Нет, просто Майрен взял с меня клятву во
что бы то ни стало хранить молчание, иначе на меня падет гнев всех его
богов. Ну, и я, конечно, не могу нарушить обещание.
- Знаю я твое отношение к нашим богам, - ответила она. - Ладно, демон
с тобой! Но предупреждаю тебя: я женщина нетерпеливая. Даю тебе неделю на
все дела с герцогиней, потом я начну действовать сама.
- До этого не дойдет, - ответил он, поцеловал ее, потом детей и
вышел. Он поздравил себя с тем, что ему удалось нейтрализовать Эмру на
целую неделю. Если ему не удастся выполнить свой план за неделю, он в
любом случае останется в проигрыше. И ему придется бежать из города в
просторы долины Ксердимур, где по заросшей травой равнине бродят стаи
диких собак, травяные кошки-людоеды, варвары-каннибалы и бог знает что
еще...

4
Каждый город и деревня в Империи имеют свой Дом Равенства, в стенах
которого запрещается разграничение людей по какому бы то ни было признаку.
Грин не знал истоков этого обычая, но признавал его ценность в качестве
предохранительного клапана для сброса социального напряжения, которою
хватало во всех классах. Здесь рабы могли проклинать своих хозяев, глядя
им в глаза, и оставаться безнаказанными. Конечно, и хозяина ничто не
удерживало от ответного действия любом рода, потому что и раб, входя сюда,
терял свои законные права. Бывали здесь и схватки, хотя и не часто.
Теоретически, кровопролитие в этих стенах не влекло за собой наказания, но
каждый убийца обнаруживал, что, пусть даже стража не обратит на него
внимания, ему придется столкнуться с местью родственников. Много ссор
начиналось и кончалось здесь.
Грин хитро обосновал свой уход после вечерней трапезы, сказав, что
договорился-де с Майреном о приобретении нескольких безделушек из Эстории.
Купец обмолвился, что во время последнего рейса он слышал о сборах
охотников на поимку редкостных и красивейших гетцленских птиц и что он мог
бы по возвращении туда приобрести несколько экземпляров. Лицо Зьюни
буквально засветилось радостью: желание иметь дивную птицу было сильнее
желания досадить мужу. Она милостиво разрешила Грину отлучиться из замка.
Внутренне ликуя, но сохраняя на лице печальную мину из-за
необходимости расставаться с герцогиней, он, пятясь, вышел из обеденного
зала. Не слишком грациозно, потому что Элзоу выбрал этот момент, чтобы
преградить дорогу Грину. Грин упал, споткнувшись об огромного мастифа, а
тот злобно зарычал и обнажил клыки с намерением разорвать раба на части.
Землянин даже не пробовал подняться, он не хотел давать собаке повода
прыгнуть на него. Вместо этого он тоже обнажил зубы и зарычал. Зал
взорвался смехом, а герцог, держась за бока, со слезами на выпученных
глазах, поднялся и подошел, колыхаясь от смеха, к двум существам, яростно
глазеющим друг на друга. Он схватил Элзоу за шипастый ошейник и оттащил
того прочь, велев Грину убираться, пока путь свободен.
Грин проглотил свой гнев, поблагодарил герцога и вышел. Снова
поклявшись себе когда-нибудь придушить собаку голыми руками, землянин
отправился в Дом Равенства. Ему едва хватило времени в пути, чтобы
успокоиться.
В большом центральном зале Дома Равенства с его тремя ярусами было в
этот вечер многолюдно. Мужчины в длинных вечерних юбках и женщины в масках
толпились вокруг игорных столов, распивочных стоек и арен недовольства.
Большая толпа стояла вокруг платформы, на которой два торговца зерном
старались выяснить отношения и разрядиться от обид, возникших при деловых
конфликтах. Но больше всего людей собралось на матч между мужем и женой.
Левая рука мужчины была привязана к туловищу, женщина была вооружена
дубинкой. Уравновесив таким образом свои силы, они боролись за первенство
в семье. Судя по окровавленной голове и синякам на руках, мужчине
приходилось туго. Если бы он сумел выбить дубинку, то имел бы право
сделать с нею все, что угодно. Но если женщина сломает ему свободную руку,
то он сможет рассчитывать только на ее милость.
