сотне ярдов стоял легкий крейсер-рейдер с немецким военным вымпелом на мачте. С него как раз спустили шлюпку. Полная офицеров и матросов, она отвалила от борта по направлению к нам. Крейсер лежал прямо по носу.
"Господи, - подумал я, потрясенный дерзостью своей идеи, - какая великолепная мишень".
Лиз стояла внизу у трапа. Я задумчиво взглянул на нее. Можно ли ей доверять? А почему же она освободила меня? Я должен! Должен! Другого выхода нет. Я скатился вниз по трапу.
- Позовите, пожалуйста, сюда Ольсона, - попросил я, - только так, чтобы никто этого не заметил.
Она мгновение недоуменно глядела на меня, а затем повернулась и стала подниматься по трапу. Минутой позже она возвратилась вместе с Ольсоном.
- Быстрее, - прошептал я ему на ухо и бросился в носовой отсек к торпедным аппаратам. Лиз последовала за нами, а когда сообразила, что у меня на уме, присоединила свои усилия к нашим. Все вместе с помощью смазки и грубой физической силы мы втолкнули, наконец, эту огромную сигару смерти и разрушения в ствол аппарата и захлопнули затвор. Я бросился обратно в рубку, молясь всем богам, чтобы "У-33" не отклонился за это время в сторону; слава Богу, все было на месте. Прицел был абсолютно точен.
- Давай! - подал я знак Ольсону.
"У-33" вздрогнула всем корпусом от киля до клотиков, освобождаясь от торпеды. Я следил, как белый бурун движется от носа подлодки прямо в центр борта вражеского крейсера. С палубы нашего судна раздались хриплые вопли; я видел, как вскочили на ноги офицеры в приближающейся шлюпке, и до меня донеслись крики и проклятия с рейдера. Я же перевел свое внимание на палубу. Большинство стоявших на ней, как загипнотизированные, следили за торпедой. Случилось так, что Брэдли оглянулся на рубку и заметил меня. Я прыгнул на палубу и кинулся к нему.
- Скорее, - прошептал я, - пока они не пришли в себя, надо их одолеть.
Прямо перед Брэдли находился один из немецких подводников, спиной к нам. Брэдли нанес ему сильный удар по шее, одновременно выхватив револьвер из кобуры у него на поясе. Фон Шенворц быстро оправился от шока и повернулся было к рубке с целью выяснить, что происходит, но встретил направленный на него пистолет. В этот же момент торпеда поразила рейдер, и грохот взрыва заглушил его команды.
Брэдли же инструктировал наших, перебегая от одного к другому. Немцы, хотя и видели его действия, казались слишком потрясенными случившимся, чтобы что-то предпринять. Ольсон находился внизу, и теперь нас было девять против восьми, так как немец, получивший по шее, все еще лежал на палубе. Только у двоих из нас было оружие, но у бошей, казалось, пропало всякое желание сражаться, и они не оказали серьезного сопротивления. Труднее было с фон Шенворцем - он пришел в полное исступление, от гнева и злости. Как бешеный бык, бросился он на меня, разрядив на ходу свои пистолет. Если бы он остановился и прицелился, мне был бы конец, а так пули пролетели мимо. Мы схватились врукопашную. Таким образом освободились два револьвера, чем не приминул и воспользоваться двое из наших. Сам же барон оказался для меня легким соперником и вскоре, чуть живой, был прижат мною к палубе.
Полчаса спустя все успокоилось, и жизнь потекла в том же ритме, что и до мятежа пленных, с той только разницей, что за фон Шенворцем следили намного внимательнее. "Гайер" затонул еще до окончания схватки на палубе подводной лодки, а мы направились к северу, оставив всех уцелевших на попечение той самой шлюпки, которая двигалась к нам в момент пуска торпеды. Я полагаю, эти бедняги так и не добрались до земли, а если им это и удалось, вряд ли они выжили на холодных негостеприимных берегах, но взять их на борт "У-33" я просто не мог. Нам вполне достаточно было собственных немцев.
Этим вечером Лиз попросила разрешения подняться на палубу, объяснив, что на нее угнетающе действует теснота и длительное пребывание внизу. Я с готовностью удовлетворил эту просьбу. Не в состоянии до конца разобраться в ней, я ухватился за предоставившуюся возможность снова поговорить и попытаться проникнуть, наконец, в ее помыслы и намерения. Вот почему вслед за ней я поднялся по трапу наверх. Ночь была ясной холодной и прекрасной. Лишь белый след за кормой, да разбегающиеся с шумом волны нарушали спокойствие моря.
Бенсон был в рубке, курс лежал на Сан-Диего, все было в порядке.
Закутанная в одеяло Лиз при моем приближении отвернулась в сторону.
- Я хотел бы выразить вам свою благодарность за вашу смелость и верность, - сказал я. - Вы были просто великолепны, и я прошу прощения за все мои прежние сомнения в вас.
- Да, вы сомневались во мне, - ответила она ровным голосом. - Более того, вы, по сути дела, обвинили меня в помощи барону фон Шенворцу. Этого я вам никогда не прощу.
