Прожил я в Суонси недели две, а может, больше, и вот как-то в таверне сошелся с моряком, который только что приплыл из Барнстапла. А он возьми да и расскажи про найденного в тех краях мертвяка с фиалками во рту. Просто к слову пришлось: вот, мол, какие чудеса на свете делаются. Имени он не привел, но я призадумался.
В: Дальше.
О: В другой раз, уже в Кардиффе, дома у моего хозяина – мистер Уильяме ведет дела прямо на дому – я разговорился с приезжим, как раз в то утро прибывшим из Бидефорда. Он завел речь об этой оказии, и я узнал про вновь открывшиеся обстоятельства – в Бидефорде о них много судачили. И что будто бы ходят толки, что порешили не одного, а пятерых. Правда, имен он тоже не называл, но я как услышал про пятерых да прибавил к этому еще кое-какие подробности из его рассказа, так поджилки и затряслись. Так и жил в страхе до нынешнего дня. Я, сэр, сразу бы к вам бросился, если бы не моя бедная матушка да...
В: Довольно. Когда вы получили это второе известие?
О: В последнюю неделю июня, не тем будь помянута. Только я, сэр, ни в каком злоумышлении не повинен.
В: А когда так, то чего же ты дрожишь?
О: Мне, сэр, довелось увидать такое, что, расскажи кто другой, ни в жизнь бы не поверил.
В: Ну уж мне-то выложишь все как на духу. Иначе не миновать тебе петли.
Не удастся вздернуть тебя за убийство – вздернут за конокрадство.
О: Всенепременно, сэр. (Вновь говорит на валлийском наречии.) В: Поди ты со своей тарабарщиной!
О: Слушаюсь, сэр. Это всего-навсего молитва.
В: Молитва тебя не спасет. Только полная правда.
О: Ничего не утаю, сэр. Верьте слову. Откуда прикажете начать?
В: С того места, где ты впервые солгал. Если только местом этим не была колыбель.
О: До нашего первого ночлега после Эймсбери – то бишь до Уинкантона – я ни в чем от истины не отступил. Все было, как показал мистер Лейси. Вот только касательно Луизы...
В: Что Луиза?
О: Мне казалось, что догадка, которой я поделился с мистером Лейси, все-таки верна. Ну, про то, где я впервые ее увидел.
В: Это про заведение Клейборн? Вы разумеете, что она подлинно была шлюхой?
О: Так, сэр. Но мистер Лейси не захотел и слушать. Я его убеждать не стал, но про себя решил, как говорится, чему поверилось, тому и верить.
В: Что мистер Лейси был введен Его Милостью в заблуждение?
О: Да. А для какой причины – хоть убей, не пойму.
В: Вы не говорили ей, за кого вы ее почитаете?
О: Напрямик нет, сэр: мистер Лейси не дозволил. Только так, играючи – вроде бы хочу о ней поразузнать, а заодно и себя потешить. А она, как я и сказывал, стоит на своем. И отвечает так – ну горничная и горничная.
В: И ваша уверенность поколебалась?
О: Да, сэр, но лишь до той поры, когда я проведал, что она проводит ночи с Диком. Тут уж я не знал, что и подумать. Разве что она насмехается над хозяином за его спиной. А у меня все не идет из головы, что ее-то я в Лондоне и видел. И, как оказалось, я не обманулся. Я вам потом расскажу.
В: Вам доподлинно известно, что Его Милость не оказывал ей особого расположения, никогда с ней не уединялся или еще что-нибудь в этом роде?
О: Мне, сэр, такого видеть не случалось. Ну, пожелает ей доброго утра, в пути нет-нет да и спросит, не притомилась ли, не скучает ли – обычнейшая учтивость знатного джентльмена в обхождении с младшей братией.
В: Не припомните ли, чтобы она втихомолку пробиралась в его покой?
О: Нет, сэр. Откуда бы мне было узнать: в верхнее жилье я поднимался редко – только что к мистеру Лейси. У трактирщиков ведь какой порядок: у горничных своя почивальня, а мужская прислуга к ней и не приближайся, пусть спит где-нибудь подальше.
В: Дельное правило. Хорошо. Расскажите теперь, что происходило в Уинкантоне.
О: Остановились мы в «Борзой». И вот подходит ко мне человек в дорожном сюртуке – этот человек нас сразу заприметил. Подходит, значит, и спрашивает: «Что это вы затеваете?» – «Ничего, – говорю, – не затеваем. А что это вдруг за расспросы такие?» Он подмигивает: «Да полно тебе. А то я не знаю, кто он, этот твой мистер Бартоломью. Я два года тому служил кучером у сэра Генри У., так этот джентльмен к нему, бывало, захаживал. Я его и этого немого из тысячи узнаю. Это не кто иной, как...» Ну, та самая особа, про которую я сейчас говорил.
