Он выпростал из комбинезона одну
ногу, наступил на рукав и чуть не упал. - То есть что я говорю - все в
порядке... Все никуда не годится!
- А что именно? - осведомился Валькенштейн.
- Я есть хочу, - заявил Горбовский.
Он вылез наконец из комбинезона и направился в кают-компанию, волоча
комбинезон по полу за рукав.
- Дурацкая планета! - сказал он.
Валькенштейн отобрал у него комбинезон и пошел рядом.
- Дурацкая планета, - повторил Горбовский, глядя поверх голов.
- Это весьма трудная планета для высадки, - подтвердил Бадер,
отчетливо выговаривая буквы.
- Дайте мне поесть, - сказал Горбовский.
В кают-компании он с довольным стенанием повалился на диван. Когда он
вошел, Сидоров вскочил на ноги.
- Сидите, сидите, - благосклонно сказал Горбовский.
- Так что же случилось? - спросил Валькенштейн.
- Ничего особенного, - сказал Горбовский. - Наши боты не годятся для
высадки.
- Почему?
- Не знаю. Фотонные корабли не годятся для высадки. Все время
нарушается настройка магнитных ловушек в реакторе.
- Атмосферные магнитные поля, - сказал атмосферный физик Лю и потер
руки, шурша ладонями.
- Может быть, - сказал Горбовский.
- Что ж, - неторопливо сказал Бадер, - я вам дам импульсную ракету.
Или ионолет.
- Дайте, Август, - сказал Горбовский. - Дайте, пожалуйста, нам
ионолет или импульсную ракету. И дайте мне поесть кто-нибудь.
- Господи, - сказал Валькенштейн, - да я уж и не помню, когда в
последний раз водил импульсную ракету!
- Ничего, - сказал Горбовский, - вспомнишь. Послушайте, - ласково
сказал он, - дадут мне сегодня покушать?
- Сейчас, - сказал Валькенштейн.
Он извинился перед Сидоровым, снял со стола журналы и накрыл стол
хлорвиниловой скатертью. Затем он поставил на стол хлеб, масло, молоко и
гречневую кашу.
- Стол накрыт, Леонид Андреевич, - сказал он.
Горбовский нехотя поднялся с дивана.
- Всегда приходится подниматься, когда надо что-нибудь делать, -
сказал он.
Он сел за стол, взял обеими руками чашу с молоком и выпил ее залпом.
Затем он обеими руками придвинул к себе тарелку с кашей и взял ложку.
Только когда он взял ложку, стало понятно, почему он брал чашку и тарелку
обеими руками. У него тряслись руки. У него так сильно тряслись руки, что
он два раза промахнулся, стараясь поддеть на кончик ножа кусок масла.
Бадер, вытянув шею, глядел на руки Горбовского.
- Я постараюсь дать вам самую лучшую импульсную ракету, Леонид, -
сказал он слабым голосом. - Наиболее лучшую.
- Дайте, Август, - сказал Горбовский. - Самую лучшую. А кто этот
молодой человек?
- Это Сидоров, - объяснил Валькенштейн. - Он хотел говорить с вами.
Сидоров встал опять. Горбовский благожелательно поглядел на него
снизу вверх и сказал:
- Садитесь, пожалуйста.
- О, - сказал Бадер, - я совершенно забыл! Простите меня. Леонид,
товарищи, позвольте представить вам...
- Я Сидоров, - сказал Сидоров, неловко усмехаясь, потому что все
глядели на него. - Михаил Альбертович. Биолог.
- Уэлкам, Михаил Альбертович, - сказал волосатый Диксон.
- Ладно, - сказа Горбовский. - Сейчас я поем, Михаил Альбертович, и
мы пойдем в мою каюту. Там есть диван. Здесь тоже есть диван... - он
понизил голос до конфиденциального шепота, - но на нем расселся Бадер, а
он директор.
- Не вздумайте взять его, - сказал Валькенштейн по-китайски. - Мне он
не нравится.
- Почему? - спросил Горбовский.
Горбовский возлежал на диване, Валькенштейн и Сидоров сидели у стола.
На столе валялись блестящие мотки лет видеофонографа.
- Не вздумайте взять его, - повторил Валькенштейн.
Горбовский закинул руки за голову.
- Родных у меня нет, - сказал Сидоров. (Горбовский поглядел на него
сочувственно.) - Плакать по мне некому.
- Почему - плакать? - спросил Горбовский.
Сидоров нахмурился.
- Я хочу сказать, что знаю, на что иду. Мне необходима информация. На
Земле меня ждут. Я сижу здесь, над Владиславой, уже год. Год потратил
почти зря...
