Темень была — как дегтем намазано. Такой дьявольски темной ночи я больше никогда в жизни не видел. Я даже не различал в темноте собственной коренной. Единственным видимым признаком лошадей были искры, высекаемые их подковами из камней дороги. Прежде чем мы достигли вершины горы, полил худший ливень из всех, когда-либо виденных мною. Последние сотни роудов до вершины лошади вынуждены были проделать вплавь. Волны так трепали старый дилижанс, что восемь пассажиров заболели морской болезнью. Но ничего страшного не случилось. Когда мы въехали на вершину, я увидел, что дорога полностью размыта. Тут и ушастый заяц не нашел бы никакой дороги. Но я вез почту, как и сейчас, и должен был поспеть, вовремя. Это была высокая гора с отвесной кручей, и там не было ни одного деревца. Я понял, что остается лишь одно — спускаться, неважно, есть там какая-то дорога или нет. На вершине горы я стегнул кнутом свою четверку и пустил ее к Денверу. О, как мы скакали! Быстрее, чем в тот раз, я в жизни своей не ездил. Коренные бежали, словно хотели оторваться от дилижанса, а передние — словно хотели убежать от коренных. Мы мчались столь быстро, мэм, что трением расплавило гайку в ближайшем ко мне переднем колесе, и это колесо самостоятельно укатилось вниз по склону, но не смогло угнаться за дилижансом и очень быстро возвратилось назад. Впрочем, дилижанс катил так быстро, что этой пропажи никто даже не заметил. Правда, весьма скоро отстало заднее колесо. И это колесо уже не смогло угнаться за дилижансом, хотя я краешком глаза видел, что оно делает для этого все, что только можно. Да, мэм, не прошло и пары минут, как оторвалось и другое заднее колесо. Но мы в тот момент мчались уже вдвое быстрее, чем когда оторвалось первое колесо. Теперь старый дилижанс летел на одном колесе и при этом держался гораздо ровнее, чем когда-либо на четырех. Когда мы были уже почти на дне, сорвалось и последнее колесо. Тут я уже перестал сомневаться, что мы встали и теперь нам не добраться до Денвера. Однако мы получили, оказывается, такой гигантский импульс движения, что потеря последнего колеса осталась столь же незамеченной, как и потеря всех предыдущих. Лошади сами несли дилижанс, как комета тащит свой хвост. Мы пронеслись вниз с горы и еще пять миль по ровной поверхности. Только после этого дилижанс — и я с пассажирами — столкнулись с землей. Разумеется, мы были вынуждены остановиться. Это оказалось весьма неприятно — удар был, я вам доложу, очень чувствительный! Но притом я не выбивался из графика. Вдруг один из пассажиров говорит мне: «Взгляни-ка вон туда, Билл! Смотри, что катится!» Я смотрю и вижу — четыре оторвавшихся колеса катятся по равнине прямо к нам. Тэк-с… Короче говоря, они устали и упали прямо рядом с нашим дилижансом. С помощью пассажиров и нескольких дополнительных гаек их вставили на место, и я доехал до Денвера на целых два часа раньше срока. Но я доложу вам, мисс, это было что-то с чем-то! Не хотел бы я снова такого рейса! Так что…
— Руки вверх!
Дилижанс замедлил движение из-за того, что дорога в горном ущелье была очень каменистая, поэтому двое мужчин с прикрытыми лицами могли спокойно стоять на пути лошадей. Они навели на кучера и его пассажирку свои устрашающие револьверы.
Диана Хендерс сидела, словно обратившись в камень. Ее глаза сосредоточенно всматривались в высокую стройную фигуру главного разбойника. Легкий порыв ветра заставил пошевелиться черный платок, скрывавший его лицо, так что она увидела (или подумала, что увидела) шрам на его квадратном подбородке. Она вовсе не боялась. Неподвижной ее делал не приземленный страх за свою жизнь, а нечто гораздо худшее — ужас, парализовавший сердце и душу. Был ли это Бык? Мог ли это быть он?
Но Бог мой, могла ли она и дальше заблуждаться? Могла ли не узнать очертания знакомой фигуры, если каждое движение, каждый жест выдавали невыносимую правду? Он молчал. Диана была рада этому как последней возможности сохранить толику сомнений. Второй разбойник отдавал краткие команды. Не приходилось сомневаться, что это Грегорио.
— Брось вниз сумку с почтой, — приказал он вознице.
Билл Гатлин подчинился. Высокий человек взял ее и отъехал за дилижанс, скрывшись из поля зрения. Пятью минутами позже Грегорио приказал им трогать.