В: Он назвал его по имени?
О: И его, и его вельможного родителя. Вот, думаю, незадача! Ну что тут будешь делать? Спорить я не стал, а только подмигнул в ответ и говорю:
«Может, он, может, не он. Только ты набери в рот воды: он свое имя открывать не желает». А он мне: «Так уж и быть, можешь не беспокоиться. И куда же это он следует?» – «А на запад, – говорю, – поохотиться. Есть там у него одна перепелочка на примете». А он: «И уж, верно, гладенькая да пригожая?» И добавил: «Стало быть, я угадал».
В: Кто был этот человек?
О: Кучер одного адмирала, сэр. Вез свою хозяйку в Бат. Тэйлором звать.
Вы не подумайте, сэр: малый славный, а что выспрашивал, так единственно из любопытства. Поэтому мне не составило труда увести его от этого разговора.
Я сказал, что истинная наша цель – покорить сердце девицы, однако мы делаем вид, будто путешествуем просто для удовольствия. Что мистер Лейси – наставник Его Милости, а Луиза нам будет надобна, когда юная леди окажется у нас в руках. И тут откуда ни возьмись – Дик. Тэйлор его приветствует, а этот дурень чуть не испортил дела: прикинулся, что не узнает, и был таков.
Пришлось мне Тэйлора умасливать: дескать, стоит ли обижаться на недоумка.
А минут через десять приходит Луиза: «Фартинг, хозяин зовет». Вышли мы с ней за дверь, она и говорит: «Вас хочет видеть не мистер Браун, а мистер Бартоломью. А для какой нужды – не знаю». Прихожу к мистеру Бартоломью.
Тот говорит: «Джонс, сдается мне, что нас разоблачили». Я соглашаюсь:
«Боюсь, что так, милорд». Растолковал ему, что да как, передал все, что рассказал Тэйлору. «Хорошо, – говорит. – Принимая в соображение, что мистер Лейси ничего не знает, давайте оставим все как есть».
В: Он привел свои резоны?
О: Сказал, что из почтения к мистеру Лейси не хочет причинять ему беспокойства. Я же на это отвечал, что во всем послушен Его Милости.
«Тогда, – говорит, – никому ни слова. А это отдайте кучеру: путь пьет за мое здоровье да не болтает лишнего. Вот, кстати, и вам полгинеи». Деньги я взял и был ему премного благодарен.
В: Не сообщили вы об этом происшествии мистеру Лейси?
О: Нет, сэр. А после, когда мы с Тэйлором выпивали, он рассказал, что по слухам высокочтимый родитель Его Милости очень гневается на сына, за то что тот отверг предложенную отцом партию. Тут-то, сэр, я и струхнул.
Недаром в народе говорят: «Чужая тайна хуже, чем постель из крапивы».
Шутка сказать – разгневанный отец, а тем паче такая особа, что, не приведи Господи, потревожить. И вспомнилась мне тогда Библия да пятая заповедь Моисеева: «Чти отца твоего...»
В: Вот вам бы раньше о ней подумать. Уж будто вас еще в Лондоне не посвятили в суть дела и намерения Его Милости?
О: Теперь я взглянул на это другими глазами, сэр.
В: А именно?
О: Я рассудил, что мой прямой долг – узнать об этих намерениях побольше.
В: А попросту, если вы удовольствуете отца, он удовольствует вашу корысть, верно?
О: Я посчитал, что так оно благоразумнее, сэр.
В: Ну вот, теперь он будет лицемерить! Сразу видно валлийца. Вы ведь надеялись огрести изрядную прибыль, так или не так?
О: Я думал, сэр, что любезный джентльмен меня без награды не оставит.
Если сочтет, что я заслужил.
В: Вот это уже похоже на правду. Стало быть, в Уинкантоне вы приняли решение впредь шпионить за Его Милостью? Верно ли?
О: Да как бы я осмелился, сэр! О ту пору я и помыслить не мог, что дело так повернется. Но у нас впереди было еще два дня пути. А путешествовать по тем краям – хуже некуда: это вам не страна Голохватская искаж. от Галаадская; упомянутая в Ветхом Завете гористая местность за Иорданом, славилась плодородными землями, скотом и целебным галаадским бальзамом
.
В: Какая страна?
О: Так у нас в Уэльсе называют Сомерсет, сэр. Вот где привольное житье!
Сидра – пей не хочу, скот тучный-претучный.
В: Вздумал убедить меня в своей совестливости? Так я тебе и поверил! У тебя же на лбу написано, что мошенник. Для какой надобности ты в Тонтоне выпросил у мистера Лейси еще денег в задаток? Не отвечаешь? То-то же. Это потому, что ты уже решил, как поступить. И хватит прекословить!