- Да, это обидно, - сказал Горбовский.
Сидоров сцепил пальцы.
- Очень обидно, Леонид Андреевич. Я думал, на Владиславу высадятся
скоро. Я вовсе не лезу в первооткрыватели. Мне просто нужна информация,
понимаете?
- Понимаю, - сказал Горбовский. - Еще бы. Вы ведь, кажется, биолог...
- Да. Кроме того, я проходил курсы пилотов-космогаторов и получил
диплом с отличием. Вы у меня экзамены принимали, Леонид Андреевич. Ну, вы
меня, конечно, не помните. В конце концов, я прежде всего биолог, и я
больше не хочу ждать. Меня обещал взять с собой Квиппа. Но он попытался
два раза высадиться и отказался. Потом прилетел Стринг. Вот это был
настоящий смельчак! Но он тоже не взял меня с собой. Не успел. Он пошел на
посадку со второй попытки и не вернулся.
- Вот чудак! - сказал Горбовский, глядя в потолок. - На такой планете
надо делать по крайней мере десять попыток. Как, вы говорите, его фамилия?
Стринг?
- Стринг, - ответил Сидоров.
- Чудак, - сказал Горбовский. - Неумный чудак.
Валькенштейн поглядел на лицо Сидорова и проворчал:
- Понятно, это тоже герой-удалец.
Сидоров покраснел.
- Нет, - сказал он, - я не герой. Стринг - вот это герой. А я биолог,
и мне нужна информация.
- Сколько информации вы получили от Стринга? - спросил Валькенштейн.
- От Стринга? Нисколько, - сказал Сидоров. - Ведь он погиб.
- Так почему же вы им так восхищаетесь?
Сидоров пожал плечами. Он не понимал этих странных людей. Это очень
странные люди - Горбовский, Валькенштейн и их друзья, наверное. Назвать
замечательного смельчака Стринга неумным чудаком... Он вспомнил Стринга,
высокого, широкоплечего, с раскатистым беззаботным смехом и уверенными
движениями. И как Стринг сказал Бадеру: "Осторожные сидят на Земле,
Август-Иоганн. Специфика работы, Август-Иоганн!" - и щелкнул пальцами.
"Неумный чудак"...
"Ладно, - подумал Сидоров, - это их дело. Но что делать мне? Опять
сидеть сложа руки и радировать на Землю, что очередная обойма
киберразведчиков сгорела в атмосфере; что очередная попытка высадиться не
удалась; что очередной отряд исследователей-межпланетников отказывается
брать меня в поиск; что я еще раз вдребезги разругался с Бадером и Бадер
еще раз подтвердил, что планетолет мне не доверит, но за "систематическую
дерзость" вышлет меня из "вверенного ему участка Пространства"? И опять
добрый старый Рудольф Крейцер в Ленинграде, тряся академической ермолкой,
будет приводить свои интуитивные соображения в пользу существования жизни
в системах голубых звезд, а неистовый Гаджибеков будет громить его
испытанными доводами против существования жизни в системах голубых звезд;
и опять Рудольф Крейцер будет говорить все о тех же восемнадцати
бактериях, выловленных экспедицией Квиппа в атмосфере Владиславы, а
Гаджибеков будет отрицать какую бы то ни было связь между этими
восемнадцатью бактериями и атмосферой планеты Владиславы, с полным
основанием ссылаясь на сложность идентификации в конкретных условиях
данного эксперимента. И опять Академия Космобиологии оставит открытым
вопрос о существовании жизни в системах голубых звезд. А эта жизнь есть,
есть, есть и нужно только до нее дотянуться. Дотянуться до Владиславы,
планеты голубой звезды ЕН 17".
Горбовский посмотрел на Сидорова и ласково сказал:
- В конце концов, зачем вам обязательно лететь с нами? У нас есть
свой биолог. Прекрасный биолог Перси Диксон. Он немножко сумасшедший, но
он доставит вам образцы какие угодно и в любых количествах.
- Эх! - сказал Сидоров и махнул рукой.
- Честное слово, - сказал Горбовский, - вам бы у нас очень не
понравилось. А так все будет в порядке. Мы высадимся и доставим вам все,
что вам нужно. Дайте нам только инструкции.
- И вы все сделаете наоборот, - сказал Сидоров. - Квиппа тоже просил
инструкции, а потом привез два контейнера с пеницеллой. Обыкновенная
земная плесень. Вы же не знаете условий работы на Владиславе. Вам там
будет не до моих инструкций.
