При свете догорающего костра мы могли видеть огромные крадущиеся фигуры хищников и их бесчисленные, горящие злобой и голодом глаза.
Лиз задрожала. Я обнял ее и привлек к себе. Она рассказала мне о своем похищении и о том, как ей было страшно. Мы вдвоем возблагодарили небо за то, что она осталась целой и невредимой, так как похитивший ее дикарь не осмеливался делать остановки на полном опасностей пути домой. Она рассказала, что они достигли холмов в тот момент, когда туда добрался и я, так как по пути ее похититель был вынужден несколько раз спасаться на деревьях от нападавших голодных хищников, а дважды им пришлось довольно долго ждать, пока саблезубые твари не соблаговолят снять осаду,
Ноб, ухитрившись вскарабкаться вслед за нами (чудом при этом не сорвавшись), свернулся клубочком перед входом, предварительно поужинав с большим удовольствием вяленым мясом. Он уснул первым, мы тоже вскоре последовали его примеру, так как чувствовали себя смертельно уставшими. Я снял патронташ, ружье и положил рядом, а револьвер оставил под рукой на всякий случай. Однако в ту ночь нас никто не потревожил, и когда я проснулся, солнце уже озаряло верхушки деревьев. Во сне головка Лиз уютно устроилась у меня на груди, а моя рука по-прежнему обнимала ее.
Вскоре проснулась и она; какое-то время, казалось, она не может сообразить, где находится. Она смотрела на меня, потом на мою руку, все еще обнимающую ее, потом, кажется, осознала скудость своего облачения, отодвинулась от меня, закрыла лицо руками и страшно покраснела от смущения. Я снова привлек ее к себе, поцеловал, тогда она тоже обняла меня и немножко поплакала на моем плече, покоряясь обстоятельствам.
Прошел час, прежде чем племя начало проявлять признаки активности. Мы наблюдали за ними из "апартаментов", как Лиз окрестила наше убежище. Они не носили ничего, напоминающего одежду или украшения. Все члены племени были примерно одного и того же возраста. Особенно бросалось в глаза отсутствие детенышей и подростков. Размышляя над этим, я припомнил, что, сталкиваясь и прежде с человекообразными Каспака, мы не встречали не только детенышей, но и стариков.
Со временем наши "хозяева" привыкли к нам, утратили прежнюю подозрительность и даже начали проявлять дружеские чувства, в своем, конечно, понимании. Они ощупывали материю нашей одежды, патроны в моем патронташе. Я показал им термос и вылил из него немного воды. Дикари пришли в полный восторг, вообразив, что в термосе находится неистощимый источник, который я ношу с собой.
Надо отметить, что они никогда не смеялись и не улыбались; я вспомнил, что Ам тоже никогда этого не делал. На мой вопрос, знают ли они Ама, ответ был отрицательный, но довольно странный. Один из них сказал: "Там, позади, мы могли его знать", - и он показал головой на юг.
- Так вы пришли оттуда? - спросил я. Он с изумлением поглядел на меня.
- Мы все пришли оттуда, - пояснил он. - А потом пойдем туда. - И он кивнул головой на север. - И станем галу, - заключил он свое объяснение.
Мы уже не раз слышали выражение "стать галу". Ам говорил об этом неоднократно. Мы с Лиз решили, что это часть религиозных верований дикарей, что-то вроде нашего представления о будущей райской жизни в загробном существовании.
После завтрака мужчины племени отправились на охоту, а женщины к луже с теплой водой, заросшей тиной и наполненной мириадами головастиков. Они зашли в лужу на глубину около фута и улеглись в грязь. Полежав так пару часов, они вернулись обратно к пещерам. Пока мы оставались с ними, этот ритуал повторялся каждое утро; на наши вопросы по этому поводу вразумительного ответа мы не получили. Все, чего удалось нам добиться в качестве объяснения, было единственное слово: "Ата". Они пробовали и Лиз заставить принять участие в своих грязевых ваннах и очень удивлялись ее отказу. После первого дня я тоже стал ходить на охоту с мужчинами, оставляя Лиз револьвер и Ноба. Эти предосторожности оказались излишними. Ни один зверь не приближался к луже во время пребывания в ней женской половины племени, да и в другие часы, кажется, тоже. Во всяком случае, я не видел ни одного следа животных вблизи лужи, правда, и вода там определенно не подходила для питья.