Грин обошел эту арену стороной: такие варварские драки ранили его
чувства. Наконец он разыскал Майрена, тот играл с другим капитаном в
кости. На партнере был черный наряд и красный тюрбан клана Аксукэнов. Он
только что проиграл Майрену и расплачивался шестьюдесятью иквограми.
Значительная сумма даже для князя-купца.
Майрен взял Грина за руку, чего он никогда бы не сделал за пределами
Дома, и повел его в занавешенную кабинку, где они могли побеседовать
достаточно приватно. Купец предложил Грину выпить, Грин уступил, и Майрен
заказал большой кувшин челоусмейского.
- Нет лучшего способа завоевать доверие, чем оплатить расходы, -
весело произнес Майрен. - Ну, а теперь, хоть я и люблю повеселиться, давай
приступим к делу. Так какое твое предложение?
- Сначала я должен услышать от тебя торжественную клятву, что ты
никому не расскажешь об услышанном в этой кабинке. Второе: если ты
отвергнешь мою идею, то не используешь ее позднее. Третье: если ты примешь
предложение, то никогда не попытаешься убить меня, чтобы оставить всю
прибыль себе.
Помрачневшее было лицо Майрена при слове "прибыль" сморщилось в
довольной улыбке. Он залез в огромный кошель, висевший у него через плечо,
и вытащил маленького золотого идола - покровителя клана Эффениканов.
Положив правую руку на его страшноватую голову, он поднял левую и
произнес:
- Клянусь Зацеффуканкуанром, что последую твоим желаниям в этом деле.
Пусть поразит меня проказа, вши, лишай и молния, если я нарушу эту
священную клятву.
Удовлетворенный, Грин сказал:
- Во-первых, я хочу, чтобы ты устроил меня на своем ветроходе, когда
отправишься в Эсторию.
Майрен поперхнулся вином и кашлял, пока Грин не постучал ему по
спине.
- Я не прошу тебя брать меня в обратный рейс. А вот моя идея: ты
собираешься взять большой груз сушеной рыбы, потому что эсторианская
религия требует, чтобы они ели ее за каждой едой, и потому что употребляют
ее в больших количествах во время своих бесчисленных праздников...
- Верно, верно. Ты знаешь, я никогда не мог понять, почему они
возвеличивают богиню-рыбу. Они живут за пять тысяч миль от моря, и нет
никаких свидетельств, что когда-то жили ближе. И все-таки они требуют
именно морскую рыбу, а не берут ее из ближайших озер.
- Вокруг Ксердимура много тайн. Но сейчас мы говорим не о них. Итак,
ты знаешь, что эсторианская Книга Богов наделяет свежепойманную и
сваренную рыбу гораздо более ценными ритуальными качествами, чем копченую?
Тем не менее, им приходится иметь дело с сушеной рыбой, доставляемой на
ветроходах. Какую цену они заплатили бы за живую рыбу?
Майрен потер ладони:
- Да, это было бы просто великолепно...
Затем Грин развил свою идею, и Майрен застыл, пораженный не столь
сложностью и оригинальностью этого плана, сколь его очевидностью и
простотой. И почему ни он сам, ни кто другой не подумали об этом? Он даже
высказал свое недоумение вслух.
Грин выпил свое вино и ответил:
- Полагаю, люди так же удивлялись, когда появились первые луки со
стрелами и колеса. Вроде просто, а никто не додумался до них раньше.
- Давай все обговорим, - потребовал Майрен. - Ты хочешь, чтобы я
купил караван прицепных телег, устроил на них водонепроницаемые бочки и
использовал их для перевозки морской рыбы? От океана - сюда? Потом бочки
вместе с их содержимым можно будет поднять на мой корабль и поместить в
специально приготовленные гнезда, возможно - в отверстия на средней
палубе? И ты покажешь мне, как анализировать морскую воду, чтобы продать
ее формулу эсторианцам, и тогда они смогут держать рыбу живьем в своих
садках?
- Все правильно.
- Хм-м-м. - Майрен толстым пальцем с перстнем потер свой крючковатый
нос со свисающим из него золотым кольцом. Его единственный бледно-голубой
глаз уставился на Грина. Другая глазница была прикрыта полоской белой
материи: глаз был выбит пулей из мушкета вингов.