О: Слушаюсь, сэр.
В: Удалось ли вам до прибытия в «Черный олень» выведать что-либо новое о замыслах Его Милости?
О: Нет, сэр.
В: Перескажите все, что происходило с самого вашего пробуждения поутру первого мая.
О: Будь я хоть трижды мошенник, сэр, однако ту ночь я провел без сна: все раскидывал умом. Ворочался-ворочался, а потом тишком спустился вниз, отыскал огарок свечи и пузырек с чернилами да и написал мистеру Лейси то, что вам известно.
В: То, что мне известно, пропустите. Переходите к их прощанию на Бидефордской дороге.
О: Было это в двух милях от города, сэр, на распутье – там, где дорога расходится надвое. Вы это место сыщете без труда, там еще виселица стоит.
Которую дорогу они выберут, мне было невдомек, и потому я поднялся на заросший кустарником холм и затаился: дорога оттуда как на ладони. Ждал час или больше. Сижу, дурень, и радуюсь, что погода разгулялась, что день, по всему видно, будет ясный.
В: До них тем путем никто не проезжал?
О: Девицы на телеге, а с ними парень – надо думать, на праздник.
Хохочут, поют. А немного погодя – пешие. И тоже туда же.
В: Не замечали вы на дороге всадников, по виду – посыльных, спешащих по неотложному делу?
О: Нет, сэр. Только Его Милость со спутниками. Они остановились у развилки, как раз возле виселицы.
В: Об этом я уже знаю. Вы не дослышали, о чем они беседовали?
О: Ни словечка, сэр. До них было четыре сотни шагов.
В: Продолжайте.
О: Так вот. Мистер Лейси пустился дальше один-одинешенек. У меня сердце кровью обливалось: в этаких местах – и без спутников. Дорога забирала вниз, и скоро он скрылся из глаз. А та дорога, по которой поехали остальные, напротив, шла все больше вверх. Я выждал, когда они доберутся до широкого уступа на склоне, спустился на дорогу – и за ними: из-за уступа им было меня не видать. А как сам взъехал на тот уступ, так слез с коня, чтобы разобраться, где они теперь и что мне делать: ехать дальше или погодить. Поехал следом. Через две мили углубились мы в обширный лес. Тут дорога сделалась кривая, как шило корабельного плотника: петляет, петляет, и что там впереди, за поворотом, не угадаешь – того и гляди нарвешься на всю честную компанию. И ведь правда чуть не нарвался. Выезжаю из-за громадного валуна, что лежал обочь дороги – а они прямо передо мной, полутораста шагов не будет. Хорошо еще, что стояли ко мне спиной. Путь им пересекал бежавший сверху поток – по счастью, довольно бурный, так что из-за шума воды они моего приближения не расслышали. Едва я их заприметил, так сразу скок наземь, хвать коня под уздцы, отвел подальше и привязал, чтобы не попался им на глаза, а сам крадучись вернулся на прежнее место.
Гляжу – они уже дальше двинулись, да не по дороге, а выше: в гору поднимаются. Я успел различить только спину Луизы – она сидела позади.
В: Известно ли вам, как называется то место?
О: Нет, сэр. Поблизости не было ни фермы, ни жилья. Но узнать его проще простого: это хоть и не первый поток, который перебегает дорогу, но зато самый полноводный. Он проточил на склоне слева от дороги глубокое русло и падает вниз отвесно. Гремучий такой.
В: Дальше.
О: Я выждал время, выбрался туда, где они останавливались, и увидал брод. Поток там не больно широкий – с полдюжины шагов, и тех не будет, – а дно у него ровное, каменное. Дорога продолжалась на другом берегу.
Теперь-то я разобрал, куда они запропали: дальше подъем шел не так круто, а выше из-за деревьев виднелась открытая с одного бока котловина – примерно сказать, разлог. Сперва я никак не мог отыскать туда тропинку.
Порыскал-порыскал и нашел. И, по всему видать, по ней-то их кони и поднимались.
В: И что, тропинка изрядно хоженая?
О: Вот ей-богу, сэр, до нас этой тропой никто месяцами не хаживал. А потом, как вы узнаете, я удостоверился, что это пастушья тропа: летом по ней гонят скот на верхнее пастбище. И ветки по-над ней переплетены с прошлого года, и сухой овечий помет валяется, и много еще чего.
В: Какие же у вас явились соображения касательно их намерений?
О: Мне подумалось, они тайным путем пробираются к дому юной леди, сэр, или к назначенному месту встречи. Как тут угадаешь. Почем мне знать, где в тех краях стоят дворянские усадьбы да богатые поместья. Мне бы немедля повернуть назад, а я сдуру возьми да и скажи себе: «Э, нет, Джонс, кто в кони пошел, тот и воду вози».
