Прежде чем Конвей сообразил, что происходит, каждый из дисков
прорезал уже больше четверти круга вокруг них.
- Думай, что это кубы! - заорал он. - Думай, что это что-то тупое!
Харрисон!
- Люк открыт. Бегите сюда!
Но они не могли бежать, чтобы не отвести глаза от дисков и не
посылать им мысленные приказы, и потому они дюйм за дюймом пятились к
кораблю, изо всех сил желая, чтобы диковинные диски стали кубами, сферами,
конскими подковами - чем угодно, только не циркулярными пилами, в которые
их кто-то превратил.

В Госпитале Конвей наблюдал, какие хирургические чудеса вытворял его
коллега Маннон с помощью управляемого мыслью инструмента - многоцелевого,
моментально превращающегося по вашему желанию во что угодно. Сейчас две
таких штуковины, покачиваясь, поползли по кругу, как кошмарные
металлические видения. Они то и дело меняли форму, по мере того как врачи
и хозяева пытались превратить их в то, во что каждому было нужно. Борьба
была неравной - хозяева обладали большим опытом, но все же врачам удалось
помешать чужим мысленным приказам и выбраться из прорезанного круга
прежде, чем тот вместе с буровой установкой и остальным скарбом исчезли из
виду.
- Надеюсь, инструментам окажут достойный прием, - произнес майор
Эдвардс, после того как люк захлопнулся и Харрисон взмыл вверх. - В конце
концов, они дадут им пищу для размышлений, прежде чем мы расширим контакт,
прибегнув к диаграммам, нарисованным с помощью тени. - Неожиданно он
пришел в возбуждение и продолжил: - А ведь с помощью радиоуправляемых
высокоскоростных ракет мы сможем создать совсем сложные фигуры!
- Я больше думаю об узком луче, направленном на поверхность в ночное
время, - отозвался Конвей. - Листья будут откликаться на него и
раскрываться. Луч можно передвигать очень быстро и модулировать, как в
старинных телевизорах. Возможно, удастся передавать даже движущееся
изображение.
- То, что нужно! - с энтузиазмом воскликнул Эдвардс. - Другое дело,
каким образом огромное чудовище размером с графство, у которого нет ни
рук, ни ног, ни чего-то там еще сможет ответить на наши сигналы. Вероятно,
что-нибудь да придумает.
Конвей покачал головой.
- Возможно, несмотря на медленные движения, ковры очень быстро
соображают и являются пользователями инструментов, которые мы ищем. Их
огромные тела подвергаются добровольному хирургическому вмешательству,
когда они хотят затянуть внутрь и исследовать образец, который находится
вне пределов досягаемости рта. Но я предпочитаю другую теорию - о
маленьких разумных существах внутри или под исполином. Возможно, это
разумный паразит, который помогает хозяину оставаться в добром здравии с
помощью инструментов или других способов и пользуется хозяйскими "глазами"
и всем остальным. Так что выбирайте сами.
Пока разведывательный корабль ложился на обратный курс в сторону
"Декарта", в нем стояла тишина. Затем Харрисон произнес:
- Мы не вошли в прямой контакт, значит, мы всего лишь поставили
закорючку на травяном радарном экране? Но все равно это большой шаг
вперед.
- Я понимаю так, - произнес Конвей, - если инструменты были
использованы для того, чтобы доставить нас к хозяевам, то те должны быть
на достаточно большом расстоянии от поверхности - возможно, они вообще не
могут здесь существовать. И не забывайте, что они используют ковер точно
так же, как мы используем растительные и минеральные ресурсы. Как бы они
проводили анализ живых образцов? Смогли бы они вообще их разглядеть там,
внизу? Они пользуются глазами растений, но я не могу себе представить
растительный микроскоп. Может быть, на каких-то стадиях анализа они
пользуются пищеварительными соками ковра...
Видимо, от этого предположения лицо Харрисона приобрело нездоровый
вид.
- Давайте пошлем вниз роботов с датчиками и посмотрим, что они
делают, а? - предложил он.
- Все это только теория... - начал было Конвей, но тут же осекся.
