Драма их жизней представала перед моими глазами так же ярко, как если бы я сам разделил с влюбленными все их треволнения.
Теперь деревья ко мне попривыкли и уже не рычат и не грохочут при моем приближении. Похоже, они улавливают мое настроение. Как-то ночью, когда меня одолело беспробудное отчаяние и я уже было начал подумывать о самоубийстве, лес выманил меня своим пением из космолета и деревья хором исполнили приветственную светомузыкальную симфонию, которая поглотила меня и каким-то непостижимым способом настроила на нужный лад. Я стал даже находить радость в своем изгнании, по крайней мере на тот момент, и рад был, что деревья живут со мной по соседству.
Как-то вечером, спустя год или около того после нашего приземления, деревья снова пригласили меня. Сгущались сумерки, ветра не чувствовалось, но они вздыхали, будто перешептываясь.
Роскошный червонно-золотой закат утонул в верхушках деревьев, и по мере того, как на Землю опускалась тьма, лесной хор запел неслыханную мной ранее песнь — все громче и громче.
Безо всякой цели и умысла я повиновался их зову, спустился с корабля и направился в сторону леса. Перезвон голосов становился все громче. Впереди, словно поторапливая меня, мчалось розовое свечение, вытесняя мрак из широкого коридора величественных могучих стволов. Я последовал за ним на прогалину, где росло одинокое молодое деревце. Его бронзовый ствол, прямой, точно стрела, был не толще моей руки, но в два раза меня выше. Крона пульсировала цветными волнами в такт биению моего сердца.
Взгляд упал на отблеск стали — возле ствола, между двумя белыми черепами, валялась пика, которую изготовил и забрал с собой Кейси. Приглядевшись, я заметил два наполовину осевших в чистый дерн скелета. Кое-что почва не приняла: сапоги Кейси, карманный нож и золотые часы, которые когда-то его отец привез с собой на лунную станцию. Кости его правой руки тянулись к копью, а останки его пальцев все еще были скрючены на рукояти.
Другой скелет был причудлив и, по-видимому, принадлежал полугуманоидному существу. Он наполовину ушел в землю, но то, что осталось, все еще носило признаки чужака: трехпалые куриные лапы с черными хищными когтями и кроваво-красными шпорами, вытянутый уплощенный череп с массивными челюстями и острым гребнем через все темя. Копье вошло в правую глазницу и торчало зазубренным концом из трещины на затылке существа.
Я долго стоял в мерцающем свете листьев, представляя себе сцену их гибели. Должно быть, Кейси был сильно покалечен. Я склонился над останками, чтобы обнаружить следы повреждений, но обнаружил лишь, что скелет наполовину рассыпался и накрепко ушел в землю. Сломанных костей я не увидел и фактическую причину его гибели так и не сумел установить.
Песня юного деревца вскоре свелась к мрачной монотонной мелодии, а потом и вовсе стихла. Мерцающие листья потускнели, а весь свет сконцентрировался у подножия. Поднявшись с колен, я обнаружил еще один череп, поменьше, и возле него — хрупкие фрагменты более изящного скелета — златокрылой Моны. Обрывки крыльев, еще не съеденные почвой, лежали возле костей ее руки. Они будто простирались навстречу скелету Кейси.
Деревце уходило корнями в хрупкие останки ее грудной клетки. Так я и стоял в темноте, пытаясь найти объяснение развернувшейся здесь драме, пока голоса леса не превратились в громкую погребальную песнь, которая входила в резонанс с моим потрясением. Зарево в верхушках деревьев начало тускнеть, а потом и вовсе потухло. Единственным оставшимся светом было еле заметное мерцание в аллее, по которой я пришел, этот же тусклый свет и вывел меня обратно к кораблю.
* * *
В ту ночь лес пел для меня голосом, который я уже знал: голосом Моны — женщины из голографического отсека. Я видел сон о том молоденьком деревце. Мне снилось, будто я натянул ботинки и выбрался из самолета. В светлой ночи ярко светила полная Луна, омывая бескрайнюю равнину и долгую стену леса каким-то волшебным сиянием, которого я будто не замечал прежде. Словно зачарованный я застыл, но вскоре лес позвал меня в свою сумрачную чащу. Деревья полыхали огнем, освещая мне дорогу. Все в том же сне свет вновь привел меня к деревцу на поляне. Скелетов уже не было, а там, где лежали кости, теперь стояли Кейси и Мона — не то существо с золотистыми крыльями, что прилетело на воздушном шаре, а настоящая Мона — высокая красавица, трехмерный призрак которой я много раз видел в голографической рубке. Она была прекрасна в длинном малиновом одеянии, с алой розой в волосах. Все вокруг смолкло, будто затаив дыхание, когда она увидела меня и бросилась мне навстречу, обвивая вполне человеческими руками.
