- Ну, хорошо, перейдем к делу, - сказал Питер и начал знакомить Нобла
со своими решениями, сверяясь с записями в блокноте. Иногда он просил
операторов сменить кадр, и они давали по его указаниями панораму или
увеличение, показывали радарную станцию или вентиляторы служебного ангара,
за которыми Питер решил поместить своих снайперов. Изображение
передавалось в просторный трюм "Геркулеса", чтобы люди, которые будут
занимать ту или иную позицию, могли заранее изучить ее и тщательно
подготовиться. То же самое изображение через спутник передавалось, лишь
слегка искаженное, на экране в центральном штабе "Атласа" в западном крыле
Пентагона. Обвиснув в кресле, как старый лев, Кингстон Паркер следил за
каждым словом разговора; он оторвался только раз, когда помощник принес
ему сообщения с телекса. И сразу приказал, чтобы его изображение передали
Питеру.
- Простите за вмешательство, Питер, но у нас есть полезные сведения.
Предположив, что боевая группа села на 070 в Моэ, мы связались с
сейшельской полицией и попросили проверить список пассажиров. Там село
пятнадцать человек, десять из которых - жители Сейшел. Местный торговец с
женой и восемь детей в возрасте от восьми до четырнадцати лет. Это дети
служащих, нанятых правительством Сейшел для работы по контракту; они
возвращаются в свои школы к новому учебному году.
Питер ощутил, как ужас наваливается на него огромной тяжестью. Дети.
Почему-то юные жизни казались более важными и уязвимыми. Но Паркер
продолжал говорить, держа ленту телекса левой рукой, а правой почесывая
шею черенком трубки.
- Еще английский бизнесмен, компания "Шелл Ойл", он хорошо известен
на острове, и четыре туриста: американка, француз и два немца. Эти четверо
держались вместе, и таможенники и полицейские их хорошо запомнили. Две
женщины и двое мужчин, все молодые. Их зовут Салли-Энн Тейлор, двадцати
пяти лет, американка; Хейди Хоттшаузер, двадцати четырех, и Гюнтер Ретц,
двадцати пяти, немцы, и Анри Ларусс, двадцати шести лет, француз. Полиция
собрала сведения об этих четверых. Они провели две недели в отеле "Риф"
вблизи Виктории, женщины в одном двухместном номере, мужчины - в другом.
Большую часть времени плавали и загорали - до тех пор, пока пять дней
назад в порт Виктория не пришла небольшая океанская яхта. Тридцать пять
футов, кругосветное плавание в одиночку, на борту находился американец.
Четверка все время проводила на борту, и яхта отплыла за двадцать четыре
часа до отправления 070.
- Если яхта доставила им вооружение и взрывчатку, значит операция
планировалась заблаговременно, - задумчиво сказал Питер. - И чертовски
хорошо планировалась.
Он снова почувствовал уколы возбуждения, фигура врага начинала
приобретать очертания, зверь становился яснее, но в то же время уродливей
и отвратительней.
- Вы пропустили их имена через компьютер? - спросил он.
- Ничего, - кивнул Паркер. - Либо никаких данных о них нет, либо
имена и паспорта поддельные...
Он замолчал, так как на экране, изображающем контрольную башню,
началось какое-то передвижение; по второму микрофону послышался голос.
Голос звучал слишком высоко, и техник быстро произвел необходимые
приспособления. Голос женский, свежий, чистый молодой голос, говрила
женщина по-английский с еле заметным западно-американским акцентом.
- Контроль Яна Смита, говорит офицер, командующий группой "Армии
борьбы за права человека", которая захватила "Спидберд 070". Примите
сообщение.
- Контакт! - выдохнул Питер. - Наконец-то контакт!
На малом экране Колин Нобл улыбнулся и искусно перевел сигару из
одного угла рта в другой. "Пирушка начинается", - заявил он, но голос его
прозвучал остро, как лезвие бритвы, и этого не мог скрыть веселый тон.

Трое членов экипажа были удалены из рубки и заняли освободившиеся
места четверки.
Ингрид превратила рубку "боинга" в свой штаб. Она быстро
просматривала груду паспортов, отмечая на схеме размещения пассажиров
самолета имя и национальность каждого.
Дверь в кухню оставалась открытой, и, если не считать гудения
кондиционеров, в большом самолете было совершенно тихо. Разговоры в
салонах были запрещены, а по проходам непрерывно ходили коммандос в
красных рубашках, чтобы поддерживать этот запрет.