Вот и все. Происшествие длилось каких-то шесть минут, но за этот краткий промежуток времени картина мироустройства в душе Дианы была до основания потрясена. Новая ужасная правда захватила ее — правда, которая могла бы возродить ее и поднять на волне восторга и счастья, а теперь волокла вниз, в водоворот самобичевания и боли.
Несколько минут они ехали в полном молчании. Билл Гатлин хлопал своим длинным кнутом по ушам передних лошадей, без труда скачущих по сравнительно ровной дороге.
— Черт возьми! — сказал он через некоторое время. — Если бы меня время от времени не грабили, я чувствовал бы себя намного более одиноким на долгой дороге. Но это становится слишком уж регулярным, чтобы вызывать приятные ощущения. Однако, мисс, вы добились желаемого — увидели Черного Койота. Что же вы теперь скажете? Бык это или не Бык?
— Конечно, это был не он, — резко сказала девушка, поджав губы.
— А на мой взгляд, выглядит совершенно как он, — заметил Гатлин.
Когда они остановились перед домом Мэри Донован, все та же компания зевак и бездельников подошла поближе, любопытствуя, что новенького привез почтовый дилижанс. Для них это была единственная связь с цивилизацией, и они ждали, что сейчас на них золотым дождем польются ее блага. Однако они приветствовали Диану ничуть не менее сердечно, хотя она была единственным пассажиром на этой колымаге и ничего нового и интересного дилижанс не привез.
— Опять ограбление, — объявил Билл Гатлин. — Кто-нибудь сходите, скажите Хэму. Может, он захочет выбрать кого-то для захвата бандитов.
Толпа немедленно заинтересовалась. Люди стали задавать вопросы.
— Они не нашли золота и взяли почту, — уточнил Билл Гатлин. — Полагаю, если кто-то из вас ждет писем, то он их не обнаружит.
— Нью-йоркский парень на ранчо ждет важной депеши, — немедленно подал голос человек, приехавший с «Заставы Y». — Он послал меня сюда специально ради этого.
— Эй, а это что такое? — воскликнул один из собравшихся, заглянув внутрь экипажа. — Вот же она, сумка с почтой, лежит себе спокойненько! — он вытащил ее и показал остальным.
— Что-то с ней не то, — сказал другой парень и показал на большую прорезь в коже.
Подошел почтмейстер и реквизировал сумку. Толпа последовала за ним в супермаркет, где располагалось почтовое управление. Здесь почтмейстер, подбадриваемый толпой, проверил содержимое сумки.
— Не могу сказать, что пропало, — сообщил он. — Но заказного письма мистеру Корсону нет.
Диана Хендерс немедленно ушла в отель. Она добежала до него так скоро, как если бы направилась туда сразу же, сойдя с дилижанса. Мэри Донован пригласила ее к себе в гостиную на «чашечку чайку», о чем девушка только и мечтала последнюю пару часов. Здесь она рассказала толстой ирландке, относившейся к ней по-матерински, обо всех подробностях поездки в Канзас-Сити и о том, что она не знает, как ей дальше быть с Корсоном.
— Будь у меня соратники по борьбе, я бы боролась, — заключила Диана. — Но я совершенно одна. Даже закон, похоже, не на моей стороне, хотя это против всякой логики.
— Не сомневайся, ты не одна, — заверила ее Мэри Донован. — Твои друзья бросятся драться за тебя по первому знаку. Поверь мне, они выбросят отсюда этих баранов, только слово скажи.
— Я знаю, — согласилась девушка. — Я признательна парням за их готовность. Но нельзя же действовать такими методами! Отец всегда горой стоял за закон и порядок. И мне не хотелось бы поддерживать беззаконие.
— Дьявола изгоняют огнем, — с особым значением произнесла Мэри.
Диана не ответила. Она потягивала чай, чувствуя ужасное уныние, сковавшее все ее существо, но при этом вовсе не думала ни о тех, кто отбирал ее собственность, ни об их нечестивых методах. Мэри Донован двигалась взад и вперед по комнате, занимаясь уборкой.
Вздохнув, Диана поставила пустую чашку на расшатанный стол с керосиновой лампой, плюшевым альбомом с фотографиями и золоченой раковиной моллюска. Миссис Донован, взглянув на нее краем глаза, проницательно предположила, что ее беспокоит нечто большее, чем нью-йоркский хлыщ. Ирландка подошла ближе и встала напротив девушки.