Я ощутил тепло ее рук и сладкое благоухание розы, напоминающее аромат тех цветов, что Робо выращивали по просьбе Тани в оранжерее станции. Теплыми влажными губами она поцеловала меня и, взяв за руку своей теплой сильной рукой, повела нас с Кейси к деревцу.
Теперь Кейси был самим Эль Чино — крепко сбитым темнокожим парнем, оголенным до пояса, как в тот день, когда влюбленные прорвались на борт спасательного корабля на базе в Белых Песках. Он был все в тех же выцветших джинсах, тяжелых рабочих ботинках и щегольском шотландском берете малинового цвета. Золотистый отблеск падал на широкую чернокожую грудь, где красовалась татуировка — флаги Мексики и Китая. А бурых рваных шрамов, оставленных отравленными шипами и вампирскими клыками, уже не было.
— Привет, Данк. — Он с теплой улыбкой направился ко мне и до боли в суставах стиснул мою руку. Какой-то миг оценивающе глядел на меня, а в узких китайских глазах светилась счастливая улыбка. — Неплохо выглядишь для Робинзона Крузо, у которого и Пятницы даже нет. — Кейси взял Мону за руку и повернулся, указывая на деревце. — Знакомься, Данк. Это наш сын Леонардо.
— Наш маленький Лео, — с нежной любящей улыбкой взглянула Мона на деревце. — Ребенок, который так и не родился. Зато теперь он с нами.
Кейси поманил меня рукой.
— Это наш старый добрый приятель, — сообщил он дереву. — Зовут его Дункан Яр. Мы вместе с ним прилетели с Луны. Может, он чуток странноват, но все равно славный парень. Он здесь совсем один, и ему плохо без компании.
Наверху в кронах зашептали листья, будто от дуновения ветерка, которого я не ощутил. По верхушкам деревьев пробежало пульсирующее сияние, становясь все ярче и ярче, постепенно сравниваясь с цветом розы в волосах Моны. Шепот перешел в еле уловимое пение, сначала звучал голос Моны, а потом добавился тембр Кейси, хотя я и не улавливал слов или чего-то отдаленно напоминающего музыку.
Песнь звучала то быстро, сливаясь с биением моего сердца, то медленно, вторя моему дыханию. Звуки завораживали уже одной своей необычайностью, а потом и вовсе перестали казаться таковыми. Мне стало просто хорошо, и я чувствовал даже нечто большее, возможно, любовь.
Отец как-то рассказывал, что еще до его рождения мать разговаривала с ним и пела ему. Нас, клонов, начинают воспитывать уже в материнской лаборатории. И хотя мы сами этого не помним, не сомневаюсь, что все это откладывает свой отпечаток на то, какими мы станем. Думаю, каким-то образом деревце прикоснулось к моей душе.
Не знаю, долго ли я там пробыл, зачарованный, удивленный и трепещущий. Весь лес подхватил песню деревца, сперва тихонько, а в итоге выдавая такое раскатистое крещендо, что казалось, будто звуки проходят, вибрируя, сквозь меня. Потом, достигнув пика, все смолкло. Пылающие вершины поблекли, а юное деревце осталось стоять в полном мраке и тишине. Когда я оглянулся, Моны с Кейси уже не было.
Так закончился мой сон.
* * *
Я проснулся от пронзительного скрежета и обнаружил, что лежу в собственной кровати на корабле. Нагретая утренним солнцем металлическая обшивка старого корабля потрескивала. Лучики солнца играли яркими зайчиками на приборной доске. За окном над нескончаемой стеной леса низко дрейфовал одинокий ярко-золотистый шар. А под шаром средь верхушек деревьев следовал островок света, будто тень от облака, хотя это уже не так впечатляло, как во сне.