Установили также распорядок пользования туалетом: пассажир должен
вернуться на свое место, прежде чем другому позволено будет встать. Двери
туалета должны все время оставаться открытыми, так чтобы коммандос видели
вошедшего туда.
Несмотря на тишину, в самолете царила напряженная атмосфера. Мало кто
из пассажиров спал - в основном дети, остальные сидели неподвижно, с
напряженными осунувшимися лицами - со смесью ненависти и страха следили за
своими похитителями.
В рубку вошел Анри, француз.
- Отводят броневики, - сказал он. Стройный, с очень юным лицом и
мечтательными глазами поэта. Он отрастил провисшие светлые усы, которые
казались неуместными у него на лице.
Ингрид взглянула на него. "Ты очень нервничаешь, cheri [Дорогой
(фр.)]. - Она покачала головой. - Все будет в порядке".
- Я не нервничаю, - напряженно ответил он.
Она добродушно усмехнулась и погладила его по щеке. "Я не хотела тебя
обидеть. - Она притянула к себе его лицо и поцеловала, глубоко просунув
язык ему в рот. - Ты доказал свою храбрость - часто доказывал", -
прошептала она.
Он со стуком опустил пистолет на стол и потянулся к ней. Три верхние
пуговицы ее красной хлопчатобумажной кофты были расстегнуты, и она
позволила ему просунуть руку и нащупать ее груди.
Тяжелые и круглые груди; он задышал тяжело, касаясь сосков. Соски
сразу напряглись, но когда он свободной рукой потянулся к молнии ее брюк,
она грубо оттолкнула его.
- Позже, - резко сказала она, - когда все будет кончено. - И,
наклонившись вперед, приподняла краешек одеяла, закрывавшего ветровое
стекло рубки. Солнце светило очень ярко, но ее глаза быстро привыкли, и
она увидела ряд голов в шлемах над парапетом обсервационного балкона.
Значит, войска тоже убирают. Пора начинать переговоры - но она позволит им
еще немного покипеть в собственном соку.
Она встала, застегнула пуговицы кофты, поправила на шее фотоаппарат,
еще немного задержалась у выхода, поправляя светлую массу золотистых
волос, - потом медленно прошла по всему проходу, останавливаясь, чтобы
поправить одеяло на спящем ребенке, внимательно выслушать жалобы
беременной жены техасского нейрохирурга.
- Вас и детей первыми выпустят с самолета, я вам обещаю.
Дойдя до лежащего бортинженера, она наклонилась к нему.
- Как он?
- Сейчас спит. Я сделал ему укол морфия, - ответил толстый маленький
врач, не глядя на нее, чтобы она не увидела ненависть в его взгляде.
Раненая рука была поднята, чтобы остановить кровотечение, она неподвижно
торчала в коконе из повязок. Казалась странной короткой, и на белых бинтах
алела просочившаяся кровь.
- Вы хорошо действуете, - она коснулась его руки. - Спасибо. - Он
удивленно взглянул на нее, и она улыбнулась - такой сверкающей милой
улыбкой, что он начал оттаивать.
- Это ваша жена? - негромко, так, чтобы слышал только он, спросила
Ингрид, и он кивнул, глянув на пухлую маленькую еврейку в соседнем кресле.
- Я постараюсь, чтобы она была в числе первых, кто выйдет с самолета, -
пообещала она, и его благодарность была трогательной. Ингрид встала и
двинулась дальше.
Рыжеволосый немец стоял в начале туристского салона, рядом с
занавесом второй кухни. У него напряженное осунувшееся лицо религиозного
фанатика, темные горящие глаза и черные длинные, до плеч, волосы. Из-за
шрама поперек верхней губы казалось, что он постоянно улыбается.
- Курт, все в порядке? - спросила Ингрид по-немецки.
- Жалуются на голод.
- Покормим через два часа - но не так много, как они ожидают, - и она
презрительным взглядом обвела салон. - Толстые, - негромко сказала она, -
большие толстые буржуазные свиньи. - Она прошла за занавес и приглашающе
взглянула на Курта. Тот сразу прошел туда, задернув за собой занавес.
- Где Карен? - спросила Ингрид, пока он расстегивал пояс. Ей очень
это нужно, возбуждение и кровь воспламенили ее.