— Что случилось, птичка ты моя певчая?! — спросила она. — Расскажи Мэри Донован.
Диана встала, полуобернулась в сторону и закусила нижнюю губу в тщетном усилии сдержать короткий быстрый вздох, который был почти приступом удушья.
— Сегодня снова был ограблен дилижанс, — начала она, овладевая собой, и обернулась, глядя на старшую подругу полными слез глазами. — Я видела их. Их обоих.
— Да, птичка! — сказала Мэри Донован.
— Но это не он! Не он! Нет! Это не он, Мэри Донован! — И Диана, бросившись к Мэри, прижалась к ее широкой материнской груди. Она залилась слезами, но сквозь эти слезы у нее то и дело вырывалось: — Не он! Не он!
— Конечно, это не он, — поддержала ее Мэри. — Первый, кто скажет, что это он, лучше бы и на свет не рождался! Но даже если и он, Диана Хендерс, то я скажу так: порой даже хорошие люди сбиваются с истинного пути, а потом вновь обретают его. Да вот взгляни хоть на старого дурака Дикого Кота! Говорят, он был бандитом с большой дороги лет тридцать назад и убил столько народу, что сбился со счету. А посмотри на него теперь! Тихий и мирный пожилой человек, и в придачу весьма добропорядочный гражданин — разумеется, когда он трезв, а это бывает не часто.
Диана вытерла слезы и заулыбалась.
— Вы ведь очень влюблены в Боба, не так ли? — спросила она.
— Уйди ты! Скажешь тоже! — воскликнула Мэри Донован, застенчиво улыбаясь.
— Я думаю, Боб был бы вам хорошим мужем, — продолжала Диана. — Вы действительно нуждаетесь в мужчине. Он бы помогал вам вести дела. Почему бы вам не выйти за него? Я знаю, что он хочет этого.
— Выйти за него! Ну конечно! — фыркнула Мэри. — Старый дурак бывает слишком ошарашен, когда остается наедине с дамой, чтобы внятно объясниться. Если он когда-нибудь и женится, то только в том случае, если девушка сама сделает предложение.
Их беседу перебил стук в дверь. В гостиную вошел вакеро с «Заставы Y», который приехал за почтой.
— Билл Гатлин сказал мне, что вы здесь, мисс, — сообщил он. — Мне сказать Колби, чтобы он прислал за вами коляску?
— Спасибо, я оставила здесь Капитана, — ответила Диана. — Я немного отдохну, переоденусь и приеду на ранчо.
— Подождать вас?
— Нет, спасибо. Я не знаю, сколько еще здесь пробуду. Но если Техасец Пит там, попроси его встретить меня.
Получасом позже Диана выехала из Хендерсвиля на Капитане.
Она трусила по извилистой пыльной дороге, окаймленной бесконечной полынью и солончаковыми кустарниками, волнообразная лавина которых распространялась вширь по всем холмам вплоть до гор на севере — так далеко, насколько мог достигнуть взгляд. В этой дали под покрывалом легкого тумана вставали едва различимые очертания других, дальних, гор, таинственных и величественных. Низкое солнце раскладывало по земле длинные тени, в том числе и ее собственную. Благодаря этому солнцу лошадь в воображении хозяйки превратилась в какое-то потустороннее существо из страны великанов, семенящее на тонких и длинных нелепых ножках.
Обитатели степных деревень смотрели на ее приближение с возрастающей подозрительностью и в конце концов убегали, ища безопасности в своих подземных убежищах. В поле зрения девушки оставался лишь какой-нибудь древний патриарх да два-три угрюмых мужчины со зловещими выражениями на лицах. Да и те смотрели на нее, оставаясь в достаточной, с их точки зрения, близости от входов в свои норы, с тревогой ожидая, когда она скроется из виду.
Вероятно, для стороннего наблюдателя не было более унылой и безрадостной сцены. Но для Дианы все это входило в понятие «дом», и слезы наворачивались ей на глаза, когда она думала, что через несколько дней или недель этот дом придется покинуть навсегда. Ее дом! И они хотят изгнать ее из него, отнять его! Тот дом, который ее отец построил для ее матери! Тот, который он намеревался завещать Диане после смерти! Что за подлость?! Что за несправедливость?! Вот что особенно оскорбляло — несправедливость! Она смахнула набежавшие слезы гневным жестом. Нет, она не даст выселить себя из родного дома! Она будет бороться! Мэри Донован права — нет греха в том, чтобы изгнать дьявола огнем.