Я уселся на кровати, свесив ноги, а болезненное чувство утраты нахлынуло на меня с новой силой. Все оказалось наваждением: и то, что Кейси жив, и Мона-человек, спустившаяся на Землю, и светящееся деревце, которое они называли сыном. Жестокая правда нещадно хлестнула меня воспоминанием о трех въевшихся в землю скелетах, о пронизывающем череп пришельца копье Кейси и хрупких останках у основания деревца. Впереди расстилался темный молчаливый лес. Вся радость, которую я познал во сне, канула в бездну, сменившись полным одиночеством. Вернулась неумолимая реальность: я здесь один до скончания своих дней. Единственный человек на планете, а может, и во всей вселенной.
И все-таки страстное желание жить не покидало меня. Завтракать не хотелось, и я отправился к озерцу, образовавшемуся ниже по течению, окунуться в прохладную воду. Взбодрившись слегка, стал вскапывать землю под очередную грядку кукурузы. Утомившись, остановился и отдышался, тем временем выискивая глазами парящий в небе воздушный шар. Он исчез. Может, в нем прилетела еще одна златокрылая фея, подобная Моне, которую обрел здесь Кейси? А может, очередное пришлое существо вроде того, что убило моего друга. Кто теперь разберет?
* * *
А меж тем жизнь продолжается. Сейчас я гляжу на лес и прислушиваюсь, мечтая вновь ощутить то умиротворение и ощущение дружеского присутствия, которое мне довелось узнать во сне. Лес не говорит со мной. По крайней мере на языке людей, и все же теперь я знаю, что ко мне он питает нечто большее, чем просто терпимость. Иногда, когда мне кажется, будто я уловил в песне леса приглашение, я отваживаюсь вновь пойти в чащу в поисках того деревца.
Поначалу я не заходил далеко. Устремляющиеся в небо стволы казались необъятными, свод над головой — слишком высоким, тени слишком густыми, да и в целом все было чужим, неземным, гнетущим. Каждый раз меня влекло назад, к дневному свету, я боялся заблудиться и потеряться, как потерялся Кейси в джунглях Африки. Однако со временем страх этот ослабел.
Я повзрослел, понемногу становился другим и научился понимать лес и доверять ему. Теперь я знаю, что и когда сеять, как сберечь урожай и растянуть выращенное до следующего сезона. Научился чинить обувь и одежду, приспосабливаться и обходиться малым. И хотя я то и дело вспоминаю Арни, Таню, Диану и спрашиваю себя, живы ли они там, на Луне, теперь это не кажется мне столь важным, как прежде. Все равно нас создадут вновь. В полуденный летний зной, утомившись от работы на своем крохотном участке, я частенько прогуливаюсь в тени близлежащих деревьев, что прячут меня от палящего высоко над открытой равниной солнца.
Мне стало нравиться спокойное безмолвие деревьев. Как и их поющие голоса. Иногда во сне я вижу молодое деревце по имени Лео. Оно разговаривает со мной пляшущим многоцветьем кроны и поет песни, от чего мне начинает казаться, что мы друзья. Я подумал, что ему, наверно, хочется узнать обо мне побольше, и рассказал историю глобального столкновения и том, что было после, о станции и нашей миссии заселения планеты. Почему-то мне кажется, что деревце все понимает и хочет, чтобы люди поскорее вернулись.
Оно показало мне путь к своей поляне. Деревце заметно подросло, прямой ствол окреп. А подросшие листья усыпаны еще более яркими золотистыми и малиновыми красками. Скелеты исчезли. А почва там, где они лежали, теперь чистая, потому что копье Кейси и все, что не приняла земля, я отнес на самолет.
Я часто навещаю деревце. Иногда оно тихонько поет для меня одного. Порой молчит, но всегда дарит чувство покоя и ощущение, что со мной рядом друг. Не прибегая к помощи слов, мой друг помогает мне разобраться в биологическом устройстве этого экзотического леса.
Биология чужих устроена так, что деревья порождают те золотистые летающие шары и используют их в качестве переносчиков семян. Златокрылое существо, столь любимое Кейси, было чем-то вроде цветка или, скорее, проклевывающегося яйца. Первым двигающимся объектом, который увидела златокрылка, выйдя из родной скорлупы, стал Кейси. Его-то она и сочла своей парой, как посчитала бы того самца, появись он первым.
