Учитывая вкусы толпы, которая, я надеюсь, с жадностью набросится на эту
книгу, я постарался в такой мере переложить старые нравы на язык совре-
менности и так подробно развить характеры и чувства моих героев, чтобы
современный читатель не испытывал никакого утомления от сухого изображе-
ния неприкрашенной старины. Но я считаю, что, приспособляясь к этим вку-
сам, я не превысил здесь прав и полномочий автора художественного произ-
ведения.
Талантливый писатель - покойный мистер Стратт в своем романе "Куин-
ху-холл" действовал по другому принципу: противопоставляя старину совре-
менности, он, казалось, совершенно забыл о нравах и чувствах, общих как
для наших предков, так и для нас самих - частью полученных нами по нас-
ледству, частью же в такой мере общечеловеческих по своей природе, что
их существование во все эпохи не подлежит никакому сомнению. Исключив из
своей работы все, что недостаточно старо, чтобы быть чуждым и забытым,
этот человек, обладавший огромной эрудицией и талантом, тем самым лишил
свое произведение значительной доли общедоступности. Права художника на
некоторую вольность в обращении с материалом, которые я отстаиваю, нас-
только важны для успешного осуществления моего замысла, что я буду умо-
лять Вас терпеливо выслушать мои дальнейшие доказательства.
Тот, кто впервые открывает сочинения Чосера или какого-нибудь другого
старого поэта, до такой степени пугается при виде устарелого правописа-
ния бесчисленных согласных и старого языка вообще, что в отчаянии откла-
дывает эту книгу, как слишком загроможденную обломками древних развалин
и потому чересчур трудную для понимания ее достоинства и восприятия ее
красот. Но если умный и образованный друг укажет ему, что пугающие его
трудности только кажущиеся, если он прочтет это произведение вслух, если
он заменит старинное правописание знакомых слов современным, - он дока-
жет своему ученику, что, быть может, только одна десятая слов в этой
книге действительно вышла из употребления. Таким образом, начинающего
легко будет уговорить подойти к "источнику чисто английского" с полной
уверенностью, что при небольшом терпении он вскоре сможет наслаждаться
тем юмором и пафосом, которыми старый Джефри восхищал век Кресси и Пу-
атье.
Пойдем дальше. Предположим, что наш неофит в своем новоявленном увле-
чении древностью попытается подражать тому, что вызывает его восхищение;
он поступит крайне неразумно, если извлечет из словаря устарелые слова и
будет пользоваться ими вместо слов и выражений, употребительных в наши
дни. Именно такие ошибки нередко совершал Чаттертон. Стараясь придать
своему языку старинный характер, он отбросил все современные слова и
создал наречие, не имевшее ничего общего ни с одним из тех, на которых
когда-либо говорили в Великобритании. Тот, кто хочет подражать старинно-
му языку, должен уловить общий характер его грамматических форм, выраже-
ний, оборотов, принципов сочетания слов, а отнюдь не изощряться в выис-
кивании редкостных и устарелых слов. Как я уже говорил, в произведениях
старых авторов устаревшие слова встречаются гораздо реже, чем слова, до
сих пор употребительные, но взятые с измененным значением и с иной ор-
фографией. Отношение между ними равно приблизительно одному к десяти.
Все, что я говорил о языке, тем более применимо для изображения
чувств и нравов. Важнейшие человеческие страсти во всех своих проявлени-
ях, а также и источники, которые их питают, общи для всех сословий, сос-
тояний, стран и эпох; отсюда с несомненностью следует, что хотя данное
состояние общества влияет на мнения, образ мыслей и поступки людей, эти
последние по самому своему существу чрезвычайно сходны между собой. Наши
предки отличались от нас, конечно, не более, чем еврей отличается от
христианина. "Разве у них нет рук, органов, членов тела, чувств, привя-
занностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то
же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те
же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето
и зима, как и христианина?" Поэтому их чувства и страсти по своему ха-
рактеру и по своей напряженности приближаются к нашим. И когда автор
приступает к роману или другому художественному произведению, вроде то-
го, какое я решился написать, то оказывается, что материал, которым он
располагает, как языковой, так и исторически-бытовой, в такой же мере
принадлежит современности, как и эпохе, избранной им для изображения.