- Есть еще четыре недели до последнем дня, когда я смогу поставить
паруса, отправиться в Эсторию и вернуться обратно до наступления дождливом
сезона. Этого хватит, чтобы изготовить емкости, отвезти их к берегу
океана, заполнить рыбой и привезти сюда. Тем временем я могу ловить
палубу. Если мои люди будут работать день и ночь... мы, пожалуй, успеем.
- Но, конечно, это одноразовое дело. Ты не сможешь удерживать
монополию долго, слишком много людей будет связано с этим. Другие капитаны
непременно прослышат о твоем предприятии.
- Я знаю. Не учи эффениканца разбивать яйца. Но что, если рыба в пути
передохнет?
Грин пожал плечами и развел руки:
- Все может быть. Ты ведешь крупную игру. Но ведь любой рейс через
Ксердимур рискован, не так ли? Сколько ветроходов возвращается обратно? И
много ли было прибыльных из сорока твоих успешных поездок?
- Не много, - согласился Майрен.
Он тяжело опустился в кресло и склонился над бокалом вина. Глаз,
утонувший в складках жира, буравил Грина. Землянин притворился
безразличным, хотя сердце его готово было выскочить из груди и он с трудом
сдерживал неровное дыхание.
- Ты просишь взамен очень много, - произнес наконец Майрен. - Если
герцог пронюхает, что я помог сбежать ценному рабу, меня будут пытать
самым изощренным способом, а моему клану откажут в праве водить корабли в
район гор. Или объявят нас пиратами. А это, несмотря на все небылицы, что
ты о них слышал, не слишком прибыльное ремесло.
- В Эстории тебя ждет большая прибыль.
- Это верно. Но как подумаю, что сделает герцогиня, когда узнает, что
ты выпорхнул из клетки!.. Охо-хо!
- А кому придет в голову связывать твое имя с моим исчезновением?
Каждый день из порта отбывает дюжина судов. Кроме того, она узнает, что я
двинулся в противоположную сторону - через холмы к океану. Или остался в
предгорьях, где много беглых рабов.
- Да, но мне придется возвращаться в Тропэт. Мои соплеменники, когда
трезвые, известные молчуны, но за выпивкой развязывают языки. Кто-нибудь
из них непременно проболтается в таверне.
- Я перекрашу волосы в черный цвет, обрежу их, как у тзэтламцев, и
запишусь в твой экипаж.
- Ты забыл, что нужно быть членом моего клана, чтобы стать членом
экипажа.
- М-м-м, да-а. Ну, а как насчет братания на крови?
- Никак. Я не могу предложить тебе этот обряд, пока ты не совершишь
чего-то значительного и полезного для клана. Стоп! Ты умеешь играть на
музыкальных инструментах?
- О, я превосходно играю на арфе, - быстро соврал Грин. - Вовремя
моей игры голодный травяной кот ляжет у моих ног и будет лизать их и
слушать музыку.
- Великолепно! Только, боюсь, слушать он будет не слишком
внимательно: все знают, что травяной кот считает человеческие пальцы
превосходным деликатесом и всегда съедает их в первую очередь, даже
раньше, чем глаза. Слушай внимательно. Вот что ты должен сделать за четыре
недели, потому что хорошо ли, плохо ли пойдут дела, но мы поставим паруса
в неделю Дуба, в день Неба, в час Жаворонка, в самое подходящее время...

5
Следующие три недели показались Грину бесконечными, так медленно они
тянулись. Правда, дела, связанные с подготовкой побега, помогали коротать
время. Ему пришлось руководить изготовлением емкостей для рыбы. К тому же
поддерживать в герцогине состояние неизбывного счастья.
Ублажать герцогиню - невероятно трудная задача, потому что невозможно
было притворяться стопроцентно преданным ей любовником и в то же время
думать о возможных проколах в своих планах и находить их в немалом
количестве, а потом устранять. Но он знал, как жизненно важно не наскучить
ей и не вызвать ее неудовольствия. Тюрьма навеки лишила бы его последнего
шанса.
Хуже всего, что Эмра становилась все подозрительнее.
- Ты пытаешься что-то скрыть от меня, - говорила она Грину. - Знай
же, я чувствую, когда мужчина обманывает меня. Что-то меняется в глазах, в
голосе, в любовных играх, хотя они и стали редкими. Что ты задумал?
- Уверяю тебя, это просто усталость, - резко ответил он. - Я хочу
лишь мира и покоя, немного отдыха и... мне нужно хотя бы иногда побыть
одному.