Племя питалось в основном мясом небольших животных. Способ охоты был крайне примитивен и состоял в окружении добычи и постепенном смыкании кольца до тех пор, пока животное не пыталось прорваться и не падало под ударом каменного топора. Таким образом им удавалось добывать достаточно карликовых лошадей и мелких антилоп для поддержания существования. В их рацион входили многочисленные разновидности фруктов и овощей. Они никогда не старались добыть пищи больше необходимого. Да и к чему беспокоиться? Что-что, а проблема питания в Каспаке не стоит для его обитателей на первом плане.
На четвертый день Лиз заявила мне, что чувствует себя достаточно сильной для возвращения в лагерь, так что я отправился на охоту в приподнятом настроении. Мне тоже хотелось поскорее вернуться, узнать новости, расспросить Брэдли, если он уже вернулся, о результатах его экспедиции. Кроме того, я знал, что о нас тоже беспокоятся и даже, может быть, считают погибшими.
День этот был хотя и облачным, но теплым, как это почти всегда бывает в Каспаке. Было даже как-то не по себе от сознания того, что всего в нескольких милях от нас зима сковывает пронизанный штормами океан и над Кадровой идет снег, хотя никакой снег не в состоянии пробиться сквозь влажную горячую атмосферу гигантского кратера.
Нам пришлось далеко уйти от пещер, прежде чем удалось окружить небольшое стадо антилоп. Двигаясь вместе с загонщиками, я заметил в двухстах ярдах от себя замечательный экземпляр красного оленя. Он, должно быть, спал в траве, потому что я видел, как он поднялся и недоуменно поглядывал по сторонам. Вскинув ружье, я выстрелил. Он упал, и я бросился к нему, чтобы добить его ножом, подарком одного из наших ребят, но едва я подбежал к нему, он вскочил и отбежал еще на две сотни ярдов. Я снова выстрелил, но история повторилась опять. Когда же я, наконец, перерезал ему горло и огляделся, в поисках своих охотников, чтобы те забрали тушу, вокруг никого не было. Напрасно я кричал и звал их - ответа не было. Наконец, раздосадованный, я вырезал из убитого оленя столько мяса, сколько мог унести, и пустился в одиночку обратно к пещерам. Я прошел не меньше мили, прежде чем осознал, что заблудился, причем безнадежно.
Небо к этому моменту сплошь затянулось тяжелыми мрачными облаками, вблизи не было ни одного ориентира. Я двинулся по направлению к югу; по крайней мере, я так думал. На самом же деле, как я теперь понимаю, я шел прямо в противоположную сторону.
Местность по-прежнему была незнакомой. В одной из рощиц, попавшихся мне по дороге, я наткнулся на следы человеческого пребывания, наполнившие меня сначала надеждой, а чуть спустя повергшие в отчаяние и безнадежность. Это был холмик свеженасыпанной земли, покрытый давно увядшими цветами и увенчанный плоской плитой из песчаника. Это была могила, и она могла значить только одно - я наконец-то добрался до местности, населенной обычными людьми. Я найду их, и они помогут мне добраться до холмов с пещерами, возможно, даже позволят нам с Лиз пожить в своем поселении, поселении подобных нам мужчин и женщин, а не кровожадных дикарей. Мои надежды и воображение успели разыграться за то время, что я преодолевал несколько ярдов, отделявших меня от могилы. Склонившись над могильным камнем, я прочитал грубо нацарапанные на его поверхности слова. Вот они:
Здесь покоится Джон Типпет,
англичанин, убитый тиранозавром
10 сентября 1916 года.
Мир праху его.
Типпет! Не может быть! Типпет, нашедший последнее пристанище в этом сумрачном лесу. Типпет мертв! Он был отличным парнем. Чувство горечи от потери угнетало меня. Эта одинокая могила неопровержимо свидетельствовала, что Брэдли тоже добрался до этих мест и тоже, вероятнее всего, заблудился, поскольку мы не рассчитывали на продолжительную экспедицию, когда он отправлялся в путь.
И раз уж я наткнулся на могилу одного из участников, нет ли причин опасаться того, что и кости остальных раскиданы где-то неподалеку?