- Отдыхает - в конце салона.
Ингрид расстегнула пуговицу шорт и потянула вниз молнию. "Хорошо,
Курт, - хрипло сказала она, - но быстро, очень быстро".

Ингрид сидела на месте бортинженера, за ней стояла темноволосая
девушка. Поверх красной кофты на ней был надет патронташ, а на берде висел
большой уродливый пистолет.
Ингрид поднесла микрофон ко рту и заговорила, одновременно пальцами
другой руки расчесывая золотистую путаницу своих прядей.
- ...Сто девяносто восемь граждан Британии. Сто сорок шесть
американцев... - Она читала список заложников. - На борту сто двадцать две
женщины и двадцать шесть детей в возрасте до шестнадцати лет. - Она
говорила уже около пяти минут, но вот смолкла, поерзала в кресле и через
плечо улыбнулась Карен. Темноволосая девушка ответила ей улыбкой и
протянула свою узкую руку, чтобы погладить Ингрид по голове.
- Мы записали ваше сообщение.
- Зовите меня Ингрид. - Она улыбалась в микрофон, и улыбка ее стала
злой. Наступило молчание, диспетчер в башне приходил в себя от шока.
- Принято, Ингрид. Есть у вас еще сообщения для нас?
- Есть, контроль. Поскольку самолет английский и свыше трехсот
пассажиров англичане и американцы, мне нужен представитель посольств этих
стран. В течение двух часов он долен выслушать мои условия освобождения
пассажиров.
- Не прерывайте связь, Ингрид. Мы вернемся, как только свяжемся с
послами.
- Не шутите со мной, конроль, - хлестнул голос Ингрид. - Мы оба
прекрасно знаем, что они сейчас дышат вам в шею. Передайте, что мне нужен
человек через два часа - иначе я вынуждена буду прикончить первого
заложника.

Питер Страйд разделся до купальных плавок, на ногах у него были
только матерчатые тапочки. Ингрид настаивала на личной встрече, и Питер
приветствовал возможность приблизиться к противнику.
- Мы будем прикрывать каждый дюйм твоего пути туда и назад, - сказал
Колин Нобл Питеру, суетясь вокруг него, как тренер возле боксера перед
гонгом. - Я лично подбирал стрелков.
Снайперы были вооружены специальными изготовленными вручную
"магнумами" 0.222с подогнанными стволами, которые стреляли маленькими
легкими пулями, обладающими огромной скоростью и убойной силой. И
боеприпасы соответствовали ружьям: каждый патрон изготовлен вручную и
отполирован. Ружья снабжены обычными оптическими прицелами и
телескопическими прицелами инфракрасного видения, что делало их одинаково
смертоносными и днем, и ночью. Траектория пули на расстоянии в семьсот
футов оставалась чистой и плоской. Превосходно сделанное оружие, точные
машины, которые уменьшают опасность для заложников и случайных зрителей.
Легкая пуля с свирепой силой валит на землю человека, как будто его ударил
напавший носорог, но застрянет в его теле и не убьет того, кто стоит за
ним.
- Ты уже весь в мыле, - хмыкнул Питер. - Они собираются говорить, не
стрелять - пока.
- Эта женщина... - предупредил Колин-... вот кто опасен.
- Гораздо важнее ружей камеры и звукооборудование.
- Я уже прошелся и пнул несколько задниц. У тебя будут съемки, за
которые сможешь получить "Оскара" - даю личную гарантию. - Колин взглянул
на свои часы. - Пора идти. Не заставляй леди ждать. - Он слегка сжал плечо
Питера. - Держись спокойно, - сказал он, и Питер вышел на солнечный свет,
подняв обе руки над плечами, раскрыв ладони, растопырив пальцы.
Тишина давила, как и сухая жара, но это сделано специально. Питер
остановил все движение, приказал выключить машины и механизмы на всей
площади обслуживания. Он не хотел никаких помех своему звуковому
оборудованию.
Слышался только звук его собственных шагов, он шел быстро, но это был
самый долгий переход в его жизни, и чем ближе он подходил к самолету, тем
больше тот возвышался над ним. Питер понимал, что его заставили раздеться
почти догола не только, чтобы не дать спрятать оружие, но и поставить его
в невыгодное положение, чувствовать себя уязвимым. Старый трюк - гестапо
всегда раздевало пленных перед допросом, поэтому Питер держался прямо и
вызывающе, довольный тем, что тело у него худое и крепкое, а мышцы как у
спортсмена. Не хотел бы он, чтобы эти четыреста ярдов проходил старик с
большим животом и отвислыми грудями.