Тут она увидела всадника, приближающегося со стороны ранчо. Ее глаза, давно приученные к наблюдательности большими просторами, узнали его еще за минуту до того, как стали различимы его черты. Лицо девушки омрачилось. Это был не Техасец Пит, как она рассчитывала, а Хол Колби. «Может быть, и к лучшему», — приободрила себя она. Все равно когда-то ей надо было увидеться с ним и поговорить. Когда он приблизился, Диана вместо гостеприимной улыбки увидела на его лице выражение озабоченности. Тем не менее он, как всегда, сердечно приветствовал ее.
— Привет, Ди! — закричал он. — Почему ты не дала знать, что приедешь сегодня?
— У меня не было никакого способа дать тебе знать, — ответила она. — Но ты же понимал, что я буду так скоро, как только смогу.
— Сэм только что приехал из города и сказал, что ты собираешься на ранчо, вот я и поспешил перехватить тебя. Тебе нет нужды ехать на ранчо сейчас. Там для тебя будет во всех отношениях неприятно.
— Почему же? — спросила она.
— Во-первых, там Уэйнрайты, — сказал он, останавливаясь прямо перед ней и загораживая дорогу. Она сжала свои маленькие крепкие зубы и объехала его.
— Я еду домой, — сказала она.
— На твоем месте я бы не делал глупостей, Ди, — настаивал он. — Это только прибавит лишних проблем. Можно считать, что они уже владеют этой землей. Мы не можем бороться с ними, это ни к чему не приведет. Я убедил их, что они должны кое-что сделать для тебя, и они согласились с этим. Они готовы дать тебе сумму, достаточную для приличного существования, если только ты будешь вести себя разумно. Я добился от них величайших уступок для тебя. Но если ты собираешься бороться, они не дадут тебе вообще ничего.
— Они в любом случае не дадут мне ничего! — закричала она. — Да я ничего и не приму у них. Но я возьму и сохраню за собой то, что мне принадлежит. И мои друзья помогут мне.
— Ты только навлечешь на себя и своих друзей массу проблем.
— Послушай, Хол. — Она заколебалась, но потом все же заговорила, слегка запинаясь: — Я хочу кое-что тебе сказать. Ты просил моей руки. Я ответила, чтобы ты подождал немного и дал мне время на размышления. Так вот — я никогда не смогу сказать «да», Хол, потому что не люблю тебя. Извини, конечно, но с моей стороны более честно сказать тебе об этом.
Он выглядел уныло. Видно было, что он в замешательстве. Хотя он и понимал, что глупо настаивать на своем сватовстве сейчас, когда она обеднела, но тем не менее его гордости был нанесен удар — ведь он втайне мечтал одержать над ней верх во всех возможных отношениях. Внезапно Колби понял еще и то, что все равно страстно желает получить ее — богатую или бедную. Его увлечение Лилиан Мэнил вдруг предстало перед ним во всей своей низости. Это была не любовь. Все деньги мира, все роскошные туалеты и соблазны Нью-Йорка не сделали бы Лилиан такой же желанной, как Диана Хендерс.
Колби был недалекий, необразованный человек. Но и он разгадал в Диане Хендерс определенные свойства, выходящие за тесные рамки его рассудка, которые слишком высоко поднимают ее над Лилиан Мэнил и другими, подобными ей. Колби понял, что желает Диану Хендерс саму по себе, а не из-за чего-то другого. А вот Лилиан Мэнил он желал из-за ее денег и той вульгарной привлекательности, которой обладает определенный тип женщин.
Он жил в весьма беззаконной стране, в весьма беззаконные времена, так что нет ничего удивительного, что он возжелал владеть ими обеими. Даже дураку было ясно, что получить законным путем ту, что с деньгами, — лишь часть победы. Но это были не более чем пустые размышления, и он поскорее отбросил их.
— Мне очень жаль, Ди. Разумеется, тебе виднее, — только и сказал он, но мысли его были гораздо длинней и разнообразней. И чем больше он думал, тем больше понимал, как сильно хочет ее теперь, когда она стала менее податлива. На его лице появилось выражение, какого Диана никогда на нем не видела. Это уже не был тот смеющийся, добродушный Хол, который ей очень нравился и которого она почти любила. Теперь в нем проступило что-то зловещее. Диана даже заинтересовалась, не производят ли любовные неудачи подобный эффект на всех мужчин вообще.
— Как шли дела на ранчо, пока меня не было? — спросила она через какое-то время.
— Так себе, — ответил Колби. — Кое-кто из рабочих хочет уволиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25