Пилот выключил двигатели на
высоте в пять тысяч футов и скользил, не касаясь дросселей. Он пролетел
над самой автостоянкой, над изгородью летного поля и коснулся земли в
двадцати ярдах за полосатой разметкой начала взлетно-посадочной полосы
один-пять. И тут же максимально включил тормоза. Один-пять -
вспомогательная поперечная полоса, а у "Ховкера" пробег очень короткий, и
на всем протяжении от "Спидберд 070", стоявшего на главной полосе, его
скрывали здания аэропорта.
Пилот развернул "Ховкера" на 360 градусов и осторожно вернул на
полосу пятнадцать; двигатели работали лишь настолько, чтобы самолет
двигался.
- Отлично сделано, - похвалил Питер Страйд, сидевший в кресле за
пилотом. Он был почти уверен, что в 070 никто не заметил их появления.
- Нам приготовили щель, там можно будет подключиться к магистрали,
это к северу... - Питер смолк, увидев, как работник аэропорта машет им; за
ними виднелась тесная кучка ожидающих - четыре человека. Трое в
маскировочной одежде, а четвертый - в аккуратном синем мундире, в шапке и
с золотыми нашивками старшего офицера южноафриканской полиции.
Офицер в форме первым встретил Питера, когда тот спустился по трапу.
- Принслоу. - Они обменялись рукопожатиями. - Генерал-лейтенант.
По званию он старше Питера, но он не из армии, а из полиции. Крепкий
человек, в очках со стальной оправой, чуть полноватый, не моложе
пятидесяти пяти. Тяжелые черты лица, мясистые щеки и губы - такие Питер
часто видел у голландских и бельгийских крестьян, когда служил в
Голландии. Человек земной, суровый и консервативный.
- Позвольте представить комманданта Бунзайера. - "Коммандант" -
армейское звание, равное полковнику. Этот моложе, но с такими же сильным
акцентом и тяжелыми чертами лица. Высокий, всего на дюйм ниже Питера. Оба
южноафриканца выглядели подозрительно и недовольно, и причина этого сразу
же стала ясна.
- Мне сообщили, что я поступаю в ваше распоряжение, генерал, - и тут
же оба офицера слегка изменили свое положение, теперь они стояли лицом
друг к другу, и Питер сразу понял, что не вся враждебность нацелена на
него. Здесь тоже существует вражда между армией и полицией - и Питер снова
подумал, как выгодно отличается в этом смысле "Атлас".
Одна-единственная четко очерченная линия подчиненности и
ответственности совершенно необходима. Питер вспомнил перестрелку в
аэропорту Ларнака между египетскими коммандос и национальными гвардейцами
Кипра. Террористы остались совершенно невредимыми, но поле было усеяно
горящими обломками египетского транспортного самолета и десятками мертвых
и умирающих египтян и киприотов.
Первый принцип стратегии террористов - наносить удар в таком месте,
где скрещивается ответственность разных государств. "Атлас" преодолевал
эту трудность.
- Спасибо. - Без всякой рисовки Питер принял командование. - Моя
боевая группа высадится через три часа. Разумеется, мы будем использовать
силу только в крайнем случае, но если до этого дойдет дело, я буду
использовать исключительно персонал "Атласа". Хочу, чтобы вы поняли это с
самого начала. - Он увидел, как разочарованно дернулся рот офицера.
- Мои люди специально подготовлены...
- Самолет английский, большинство заложников англичане и американцы -
это политическое решение, полковник. Но я приветствую вашу помощь в других
сферах, - тактично отверг его предложение Питер.
- Прежде всего прошу вас посоветовать, где можно разместить наше
оборудование для наблюдения. А потом мы вместе осмотрим местность.

Питер без труда подобрал место для размещения своего передового
наблюдательного пункта. Кабинет управляющего службами аэропорта,
просторная и скудно меблированная комната на третьем здании аэровокзала.
Из нее открывался вид на всю площадку обслуживания и на южную часть
полосы, где стоял боинг".
Когда отсюда удаляли служащих, окна оставили открытыми, и менять
что-либо во внешнем виде помещения оказалось не нужно.
