Есть еще одно
дело, но о нем я скажу только после твоей клятвы.
- Хорошо. Тогда - прощай до условленного часа. Значит, рыба, да? Ну,
мне пора идти. Время - деньги, сам знаешь. Навались, ребята! Полный
вперед!
Грин остановил рикшу и удобно расположился в коляске. Как помощник
управляющего домом, он имел достаточно денег. Более того, герцог и
герцогиня были бы недовольны, если бы он уронил их престиж, разгуливая по
улицам города пешком. Его экипаж двигался с довольно приличной скоростью,
но, наверное, каждый все равно узнавал его ливрею: бело-алую треугольную
шляпу и белую безрукавку с гербом герцога на груди - красные и зеленые
концентрические круги, перечеркнутые черной стрелой.
Улица вела все время вниз, потому что город был построен на склонах
холма, у подножия гор. Она петляла и изгибалась, давая Грину достаточно
времени для раздумий. Проблема была еще в том, что, если пленников в
Эстории казнят раньше, чем он доберется до них, ему все равно конец. Он
понятия не имел, как пилотировать космический корабль, потому что на борту
крейсера был пассажиром, а когда тот неожиданно взорвался, покинул
погибающее судно в одной из автоматических аварийных капсул. Капсула
доставила его на поверхность планеты и, насколько он знал, все еще
валялась там, где он ее оставил, в горах. Пробродив целую неделю, он едва
не умер с голоду, пока его не подобрали какие-то крестьяне. Они сдали его
солдатам ближайшего гарнизона, посчитав за беглого раба, за которого можно
получить награду. В городе Квотце Грина едва не поджарили, потому что
нигде не было записей, что он кому-то принадлежит. Но светлые волосы,
высокий рост и непонятная речь убедили поимщиков, что он, скорее всего,
спустился с отдаленных гор на севере. А раз он не был рабом, то должен был
стать им.
Сказано - сделано. Он стал рабом. Он отпахал шесть месяцев в
каменоломне и год отработал в корабельном доке. Потом герцогиня случайно
увидела его на улице, и его взяли в замок.
Оживленные улицы были заполнены низкорослыми, темноволосыми и
коренастыми местными жителями и более рослыми и светлокожими рабами.
Первые носили тюрбаны различных цветов, показывающих их статус и
профессию. А рабы носили треугольные шляпы. Иногда встречался священник с
козлиной бородкой и в шестиугольных очках. Мимо проносились экипажи и
повозки, влекомые людьми или большими сильными собаками. Торговцы стояли у
дверей своих лавок и громко нахваливали товары. Они продавали ткань,
одежду, орехи грихтра, пергамент, мечи, ножи, шлемы, лекарства, книги по
волшебству, теологии и о путешествиях, специи, парфюмерию, чернила,
циновки, сладкие напитки, вино, пиво, тонизирующие напитки, картины - все,
что производила эта их цивилизация. Мясники стояли у открытых магазинов, в
которых висела неощипанная дичь, покачивались на крючьях освежеванные туши
оленей и собак. Продавцы птиц показывали свой яркий голосистый товар.
В тысячный раз Грин подивился на эту странную планету, где животный
мир представляли только люди, собаки, травяные коты, небольшие олени и
низкорослые животные, похожие на лошадей. Здесь явственно ощущалось
недостаточное разнообразие животных, зато было очень много птиц.
Отсутствие быков, волов и лошадей, как полагал Грин, и явилось причиной
повсеместного распространения рабства. Люди и собаки были основным тяглом.
Несомненно, этому было какое-то ой яснение, но оно захоронено в такой
глубине веков, что никакая история не докопается. Грин, всегда очень
любознательный, хотел бы иметь побольше времени и средств для
исследований, но у него не было ни того, ни другого. Он все еще был занят
тем, чтобы сохранить в целости свою шкуру и как можно скорее найти способ
выбраться из этой дыры.
Достаточно много сил уходило просто на то, чтобы пробраться через
узкие, переполненные толпой улицы. Приходилось часто показывать свой жезл,
чтобы толпа расступилась. Но по мере приближения к порту становилось легче
- улицы там были намного шире.