Увлечение же самого Кейси объяснить гораздо труднее. У меня сложилось впечатление, что здешние деревья в общении используют нечто большее, чем просто свою, хоть и могущественную, музыку и перемежающиеся на листьях цветовые огни. Диана сказала бы, что это телепатия, хотя никакими фактами я этого не сумел бы доказать. На тот момент Кейси был все еще болен и порой страдал приступами галлюцинаций. И все же, думаю, именно благодаря лесу он разглядел в той златокрылой самочке Мону — ту, что любил Эль Чино.
Как бы там ни было, любовь эта оказалась безнадежной и неосуществимой и окончилась трагично, о чем и поведали останки под деревцем Лео. Если рассматривать ситуацию с точки зрения экзобиологии, как сказал бы отец, то здесь особь мужского пола являлась вероятным носителем вещества, подобного пыльце для осеменения цветка, а всход — Лео, — по всей вероятности, произошел из подобия семени, сформировавшегося в теле самки в результате союза с особью-самцом.
Лес скрывает в себе столько тайн, что я и не надеюсь когда-нибудь в них разобраться. Лунные родители так и не научили нас молиться, хотя часто рассказывали о религиях и философских воззрениях старого мира. Этот лес самим фактом своего существования, как и те черные вампиры из Африки, доказывает наличие жизни вне Солнечной системы. Лес стал моим храмом, куда я прихожу не преклоняться и прославлять, а проникнуться трепетным и волнующим чувством единения со всем живым, населяющим космос.
К своему немалому удивлению я понял, что жизнь есть везде и всюду. Астрономы прежнего мира обнаружили основные жизнеобразующие молекулы в непомерных скоплениях межзвездной пыли и газа, так что составляющие всего живого существовали еще до образования звезд. Похоже, жизнь создает и воссоздает себя в виде бесчисленного множества форм. Благодаря своему собственному бессловесному общению с деревьями я коснулся бесконечного множества живых и мыслящих существ, обитающих в космосе.
Временами мне удается уловить едва ощутимое присутствие живых существ гораздо более древних, мудрых и странных, чем вообще можно себе представить, которые по большей части добры в том абстрактном смысле слова, когда добродетелью зовется самозабвенная любовь, некоторые — злы, как те черные вампиры, в том смысле, в каком слепой эгоизм считается пороком. Недобрые сущности зачастую воюют друг с другом, а лучшие из лучших стараются победить смерть.
Теперь я воспринимаю здешние деревья как двигатели созидания, появившиеся, в свою очередь, как и мы, люди, не в результате какого-то сверхъестественного процесса, а в ходе естественной эволюции, с помощью которой жизнь создает саму себя. Теперь я знаю, что Арни был прав, когда опасался нашествия инопланетных существ.
Должно быть, где-то в космосе существует некая злая сила, которая стерла с лица Земли возрожденную нами жизнь и освободила при этом жизненное пространство для черных паразитов. Поющие же деревья, напротив, были ниспосланы сюда как орудие добрых сил, чтобы противостоять монстрам.
Ну, по крайней мере мне так кажется.
Неужели все мы только злополучные куклы, движимые неизмеримыми и непостижимыми силами, что ведут меж собой многовековую войну где-то далеко, в других галактиках. Мы никогда этого не узнаем, но самое лучшее, что можно сделать, — это продолжать свою созидательную миссию. Думаю, что пробуду здесь до конца своих дней и упокоюсь с миром. И все же присутствие деревьев здорово мне помогает: я уже не чувствую себя абсолютно одиноким, как прежде, и верю, что не умру навсегда. Процесс созидания вечен: мы сами, как и наши собратья, которые еще будут создаваться на станции, все мы зачинатели жизни. И наша миссия не должна прерваться.
Вот это послание я передал на лунную базу. Мы должны предупредить и проинформировать тех, кто унаследует наше дело, обо всем произошедшем здесь. Я вспоминаю долину Кашмира — милый маленький рай, запрятанный далеко и недоступный расе африканских вампиров, надежно защищенный величественными каменными стенами гор. Я верю в то, что все мы будем созданы снова, а вместе с нами — и Мона с Кейси. Тогда мы приземлимся там, в долине, и заново взрастим на Земле человеческую расу.