Корабельное радио хмыкнуло, прочистило горло и оживленно объявило:
- Разведкорабль девять! Вызывает корабль-матка! У меня срочное
сообщение для доктора Конвея. Существо по имени Камсаюг отправилось в
путешествие. При нем радиомаяк, выданный ему доктором. Оно движется к
активному участку побережья в районе H-12. Харрисон, у тебя есть, что
доложить?
- Да, конечно, - ответил лейтенант и бросил взгляд на Конвея. - Но
сначала, думаю, с тобой захочет поговорить доктор.
Конвей был краток, а уже через несколько минут их корабль устремился
на аварийной скорости вперед, рассекая небо так быстро, что листья не
успевали среагировать на его тень, а все живое, имеющее уши, оглохло от
ударной волны. Но Конвей рассерженно думал о том, что ковер, над которым
они сейчас пролетали, тоже оглох, и это плюс к остальным болячкам, которые
на сегодня включали в себя запущенный обширный рак кожи и только Богу
известно какие еще заболевания.
Интересно, может ли такое медлительное, огромное существо испытывать
боль и, если да, до какой степени? Была ли ситуация, которую он наблюдал,
ограничена лишь сотнями акров "кожи" или болезнь пошла в глубь тела? Что
случится с созданиями, которые живут внутри или под гигантом, если умрет,
разрушится слишком много ковров? Это коснется даже колесников, не живущих
на суше, - будет нарушена экология всей планеты! Кто-то должен вежливо, но
очень-очень твердо поговорить с ними, если только уже не слишком поздно.
И сразу же "торговля лошадьми" отошла на второй план: обмен
инструментов на медицинскую помощь больше не имел такого значения. Конвей
снова рассуждал как доктор, врач, чей пациент смертельно болен.
Затребованный им вертолет уже ждал его на "Декарте". Конвей
переоделся в легкий скафандр с реактивным двигателем на спине и
дополнительными кислородными баллонами на груди.
Камсаюг был уже слишком далеко, чтобы догонять его вплавь, поэтому до
места назначения Конвею приходилось добираться на вертолете. За штурвалом
сидел Харрисон.
- Снова вы! - воскликнул Эдвардс.
- Всегда там, где что-то происходит! - рассмеялся лейтенант. -
Пристегнитесь.
После сумасшедшего броска до корабля-матки полет на вертолете казался
неимоверно медленным. У Конвея было такое ощущение, как если бы он
ударился лицом о какую-то преграду. Эдвардс заверил его, что чувствует то
же самое и что купание будет более приятным занятием. Они наблюдали, как
сигнал на экране поискового радара от маяка Камсаюга постепенно
усиливается, в то время как Харрисон проклинал птиц и летающих ящериц,
которые ныряя за рыбой, попадали под лопасти винта.
Они низко летели над населенным участком побережья, где мелководье
было защищено от больших хищников цепью островов и рифов. К этой
естественной защите с моря колесники добавили искусственный барьер из
мертвого ковра со стороны суши, загнав в него несколько ядерных зарядов.
Район был теперь настолько безопасен, что "бублики" без особого риска
могли закатываться в пещерообразные рты ковра и его пищеварительные тракты
и возвращаться обратно.
Но Камсаюг игнорировал безопасный район. Он с постоянной скоростью
катился к проходу в рифах, который вел в активную зону, где большие,
средние и малые хищники поедали живность, опустошая побережье.
- Опустите меня по ту сторону прохода, - попросил Конвей. - Я
подожду, пока Камсаюг его пройдет, и последую за ним.
Харрисон мягко сел в указанной точке, и Конвей спустился на поплавок
вертолета. С открытым забралом - голова и плечи чуть выше края люка - он
мог видеть и экран радара, и береговую линию в полумиле от них. Что-то
вроде камбалы, выросшей до размеров кита, выскочило из воды и с
взрывоподобным звуком шлепнулось обратно. Волна пришла через секунду и
подбросила вертолет как пробку.
- Честно говоря, доктор, - сказал Эдвардс, - я не понимаю, зачем вы
это делаете. Это что - научный интерес к брачным обычаям колесников? Жажда
поглазеть на утробу чудовища? У нас есть приборы с дистанционным
управлением, которые позволят вам сделать и то и другое, не подвергая себя
опасности.