Сверху нависал балкон для зрителей, он затенял кабинет, и никакой
наблюдатель, даже с помощью сильной оптики, не мог заглянуть внутрь.
Очевидно, похитители ожидают, что за ними будут наблюдать сверху, из
стеклянной контрольной башни. Любое преимущество, пусть даже такое
незначительное, может оказаться важным.
Оборудование для наблюдения компактное и легкое, телевизионные камеры
не больше восьмимиллиметровой модели для домашнего использования; такую
камеру вместе с алюминиевым треножником человек может унести в одной руке.
Но камера давала электронное увеличение изображения до 800-миллиметровой
фокусной длины, и это изображение повторялось на командной консоли
"Ховкера" и одновременно записывалось на видеоленту.
Усилитель звука более громоздкий, но тоже легкий. У него
четырехфутовая тарелка-антенна, с коллектором звука в центре.
Телескопический прицел позволяет нацелить усилитель на источник звука с
точностью снайперского ружья. Можно направить его на губы человека в
восьмиста ярдах и слышать нормальной громкости разговор на таком удалении;
звук также передавался в командную рубку и записывался на магнитофон.
В кабинете разместились два связиста Питера с достаточным запасом
кофе и пончиков, а Питер в сопровождении южноафриканского полковника и
своего штаба отправился вверх, в стеклянную рубку контрольной башни.

Из башни воздушного контроля открывался вид на все летное поле, на
ангары и площадку обслуживания. Сейчас на ней были только военные.
- Все входы в аэропорт перекрыты. Впускают только пассажиров с
билетами и разрешением на вылет, никаких любителей ужасов; используется
только северное крыло аэровокзала.
Питер кивнул и повернулся к старшему диспетчеру. "Как дела с
вылетами?"
- Мы отказали в разрешении всем частным рейсам, прилетающим и
улетающим. Все местные рейсы перенесены в аэропорты "Лансерия" и
"Джермистон", сейчас мы принимаем и обслуживаем только международные
полеты по расписанию, но они отстают от расписания часа на три.
- Не приближаются ли другие самолеты к 070?
- К счастью, зал международных вылетов расположен дальше всех, и мы
не используем сейчас подъездные дорожки в южной части. Как видите, мы
очистили всю область; кроме тех трех самолетов южноафриканских авиалиний,
которые проходят осмотр и обслуживание, никаких самолетов ближе тысячи
ярдов нет.
- Возможно, придется остановить все движение, если... - Питер
помолчал... - вернее, когда начнутся осложнения.
- Хорошо, сэр.
- А тем временем продолжайте действовать, как сейчас. - Питер поднял
бинокль и снова очень тщательно осмотрел огромный "боинг".
Он стоял отдельно, молчаливый и внешне безлюдный. Яркая веселая
раскраска придавала ему праздничный вид. Красные, синие и белые полосы
ярко сверкали на солнце высокого вельда. Самолет стоял боком к башне, и
все его иллюминаторы и двери были закрыты.
Питер медленно прошелся взглядом по длинному ряду перплексовых
иллюминаторов вдоль всего фюзеляжа, но на каждом была опущена темная
штора, и круглые окна стали похожи на глаза мертвого насекомого.
Питер перевел взгляд чуть выше - на ветровой щит и боковые окна
рубки. Они были завешены одеялами изнутри, не давая возможности увидеть ни
экипаж, ни похитителей - и не давая возможности выстрелить в рубку, хотя
расстояние от ближайшего угла аэровокзала не больше четырехсот ярдов. С
новыми оптическими прицелами опытные снайперы "Тора" на таком расстоянии
могли послать пулю на выбор в любой глаз человека.
По бетону рулевочной дорожки извивался тонкий черный электрический
кабель, соединявший самолет с источником электроэнергии - длинная уязвимая
пуповина. Питер задумчиво рассматривал кабель, потом посмотрел на четыре
броневика. Озабоченно слегка наморщил лоб.
- Полковник, пожалуйста, отзовите эти машины. - Он пытался не
говорить раздраженно. - С задраенными башнями там ваши экипажи
поджариваются, как рождественские гуси.