Часть третья
ПОСЛАННИКИ ЛУНЫ
19
Нас создали снова — еще одно поколение клонов, — не успело минуть и пятидесяти лет. Мало что сохранилось из записей предшественников, ведь Робо не программировали как историков. Мы повзрослели, Мона и Кейси теперь с нами. Роботы построили для нас космический корабль, и вся команда стартовала с поверхности Луны, чтобы основать новую колонию в долине Кашмира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Теперь деревья ко мне попривыкли и уже не рычат и не грохочут при моем приближении. Похоже, они улавливают мое настроение. Как-то ночью, когда меня одолело беспробудное отчаяние и я уже было начал подумывать о самоубийстве, лес выманил меня своим пением из космолета и деревья хором исполнили приветственную светомузыкальную симфонию, которая поглотила меня и каким-то непостижимым способом настроила на нужный лад. Я стал даже находить радость в своем изгнании, по крайней мере на тот момент, и рад был, что деревья живут со мной по соседству.
Как-то вечером, спустя год или около того после нашего приземления, деревья снова пригласили меня. Сгущались сумерки, ветра не чувствовалось, но они вздыхали, будто перешептываясь.
Роскошный червонно-золотой закат утонул в верхушках деревьев, и по мере того, как на Землю опускалась тьма, лесной хор запел неслыханную мной ранее песнь — все громче и громче.
Безо всякой цели и умысла я повиновался их зову, спустился с корабля и направился в сторону леса. Перезвон голосов становился все громче. Впереди, словно поторапливая меня, мчалось розовое свечение, вытесняя мрак из широкого коридора величественных могучих стволов. Я последовал за ним на прогалину, где росло одинокое молодое деревце. Его бронзовый ствол, прямой, точно стрела, был не толще моей руки, но в два раза меня выше. Крона пульсировала цветными волнами в такт биению моего сердца.
Взгляд упал на отблеск стали — возле ствола, между двумя белыми черепами, валялась пика, которую изготовил и забрал с собой Кейси. Приглядевшись, я заметил два наполовину осевших в чистый дерн скелета. Кое-что почва не приняла: сапоги Кейси, карманный нож и золотые часы, которые когда-то его отец привез с собой на лунную станцию. Кости его правой руки тянулись к копью, а останки его пальцев все еще были скрючены на рукояти.
Другой скелет был причудлив и, по-видимому, принадлежал полугуманоидному существу. Он наполовину ушел в землю, но то, что осталось, все еще носило признаки чужака: трехпалые куриные лапы с черными хищными когтями и кроваво-красными шпорами, вытянутый уплощенный череп с массивными челюстями и острым гребнем через все темя. Копье вошло в правую глазницу и торчало зазубренным концом из трещины на затылке существа.
Я долго стоял в мерцающем свете листьев, представляя себе сцену их гибели. Должно быть, Кейси был сильно покалечен. Я склонился над останками, чтобы обнаружить следы повреждений, но обнаружил лишь, что скелет наполовину рассыпался и накрепко ушел в землю. Сломанных костей я не увидел и фактическую причину его гибели так и не сумел установить.
Песня юного деревца вскоре свелась к мрачной монотонной мелодии, а потом и вовсе стихла. Мерцающие листья потускнели, а весь свет сконцентрировался у подножия. Поднявшись с колен, я обнаружил еще один череп, поменьше, и возле него — хрупкие фрагменты более изящного скелета — златокрылой Моны. Обрывки крыльев, еще не съеденные почвой, лежали возле костей ее руки. Они будто простирались навстречу скелету Кейси.
Деревце уходило корнями в хрупкие останки ее грудной клетки. Так я и стоял в темноте, пытаясь найти объяснение развернувшейся здесь драме, пока голоса леса не превратились в громкую погребальную песнь, которая входила в резонанс с моим потрясением. Зарево в верхушках деревьев начало тускнеть, а потом и вовсе потухло. Единственным оставшимся светом было еле заметное мерцание в аллее, по которой я пришел, этот же тусклый свет и вывел меня обратно к кораблю.
* * *
В ту ночь лес пел для меня голосом, который я уже знал: голосом Моны — женщины из голографического отсека. Я видел сон о том молоденьком деревце. Мне снилось, будто я натянул ботинки и выбрался из самолета. В светлой ночи ярко светила полная Луна, омывая бескрайнюю равнину и долгую стену леса каким-то волшебным сиянием, которого я будто не замечал прежде. Словно зачарованный я застыл, но вскоре лес позвал меня в свою сумрачную чащу. Деревья полыхали огнем, освещая мне дорогу. Все в том же сне свет вновь привел меня к деревцу на поляне. Скелетов уже не было, а там, где лежали кости, теперь стояли Кейси и Мона — не то существо с золотистыми крыльями, что прилетело на воздушном шаре, а настоящая Мона — высокая красавица, трехмерный призрак которой я много раз видел в голографической рубке. Она была прекрасна в длинном малиновом одеянии, с алой розой в волосах. Все вокруг смолкло, будто затаив дыхание, когда она увидела меня и бросилась мне навстречу, обвивая вполне человеческими руками.