В: Куда вела тропа?
О: В глухое место, сэр, заросшее деревьями, а между ними большущие валуны. Этакая тесная каменистая впадина, полукруглая, вроде как молодой месяц. Преунылое место, сэр, даже в такой солнечный день. О ту пору птицы по лесам не умолкают, а тут хоть бы одна чирикнула, словно разлетелись. И взяла меня жуть – а ведь мне и без того было не по себе. И решимости поубавилось.
В: Сколько времени вы за ними следовали?
О: Не более часа, сэр. Путь недалекий, около двух миль, не дальше.
Только я нарочно придерживал коня и притом еще поминутно останавливался и прислушивался, а то за деревьями и кустами их не увидишь. Ну да им, похоже, пришлось не слаще моего: они тоже едва тащились и держали ушки на макушке – не увязался ли кто следом. А меня только и спасал рокот водопада.
В: Расскажите, при каких обстоятельствах вы их вновь увидели.
О: Дело было так, сэр. Отыскал я в разлоге местечко поукромнее да поровнее, снова привязал коня, поднялся немного по склону и озираюсь: куда бы вскарабкаться, чтобы получше разглядеть, что там впереди. Сперва ничего особенного не увидел – только что край разлога. Склон возле него голый.
Ну, думаю, час от часу не легче: подберешься ближе – окажешься на виду. А я-то, дурья башка, понадеялся, что проследить за ними будет не труднее, чем простыню обмочить. Глядь – впереди в полумиле от меня по склону лезет человек. Присмотрелся – Дик. С ним никого. И я решил, что Его Милость и девица остались вместе с лошадьми на берегу. Дик добрался до верха и принялся что-то высматривать, а что – мне было не видно. Край разлога как бы расщеплен – раздваивался точно змеиный язык, вот в эту выщерблину он и глядел.
В: Он не таился от чужих глаз?
О: Я и заметить не успел, сэр. Он задержался не надолго и скоро пропал из вида.
В: Что было дальше?
О: Я было решил, что их путешествию подходит конец – стало быть, полно мне тащиться за ними по пятам, не ровен час заметят. Завел я коня в кусты: в таком редколесье его все равно лучше не спрячешь. Иду по бережку мимо того места, где они проезжали, и вдруг – вот те на: в сотне шагов от меня на траве что-то белеется, будто полотно разложили сушить. Я сторонкой подбираюсь ближе, гляжу – а это Луиза. Да такая нарядная.
В: Нарядная? Как вас понимать?
О: В точности так, как я сказал. Разодета точно майская королева – как ее в этот самый день наряжают. И тебе льняной холст, и батист, и ленты всякие. Прямо картинка.
В: Полноте, Джонс! Дурак, что ли, я вам достался?
О: Ей-богу, не вру, ваша честь!
В: В таком ли наряде она добиралась до того места?
О: Нет, сэр. Я доподлинно знаю, что до той поры она его не надевала.
Еще у виселицы, когда она зашла за кустик, прошу прощения, нужду справить, я приметил, что на ней, как обычно, было зеленое платье с зеленым исподом и нориджская стеганая юбка.
В: Вы разумеете, что она переменила платье при этой остановке, пока вы разыскивали их следы?
О: Должно быть, так, сэр. И епанчу не накинула. День стоял теплый, безветренный. Истинная правда, сэр. Право же, если бы мне припала охота рассказывать сказки, неужто я не сочинил бы такую небылицу, чтобы вы остались довольны?
В: А Его Милость?
О: Он стоял повыше, сэр, возле привязанных коней. Стоял и смотрел в ту сторону, куда ушел Дик.
В: Что же девица?
О: А она, сэр, сидела на берегу, на камне, укрытом епанчой, и в руках у нее был карманный нож с медной наделкой на черенке. Я его прежде видал у Дика. А на коленях у нее майский венок, и она обрезает на нем шипы. Уколет палец и пососет, уколет и пососет. А один раз оборотилась на Его Милость, а в глазах укор: вот, мол, что мне приходится из-за вас претерпевать.
В: Выходит, она это не по своей воле?
О: Может, и так, сэр. Бог ее знает.
В: Каков вам показался ее наряд: бедный, богатый? Кому больше пристало носить такое платье: знатной даме или крестьянке?
О: Пожалуй что крестьянке, сэр. Хоть наряд и недурен: вокруг подола и ворота розовые ленты, чулки белые. Венку я не так удивился: она всю дорогу, где бы мы ни останавливались, нет-нет да и сорвет цветик. Уж я над ней подшучивал: не горничная благородной леди, а уличная цветочница.