- Генерал, я считаю своим долгом... - начал Бунзейер, и Питер опустил
бинокль и улыбнулся. Очаровательная дружеская улыбка застала полковника
врасплох: до сих пор лицо Питера оставалось строгим и неулыбчивым. Но
глаза его не улыбались, они ослепительно сверкали на его жестком лице.
- Я хочу как можно больше разрядить атмосферу. - Небходимость
объяснять раздражала Питера, но он продолжал улыбаться. - Тот, на кого
нацелены четыре пушки, более склонен к жестоким решениям и может сам
спустить курок. Можете держать их поблизости на всякий случай, но уберите
их из виду, и пусть ваши люди отдыхают.
С недовольным видом полковник передал приказ по уоки-токи, висевшему
у него на поясе, и броневики тут же ожили и медленно скрылись за линией
ангаров. Питер без всяких угрызений совести продолжал:
- Сколько людей вы развернули? - Он указал на ряд солдат вдоль
наблюдательного балкона, а потом на головы у ангаров, заметные на голубом
фоне африканского неба.
- Двести тридцать человек.
- Уберите их, - приказал Питер, - и пусть находящиеся в самолете
увидят, что они уходят.
- Всех? - недоверчиво.
- Всех, - подтвердил Питер, и улыбка его стала волчьей, - и
побыстрее, полковник.
Тот учился быстро, он сразу же поднес уоки-токи ко рту. Несколько
минут солдаты на балконе строились, потом строем ушли. Над парапетом
отчетливо видны были их стальные шлемы и стволы оружия, все это должны
были увидеть в "боинге".
- Вы обращаетесь с этими людьми, с этими животными... - в голосе
полковника звучал подавленный гнев, - ...слишком мягко...
Питер прекрасно знал, что его ожидает.
- Если вы будете продолжать размахивать пистолетом у них перед носом,
полковник, они все время будут настороже. Пусть немного успокоятся,
расслабятся, почувствуют себя уверенней. - Он говорил, не опуская бинокль.
Солдатским взглядом подбирал позиции для своих четверых снайперов.
Маловероятно, чтобы их можно было использовать - им для этого нужно
одновременно уложить всех противников, - но можно по дренажной канаве
подобраться вот к той небольшой постройке, где размещается один из радаров
и маяки срочной посадки. Постройка находится в тылу противника. Вряд ли
похитители ожидают огня с этого направления. Пункт за пунктом Питер
рассматривал диспозицию, записывал наблюдения в небольшой переплетенный в
кожу блокнот, разглядывал крупномасштабную карту аэропорта, рассчитывал
градиенты и углы полей обстрела, подыскивал укрытия, определял "время
достижения цели", если боевая группа выйдет из ближайшего укрытия; пытался
найти новые решения, перехитрить врага, по-прежнему безликого и потому
бесконечно грозного.
Потребовался час напряженной работы, прежде чем он почувствовал
удовлетворение. Теперь он может сообщить свое решение Колину Ноблу,
приближающемуся на борту "Геркулеса", и через четыре минуты после того,
как шасси самолета коснется земли, все его люди, с их разнообразными
талантами и мастерством, займут нужные позиции.
Питер оторвался от карты и сунул блокнот в нагрудный карман. Снова
внимательно оглядел в бинокль молчаливый, с закрытыми иллюминаторами
самолет - но на этот раз позволили себе роскошь эмоций.
Он почувствовал, как из самых глубин его души поднимаются гнев и
ненависть, как быстрее бежит кровь и напрягаются мышцы живота и бедер.
Снова перед ними многоглавое чудовище. Оно скорчилось в засаде, ждет
его, как не раз уже бывало в прошлом.
Он неожиданно вспомнил осколки стекла, покрывавшие булыжники улиц
Белфаста, они сверкали, как алмазы, в свете дуговых ламп; вспомнил густой
запах взрывчатки и крови.
Вспомнил тело молодой женщины, лежащей в кювете перед развороченными
внутренностями фешенебельного лондонского ресторана. Взрыв раздел ее
прекрасное юное тело, оставив на нем только обрывки кружевного
французского белья.
Он вспомнил запах семьи: отец, мать, трое маленьких детей, -
сгоревшей в своей машине, тела их потемнели и корчились в пламени, словно
в жутком медленном балете. С этого дня Питер не мог есть жареную свинину.
