Рисуй под водой или прославь себя в прессе как Человек, Который Всегда Рисует Под Чарующие Мелодии Моцарта.Нигель постепенно делался веселее.— Скорее под Каунт Бесси. Ну и что мне тогда рисовать? Куски ржавого железа, влюбленную женщину или собаку, поедающую собаку?— А еще можно, — сказала я, — пересечь на ослике Грецию, а потом написать иллюстрированную книжку. Я сегодня видела такого путешественника.— Да, он сейчас здесь. Слишком устал, ничего не рассказывал, не показывал, а сразу лег спать. Разбудить его, наверное, могла бы только атомная бомба. А про меня.. Честно говоря, я чувствую, что мог бы… если бы выдался случай… А так… Бороться за каждый шаг… Послушай, Саймон, ведь все-таки главное, чтобы работа была хорошей. Великие художники не подстраивались, делали, что хотели, брали, чего желали и плевали на все… Ведь все равно победили?Чего-то я здесь не понимала. Разговор шел на двух уровнях, они явно говорили не только вслух.— Ты прав только частично. Великие люди знали, куда идут, но главное было — идти, а не сметать все на своем пути. Они оставались сами собой и знали, какое место в мире им принадлежит.— Но с художниками ведь не так! Если человек знает, к чему призван, он должен или пробиться через безразличие человечества или разбиться об него. Любой поступок художника можно оправдать, если его искусство стоит того.— Цель оправдывает средства? Нет, нет и еще раз нет!Нигель выпрямился на стуле:— Послушай, я ведь не имею в виду ничего ужасного, как убийство и преступление! Но если нет другого выхода…Тут уж я не выдержала.— Что вы, господи боже мой, собираетесь делать? Украсть ослика?Он так резко обернулся, что чуть не упал со стула и истерически засмеялся.— Я? Отправиться пешком в Янину и написать об этом книгу? Никогда! Волков боюсь!— Там нет волков, — сказал Саймон, внимательно и озабоченно глядя на Нигеля.— Тогда черепах! Хотите еще выпить? Знаете мисс Камилла, забыл фамилию, здесь по горам в полном одиночестве бегают абсолютно дикие черепахи. Представляете, встретить ее, когда до всего мили?— Милю я, наверное, пробегу, — ответила я.— Что случилось, Нигель? — спросил Саймон. Мальчик замер на середине движения с бутылкой в руке, покраснел, побледнел, пальцы сжались…— Извините. Плохо себя веду. Пьян. — Потом он повернулся ко мне. — Вы, наверное, думаете, что я — чокнутый. Я просто темпераментный, как все великие художники.Он стеснительно улыбнулся, опустился на колени, вытащил из-под кровати папку и стал давать мне рисунки по одному.— Вот. И вот. Саймон говорит об этом. Да, я буду верен себе, даже если для этого придется быть неверным всем остальным. Я — не часть человечества, я — это я. И когда-нибудь все это поймут. Ну посмотрите на них, они же достаточно хороши, чтобы…Несмотря на нахальные речи, он смотрел жалобно и очень внимательно. Я просто мечтала, чтобы рисунки оказались хорошими. Оказались. Каждая линия была чистой и почти пугающе точной. С минимальной суетой он передавал не только форму, но и текстуру, странная смесь французских гобеленов с мужественностью Дюрера. Разрушенные здания, деревья, арки, колонны, цветы. Слабые мазки краски с почти китайской нежностью.— Нигель, это прекрасно! Не видела ничего подобного много лет!Я села на кровать и разложила рисунки вокруг себя. Больше всего мне понравились цикламены, свисающие из маленькой расщелины в голой скале. Ниже — остатки какого-то маленького растения, которое в Греции можно найти на всех камнях. Рядом с ним цветы выглядели чистыми и сильными.Саймон сказал:— Это потрясающе! Я раньше этого не видел!— Еще бы! Я нарисовал их сегодня, — сказал мальчик и сделал быстрое движение, будто пытаясь вырвать рисунок из наших рук. Поймав себя на этом, он уронил ладони и сел с несчастным видом. Саймон, как обычно, не обратил внимания. Он поднял рисунок.— Ты собирался его делать в цвете? А почему передумал?— Потому, что не было воды.Он взял цикламен и засунул его в папку.Я сказала очень быстро:— А можно посмотреть портреты?— Да, конечно. Вот они, мои рисунки за хлеб с маслом.