Огромные телеги, увлекаемые толпами рабов, везли груз к судам или
обратно. Проезды должны быть достаточно широкими, иначе возы растерли бы
людей о стены домов. Здесь и были так называемые бараки, где жили портовые
рабы. Когда-то этот район был просто замком, в котором мужчин и женщин
запирали на ночь. Но еще во времена старого герцога стены разрушили и
построили новые здания. "Ближайшая земная аналогия, - подумал Грин, -
типовое проектирование жилых зданий. Небольшие здания, абсолютно
одинаковые, выстроенные, как солдаты на плацу".
Он хотел было заглянуть домой, повидаться с женой Эмрой, но раздумал.
С ней ввяжешься в спор или еще какие-нибудь дела - и придется потом
потратить много времени, чтобы ублажить ее, а он должен торопиться на
рынок. Он ненавидел семейные сцены, а Эмра была прирожденной трагической
актрисой. Она, можно сказать, наслаждалась ими.
Он отвернулся от бараков и посмотрел на другую сторону улицы, где
возвышались высоченные стены складов. Там суетились рабы. С помощью
подъемных устройств, похожих на корабельные кабестаны, они поднимали или
опускали огромные тюки. "Здесь, - подумал Гуин, - для меня нашлось бы
подходящее дело - механизация ручного труда. Внедрить бы паровую машину.
Какой толчок для развития всей планеты! Автомобили на древесном топливе
заменили бы рикш. Подъемные краны работали бы от паровых машин. Корабли
получили бы привод к колесам от парового котла. А можно было бы проложить
рельсы через Ксердимур и пустить по ним локомотивы вместо кораблей. Но
стальные рельсы стоят слишком дорого, и банды варваров, снующие по
травянистым равнинам, будут разбивать их и ковать себе оружие".
Кроме того, всякий раз, когда он предлагал герцогу новый и более
эффективный способ труда, он натыкался на каменную стену обычаев и
традиций. Нельзя было внедрить ничего нового, если боги не одобрят этого.
А божья воля передавалась людям через посредников-священников. Они же
держатся за статус-кво, как голодные младенцы за материнскую грудь или как
старые скряги за свой хлам. Грин мог бы вступить в борьбу с теократией, но
предвидел, что ради ничтожного результата не стоит становиться мучеником.
- Алан! Алан! - послышался знакомый голос.
Он вздернул плечи, словно черепаха, убирающая голову под панцирь, и
попытался не обращать внимания на зов. Но голос, хотя и женский, обладал
такой силой и звучностью, что все вокруг оглядывались, чтобы посмотреть на
его обладательницу. Не было смысла притворяться, будто он не слышит.
- Алан, демон, а не человек, стой!
Грину пришлось приказать мальчишке-рикше развернуться. Мальчишка,
ухмыляясь, выполнил приказание. Как и все в районе порта, он знал Эмру,
знал и о ее взаимоотношениях с Грином.
Она держала на руках годовалую дочь Грина, прижимая ее к своей
великолепной груди. За спиной у нее стояло еще пятеро детей: два сына от
герцога, дочь от проезжего князя, сын от капитана корабля с севера и еще
дочь от храмового скульптора. Взлеты и падения ее судьбы отражались в ее
детях - одушевленная картина состояния общества на планете.

3
Мать ее была рабыней-северянкой, отец - свободный местный житель,
колесных дел мастер. Когда Эмре исполнилось пять лет, случилась эпидемия и
они умерли. Ее забрали в бараки и отдали на воспитание тетке. В
пятнадцатилетнем возрасте ее красота привлекла внимание герцога, и он
настоял на переводе ее во дворец. Там она родила от него двух сыновей,
которым теперь было десять и одиннадцать лет; скоро их у нее заберут и
будут растить из них свободных и любимых слуг во дворце. Герцог женился на
нынешней герцогине через несколько лет после начала этой связи, и ревность
герцогини вынудила его избавиться от Эмры. Она вернулась в бараки. Герцог,
наверное, не слишком горевал при расставании, потому что жизнь с нею
напоминала жизнь с ураганом, а он слишком любил мир и покой.
Затем, в соответствии с обычаем, герцог рекомендовал ее гостившему у
него князю. Князь позабыл все сроки возвращения домой - так не хотелось
ему расставаться с нею. Герцог надумал было подарить ему Эмру, но тут он
превысил свои полномочия. Даже у рабов были определенные права, а женщина,
которая родила обществу гражданина, могла быть увезена в другую страну
только по собственному желанию, Эмра не согласилась уезжать, и опечаленный
князь отправился домой, оставив, правда, память по себе.