Это обстоятельство предоставляет автору свободу выбора и облегчает его
задачу в большей мере, чем кажется на первый взгляд. Возьмем пример из
области смежного искусства. Можно сказать, что в картинах антикварные
детали придают ландшафту специфические черты. Феодальный замок должен
возвышаться во всем своем величии, художник должен изображать людей в
костюмах и позах, свойственных эпохе; местность, которую художник избрал
для изображения, должна быть передана со всеми своими особенностями, с
возвышающимися утесами или стремительным падением водопада. Колорит так-
же должен отличаться естественностью. Небо должно быть ясным или облач-
ным, соответственно климату, а краски именно теми, которые преобладают в
самой натуре.
В этих пределах законы искусства вынуждают художника строго следовать
природе. Но вовсе не обязательно, чтобы он погружался в воспроизведение
мельчайших черт оригинала, чтобы он с совершенной точностью изображал
траву, цветы и деревья, украшающие местность. Все это, так же как и де-
тали распределения света и тени, принадлежит любому месту действия, ес-
тественно для любой страны и потому может быть подсказано личными вкуса-
ми и пристрастиями художника.
Правда, этот произвол всегда строго ограничен. Художник должен избе-
гать всех тех красивых подробностей, которые не соответствуют климати-
ческим или географическим особенностям изображаемого пейзажа: не следует
сажать кипарисы на Меррейских островах или шотландские ели среди разва-
лин Персеполиса; такого же рода ограничениям подлежит и писатель. Писа-
тель может себе позволить обрисовать чувства и страсти своих героев го-
раздо подробнее, чем это имеет место в старинных хрониках, которым он
подражает, но, как бы далеко он тут ни зашел, он не должен вводить ниче-
го не соответствующего нравам эпохи; его рыцари, лорды, оруженосцы и ио-
мены могут быть изображены более подробно и живо, нежели в сухом и жест-
ком рассказе старинной иллюстрированной рукописи, но характер и внешнее
обличье эпохи должны оставаться неприкосновенными; все эти фигуры должны
остаться теми же, но только нарисованными более искусным карандашом или,
чтобы быть скромнее, должны соответствовать требованиям эпохи с более
развитым пониманием задач искусства. Язык не должен быть сплошь устаре-
лым и неудобным, но он, по возможности, должен избегать оборотов явно
новейшего происхождения. Одно дело - вводить в произведение слова и чув-
ства, общие у нас с нашими предками, другое дело - наделять предков
речью и чувствами, свойственными исключительно их потомкам.
Именно это, дорогой друг, оказалось самой трудной частью моей задачи;
и, откровенно говоря, я почти не имею надежды Вас удовлетворить; ведь я
едва кажусь приемлемым для самого себя, тогда как Ваши суждения гораздо
менее пристрастны, а Ваши познания в области истории гораздо обширнее
моих. Полагаю, что поведение и внешний облик моих героев заслужат немало
упреков со стороны лиц, расположенных строго разбирать мою повесть, учи-
тывая нравы того времени, когда жили ее герои. Возможно, что я ввел мало
таких бытовых черт и поступков, которые можно было бы назвать явно сов-
ременными; но, с другой стороны, весьма возможно, что я смешал нравы
двух или трех столетий и приписал царствованию Ричарда I явления, имев-
шие место либо гораздо раньше, либо значительно позже изображенного мною
времени. Я утешаюсь тем, что ошибки такого рода ускользнут от внимания
среднего читателя, и что я смогу разделить незаслуженный успех с теми
архитекторами, которые, без всякой системы и правил, не задумываясь вво-
дили в модную готику орнаменты, свойственные различным стилям и различ-
ным периодам искусства. Те же читатели, которым их обширные научные
изыскания позволят строго судить мои промахи, проявят известную снисхо-
дительность именно в силу своего понимания всей трудности моей задачи.