Его голос звучал странно, и Саймон опять быстро на него взглянул. Их было много и совсем в другом стиле. Тоже четко и красиво, но холодно. Все лица казались знакомыми, напоминали иллюстрации к мифам. Старик, похожий на Стефаноса. Девушка. Одна мужская голова при всей формальности привлекала внимание. Круглая, на могучей шее, крепкие кудри низко спускаются к бровям, как у быка, закрывают уши и доходят почти до мощной линии подбородка — как рисунок на героической вазе. Короткая верхняя губа, твердая полулунная улыбка, как у жестоких архаических богов Греции.Я сказала:— Саймон, посмотри. Настоящая архаическая улыбка. На статуях Гермеса и Аполлона, она выглядит неправдоподобно и жестоко. Но здесь в Греции мужчины правда так улыбаются, я сама видела.— Она тоже новая? — спросил Саймон.— Которая? А, эта? Да. — Он взял ее у меня из рук. Получилось немного слишком формально. Я рисовал ее на половину по памяти. Но все равно это — тип и существует на самом деле.Голова девушки в стиле Греко никак не походила на эллинический тип. Это оказалась француженка Даниэль, которая работала секретаршей у одного типа из французской школы археологии. В Греции можно найти что угодно и где угодно. Однажды во время дорожных работ на площади Омониа откопали огромную конную статую негра. А работая в саду, делаешь открытия очень часто. Эта партия долго проводила раскопки у Дельф, ходили слухи, что они отыскивают потерянное сокровище, но все, что они откопали было римским. Кончились средства, и им пришлось уехать. Нигель слушал, как Саймон мне это рассказывал со странным выражением лица, и я вспомнила разговор о неподходящей девушке. А Саймон продолжал о том, как раскопали Возничего, и о том, что еще скрывается в Дельфах под деревьями.Нигель сидел на коленях и рассеянно перебирал рисунки. Он поднял голову.— Саймон, — сказал он опять крайне возбужденным голосом.— Да?— Я думаю, я…Он резко остановился и повернул голову.Дверь на улицу отворилась и со стуком захлопнулась. Быстрые шаги простучали по коридору. Нигель побледнел как простыня, бросил все свои произведения, сгреб в кучу и убрал в папку на полу.Дверь комнаты бесцеремонно распахнулась. Девушка с портрета рассматривала неаккуратную комнату с выражением утомленного недовольства. Это, к тому же, была та самая красотка, которая ехала в джипе и поставила на место автобус с таким редким мастерством. Как и тогда, казалось, что она полностью контролирует ситуацию, но ей все осточертело. Она протянула, не вытаскивая сигареты из угла рта:— Привет, Саймон, любовь моя. Привет, Нигель. На коленях перед моим изображением? Что же, твоя молитва услышана, я вернулась. 9 Худенькая, среднего роста Даниэль показывала все достоинства своей фигуры (или недостатки — это зависит от точки зрения) с помощью тесных джинсов и обтягивающего свитера из тонкой шерсти. Для фантазии не оставалось ничего, кроме разве загадки, как ей удалось заставить свои груди пребывать в таком положении — они располагались очень высоко, торчали очень остро и первыми бросались в глаза. Вторым было утомленно-пресыщенное выражение очень красивого овального бледного лица. Очень большие черные глаза были аккуратно подведены коричневыми и зелеными тенями, в длинных ресницах путался дым от сигареты, прилипшей к нижней, накрашенной бледной помадой губе. Черные лохматые волосы выглядели роскошно, хотя казалось, что ее стригли в темноте маникюрными ножницами. На вид ей было где-то между семнадцатью и двадцатью пятью, но она явно старалась произвести впечатление, что ей за тридцать. И вовсе я не придираюсь, при всем этом она была очень красивой.Стоя на коленях, Нигель так произнес ее имя, что выдал себя полностью и очень жестоко. А она его игнорировала, на меня бросила только один прохладный взгляд и выкинула из головы. Все ее внимание сосредоточилось на Саймоне. Даже приветствие она умудрилась сделать беспредельно сексуальным. В Саймоне секса не было ни на грош. Его что-то развлекало и, одновременно, настораживало.Нигель предложил ей лучший стул, который я незадолго до того освободила, но она подошла очень близко к Саймону, стоящему у окна.— Я ночую в студии, Саймон. Устала от отеля, и денег чего-то мало. Тебе не жалко, что я пришла, а, Саймон?— Ни капельки. Лучше познакомьтесь.Мы познакомились. Она еще раз бегло взглянула на меня, кивнула и устроилась, неестественно грациозно закрутив ноги и изогнувшись, на противоположном конце кровати.