В: Что же она на это?
О: Отвечала, что это еще не самое скверное ремесло.
В: С Его Милостью она не заговаривала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
В: Дальше.
О: В другой раз, уже в Кардиффе, дома у моего хозяина – мистер Уильяме ведет дела прямо на дому – я разговорился с приезжим, как раз в то утро прибывшим из Бидефорда. Он завел речь об этой оказии, и я узнал про вновь открывшиеся обстоятельства – в Бидефорде о них много судачили. И что будто бы ходят толки, что порешили не одного, а пятерых. Правда, имен он тоже не называл, но я как услышал про пятерых да прибавил к этому еще кое-какие подробности из его рассказа, так поджилки и затряслись. Так и жил в страхе до нынешнего дня. Я, сэр, сразу бы к вам бросился, если бы не моя бедная матушка да...
В: Довольно. Когда вы получили это второе известие?
О: В последнюю неделю июня, не тем будь помянута. Только я, сэр, ни в каком злоумышлении не повинен.
В: А когда так, то чего же ты дрожишь?
О: Мне, сэр, довелось увидать такое, что, расскажи кто другой, ни в жизнь бы не поверил.
В: Ну уж мне-то выложишь все как на духу. Иначе не миновать тебе петли.
Не удастся вздернуть тебя за убийство – вздернут за конокрадство.
О: Всенепременно, сэр. (Вновь говорит на валлийском наречии.) В: Поди ты со своей тарабарщиной!
О: Слушаюсь, сэр. Это всего-навсего молитва.
В: Молитва тебя не спасет. Только полная правда.
О: Ничего не утаю, сэр. Верьте слову. Откуда прикажете начать?
В: С того места, где ты впервые солгал. Если только местом этим не была колыбель.
О: До нашего первого ночлега после Эймсбери – то бишь до Уинкантона – я ни в чем от истины не отступил. Все было, как показал мистер Лейси. Вот только касательно Луизы...
В: Что Луиза?
О: Мне казалось, что догадка, которой я поделился с мистером Лейси, все-таки верна. Ну, про то, где я впервые ее увидел.
В: Это про заведение Клейборн? Вы разумеете, что она подлинно была шлюхой?
О: Так, сэр. Но мистер Лейси не захотел и слушать. Я его убеждать не стал, но про себя решил, как говорится, чему поверилось, тому и верить.
В: Что мистер Лейси был введен Его Милостью в заблуждение?
О: Да. А для какой причины – хоть убей, не пойму.
В: Вы не говорили ей, за кого вы ее почитаете?
О: Напрямик нет, сэр: мистер Лейси не дозволил. Только так, играючи – вроде бы хочу о ней поразузнать, а заодно и себя потешить. А она, как я и сказывал, стоит на своем. И отвечает так – ну горничная и горничная.
В: И ваша уверенность поколебалась?
О: Да, сэр, но лишь до той поры, когда я проведал, что она проводит ночи с Диком. Тут уж я не знал, что и подумать. Разве что она насмехается над хозяином за его спиной. А у меня все не идет из головы, что ее-то я в Лондоне и видел. И, как оказалось, я не обманулся. Я вам потом расскажу.
В: Вам доподлинно известно, что Его Милость не оказывал ей особого расположения, никогда с ней не уединялся или еще что-нибудь в этом роде?
О: Мне, сэр, такого видеть не случалось. Ну, пожелает ей доброго утра, в пути нет-нет да и спросит, не притомилась ли, не скучает ли – обычнейшая учтивость знатного джентльмена в обхождении с младшей братией.
В: Не припомните ли, чтобы она втихомолку пробиралась в его покой?
О: Нет, сэр. Откуда бы мне было узнать: в верхнее жилье я поднимался редко – только что к мистеру Лейси. У трактирщиков ведь какой порядок: у горничных своя почивальня, а мужская прислуга к ней и не приближайся, пусть спит где-нибудь подальше.
В: Дельное правило. Хорошо. Расскажите теперь, что происходило в Уинкантоне.
О: Остановились мы в «Борзой». И вот подходит ко мне человек в дорожном сюртуке – этот человек нас сразу заприметил. Подходит, значит, и спрашивает: «Что это вы затеваете?» – «Ничего, – говорю, – не затеваем. А что это вдруг за расспросы такие?» Он подмигивает: «Да полно тебе. А то я не знаю, кто он, этот твой мистер Бартоломью. Я два года тому служил кучером у сэра Генри У., так этот джентльмен к нему, бывало, захаживал. Я его и этого немого из тысячи узнаю. Это не кто иной, как...» Ну, та самая особа, про которую я сейчас говорил.
В: Он назвал его по имени?