Потом за ней ухлестывал капитан корабля, но закон снова пришел ей на
выручку. Он не смог увезти ее из страны, а она снова отказалась уезжать.
Но теперь она уже преследовала свои цели. Рабам разрешалось иметь
собственность, в том числе и своих рабов, и она знала, что два сына
герцога станут ее опорой позднее, когда будут жить в замке.
Храмовый скульптор выбрал ее в качестве модели для большой мраморной
статуи богини плодородия. И не мудрено: она была великолепна: высокая, с
длинными каштановыми волосами и безупречной кожей, с большими карими
глазами; рот красный, как сочные спелые сливы, грудь такая, что ни дитя,
ни любовник не находили в ней изъяна, удивительно гибкая талия, если
учитывать массу ее тела и плодовитость. Ее длинные ноги считались бы
красивыми даже на Земле, а уж тем более - на фоне местных кривоногих
жительниц.
Но было в ней и нечто большее, чем просто красота. Она излучала
что-то такое, что поражало мужчин с первого взгляда. Грину она порой
казалась какой-то могучей стихией, пожалуй, даже воплощением самой
природы.
Иногда Грин чувствовал гордость от того, что именно его она выбрала
себе в супруги, выбрала тогда, когда он был рабом-новичком, едва способным
произнести несколько слов на довольно сложном агглютинативном местном
языке. Но временами он чувствовал, что она хоть и лакомый, но слишком
большой для него кусочек, и такое повторялось в последнее время все чаще.
Кроме того, он чувствовал угрызения совести, когда смотрел на детей,
потому что полюбил их и боялся того момента, когда придется их покинуть.
Что касается бегства от Эмры, то он не был уверен, какие при этом будет
испытывать чувства. Конечно, она будила в нем чувства, но ведь и удар в
зубы, и доза вина в крови тоже будят чувства.
Он вышел из коляски, велел мальчишке-рикше подождать, сказал:
"Привет, дорогая", - и поцеловал ее. Он радовался, что она рабыня и не
носит кольца в носу. Когда он целовал герцогиню, оно всегда раздражало
его. Она отказывалась вынимать кольцо из носа, потому что это поставило бы
ее на один с ним уровень, а он не должен забывать о своем рабском
положении. В том, что она взяла в любовники раба, а не свободного
человека, не было ничего аморального. А если она будет совершать
аморальные поступки, то какова же ей тогда будет цена!
Ответный поцелуй Эмры был, пожалуй, слишком страстен - она пыталась
сгладить резкость.
- Ты меня не обманешь, - произнесла она. - Ты собирался проехать
мимо. Хоть бы детей поцеловал! В чем дело? Я надоела тебе? Ты говорил, что
принимаешь ласки герцогини только из-за карьеры и потому, что боишься, как
бы она не нашла способа расправиться с тобой, если ты ей откажешь. Ладно,
я тебе поверила... почти поверила. Но как можно тебе верить, если ты
пытаешься проскользнуть мимо, даже не заглянув домой? В чем дело? Мужчина
ты или нет? Ты что, боишься взглянуть в лицо женщине? Не тряси головой!
Лжец! Не забудь поцеловать Гризкветра. Ты же знаешь - он очень
впечатлительный мальчик и обожает тебя, и чепуха это, будто в твоей стране
взрослые люди не целуют ребятишек такого возраста. Ты не в своей стране!
Что за странные бессердечные люди, должно быть, живут там! Даже если это
так - ты можешь позабыть тамошние обычаи и немного приласкать мальчишку.
Пойдем домой, и я достану из подвала того удивительного челоусмейского
вина, что доставили недавно в мой погреб....
- С каким это кораблем оно прибыло в погреб? - со смехом воскликнул
Грин. - Ради всех боев, Эмра, я знаю, что прошло два дня с тех пор, как я
видел тебя. Но не пытайся двухдневный разговор втиснуть в десять минут.
Особенно при твоей манере разговаривать. И перестань распекать меня при
детях. Ты же знаешь - это для них вредно. Они могут перенять твое
презрение к главе семьи.