Вспомнил испуганные глаза ребенка, глядящие сквозь кровавую маску;
рядом с девочкой ее оторванная рука, и бледные пальцы еще сжимают
маленькую грязную тряпичную куклу.
В его памяти мелькали эти разрозненные картины, питая ненавистью,
пока она не заполнила его всего, она жгла глаза, и ему пришлось опустить
бинокль и вытереть глаза тыльной стороной ладони.
Это тот самый враг, с которым он уже встречался, но инстинкт
предупреждал его, что с последней встречи враг стал сильнее, он потерял
последние остатки сходства с человеком. Питер старался сдержать свою
ненависть, чтобы она не помешала ему рассуждать здраво; он знал, что
впереди трудные часы и дни. Но ненависть была слишком сильна, и слишком
долго он ее сдерживал.
Он услышал в этой ненависти вражеский голос; из ненависти происходит
искаженная философия и чудовищные действия врага; опуститься до ненависти
значит опуститься на дочеловеческий уровень. Но ненависть не уступала.
Питер Страйд ясно сознавал, что это ненависть не только к ужасной
смерти и искалеченным телам, которые он видел в прошлом. Скорее она
направлена на угрозу, которую представляет враг для всего общества, для
цивилизованных порядков и законов. Если этому злу позволить
восторжествовать, законы в будущем будут придумывать революционеры с диким
взглядом и с пистолетом в кулаке, миром станут править разрушители, а не
строители, и Питер Страйд ненавидел такую возможность еще больше, чем
кровь и насилие, и ненависть его была ненавистью солдата. Ибо только
солдат знает, что такое ужасы войны.
Солдатский инстинкт призывал его немедленно выступить и уничтожить
врага, но ученый и философ в нем предупреждал, что еще не время, и
огромным усилием воли он сдержал свой инстинкт бойца.
В то же время он понимал, что именно ради такого момента, ради этой
непосредственной встречи со злом он поставил под угрозу всю свою карьеру.
Когда ему не дали возглавить "Атлас" и вместо него назначили
политика, Питеру следовало бы отклонить назначение на меньшую должность в
"Атласе". Перед ним открывались другие возможности, но он предпочел
остаться со своим проектом - и надеялся, что никто не почувствовал глубину
его негодования. Бог свидетель, у Кингстона Паркера не было с тех пор
оснований жаловаться. Никто в "Атласе" не работал напряженней, и верность
Питера много раз была испытана.
Теперь все это казалось оправданным: наступил момент, ради которого
Питер работал. Враг ждет его там, на горящем бетоне под африканским
солнцем, не на мягком зеленом острове под дождем, не на грязных улицах
густонаселенного города - но это все тот же старый враг, и Питер знал, что
его время пришло.

Когда Питер забрался в салон "Ховсера", ставший его штабквартирой, и
сел в кожаное кресло, связисты уже установили контакт и на главном экране
виден был Колин Нобл. На правом верхнем экране помещалось панорамное
изображение южной части главной полосы, в самом центре изображения, как
орел в гнезде, сидел "боинг". На другом экране видна была его рубка при
максимальном увеличении. Подробности были такими четкими, что Питер легко
прочел на ярлычке имя изготовителя одеяла, закрывавшего окно. На третьем
экране - внутренности контрольной башни. На переднем плане диспетчеры в
рубашках с короткими рукавами перед экранами радаров, а за ними через
большие окна вид все на тот же "боинг". Камеры были установлены час назад
в здании аэропорта. Еще один экран оставался темным. Знакомое добродушное
лицо Колина Нобла заполнило главный экран.
- Если бы у тебя была кавалерия, а не морская пехота, - сказал Питер,
- ты был бы здесь еще вчера...
- Куда торопиться, приятель? Я вижу, пирушка еще не началась. - Колин
улыбнулся ему с экрана и отодвинул назад бейзбольную шапочку.
- Ты чертовски прав, - согласился Питер. - Мы даже не знаем, кто
организовал пирушку. Какова последняя оценка времени прибытия?
- Мы нашли попутный ветер - час двадцать две минуты с этого момента,
- ответил Колин.
1 2 3 4 5 6 7 8