Ее слова и тон звучали для меня окончательным приговором.
- Я не мог заставить себя поверить, - объяснил я, - но ведь дважды вахтенные видели вас поздно ночью беседующей с бароном. А на следующий день оказывалось, что кораблю нанесен значительный вред. Я не хотел верить в ваше предательство, но, неся ответственность за людей и безопасность судна, за вашу жизнь и за свою собственную, я был вынужден наблюдать за вами и предостеречь вас от повторения подобных поступков.
- И кто же сообщил вам, что я поздно ночью или в любое другое время беседовала с бароном фон Шенворцем? - спросила она, глядя на меня своими огромными глазами, ставшими еще больше от удивления.
- Я не могу сказать вам это, Лиз, но мне сообщили об этом два разных человека, - ответил я.
- Что ж, значит, эти двое лгут, - бесстрастно констатировала она. - Я ни разу не разговаривала с бароном наедине и лишь однажды в вашем присутствии, когда мы захватили "У-33"! И еще, когда вы будете обращаться ко мне, пожалуйста, запомните: для всех, кроме моих друзей, мое имя мисс Ларю.
Вы когда-нибудь получали пощечину нежданно-негаданно? Нет? Ну что ж, тогда вам не понять моих чувств в тот момент. Я ощущал, как густой румянец покрывает мое лицо, шею и даже уши. Но все это только увеличило мою любовь к ней и заставило меня в глубине души поклясться тысячу раз в том, что я все равно завоюю ее любовь.
Глава IV
Ближайшие несколько дней наше путешествие протекало безо всяких происшествий. Каждое утро я определял координаты с помощью своего самодельного секстана, но результаты особого доверия не внушали. По моим выкладкам выходило заметное отклонение к западу, но в то же время я знал, что курс был строго на север. Я винил в расхождении свой несовершенный прибор и не придавал этому особого значения, пока в один прекрасный день Лиз не обратилась ко мне со следующими словами:
- Извините, меня, пожалуйста, за вмешательство, - сказала она, - но на вашем месте я понаблюдала бы за Бенсоном, особенно во время его вахты.
Я поинтересовался, что она имеет в виду, подозревая в ее словах происки фон Шенворца, желающего бросить тень подозрения на одного из самых верных мне людей.
- Если вы обратите внимание на курс подлодки полчаса спустя после того, как на вахту заступит Бенсон, - продолжала она, - вам станет ясно, почему он предпочитает ночную смену. А кроме того, вам, возможно, станут понятными и кое-какие другие происшествия на борту.
Она повернулась и скрылась в своей каюте. Я же, выждав полчаса после начала дежурства Бенсона, поднялся на палубу. Проходя мимо рубки, где находился Бенсон, я незаметно бросил взгляд на компас. Курс был на север с отклонением на один румб к западу, что являлось вполне допустимым для нашей предполагаемой позиции. Я почувствовал облегчение, поскольку слова Лиз вызвали у меня серьезную озабоченность. Я собирался уже вернуться к себе, когда внезапная мысль заставила меня изменить свое решение и чуть было не привела меня, между прочим, к гибели.
Когда я выходил из рубки полчаса тому назад, волна шла справа от кормы. Теперь же направление волны было уже слева, что представлялось мне совершенно невероятным. За столь краткий промежуток времени мог перемениться ветер, но для изменения направления движения волны времени требуется намного больше. Единственно возможным объяснением было изменение курса - и не менее, чем на восемь румбов. Я быстро поднялся в рубку. Беглый взгляд, брошенный мной на небо, подтвердил мои подозрения: созвездия вместо того, чтобы сиять прямо по ходу, находились слева. Мы двигались на запад!
Всего лишь на мгновение задержался я у рубки с целью окончательно убедиться в своих выводах, перед тем как обвинить Бенсона в измене, но это мгновение едва не стоило мне жизни. Я до сих пор не понимаю, как мне удалось спастись. Я стоял на краю палубной надстройки у входа в рубку, когда сильный удар в спину буквально швырнул меня вниз. Падение на узкую треугольную палубу перед надстройкой могло запросто стоить мне сломанной ноги, или я мог скатиться за борт, но судьба оказалась благосклонной, и я отделался легкими ушибами. Поднявшись на ноги, я услышал звук закрывающегося люка. С палубы на верхушку надстройки ведет железная лестница. Со всей возможной скоростью я вскарабкался по ней, но было уже поздно. Бенсон успел задраить люк.
С минуту я стоял в раздумье. Что этот тип собирался предпринять? Что происходит внизу? Если Бенсон - предатель, то нет ли среди нас и других? Я проклял себя за то, что поднялся на палубу, и тут же одна мысль повлекла за собой другую - невыносимую: - "По чьей подсказке я оказался здесь?"
Надеясь привлечь внимание кого-нибудь из экипажа, я вновь спустился по лесенке на палубу, но стальные заглушки иллюминаторов рубки были тоже задраены. Прислонившись спиной к железу надстройки, я вновь принялся проклинать себя за идиотскую доверчивость.