Я ощутил тепло ее рук и сладкое благоухание розы, напоминающее аромат тех цветов, что Робо выращивали по просьбе Тани в оранжерее станции. Теплыми влажными губами она поцеловала меня и, взяв за руку своей теплой сильной рукой, повела нас с Кейси к деревцу.
Теперь Кейси был самим Эль Чино — крепко сбитым темнокожим парнем, оголенным до пояса, как в тот день, когда влюбленные прорвались на борт спасательного корабля на базе в Белых Песках. Он был все в тех же выцветших джинсах, тяжелых рабочих ботинках и щегольском шотландском берете малинового цвета. Золотистый отблеск падал на широкую чернокожую грудь, где красовалась татуировка — флаги Мексики и Китая. А бурых рваных шрамов, оставленных отравленными шипами и вампирскими клыками, уже не было.
— Привет, Данк. — Он с теплой улыбкой направился ко мне и до боли в суставах стиснул мою руку. Какой-то миг оценивающе глядел на меня, а в узких китайских глазах светилась счастливая улыбка. — Неплохо выглядишь для Робинзона Крузо, у которого и Пятницы даже нет. — Кейси взял Мону за руку и повернулся, указывая на деревце. — Знакомься, Данк. Это наш сын Леонардо.
— Наш маленький Лео, — с нежной любящей улыбкой взглянула Мона на деревце. — Ребенок, который так и не родился. Зато теперь он с нами.
Кейси поманил меня рукой.
— Это наш старый добрый приятель, — сообщил он дереву. — Зовут его Дункан Яр. Мы вместе с ним прилетели с Луны. Может, он чуток странноват, но все равно славный парень. Он здесь совсем один, и ему плохо без компании.
Наверху в кронах зашептали листья, будто от дуновения ветерка, которого я не ощутил. По верхушкам деревьев пробежало пульсирующее сияние, становясь все ярче и ярче, постепенно сравниваясь с цветом розы в волосах Моны. Шепот перешел в еле уловимое пение, сначала звучал голос Моны, а потом добавился тембр Кейси, хотя я и не улавливал слов или чего-то отдаленно напоминающего музыку.
Песнь звучала то быстро, сливаясь с биением моего сердца, то медленно, вторя моему дыханию. Звуки завораживали уже одной своей необычайностью, а потом и вовсе перестали казаться таковыми. Мне стало просто хорошо, и я чувствовал даже нечто большее, возможно, любовь.
Отец как-то рассказывал, что еще до его рождения мать разговаривала с ним и пела ему. Нас, клонов, начинают воспитывать уже в материнской лаборатории. И хотя мы сами этого не помним, не сомневаюсь, что все это откладывает свой отпечаток на то, какими мы станем. Думаю, каким-то образом деревце прикоснулось к моей душе.
Не знаю, долго ли я там пробыл, зачарованный, удивленный и трепещущий. Весь лес подхватил песню деревца, сперва тихонько, а в итоге выдавая такое раскатистое крещендо, что казалось, будто звуки проходят, вибрируя, сквозь меня. Потом, достигнув пика, все смолкло. Пылающие вершины поблекли, а юное деревце осталось стоять в полном мраке и тишине. Когда я оглянулся, Моны с Кейси уже не было.
Так закончился мой сон.
* * *
Я проснулся от пронзительного скрежета и обнаружил, что лежу в собственной кровати на корабле. Нагретая утренним солнцем металлическая обшивка старого корабля потрескивала. Лучики солнца играли яркими зайчиками на приборной доске. За окном над нескончаемой стеной леса низко дрейфовал одинокий ярко-золотистый шар. А под шаром средь верхушек деревьев следовал островок света, будто тень от облака, хотя это уже не так впечатляло, как во сне.