О: И его, и его вельможного родителя. Вот, думаю, незадача! Ну что тут будешь делать? Спорить я не стал, а только подмигнул в ответ и говорю:
«Может, он, может, не он. Только ты набери в рот воды: он свое имя открывать не желает». А он мне: «Так уж и быть, можешь не беспокоиться. И куда же это он следует?» – «А на запад, – говорю, – поохотиться. Есть там у него одна перепелочка на примете». А он: «И уж, верно, гладенькая да пригожая?» И добавил: «Стало быть, я угадал».
В: Кто был этот человек?
О: Кучер одного адмирала, сэр. Вез свою хозяйку в Бат. Тэйлором звать.
Вы не подумайте, сэр: малый славный, а что выспрашивал, так единственно из любопытства. Поэтому мне не составило труда увести его от этого разговора.
Я сказал, что истинная наша цель – покорить сердце девицы, однако мы делаем вид, будто путешествуем просто для удовольствия. Что мистер Лейси – наставник Его Милости, а Луиза нам будет надобна, когда юная леди окажется у нас в руках. И тут откуда ни возьмись – Дик. Тэйлор его приветствует, а этот дурень чуть не испортил дела: прикинулся, что не узнает, и был таков.
Пришлось мне Тэйлора умасливать: дескать, стоит ли обижаться на недоумка.
А минут через десять приходит Луиза: «Фартинг, хозяин зовет». Вышли мы с ней за дверь, она и говорит: «Вас хочет видеть не мистер Браун, а мистер Бартоломью. А для какой нужды – не знаю». Прихожу к мистеру Бартоломью.
Тот говорит: «Джонс, сдается мне, что нас разоблачили». Я соглашаюсь:
«Боюсь, что так, милорд». Растолковал ему, что да как, передал все, что рассказал Тэйлору. «Хорошо, – говорит. – Принимая в соображение, что мистер Лейси ничего не знает, давайте оставим все как есть».
В: Он привел свои резоны?
О: Сказал, что из почтения к мистеру Лейси не хочет причинять ему беспокойства. Я же на это отвечал, что во всем послушен Его Милости.
«Тогда, – говорит, – никому ни слова. А это отдайте кучеру: путь пьет за мое здоровье да не болтает лишнего. Вот, кстати, и вам полгинеи». Деньги я взял и был ему премного благодарен.
В: Не сообщили вы об этом происшествии мистеру Лейси?
О: Нет, сэр. А после, когда мы с Тэйлором выпивали, он рассказал, что по слухам высокочтимый родитель Его Милости очень гневается на сына, за то что тот отверг предложенную отцом партию. Тут-то, сэр, я и струхнул.
Недаром в народе говорят: «Чужая тайна хуже, чем постель из крапивы».
Шутка сказать – разгневанный отец, а тем паче такая особа, что, не приведи Господи, потревожить. И вспомнилась мне тогда Библия да пятая заповедь Моисеева: «Чти отца твоего...»
В: Вот вам бы раньше о ней подумать. Уж будто вас еще в Лондоне не посвятили в суть дела и намерения Его Милости?
О: Теперь я взглянул на это другими глазами, сэр.
В: А именно?
О: Я рассудил, что мой прямой долг – узнать об этих намерениях побольше.
В: А попросту, если вы удовольствуете отца, он удовольствует вашу корысть, верно?
О: Я посчитал, что так оно благоразумнее, сэр.
В: Ну вот, теперь он будет лицемерить! Сразу видно валлийца. Вы ведь надеялись огрести изрядную прибыль, так или не так?
О: Я думал, сэр, что любезный джентльмен меня без награды не оставит.
Если сочтет, что я заслужил.
В: Вот это уже похоже на правду. Стало быть, в Уинкантоне вы приняли решение впредь шпионить за Его Милостью? Верно ли?
О: Да как бы я осмелился, сэр! О ту пору я и помыслить не мог, что дело так повернется. Но у нас впереди было еще два дня пути. А путешествовать по тем краям – хуже некуда: это вам не страна Голохватская искаж. от Галаадская; упомянутая в Ветхом Завете гористая местность за Иорданом, славилась плодородными землями, скотом и целебным галаадским бальзамом
.
В: Какая страна?
О: Так у нас в Уэльсе называют Сомерсет, сэр. Вот где привольное житье!
Сидра – пей не хочу, скот тучный-претучный.
В: Вздумал убедить меня в своей совестливости? Так я тебе и поверил! У тебя же на лбу написано, что мошенник. Для какой надобности ты в Тонтоне выпросил у мистера Лейси еще денег в задаток? Не отвечаешь? То-то же. Это потому, что ты уже решил, как поступить. И хватит прекословить!
О: Слушаюсь, сэр.