- Я не любопытная Варвара ни в научном, ни в каком-либо другом
отношении, - ответил Конвей, - но ваши игрушки могут и не сказать того,
что я хотел бы знать. Понимаете, я и сам точно не знаю, что ищу, но я
полностью уверен - это то самое место, где я смогу войти с ними в
контакт...
- Теми, кто использует инструменты? Но мы можем войти с ними в
визуальный контакт через растения.
- Это может оказаться сложнее, чем мы ожидаем, - промолвил Конвей. -
Мне неприятно нападать на собственную любимую теорию, но, скажем прямо,
из-за растительного зрения им было бы трудно ухватить такие понятия, как
астрономия и космические полеты; будучи существами, живущими внутри или
под огромным хозяином, они не могут взглянуть на некоторые вещи со
стороны...
Это была уже другая теория, и Конвей продолжил объяснения. Как он
себе представлял, владельцы инструментов должны в значительной мере
контролировать окружающую среду. На нормальной планете подобный контроль
включает такие понятия, как восстановление лесов, защита от почвенной
эрозии, рациональное использование природных ресурсов и так далее.
Возможно, на здешней планете это являлось заботой не геологов и фермеров,
а существ, которые из-за того, что их окружающая среда состояла из живых
организмов, были специалистами по поддержанию здоровья.
Он был абсолютно уверен, что эти существа должны находиться на
периферии гигантского организма - там, где он подвергался постоянным
нападениям и нуждался в их помощи. Он был также уверен, что работу они
выполняют сами, без помощи инструментов. Эти управляемые мыслью существа
имеют один недостаток - они подчиняются тому, кто находился к ним ближе
всех, что неоднократно подтверждалось в Госпитале, да и здесь во время их
недавнего приключения. Возможно, инструменты слишком ценны, чтобы
подвергать их риску быть проглоченными, или бесполезны из-за необузданных
мыслей хищников.
Конвей не знал, как эти существа называют себя - колесники называли
их защитниками, или хилерами, а порой "мечтой самоубийцы", ибо они чаще
убивали, чем излечивали. Но ведь самый известный в Федерации хирург с
Тралтана тоже мог бы убить пациента-землянина, если бы не знал его
физиологии и не располагал мнемограммой человека.
Хилеры столкнулись с теми же трудностями, когда попытались лечить
колесников.
- Но самым важным является то, что они пытаются! - продолжал Конвей.
- Все их усилия направлены на то, чтобы в живых остался один большой
пациент - планета. И на этой планете они являются медиками, теми, с кем мы
должны войти в контакт прежде всего.
Наступила тишина, только со стороны побережья доносились похожие на
взрывы шлепки и всплески.
- Камсаюг прямо под нами, - неожиданно объявил Харрисон.
Конвей кивнул, опустил прозрачное забрало гермошлема и неловко упал в
воду. Благодаря массе двигателя и дополнительных баллонов он опускался
довольно быстро и уже через несколько минут обнаружил катящегося по дну
Камсаюга. Конвей последовал за ним с той же скоростью, но на таком
расстоянии, чтобы не терять его из виду. Он не намерен был нарушать
чье-либо уединение. Он все же был врачом, а не антропологом, и сам Камсаюг
мог заинтересовать его лишь как пациент.
Вертолет поднялся в воздух и летел над Конвеем, поддерживая с ним
постоянную радиосвязь.
Камсаюг постепенно сворачивал к берегу, огибая заросли морских
водорослей и колючие коврики, которые становились все гуще по мере того,
как поднималось дно. Иногда он по нескольку минут кружил на месте, ожидая,
пока какой-нибудь большой хищник проплывет мимо. Водоросли и колючие ковры
имели ядовитые шипы и иглы, которые выдвигались или выбрасывались, если
кто-то приближался слишком близко. Задачей Конвея теперь было как проплыть
над ними на достаточно безопасной высоте, но в то же время не очень близко
к поверхности, чтобы его не подцепила гигантская камбала.