Глава IX
Стоя над печальным одиноким надгробием, полный тоскливых размышлений и предчувствий, я был неожиданно схвачен сзади и брошен на землю. Чье-то тело навалилось на меня сверху, чьи-то руки схватили меня за руки и за ноги. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что меня держат несколько человек, а остальные, окружив меня, с интересом рассматривают. Похоже, что я столкнулся с новым типом человека - более развитым, чем то примитивное племя, которое я покинул сегодня утром. Его представители были более высокого роста, с хорошо развитым черепом и вполне человечьими лицами. В них почти отсутствовали обезьяньи черты, да и негроидных было гораздо меньше. Они были вооружены копьями с каменными наконечниками, каменными ножами и топорами. Кроме того, они носили украшения и набедренные повязки - первые были сделаны из перьев и располагались в волосах, последние же представляли собой змеиные шкурки, выдубленные целиком и спускавшиеся головами до колен.
Конечно же я не сразу разобрался во всех этих деталях, в момент моего пленения у меня хватало других забот. Трое воинов сидели на мне, стараясь удержать меня в лежачем положении, причем без лишней скромности скажу, что удавалось им это с большим трудом. Не хочу, повторяю, показаться нескромным, но я очень горжусь своей физической силой и умением правильно ее использовать. Этим и еще умением держаться на лошади я всегда отличался среди своих товарищей. И вот настал день, когда долгие часы тренировок и изучения различных приемов сослужили мне хорошую службу, полностью оправдав затраченные усилия. Калифорнийцы, как правило, хорошо знакомы с джиу-джитсу, я же вообще несколько лет усиленно занимался этим видом борьбы, сначала в школе, а потом в лос-анджелесском атлетическом клубе, где меня тренировал один японец, настоящий виртуоз в этом деле.
Мне потребовалось секунд тридцать на то, чтобы сломать руку первому, ногу второму и так перебросить через себя третьего, что при падении он сломал себе шею. А пока остальные, замерев от изумления, глядели во все глаза, я сорвал с плеча ружье, и, когда они, опомнившись, бросились на меня, как я того и ожидал, всадил одному из нападавших пулю прямо в лоб. Это заставило их временно остановиться - не смерть товарища, конечно, а звук выстрела, чего они раньше никогда не слышали. Прежде чем они снова набросились на меня, один из них на языке, похожем на язык пещерных людей, но более богатом и разнообразном, чем язык предшествующих дикарей, отдал приказание своим воинам остановиться, выступил вперед и обратился ко мне."
Он спросил меня, кто я такой, откуда иду и что собираюсь делать. Я ответил, что здесь я случайно, заблудился и единственное мое желание вернуться к моим товарищам. Он спросил, где они находятся, и я пояснил, что они где-то на юге, используя при этом каспакскую фразу, которая, будучи буквально переведенной, означает "в направлении от Начала". Удивление явственно отразилось на его лице еще до того, как он выразил его словами:
- Но там нет галу, - сказал он. - Ты лжешь! Галу изгнали тебя.
- Да говорю же тебе, - гневно сказал я, - что я из другой страны, которая лежит вдали от Каспака, за скалистой стеной. Я не знаю, кто такие галу, я их никогда не видел. И в этих северных краях я ни разу не был. Погляди на меня, на мою одежду и оружие. Ты когда-нибудь видел у галу или любого другого в Каспаке что-нибудь подобное?
Тот признался, что, в самом деле, ничего подобного он не видел и что мое оружие и способ, которым я расправился с тремя его воинами, его очень заинтересовали. Наконец, он почти поверил тому, что я говорю правду, и даже предложил мне помощь, если я научу его броску через голову и подарю ему свое "гром-копье", как он назвал мое ружье. Ружье я ему подарить отказался, а приему пообещал научить, если он отведет меня, куда мне надо. Вождь пообещал сделать это завтра, потому что сегодня уже поздно, и предложил мне провести ночь в их деревне. Мне страшно не хотелось терять столько времени, но парень оказался упрямцем, так что пришлось пойти с ними. Двоих мертвых они оставили лежать там, где они лежали, не удостоив их своим вниманием. Так уж дешево ценится в Каспаке человеческая жизнь.