В: Удалось ли вам до прибытия в «Черный олень» выведать что-либо новое о замыслах Его Милости?
О: Нет, сэр.
В: Перескажите все, что происходило с самого вашего пробуждения поутру первого мая.
О: Будь я хоть трижды мошенник, сэр, однако ту ночь я провел без сна: все раскидывал умом. Ворочался-ворочался, а потом тишком спустился вниз, отыскал огарок свечи и пузырек с чернилами да и написал мистеру Лейси то, что вам известно.
В: То, что мне известно, пропустите. Переходите к их прощанию на Бидефордской дороге.
О: Было это в двух милях от города, сэр, на распутье – там, где дорога расходится надвое. Вы это место сыщете без труда, там еще виселица стоит.
Которую дорогу они выберут, мне было невдомек, и потому я поднялся на заросший кустарником холм и затаился: дорога оттуда как на ладони. Ждал час или больше. Сижу, дурень, и радуюсь, что погода разгулялась, что день, по всему видно, будет ясный.
В: До них тем путем никто не проезжал?
О: Девицы на телеге, а с ними парень – надо думать, на праздник.
Хохочут, поют. А немного погодя – пешие. И тоже туда же.
В: Не замечали вы на дороге всадников, по виду – посыльных, спешащих по неотложному делу?
О: Нет, сэр. Только Его Милость со спутниками. Они остановились у развилки, как раз возле виселицы.
В: Об этом я уже знаю. Вы не дослышали, о чем они беседовали?
О: Ни словечка, сэр. До них было четыре сотни шагов.
В: Продолжайте.
О: Так вот. Мистер Лейси пустился дальше один-одинешенек. У меня сердце кровью обливалось: в этаких местах – и без спутников. Дорога забирала вниз, и скоро он скрылся из глаз. А та дорога, по которой поехали остальные, напротив, шла все больше вверх. Я выждал, когда они доберутся до широкого уступа на склоне, спустился на дорогу – и за ними: из-за уступа им было меня не видать. А как сам взъехал на тот уступ, так слез с коня, чтобы разобраться, где они теперь и что мне делать: ехать дальше или погодить. Поехал следом. Через две мили углубились мы в обширный лес. Тут дорога сделалась кривая, как шило корабельного плотника: петляет, петляет, и что там впереди, за поворотом, не угадаешь – того и гляди нарвешься на всю честную компанию. И ведь правда чуть не нарвался. Выезжаю из-за громадного валуна, что лежал обочь дороги – а они прямо передо мной, полутораста шагов не будет. Хорошо еще, что стояли ко мне спиной. Путь им пересекал бежавший сверху поток – по счастью, довольно бурный, так что из-за шума воды они моего приближения не расслышали. Едва я их заприметил, так сразу скок наземь, хвать коня под уздцы, отвел подальше и привязал, чтобы не попался им на глаза, а сам крадучись вернулся на прежнее место.
Гляжу – они уже дальше двинулись, да не по дороге, а выше: в гору поднимаются. Я успел различить только спину Луизы – она сидела позади.
В: Известно ли вам, как называется то место?
О: Нет, сэр. Поблизости не было ни фермы, ни жилья. Но узнать его проще простого: это хоть и не первый поток, который перебегает дорогу, но зато самый полноводный. Он проточил на склоне слева от дороги глубокое русло и падает вниз отвесно. Гремучий такой.
В: Дальше.
О: Я выждал время, выбрался туда, где они останавливались, и увидал брод. Поток там не больно широкий – с полдюжины шагов, и тех не будет, – а дно у него ровное, каменное. Дорога продолжалась на другом берегу.
Теперь-то я разобрал, куда они запропали: дальше подъем шел не так круто, а выше из-за деревьев виднелась открытая с одного бока котловина – примерно сказать, разлог. Сперва я никак не мог отыскать туда тропинку.
Порыскал-порыскал и нашел. И, по всему видать, по ней-то их кони и поднимались.
В: И что, тропинка изрядно хоженая?
О: Вот ей-богу, сэр, до нас этой тропой никто месяцами не хаживал. А потом, как вы узнаете, я удостоверился, что это пастушья тропа: летом по ней гонят скот на верхнее пастбище. И ветки по-над ней переплетены с прошлого года, и сухой овечий помет валяется, и много еще чего.
В: Какие же у вас явились соображения касательно их намерений?
О: Мне подумалось, они тайным путем пробираются к дому юной леди, сэр, или к назначенному месту встречи. Как тут угадаешь. Почем мне знать, где в тех краях стоят дворянские усадьбы да богатые поместья. Мне бы немедля повернуть назад, а я сдуру возьми да и скажи себе: «Э, нет, Джонс, кто в кони пошел, тот и воду вози».