- Что верно, то верно, - вздохнул Горбовский. - Условий мы не знаем.
Придется вам подождать еще немножко, Михаил Альбертович.
Валькенштейн удовлетворенно кивнул.
- Хорошо, - сказал Сидоров. Глаза его совсем закрылись. - Тогда
возьмите хоть инструкции.
- Обязательно, - сказал Горбовский. - Непременно.

На протяжении последующих сорока циклов Горбовский произвел
шестнадцать поисков. Он работал на превосходном импульсном планетолете
"Скиф-Алеф", который ему предоставил Бадер. Первые пять поисков он
произвел в одиночку, пробуя экзосферу Владиславы на полюсах, на экваторе,
в различных широтах. Наконец он облюбовал район Северного полюса и стал
брать с собой Валькенштейна. Они раз за разом погружались в атмосферу
черно-оранжевой планеты и раз за разом, как пробки из воды, выскакивали
обратно. Но с каждым разом они погружались все глубже.
Бадер подключил к работе десантников три обсерватории, которые
непрерывно информировали Горбовского о передвижении метеорологических
фронтов в атмосфере Владиславы. По приказу Бадера было возобновлено
производство атомарного водорода - горючего для "Скиф-Алефа" (расход
горючего оказался непредвиденно громадным). Исследования химического
состава атмосферы бомбозондами с мезонными излучателями были прекращены.
Валькенштейн и Горбовский возвращались после поисков измученные и
измочаленные и жадно набрасывались на еду, после чего Горбовский
пробирался к ближайшему дивану и подолгу лежал, развлекая друзей
разнообразными сентенциями.
Сидоров по приглашению Горбовского остался на "Тариэле". Ему
разрешили установить в тестерных пазах "Скиф-Алефа" контейнеры-ловушки для
биообразцов и биологическую экспресс-лабораторию. При этом он несколько
потеснил хозяйство атмосферного физика Лю. Впрочем, толку от этого было
мало: контейнеры возвращались пустыми, записи экспресс-лаборатории не
поддавались расшифровке. Воздействие магнитных полей бешеной атмосферы на
приборы менялось хаотически, и экспресс-лаборатория требовала руки
человека. Вылезая из кессона, Горбовский прежде всего видел лоснящийся
череп Сидорова и молча хлопал себя ладонью по лбу. Однажды он сказал
Сидорову: "Дело в том, Михаил Альбертович, что вся биология вылетает у
меня из головы на сто двадцатом километре. Там ее просто вышибает. Уж
очень там страшно. Того и гляди убьешься".
Иногда Горбовский брал с собой Диксона. После каждого такого поиска
волосатый биолог отлеживался. В ответ на робкую просьбу Сидорова
присмотреть за приборами Диксон прямо ответил, что никакими посторонними
делами заниматься не собирается. ("Просто не хватает времени, мальчик...")
Никто из них не собирается заниматься посторонними делами, с горечью
думал Сидоров. Горбовский и Валькенштейн ищут город, Валькенштейн и Лю
заняты атмосферой, а Диксон изучает божественные пульсы всех троих. И они
тянут, тянут, тянут с высадкой... Почему они не торопятся? Неужели им все
равно?
Сидорову казалось, что он никогда не поймет этих странных людей,
именуемых десантниками. Во всем огромном мире знали десантников и
гордились ими. Быть личным другом десантника считалось честью. Но тут
оказывалось, что никто не знал толком, что такое десантник. С одной
стороны, это что-то неимоверно смелое. С другой - что-то позорно
осторожное: они возвращались. Они всегда умирали естественной смертью. Они
говорили: "Десантник - это тот, кто точно рассчитает момент, когда можно
быть нерасчетливым". Они говорили: "Десантник перестает быть десантником,
когда погибает". Они говорили: "Десантник идет туда, откуда не
возвращаются машины". И еще они говорили: "Можно сказать: он жил и умер
биологом. Но следует говорить: он жил десантником, а погиб биологом". Все
эти высказывания были очень эмоциональны, но они совершенно ничего не
объясняли. Было время, когда Сидоров тоже восхищался десантниками.
Например, в школе, когда спорил с Капитаном о Горбовском... Но одно дело -
восхищаться, сидя за партой, и совсем другое - смотреть, как Горбовский
черепахой ползет по километрам, которые можно было бы преодолеть одним
рискованным, но молниеносным броском.
Вернувшись из шестнадцатого поиска, Горбовский объявил, что
собирается приступить к исследованию последней и самой сложной части пути
к поверхности Владиславы.