Вода прямо-таки кишела живой и растительной жизнью, так что Конвей
уже не видел ряби на ее поверхности, вызываемой винтом вертолета. Край
огромного наземного ковра словно темно-красная стена пропасти неясно
маячил впереди. Он был почти не виден из-за массы подводных нападающих,
паразитов, а возможно, и защитников, - картина была слишком сумбурной, и
Конвею трудно было отличить одних от других. Он стал натыкаться на новые,
пока незнакомые формы жизни - черная блестящая, казалось, бесконечная
лента пересекла ему путь, а потом свернулась, пытаясь ухватить его за
ноги; рядом проплыла огромная радужная медуза, настолько прозрачная, что
были видны только ее внутренние органы.
Одно из созданий распласталось на добрых двадцати квадратных ярдах
морского дна, а второе, таких же размеров, зависло над ним. Насколько он
мог видеть, у них не было ни шипов, ни жала, но все старались их обогнуть,
и Конвей последовал общему примеру.
Неожиданно в беду попал Камсаюг.
Конвей не заметил, как это случилось, но увидел, что колесник
раскачивался больше обычного, подплыв к нему ближе, он обнаружил, что у
того в боку торчат несколько отравленных игл. К тому времени, когда Конвей
достиг Камсаюга, тот описывал круги, почти падая на дно, словно монетка,
почти переставшая вращаться. Конвей знал, что делать - подобное уже
происходило с Саррешаном, когда его доставили в Госпиталь. Он быстро
приподнял колесника вверх и стал толкать его вперед вдоль дна, словно
большой дряблый обруч.
Камсаюг издавал непереводимые звуки, но врач чувствовал, что, по мере
того как его катит, тело колесника становится все менее дряблым, а через
некоторое время он уже начал вращаться самостоятельно. Неожиданно колесник
качнулся и прокатился между двумя кустами водорослей. Конвей поднялся,
казалось, на безопасную высоту, чтобы тоже миновать кусты, но тут, разинув
пасть, на него бросилась камбала, и он инстинктивно нырнул.
Позади мелькнул гигантский хвост и сорвал с него двигатель. И тут же
его ноги обвили водоросли, в десятке мест разорвав ткань скафандра. Конвей
почувствовал, как в скафандр хлынула холодная вода, а под кожей по сосудам
разливается жидкое пламя. Краем глаза он успел заметить, что Камсаюг как
последний тупица катится прямо к медузе, в то время как другая медуза
словно мерцающее облако опускается на него.
- Доктор! - Голос был настолько резок от нетерпения, что Конвей не
разобрал, кому он принадлежит. - Что происходит?
Конвей этого не знал, а если бы и знал, то все равно ответить бы не
смог. Из предосторожности, для защиты от повреждений в космосе или
ядовитой атмосфере его скафандр состоял из кольцеобразных секций, которые
отсекали поврежденные участки, раздуваясь и плотно обхватывая части тела.
Идея состояла в том, чтобы локализовать падение давления или отравление
атмосферы в месте повреждения, и в данном случае кольца сыграли роль
жгутов, которые замедлили распространение яда по организму. Несмотря на
это, Конвей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже челюстью. Его
рот застыл в полуоткрытом состоянии, и он только мог - едва-едва - дышать.
Прямо над ним находилась медуза. Ее края свернулись вокруг его тела и
плотно сжались, завернув его в почти невидимый кокон.
- Доктор! Я спускаюсь вниз! - прозвучал голос, похоже принадлежащий
Эдвардсу.
Он почувствовал, как что-то кольнуло его несколько раз в ноги, и
обнаружил, что у медузы имеются шипы или по крайней мере жала, которыми та
что-то делала в местах, где был разорван скафандр. По сравнению с
нестерпимым жжением в ногах, боль от уколов была слабой, но его
беспокоило, что они делаются слишком близко к подколенным артериям и
венам. С огромным усилием он повернул голову, чтобы посмотреть, что
происходит, но к тому времени он уже знал. Прозрачный кокон становился
ярко-красным.
- Доктор! Где вы? Я вижу, как катится Камсаюг. Похоже, его упаковали
в розовый пластик. А прямо над ним какой-то большой красный шар...
- Это я... - едва выдавил Конвей.
Багровый занавес вокруг него моментально стал ярче. Мимо мелькнуло
что-то большое и темное, и он почувствовал, что его повернуло, как в
колесе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23