Он прошел полпути, когда передняя дверь, сразу за рубкой, откинулась
назад, и в квадратном отверстии появилось несколько фигур. Питер сузил
глаза: два человека в форме, нет, три - форма английских авиалиний, два
пилота, между ними стройная фигура стюардессы.
Они стояли плечом к плечу, но за ними он видел еще одну голову,
светловолосую, однако освещение и угол осмотра были против него.
Подойдя ближе, он увидел, что у старшего пилота, который справа,
седые волосы, круглое румяное лицо - это Уоткинс, капитан. Хороший
человек, Питер изучал его служебное досье. Он не стал разглядывать второго
пилота и стюардессу, а все свое внимание обратил на того, кто за ними, но
только когда он встал непосредственно под открытым люком, он смог ясно
увидеть лицо.
Питера поразила красота этой золотой головы, гладкая молодая
загорелая кожа и потрясающая невинность широко расставленных спокойных
голубых глаз - в первое мгновение он не поверил, что она из числа бойцов,
но тут она заговорила.
- Я Ингрид, - сказала она. И он подумал, что самые красивые цветы
бывают ядовитыми.
- Я полномочный представитель английского и американского
правительств, - ответил он и перевел взгляд на мясистое красное лицо
Уоткинса. - Сколько на борту похитителей?
- Никаких вопросов! - яростно рявкнула Ингрид, и Сирил Уоткинс, не
меняя выражения лица, вытянул вниз четыре пальца правой руки за бедром.
Это было очень важное подтверждение того, что они уже заподозрили, и
Питер почувствовал прилив благодарности к пилоту.
- Прежде чем мы обсудим ваши условия, из чистой человечности я хотел
бы обеспечить благополучие заложников.
- О них хорошо заботятся.
- Нужна ли вам пища или питьевая вода?
Девушка откинула голову и рассмеялась.
- Чтобы вы начинили их слабительным - и мы сидели бы в дерьме? Хотите
нас выгнать вонью?
Питер не стал настаивать. Врач уже подготовил судки с начиненной
едой.
- У вас на борту раненый?
- Никаких раненых на борту нет, - резко ответила девушка, сразу
перестав смеяться, но Уоткинс сложил большой и указательный палец кольцом,
тем самым противореча ей, и Питер заметил след высохшей крови на рукавах
его белой рубашки. - Достаточно, - предупредила Ингрид Питера. - Если вы
зададите еще один вопрос, переговоры прервутся.
- Хорошо, - сразу согласился Питер. - Больше никаких вопросов.
- Цель нашей группы - свержение жестокого фашистского
неоимпериалистического бесчеловечного режима, который держит эту страну в
рабстве и нищете, отказывая большинству населения и пролетариату в
основных человеческих правах.
"А вот это, - с горечью подумал Питер, - хотя и выражено на языке
левых безумцев, самое плохое, что могло быть". Миллионы людей во всем мире
тут же испытают симпатию к похитителям, и работа Питера станет еще
труднее. Похитители избрали уязвимую цель.
Девушка продолжала говорить - напряженно, почти с религиозной
страстью, и, слушая ее, Питер все более уверялся, что эта девушка -
фанатик, и лишь тонкая нить отделяет ее фанатизм от безумия. Голос ее стал
резким, она выкрикивала свои обвинения и проклятия, и, когда она кончила,
он знал: она способна на все, никакая жестокость, никакая низость ее не
отпугнут. Она не остновится даже перед самоубийством, уничтожив "боинг",
его пассажиров и самое себя; он подозревал, что она даже приветствует
возможность самопожертвования, и почувствовал, как холодок прошел по
спине.
Теперь они молчали, глядя друг на друга, лихорадка фанатизма оставила
лицо девушки, она восстановила дыхание, а Питер ждал, борясь со своими
дурными предчувствиями, ждал, пока она окончательно успокоится и
продолжит.
- Первое наше требование, - девушка успокоилась и проницательно
смотрела на Питера, - первое наше требование - это заявление должно быть
передано по всем телепрограммам Англии и Соединенных Штатов, а также по
местным телеканалам.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Свирепая Справедливость'


1 2 3 4 5 6 7 8