- До поверхности остаются двадцать пять километров совершенно
неизученного слоя, - сказал он, по обыкновению помаргивая сонными глазами
и глядя поверх голов. - Это очень опасные километры, и здесь я буду
продвигаться особенно осторожно. Мы с Валькенштейном сделаем еще по
крайней мере десять - пятнадцать поисков. Если, конечно, директор Бадер
обеспечит нас горючим.
- Директор Бадер обеспечит вас горючим, - сказал Бадер величественно.
- Вы можете нисколько не сомневаться, Леонид.
- Вот отлично! - сказал Горбовский. - Дело в том, что я буду
предельно осторожен и потому считаю себя вправе взять с собой Сидорова.
Сидоров вскочил. Все посмотрели на него.
- Ну, вот и дождался, мальчик, - произнес Диксон.
- Да. Надо дать шанс новичку, - сказал Бадер.
Лю только улыбнулся, кивая красивой головой. И даже Валькенштейн
промолчал, хотя он был недоволен. Валькенштейн не любил героев-удальцов.
- Это будет справедливо, - сказал Горбовский. Он попятился и, не
оглядываясь, с завидной аккуратностью сел на диван. - Пусть идет новичок.
- Он улыбнулся и лег. - Готовьте ваши контейнеры, Михаил Альбертович, мы
берем вас с собой.
Сидоров сорвался с места и выбежал из кают-компании. Когда он
выбежал, Валькенштейн сказал:
- Зря. Он герой-удалец.
- Это ничего, - сказал Горбовский. - Я теперь вспоминаю, курсанты
звали его Атосом. Кроме того, я читал его книжку. Он хороший биолог и не
будет шалить. Я тоже когда-то был героем. И ты тоже. И Лю. Верно, Лю?
- Верно, командир, - сказал Лю.
Горбовский сморщился и погладил плечо.
- Болит! - сказал он жалобным голосом. - Такой ужасный вираж! Да еще
против потока. А как твое колено, Марк?
Валькенштейн поднял ногу и несколько раз согнул и разогнул ее. Все
внимательно следили за его движениями.
- "Увы мне, чашка на боку", - сказал он нараспев.
- А вот я вам сейчас массаж, - сказал Диксон и тяжело поднялся.

"Тариэль" двигался по меридиональной орбите и проходил над Северным
полюсом Владиславы каждые три с половиной часа. К концу цикла планетолет с
Горбовским, Валькенштейном и Сидоровым отделился от звездолета и бросился
вниз, в самый центр черной спиральной воронки, медленно скручивающейся в
оранжевом тумане, который скрывал Северный полюс Владиславы.
Сначала все молчали, потом Горбовский сказал:
- Разумеется, _о_н_и_ высадились на Северном полюсе.
- Кто? - спросил Сидоров.
- О_н_и_, - пояснил Горбовский. - И если они построили где-нибудь
свой город, то именно на Северном полюсе.
- На том месте, где тогда был Северный полюс, - сказал Валькенштейн.
- Да, конечно, на ом месте. Как на Марсе.
Сидоров напряженно глядел, как на экране стремительно разлетаются из
какого-то центра оранжевые зерна и черные пятна. Затем это движение
замедлилось. "Скиф-Алеф" тормозил. Теперь они спускались вертикально.
- Но они могли сесть и на Южном полюсе, - сказал Валькенштейн.
- Могли, - согласился Горбовский.
Сидоров подумал, что, если Горбовский не найдет поселения чужеземцев
у Северного полюса, он также методически будет копаться у Южного, будет
вылизывать всю планету, пока не найдет. Ему даже жалко стало Горбовского и
его товарищей. Особенно его товарищей.
- Михаил Альбертович! - позвал вдруг Горбовский.
- Да? - отозвался Сидоров.
- Михаил Альбертович, вы когда-нибудь видели, как танцуют эльфы?
- Эльфы? - удивился Сидоров.
Он оглянулся. Горбовский сидел вполоборота к нему и косил на него
нечестивым взглядом. Валькенштейн сидел спиной к Сидорову.
- Эльфы? - спросил Сидоров. - Какие эльфы?
- С крылышками. Знаете, такие... - Горбовский отнял руку от клавиш
управления и неопределенно пошевелил пальцами. - Не видели? Жаль. Я вот
тоже не видел. И Марк тоже, и никто не видел. А интересно было бы
посмотреть, правда?
- Несомненно, - буркнул Сидоров.
- Леонид Андреевич, - сказал Валькенштейн, - а почему _о_н_и_ не
демонтировали оболочки станций?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29