— Значит вы обо мне говорили, рассматривали портреты… Нигель, умница-мальчик, — она лениво вытащила два или три листа бумаги из папки. — Да, неплохой портретик. Нигель, у меня что и правда такие большие глаза? А это что, цветочки? Тебе за такое платят?.. А это кто?Ее голос изменился так внезапно, что Саймон повернул голову, а Нигель подпрыгнул.— Кто? А, это? Этого парня я видел сегодня на Парнасе.— Нет, не этот, вот этот.Она быстро отбросила рисунок и вытащила другой, рука дрожала. Я попросила разрешения посмотреть, она без возражений отдала лист бумаги.Голова и шея красивого и немного грустного молодого человека. Совершенно не эллинический тип, хотя что-то знакомое в нем было, и единственный портрет, в котором Нигель использовал свою «цветочную технику». Необыкновенно красиво.Даниэль уронила все рисунки на пол и потеряла к ним интерес, только спросила:— Ты все это рисовал когда, сегодня?— Сегодня.И не дав нам больше ничего смотреть, мальчик быстро собрал все работы и засунул их под кровать, при этом опять вернулся в первоначальное перевозбужденное состояние.Даниэль тоже решила поменять тему и сказала:— Ради бога, Нигель, ты вообще-то сегодня собираешься предложить мне выпить?Он засуетился, роняя стаканы и бутылки. Я хотела встать и уйти, но Саймон посмотрел на меня и слабо покачал головой, я опять села.Он обернулся к девушке:— Я думал, вы уехали, Даниэль. Разве раскопки не закончились?— Ах это? Да. Мы вчера вернулись в Афины, и я думала — вот это будет вещь, вернуться в цивилизацию, но у меня произошла жуткая сцена с шефом, и я подумала, что с таким же успехом могу вернуться в Дельфы к… — она улыбнулась, показав очень белые зубы, — вернуться в Дельфы. Вот я и тут.Нигель спросил:— Значит, тебя уволили?— Можно сказать и так. Если отвлечься от того, что я была его любовницей… Ради Бога, Нигель, не притворяйся что ты не знал! Он мне начал надоедать. Все мужики надоедают раньше или позже, как вы думаете, Камилла Хэвен?— Иногда. Женщины, впрочем, тоже.— Терпеть не могу женщин. Но с шефом это вообще был полный финиш. Если бы он не прекратил здесь рыть и не отвалил в Афины, все равно пришлось бы его бросить. — Она выпустила огромный клуб дыма и посмотрела на Саймона. — Ну вот я и вернулась. Но мне придется жить здесь, в студии. Я теперь сама по себе, поэтому у меня все равно нет денег ни на какое другое место. Придется спать в простоте.Как-то она умудрилась сказать последнее предложение, будто это значило делить постель с садистом-Саймоном.Я подумала, что надо бы пожалеть Даниэль или посмеяться над ней, но почему-то не получалось. Мне начало казаться, что она не притворяется такой заматерелой и пресыщенной, а такая и есть, и это не так уж приятно.А жалко мне было Нигеля, который неустанно бормотал:— Как прекрасно, что ты вернулась! Ты знаешь! И конечно, останавливайся в студии, мы будем счастливы. Здесь только я, Саймон и датский художник…— Датский художник?Саймон ответил спокойно:— Мальчик лет двадцати, который пришел из Янины и очень, очень устал.Нигель подал ей стакан, будто чашу святого Грааля. Она подарила ему бриллиантовую улыбку, вогнав тем в экстаз, зевнула, потянулась, откинула голову на длинной шее и нежно провела рукой с очень длинными и красными ногтями по рукаву Саймона.— Вообще-то, — сказала она бархатным голосом, — вообще-то я — девушка Саймона, правда Саймон?Кажется я подпрыгнула на фут. Саймон посмотрел на нее сверху через сигаретный дым.— Правда? Восхищен, конечно. Но, в этом случае объясни, почему ты наняла для меня в Афинах машину?Рука замерла и быстро отдернулась. Тонкое тело на кровати впервые повернулось естественно, движением совершенно не сексуальным.Она полностью обалдела.— О чем ты говоришь?— О машине, которую ты наняла от моего имени сегодня утром и должна была подобрать в ресторане Александроса.— А, это… Откуда ты знаешь?— Дорогая Даниэль, наняла-то ты ее для меня, но не получила, естественно, они со мной связались. Не важно как. Скажи, почему.Она отхлебнула глоток и пожала плечами.— Хотела вернуться в Дельфы. Наняла автомобильчик. В Греции плюют на женщин, поэтому сказала твое имя.