- Не рассказывай мне сказки! - Она склонила голову набок, уставилась
на него, умудряясь даже в этой уродливой позе выглядеть удивительно
прекрасной, и вдруг спросила: - Ты, часом, не сбежать собрался?
На секунду он побледнел. Черт бы побрал эту женщину!
- Не смеши, - ответил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Я
слишком благоразумен, чтобы так рисковать. Да и зачем мне бежать? Ты самая
желанная из всех женщин, что я знал. - "Это правда". - Хотя с тобой и
нелегко жить. - "Слабо сказано". - Я места себе не нашел бы без тебя. -
"Тоже правда, потому что он не собирался провести остаток жизни в этом
варварском мире". - Немыслимо, чтобы я покинул тебя.
Он не мог взять ее с собой по той простой причине, что, если бы она
даже отправилась с ним, она никак бы не вписалась в его жизнь на Земле.
Она была бы совершенно несчастлива там. И, конечно, она ни за что не
согласится бросить детей, а постарается взять их с собой. А это значит -
конец всему, всем надеждам. С таким же успехом он может нанять духовой
оркестр, чтобы он среди бела дня проводил его через весь город к
ветроходу.
И все-таки он чувствовал себя несладко. Он с трудом мог расстаться с
Эмрой, но куда тяжелее было покидать Пэкси, свою дочь. Иногда он думал
забрать ее с собой, но сбрасывал эту мысль: украсть ее из-под бдительного
взора Эмры невозможно. Тем более, что Пэкси будет ужасно скучать по матери
и не дело это - подвергать ребенка опасностям путешествия. Да и Эмра будет
страдать. Потерять его - это одно, но лишиться еще и Пэкси!.. Нет, он не
может так поступить с нею.
В конце концов она, похоже, оставила свои подозрения. По крайней
мере, она больше никогда не заговаривала об этом. Он обрадовался этому,
потому что невозможно было удержать в тайне его связь с таинственными
действиями купца Майрена. Весь город знал - что-то готовится: ведь масса
денег тратилась на снаряжение каравана к побережью. Но для чего? Ни
Майрен, ни Грин не говорили ни слова. Правда, герцог и герцогиня могли
употребить власть, чтобы получить информацию от своих рабов, но герцог не
предпринимал никаких попыток - Майрен пообещал ему часть прибыли взамен на
свободу действий и сохранение тайны. Герцог был удовлетворен. Он собирался
потратить деньги на расширение своей коллекции стеклянных птиц. У нем в
замке было десять сверкающих комнат, занятых удивительными и необыкновенно
красивыми изделиями мастеров-стеклодувов славного города Метзва Муза,
лежащего далеко-далеко за пределами травянистого моря Ксердимура.
Грин присутствовал при этом разговоре.
- Итак, капитан, ты должен совершенно ясно представлять, чем я хочу,
- предупреждал правитель, поднимая палец, чтобы подчеркнуть важность своих
слов. Его глаза, обычно едва видимые в складках жира, теперь расширились,
являя миру большие влажно блестящие коричневые радужки. В глазах светилась
страсть коллекционера. Ничто другое: ни прекрасное вино, ни жена, ни казнь
еретиков или рабов не могло заставить его так волноваться и переживать,
как мысль о приобретении изысканных метзвамузских птиц. - Возьми две или
три штуки, больше я не в состоянии себе позволить. Все пусть будут работы
Айзена Юшвы, величайшем стеклодува. Больше всего мне нравятся изображения
Страх-птицы...
- Но когда я был в последний раз в Эстории, то слышал, что Айзен Юшва
умирает, - сказал Майрен.
- Превосходно! - воскликнул герцог. - Это сделает все его работы еще
более ценными! Если он уже умер, эсторианцы, которые контролируют экспорт
музанцев, вероятно, вздуют цены на все его наследие, что будет проходить
через них. Это значит, что во время праздника цены будут очень высокими,
но ты должен отбить возможных соперников. Любыми средствами. Плати любую
цену - я должен иметь шедевры, созданные им в последние дни!
Грин понял, что герцог так страстно желает иметь изделия мастера
из-за веры в то, что душа художника переселяется в произведения,
создаваемые перед смертью. Это были так называемые "духовные ценности", и
стоили они гораздо больше, чем любые другие, даже если уступали им по
уровню мастерства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20