В: Куда вела тропа?
О: В глухое место, сэр, заросшее деревьями, а между ними большущие валуны. Этакая тесная каменистая впадина, полукруглая, вроде как молодой месяц. Преунылое место, сэр, даже в такой солнечный день. О ту пору птицы по лесам не умолкают, а тут хоть бы одна чирикнула, словно разлетелись. И взяла меня жуть – а ведь мне и без того было не по себе. И решимости поубавилось.
В: Сколько времени вы за ними следовали?
О: Не более часа, сэр. Путь недалекий, около двух миль, не дальше.
Только я нарочно придерживал коня и притом еще поминутно останавливался и прислушивался, а то за деревьями и кустами их не увидишь. Ну да им, похоже, пришлось не слаще моего: они тоже едва тащились и держали ушки на макушке – не увязался ли кто следом. А меня только и спасал рокот водопада.
В: Расскажите, при каких обстоятельствах вы их вновь увидели.
О: Дело было так, сэр. Отыскал я в разлоге местечко поукромнее да поровнее, снова привязал коня, поднялся немного по склону и озираюсь: куда бы вскарабкаться, чтобы получше разглядеть, что там впереди. Сперва ничего особенного не увидел – только что край разлога. Склон возле него голый.
Ну, думаю, час от часу не легче: подберешься ближе – окажешься на виду. А я-то, дурья башка, понадеялся, что проследить за ними будет не труднее, чем простыню обмочить. Глядь – впереди в полумиле от меня по склону лезет человек. Присмотрелся – Дик. С ним никого. И я решил, что Его Милость и девица остались вместе с лошадьми на берегу. Дик добрался до верха и принялся что-то высматривать, а что – мне было не видно. Край разлога как бы расщеплен – раздваивался точно змеиный язык, вот в эту выщерблину он и глядел.
В: Он не таился от чужих глаз?
О: Я и заметить не успел, сэр. Он задержался не надолго и скоро пропал из вида.
В: Что было дальше?
О: Я было решил, что их путешествию подходит конец – стало быть, полно мне тащиться за ними по пятам, не ровен час заметят. Завел я коня в кусты: в таком редколесье его все равно лучше не спрячешь. Иду по бережку мимо того места, где они проезжали, и вдруг – вот те на: в сотне шагов от меня на траве что-то белеется, будто полотно разложили сушить. Я сторонкой подбираюсь ближе, гляжу – а это Луиза. Да такая нарядная.
В: Нарядная? Как вас понимать?
О: В точности так, как я сказал. Разодета точно майская королева – как ее в этот самый день наряжают. И тебе льняной холст, и батист, и ленты всякие. Прямо картинка.
В: Полноте, Джонс! Дурак, что ли, я вам достался?
О: Ей-богу, не вру, ваша честь!
В: В таком ли наряде она добиралась до того места?
О: Нет, сэр. Я доподлинно знаю, что до той поры она его не надевала.
Еще у виселицы, когда она зашла за кустик, прошу прощения, нужду справить, я приметил, что на ней, как обычно, было зеленое платье с зеленым исподом и нориджская стеганая юбка.
В: Вы разумеете, что она переменила платье при этой остановке, пока вы разыскивали их следы?
О: Должно быть, так, сэр. И епанчу не накинула. День стоял теплый, безветренный. Истинная правда, сэр. Право же, если бы мне припала охота рассказывать сказки, неужто я не сочинил бы такую небылицу, чтобы вы остались довольны?
В: А Его Милость?
О: Он стоял повыше, сэр, возле привязанных коней. Стоял и смотрел в ту сторону, куда ушел Дик.
В: Что же девица?
О: А она, сэр, сидела на берегу, на камне, укрытом епанчой, и в руках у нее был карманный нож с медной наделкой на черенке. Я его прежде видал у Дика. А на коленях у нее майский венок, и она обрезает на нем шипы. Уколет палец и пососет, уколет и пососет. А один раз оборотилась на Его Милость, а в глазах укор: вот, мол, что мне приходится из-за вас претерпевать.
В: Выходит, она это не по своей воле?
О: Может, и так, сэр. Бог ее знает.
В: Каков вам показался ее наряд: бедный, богатый? Кому больше пристало носить такое платье: знатной даме или крестьянке?
О: Пожалуй что крестьянке, сэр. Хоть наряд и недурен: вокруг подола и ворота розовые ленты, чулки белые. Венку я не так удивился: она всю дорогу, где бы мы ни останавливались, нет-нет да и сорвет цветик. Уж я над ней подшучивал: не горничная благородной леди, а уличная цветочница.
В: Что же она на это?
О: Отвечала, что это еще не самое скверное ремесло.
В: С Его Милостью она не заговаривала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49