- Я тебя презираю?! Да я целую землю, по которой ты идешь! Я
постоянно говорю им, какой ты прекрасный человек, хотя трудно убедить их в
этом, когда ты вот так являешь свою сущность и они видят правду... Да
еще...
Был только один способ утихомирить ее: переговорить, перекричать,
перехватить инициативу. Трудная задача, особенно когда чувствуешь себя
таким усталым, а она постоянно бьется за первенство. Проблема еще и в том,
что она не чувствовала никаком уважения к мужчине, которому могла заткнуть
глотку, пологому было просто необходимо обуздать ее.
Он достиг этого, крепко сдавив ее в объятиях, от чего сжатый между
ними ребенок даже заплакал. И пока Эмра успокаивала ребенка, он начал
рассказывать ей, что случилось во дворце.
Она молча слушала, изредка вставляя острые словечки, а время от
времени просила уточнить подробности. Он рассказал ей о таких вещах, о
которых постеснялся бы говорить при детях два года назад. Но необычайно
откровенное и свободное общество рабов избавило его от природной
сдержанности.
Они прошли через контору, где работали шесть ее служащих и
секретарей, через жилые комнаты и дальше, на кухню. Она позвонила в
колокольчик и приказала Инзакс, прелестной маленькой блондиночке, сходить
в погреб и принести кварту челоусмейского. Один из клерков просунул в
кухонную дверь голову и сказал, что господин Шезхъяренти, хозяин
андунанагрском судна, желает видеть Эмру, чтобы уточнить, куда выгрузить
редких птиц, что она заказывала семь месяцев назад. Он-де ни с кем, кроме
нее, не хочет разговаривать.
- Пусть немного остудит свои пятки, - ответила она.
Клерк проглотил это и убрал голову. Грин взял Пэкси, свою дочь, и
играл с нею, пока Эмра накрывала на стол и разливала вино.
- Так долго не может продолжаться, - говорила она. - Я люблю тебя, а
к себе не чувствую того внимания, к какому привыкла. Тебе надо поскорее
найти какой-нибудь предлог, чтобы порвать отношения с герцогиней. Я баба
ревнивая, и мне требуется много любви. Ты нужен мне здесь.
Грину нечего было терять, соглашаясь с ней: все равно он собирался
убраться подальше в ближайшее же время.
- Ты права, - ответил он. - Я скажу ей об этом, как только
подвернется удобный случай. - Он пощупал шею в том месте, где ее коснется
топор палача.
- Но причина должна быть весомой.
Эмра, казалась, вся расцвела от радости. Она подняла свой стакан и
сказала:
- За здоровье герцогини. Пусть ее заберут демоны!
- Ты бы придерживала язык хоть при детях. Они по простоте душевной
могут ляпнуть твои слова еще кому-нибудь, а если это дойдет до ушей
герцогини - гореть тебе на костре при следующей охоте на ведьм!
- Мои дети не настолько глупы! - усмехнулась она. - Они берут пример
с мамы и знают, когда следует держать язык за зубами.
Грин допил свое вино и встал.
- Надо идти.
- Ты придешь домой сегодня ночью? Должна же герцогиня отпускать тебя
хоть на одну ночь в неделю?
- Ничуть не бывало. И сегодня вечером я не смогу прийти, потому что
должен встретиться с купцом Майреном в Доме Равенства. Дела, ничего не
поделаешь.
- Да знаю я! Ты будешь только трепаться о своих намерениях, а
решительный шаг будешь откладывать на потом. Ты будешь тянуть и тянуть, а
ведь годы уходят...
- Если так будет продолжаться и дальше, то через полгода я просто
помру, - ответил он. - Я устал и хочу выспаться.
Она мгновенно перешла от гнева к сочувствию.
- Бедный мой, почему бы тебе не забыть об этой встрече и не выспаться
здесь, а потом вернуться в замок? Я пошлю гонца к Майрену, он скажет, что
ты заболел.
- Нет, тут такое дело, что откладывать нельзя.
- Что еще за дело?
- Такое, что рассказать тебе или кому угодно, значит испортить его.
- Какое же это может быть дело?! - Она снова вспыхнула гневом. -
Клянусь, тут замешана женщина!
- Я голову ломаю, как бы держаться подальше от вас, женщин, а вовсе
не ищу новых хлопот себе на шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20