Я уселся на кровати, свесив ноги, а болезненное чувство утраты нахлынуло на меня с новой силой. Все оказалось наваждением: и то, что Кейси жив, и Мона-человек, спустившаяся на Землю, и светящееся деревце, которое они называли сыном. Жестокая правда нещадно хлестнула меня воспоминанием о трех въевшихся в землю скелетах, о пронизывающем череп пришельца копье Кейси и хрупких останках у основания деревца. Впереди расстилался темный молчаливый лес. Вся радость, которую я познал во сне, канула в бездну, сменившись полным одиночеством. Вернулась неумолимая реальность: я здесь один до скончания своих дней. Единственный человек на планете, а может, и во всей вселенной.
И все-таки страстное желание жить не покидало меня. Завтракать не хотелось, и я отправился к озерцу, образовавшемуся ниже по течению, окунуться в прохладную воду. Взбодрившись слегка, стал вскапывать землю под очередную грядку кукурузы. Утомившись, остановился и отдышался, тем временем выискивая глазами парящий в небе воздушный шар. Он исчез. Может, в нем прилетела еще одна златокрылая фея, подобная Моне, которую обрел здесь Кейси? А может, очередное пришлое существо вроде того, что убило моего друга. Кто теперь разберет?
* * *
А меж тем жизнь продолжается. Сейчас я гляжу на лес и прислушиваюсь, мечтая вновь ощутить то умиротворение и ощущение дружеского присутствия, которое мне довелось узнать во сне. Лес не говорит со мной. По крайней мере на языке людей, и все же теперь я знаю, что ко мне он питает нечто большее, чем просто терпимость. Иногда, когда мне кажется, будто я уловил в песне леса приглашение, я отваживаюсь вновь пойти в чащу в поисках того деревца.
Поначалу я не заходил далеко. Устремляющиеся в небо стволы казались необъятными, свод над головой — слишком высоким, тени слишком густыми, да и в целом все было чужим, неземным, гнетущим. Каждый раз меня влекло назад, к дневному свету, я боялся заблудиться и потеряться, как потерялся Кейси в джунглях Африки. Однако со временем страх этот ослабел.
Я повзрослел, понемногу становился другим и научился понимать лес и доверять ему. Теперь я знаю, что и когда сеять, как сберечь урожай и растянуть выращенное до следующего сезона. Научился чинить обувь и одежду, приспосабливаться и обходиться малым. И хотя я то и дело вспоминаю Арни, Таню, Диану и спрашиваю себя, живы ли они там, на Луне, теперь это не кажется мне столь важным, как прежде. Все равно нас создадут вновь. В полуденный летний зной, утомившись от работы на своем крохотном участке, я частенько прогуливаюсь в тени близлежащих деревьев, что прячут меня от палящего высоко над открытой равниной солнца.
Мне стало нравиться спокойное безмолвие деревьев. Как и их поющие голоса. Иногда во сне я вижу молодое деревце по имени Лео. Оно разговаривает со мной пляшущим многоцветьем кроны и поет песни, от чего мне начинает казаться, что мы друзья. Я подумал, что ему, наверно, хочется узнать обо мне побольше, и рассказал историю глобального столкновения и том, что было после, о станции и нашей миссии заселения планеты. Почему-то мне кажется, что деревце все понимает и хочет, чтобы люди поскорее вернулись.
Оно показало мне путь к своей поляне. Деревце заметно подросло, прямой ствол окреп. А подросшие листья усыпаны еще более яркими золотистыми и малиновыми красками. Скелеты исчезли. А почва там, где они лежали, теперь чистая, потому что копье Кейси и все, что не приняла земля, я отнес на самолет.
Я часто навещаю деревце. Иногда оно тихонько поет для меня одного. Порой молчит, но всегда дарит чувство покоя и ощущение, что со мной рядом друг. Не прибегая к помощи слов, мой друг помогает мне разобраться в биологическом устройстве этого экзотического леса.
Биология чужих устроена так, что деревья порождают те золотистые летающие шары и используют их в качестве переносчиков семян. Златокрылое существо, столь любимое Кейси, было чем-то вроде цветка или, скорее, проклевывающегося яйца. Первым двигающимся объектом, который увидела златокрылка, выйдя из родной скорлупы, стал Кейси. Его-то она и сочла своей парой, как посчитала бы того самца, появись он первым.
Увлечение же самого Кейси объяснить гораздо труднее. У меня сложилось впечатление, что здешние деревья в общении используют нечто большее, чем просто свою, хоть и могущественную, музыку и перемежающиеся на листьях цветовые огни. Диана сказала бы, что это телепатия, хотя никакими фактами я этого не сумел бы доказать. На тот момент Кейси был все еще болен и порой страдал приступами галлюцинаций. И все же, думаю, именно благодаря лесу он разглядел в той златокрылой самочке Мону — ту, что любил Эль Чино.