Я взглянул на корму. Море, кажется, начало расходиться; набегающие волны перекатывались через палубу. Несколько секунд я наблюдал за ними, как вдруг пришедшая в голову мысль заставила меня похолодеть. Это был холод не от промокшей одежды и водяных брызг мне в лицо - это был могильный холод смерти, уже положившей руку на мое сердце. В это мгновение я понял, что достиг конца своего жизненного пути, и приготовился предстать перед лицом Всевышнего "У-33" медленно погружалась.
Трудно, пожалуй даже невозможно, описать мои переживания в тот момент. Отчетливо припоминается разве что мой собственный смех. А еще мне вдруг страшно захотелось курить. Боже, как же мне этого хотелось, но о курении не могло быть и речи.
Я следил за поднимающимся уровнем воды. Когда стало заливать клочок палубы, на котором я стоял, пришлось снова влезть на вершину надстройки. По уровню погружения я определил, что Бенсон действует в одиночку - он лишь открыл доступ воде в балластные цистерны, не включая нагнетающие насосы. Шум дизелей внезапно умолк, его сменило ровное гудение электромоторов. Вода поднялась уже до половины высоты рубки. В запасе у меня оставалось, наверное, не больше пяти минут. Я попытался решить, что предпринять, когда я окажусь за бортом. Плыть ли, пока хватит сил, или покончить сразу, нырнув в глубь океана?
Снизу раздались два приглушенных щелчка, весьма напоминающих выстрелы. Не напал ли кто на Бенсона? Для меня лично, впрочем, это уже не имело значения, поскольку мои друзья, пусть даже расправившись с предателем, не могли знать об угрожающей мне опасности. К этому моменту рубка уже скрылась под водой. Я вцепился в радиомачту, а огромные волны уже начали захлестывать меня с головой.
Я знал, что конец близок, и как-то непроизвольно, впервые за много лет, начал молиться. После этого на душе стало немного легче. Цепляясь за мачту, я ждал конца, но вода прекратила подниматься. Вместо этого она стала отступать. Вот уже волны лишь гребнями касаются верхушки надстройки, вот уже появляется из воды маленькая треугольная палуба у основания рубки! Так что же случилось внутри судна? Может быть, Бенсон решил, что я уже готов, и поэтому прекратил погружение, а может быть, он и его сообщники обезврежены? Неопределенность казалась еще более невыносимой, чем ожидание смерти. Вскоре над водой появилась главная палуба, дверь рубки отворилась за моей спиной, и, повернувшись, я увидел перед собой озабоченное лицо Брэдли. При виде меня озабоченность сменилась облегчением.
- Слава Богу! - вот и все, что он сказал, а затем схватил меня в охапку и втащил в рубку. Я промок, окоченел и вообще был на пределе. Еще несколько минут, я уверен, доконали бы меня, но тепло помещения и пара глотков бренди, которые Брэдли заботливо влил мне в глотку, оживили и взбодрили меня. Этот бренди, едва не сжегший мне горло, был способен, по-моему, поднять на ноги даже мертвого.
Спустившись в центральный отсек, я увидел выстроенных немцев под охраной двоих наших с пистолетами. Среди пленных находился и фон Шенворц. На полу лежал стонущий Бенсон, рядом с ним с револьвером в руке стояла Лиз. Я с удивлением обозревал эту сцену.
- Так что же, собственно, произошло? - спросил я. - Расскажите кто-нибудь.
- Вы сами видите, сэр, что произошло, - ответил Брэдли, - но результат мог бы быть совсем другим, если бы не мисс Ларю. Мы все спали. Бенсон еще в начале вечера снял посты, так что за ним некому было наблюдать - кроме мисс Ларю. Она почувствовала начало погружения и вышла посмотреть как раз вовремя, чтобы заметить Бенсона у насосов погружения. Увидев ее, он выхватил пистолет и выстрелил в упор, но промахнулся, а она - она не промахнулась. Выстрелы всех разбудили, ну и конец был ясен - мы-то все с оружием. Но если бы не мисс Ларю, боюсь, все было бы совсем по-другому. Это она закрыла клапаны и заставила нас с Ольсоном пустить насосы для откачки воды.
А я - то осмелился подумать, что она заманила меня на палубу! Я готов был пасть перед ней на колени и умолять о прощении, и сделал бы это, не будь я англосаксом. А так я только сорвал с головы промокшую фуражку, поклонился и промямлил, как я ей признателен. Она не ответила мне - отвернулась и быстрыми шагами удалилась к себе в каюту. Не обманул ли меня мой слух? Действительно ли до моих ушей донеслись по узкому коридору подлодки ее рыдания?
Бенсон умер в ту же ночь. Почти до самого конца он отказывался отвечать, но незадолго до смерти все же подозвал меня. Склонившись над ним, я с трудом разбирал чуть слышный шепот.
- Я один все сделал, - сообщил он. - Я сделал это потому, что ненавижу вас - весь ваш род. Меня вышибли с вашей верфи в Санта-Монике. Меня выдворили из Калифорнии. Я ведь был иммигрантом без вида на жительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33