— И что это — дело жизни и смерти?— Ничего подобного я не говорила, что за мелодраматизм?— А почему приехала не на ней?Я подумала: потому, что идиотка Камилла Хэвен ее уже взяла. И зачем Саймон обостряет? Как-то мне совсем не хотелось ругаться с этой амазонкой. И она имеет все основания быть в бешенстве, раз пришлось ловить другую машину. Или придет в него раньше или позже…— Шеф предложил джип, это удобнее.Я сказала:— Тогда я права, я вас узнала, вы обогнали меня у Фив и ехали по неправильной стороне дороги.— Возможно, так интереснее.Опять Саймон:— Значит, ты приехала раньше Камиллы, где была?Она ответила почти злобно:— Какая разница? Болталась по окрестностям.Я спросила:— В Итеа?Вот тут уже подпрыгнула она, даже пролила немного выпивки.— О чем ты говоришь?На лице Саймона промелькнуло удивление, но быстро скрылось за обычной маской безразличия. Кровь моя побежала быстрее — он заинтересован, это что-то значит.— Я видела джип сегодня вечером в Итеа в оливковом лесу и только сейчас поняла, что это — тот же, там спереди, где обычно вешают иконы, болталась куколка из фольги, я ее заметила, когда вы меня обгоняли.Она не пила. Сигаретный дым вуалью скрыл выражение ее глаз.— И чего это ты так уверена? Разве не было темно?— Было. Но мужчина с фонарем возился в моторе, а фольга сверкала. Потом в доме зажегся свет.— Понятно… Да, это тот же джип. Я была там… с кое-каким знакомым. — Она все посматривала на Саймона, а художник глядел, как побитая собака. — Я много недель подряд ездила туда купаться, вот Нигель знает.Мальчик ответил немедленно, будто она умоляла его об алиби:— Конечно, знаю. А ты что, действительно была там, прежде чем подняться сюда?Она вспыхнула ему в лицо узкой улыбкой.— Угу. Я привезла Елене подарок из Афин, это моя подруга там, поэтому зашла к ней в дом. А ты, Камилла Хэвен, приехала в Итеа прежде, чем идти сюда?Это звучало резко, как обвинение, поэтому я быстро ответила:— Нет, я остановилась в отеле и поехала искать того, кто нанял машину.Девушка так удивилась, что пришлось объяснять все сначала — как я была в кафе, и что со мной произошло, От этого она не стала менее подозрительной.— А с какой стати ты отправилась искать Саймона туда?— Да нет, он сам меня нашел достаточно быстро. Просто он ничего не знал про машину, поэтому мы искали другого Саймона, решили посмотреть на Симонидиса в Итеа.— Он живет не в лесу!— Нет, я пошла смотреть путь пилигримов.— Какой еще путь?Саймон сказал:— А ты должна бы про него знать все…— Почему?— Девочка, да потому, что ты работала секретарем археолога.— Любовницей, — поправила она автоматически.Неожиданно заговорил художник:— Пожалуйста, не надо так…Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но передумала и подарила ему одну из своих медленных улыбок.Я решила закончить эту тему, начала извиняться, но Даниэль, прищурившись в облаке дыма, сказала:— Привезли, ну и оставьте ее себе. Вас никто об этом не просил, мне она не нужна, надеюсь, вы сможете за нее заплатитьОна повернулась и бросила окурок в сторону умывальника, он упал на пол.— Кому платить? Вам? Странно, у вас так мало денег, а вы не отменили заказ и не получили уплаченное обратно. Не пригодилось бы разве? И вообще, чего это вы решили нанять машину, автобус дешевле. Квитанцию с адресом гаража, пожалуйста.Она ответила мрачно:— Завтра. Я ее куда-то засунула.— Очень хорошо. Нигель, — попыталась улыбнуться я, — мне действительно пора, а то я не сумею попасть в постель до рассвета. Спасибо большое за угощение и за то, что разрешили посмотреть рисунки. Они прекрасны, честное слово, а последний — вообще шедевр. Спокойной ночи.Саймон стоял. Когда я повернулась, чтобы уйти, он попытался двинуться вперед, но Даниэль вскочила с кровати быстрым извивом, который поднес ее очень близко к нему.— Саймон, — когти вонзились в его рукав, — моя комната в самом дальнем конце, а душ сломался или засорился. Из чертовой штуки капает, и я не могу заснуть. Починишь?— Не уверен, что я на это способен. В любом случае, я сейчас провожаю Камиллу домой, а потом…Я сказала придушенно:— Ни малейшей необходимости меня провожать, я прекрасно найду дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17