Как бы там ни было, любовь эта оказалась безнадежной и неосуществимой и окончилась трагично, о чем и поведали останки под деревцем Лео. Если рассматривать ситуацию с точки зрения экзобиологии, как сказал бы отец, то здесь особь мужского пола являлась вероятным носителем вещества, подобного пыльце для осеменения цветка, а всход — Лео, — по всей вероятности, произошел из подобия семени, сформировавшегося в теле самки в результате союза с особью-самцом.
Лес скрывает в себе столько тайн, что я и не надеюсь когда-нибудь в них разобраться. Лунные родители так и не научили нас молиться, хотя часто рассказывали о религиях и философских воззрениях старого мира. Этот лес самим фактом своего существования, как и те черные вампиры из Африки, доказывает наличие жизни вне Солнечной системы. Лес стал моим храмом, куда я прихожу не преклоняться и прославлять, а проникнуться трепетным и волнующим чувством единения со всем живым, населяющим космос.
К своему немалому удивлению я понял, что жизнь есть везде и всюду. Астрономы прежнего мира обнаружили основные жизнеобразующие молекулы в непомерных скоплениях межзвездной пыли и газа, так что составляющие всего живого существовали еще до образования звезд. Похоже, жизнь создает и воссоздает себя в виде бесчисленного множества форм. Благодаря своему собственному бессловесному общению с деревьями я коснулся бесконечного множества живых и мыслящих существ, обитающих в космосе.
Временами мне удается уловить едва ощутимое присутствие живых существ гораздо более древних, мудрых и странных, чем вообще можно себе представить, которые по большей части добры в том абстрактном смысле слова, когда добродетелью зовется самозабвенная любовь, некоторые — злы, как те черные вампиры, в том смысле, в каком слепой эгоизм считается пороком. Недобрые сущности зачастую воюют друг с другом, а лучшие из лучших стараются победить смерть.
Теперь я воспринимаю здешние деревья как двигатели созидания, появившиеся, в свою очередь, как и мы, люди, не в результате какого-то сверхъестественного процесса, а в ходе естественной эволюции, с помощью которой жизнь создает саму себя. Теперь я знаю, что Арни был прав, когда опасался нашествия инопланетных существ.
Должно быть, где-то в космосе существует некая злая сила, которая стерла с лица Земли возрожденную нами жизнь и освободила при этом жизненное пространство для черных паразитов. Поющие же деревья, напротив, были ниспосланы сюда как орудие добрых сил, чтобы противостоять монстрам.
Ну, по крайней мере мне так кажется.
Неужели все мы только злополучные куклы, движимые неизмеримыми и непостижимыми силами, что ведут меж собой многовековую войну где-то далеко, в других галактиках. Мы никогда этого не узнаем, но самое лучшее, что можно сделать, — это продолжать свою созидательную миссию. Думаю, что пробуду здесь до конца своих дней и упокоюсь с миром. И все же присутствие деревьев здорово мне помогает: я уже не чувствую себя абсолютно одиноким, как прежде, и верю, что не умру навсегда. Процесс созидания вечен: мы сами, как и наши собратья, которые еще будут создаваться на станции, все мы зачинатели жизни. И наша миссия не должна прерваться.
Вот это послание я передал на лунную базу. Мы должны предупредить и проинформировать тех, кто унаследует наше дело, обо всем произошедшем здесь. Я вспоминаю долину Кашмира — милый маленький рай, запрятанный далеко и недоступный расе африканских вампиров, надежно защищенный величественными каменными стенами гор. Я верю в то, что все мы будем созданы снова, а вместе с нами — и Мона с Кейси. Тогда мы приземлимся там, в долине, и заново взрастим на Земле человеческую расу.
Часть третья
ПОСЛАННИКИ ЛУНЫ
19
Нас создали снова — еще одно поколение клонов, — не успело минуть и пятидесяти лет. Мало что сохранилось из записей предшественников, ведь Робо не программировали как историков. Мы повзрослели, Мона и Кейси теперь с нами. Роботы построили для нас космический корабль, и вся команда стартовала с поверхности Луны, чтобы основать новую колонию в долине Кашмира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39