Это племя также обитало в пещерах, но здесь пещеры являли собой продукт более разумной деятельности, чем у следующего по направлению "к Началу" племени, и знаменовали собой шаг вперед по пути цивилизации. Внутри пещеры были подметены, хотя и не слишком чисто, застелены циновками из сухой травы, шкурами леопарда, медведя и рыси. Вход в пещеру на ночь баррикадировался, а перед ним находился сложенный из камней очаг. Стены пещер, где я побывал, были покрыты рисунками оленей, мамонтов, тигров и других зверей. Но, как и в предыдущем племени, я не видел ни детей, ни стариков.
В этом племени у мужчин два имени, точнее, двусложное имя, и язык их также использует двусложные слова, в то время как у племени Tсa все слова односложные, за исключением немногих - типа Антис или Галу. Имя вождя было То-жо, а семья его состояла из него самого и семерых женщин. На вид они были красивее женщин племени Tea, точнее, не так уродливы, а одна и вовсе была симпатичной, будучи не столь волосатой и со светлой кожей.
Всех их крайне заинтересовала моя персона. Они перетрогали, общупали и даже обнюхали всю мою одежду и снаряжение. От них я узнал, что их племя называет себя Банд-лу, или "люди копья", а племя Tea называется Сто-лу, или "люди топора". Ниже их на шкале эволюции стоят Бо-лу, или "люди дубины", а еще ниже Алу, у которых нет ни оружия, ни языка. В этом слове, как мне кажется, может быть заключено крайне любопытное открытие, если, конечно, это не простое совпадение, я наткнулся на слово, прошедшее без изменений через миллионы лет существования человечества, с начала начал разговорного языка. Это слово могло оказаться единственной ниточкой, связующей нарождавшуюся в незапамятные времена человеческую культуру с рожденным в кратере огнедышащего вулкана Kacпаком.
А может быть, это только совпадение, даже почти наверняка совпадение; и все же сравните: на Капроне, в Каспаке, немой называется алу, а в наше время и в большом мире на латыни немой называется alalus.
Итак, местная красавица из гарема вождя, которую звали Со-та, несколько неожиданно проявила ко мне такой живой интерес, что То-жо в конце концов обратил внимание на расточаемые ею нежности и выразил свое неудовольствие тем, что стукнул ее по голове и отшвырнул пинком в угол пещеры. Я прыгнул между ними в тот момент, когда он заносил ногу для следующего пинка, и проведя болевой прием, выволок его, вопящего от боли, наружу. Там я, под страхом еще худшего наказания, заставил его дать обещание больше не трогать Со-та. Девица бросила на меня благодарный взгляд, а вот сам То-жо и остальные женщины смотрели на меня хмуро и угрожающе.
Позже вечером Со-та по секрету поведала мне, что она в ближайшее время покинет племя.
- Со-та скоро станет кро-лу, - прошептала она мне на ухо.
Я спросил ее, что такое кро-лу, и она попыталась мне объяснить, но я так и не знаю до сих пор, правильно ли я ее понял. Из ее жестов и слов я уяснил, что Кро-лу - это племя, имеющее на вооружении луки и стрелы, готовящее пищу в сосудах и живущее в хижинах, а также разводящее домашний скот. Все это было весьма расплывчато и схематично, но основная мысль, похоже, в том, что Кро-лу - более развитое племя, чем Банд-лу.
Перед сном я довольно долго размышлял на эту тему. В своих размышлениях я пытался найти связующее звено между различными расами, которое позволило бы объяснить их всеобщее стремление когда-нибудь стать галу. Со-та подкинула мне кое-какой материал, но напрашивающийся вывод казался настолько фантастическим, что я даже не мог заставить себя всерьез обдумать его. И тем не менее, в эту теорию вполне вписывались те различные стадии развития, с которыми я столкнулся в разных племенах, и диапазон различий человеческого типа внутри самих племен. Ну, например, среди банд-лу попадались такие экземпляры, как Со-та, представляющая собой высший из увиденных мною до сих пор уровень развития, или То-жо, может, самую малость стоящий ближе к обезьяне, чем его жена, и в то же время совсем другие типы - плосконосые, со скошенными лбами, заросшие волосами. Вопросы мучили меня. Кто знает ответ? Может быть, Сфинкс? Я не знаю.
С этими мыслями, достойными лунатика или наркомана, я и уснул, когда же я проснулся, руки и ноги мои были связаны, а оружие исчезло. Как им удалось при этом меня не разбудить, сказать вам не могу. Это было крайне унизительно, но это было именно так. То-жо возвышался надо мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33