Мой почтенный, но находящийся в пренебрежении друг Ингульфус доставил
мне много ценных указаний; но свет, излучаемый Кройдонским монахом и
Джефри де Винсау, затемнен таким нагромождением неинтересного и неудобо-
понятного материала, что я с радостью обратился за помощью к страницам
любезного Фруассара, хотя он и процветал в эпоху, весьма отдаленную от
описываемых мною событий. Но если, дорогой друг. Вы все же будете доста-
точно великодушны, чтобы простить мне самонадеянную попытку сплести себе
венок менестреля частью из чистейших жемчужин древности, частью из брис-
тольских подделок, которыми я пытался подменить настоящие, я убежден,
что Ваше понимание трудностей моей задачи примирит Вас с несовершенством
ее выполнения. О материалах мне остается сказать немного: они все содер-
жатся в одной англо-норманской рукописи; сэр Артур Уордор ревностно хра-
нит ее в третьем ящике своего дубового стола; он никому не позволяет к
ней прикоснуться, сам же не в силах прочесть из нее ни одного слова. Во
время моего пребывания в Шотландии я никогда не получил бы разрешения
надолго углубиться в эти драгоценные страницы, если бы не обещал отме-
тить ее каким-нибудь необыкновенным шрифтом под именем "рукопись Уордо-
ра", выделив ее тем самым из всех других и придав ей такую же значи-
тельность, какой обладают рукописи Бэннетайн, Окинлек и другие памятники
терпения средневековых переписчиков. Я послал Вам для ознакомления ог-
лавление этой любопытной вещи, которое я с Вашего разрешения приложу к
третьему тому моего романа, если только дьявол книгопечатания все еще не
будет удовлетворен после набора всего моего произведения.
Прощайте, дорогой друг, я сказал достаточно для того, чтобы объяс-
нить, если не оправдать, мою попытку. Несмотря на Ваши сомнения и мою
собственную неспособность, я все еще хочу надеяться, что эта попытка
сделана мною не напрасно. Я надеюсь, что Вы уже оправились после весен-
него припадка подагры, и буду счастлив, если Ваши ученые врачи посовету-
ют Вам поездку в здешние края. Недавно при раскопках возле стен древнего
Габитанкума были найдены интересные древности. Кстати, Вы, вероятно, уже
знаете, что грубый, неотесанный невежда уничтожил старинную статую или,
вернее, барельеф, известный под названием Робина из Ридесдаля. По-види-
мому, слава Робина привлекала слишком много посетителей и помешала росту
вереска на болоте, стоящем по шилингу за акр. - Достопочтенный сэр, -
как Вы себя сами именуете, - будьте раз в жизни мстительны и молитесь
вместе со мной, чтобы у этого человека появились камни в печени такой
величины, как если бы все обломки бедного Робина скопились у него в этом
органе. Не рассказывайте об этом в Гэте, не подавайте шотландцам повода
радоваться тому, что наконец их соседи совершили поступок столь же вар-
варский, как уничтожение Артуровой печи. Но нет конца сетованиям, когда
речь заходит о таких вещах. Передайте мой почтительный привет мисс Драй-
ездаст. Во время моего последнего пребывания в Лондоне я пытался подоб-
рать по ее поручению очки; надеюсь, что она получила их в сохранности и
что они оказались подходящими. Я посылаю это письмо с нарочным, и оно,
вероятно, задержится в пути. По последним известим из Эдинбурга
джентльмен, занимающий место секретаря Общества любителей шотландской
старины, - лучший в королевстве любитель рисовальщик, и можно многого
ожидать от его усердия и искусства в области реставрации образцов нацио-
нальных памятников, либо разрушаемых медленным действием времени, либо
сметенных духом современности при помощи той же разрушительной метлы,
какой пользовался Джон Нокс во время реставрации.
Еще раз прощайте: vale tandem, non immemor mei [6]. Остаюсь, досто-
почтенный сэр, Вашим покорным слугой.
Лоренс Темплтон Топингвод, близ Эгремонта, Камберленд, 17 ноября 1817
года.

Глава I

Они беседовали той порой,
Когда стада с полей брели домой,
Когда, наевшись, но не присмирев,
Шли свиньи с визгом нехотя в свой хлев.
Поп, "Одиссея"

В той живописной местности веселой Англии, которая орошается рекою
Дон, в давние времена простирались обширные леса, покрывавшие большую
часть красивейших холмов и долин, лежащих между Шеффилдом и Донкастером.
Остатки этих огромных лесов и поныне видны вокруг дворянских замков
Уэнтворт, Уорнклиф-парк и близ Ротерхема. По преданию, здесь некогда
обитал сказочный уонтлейский дракон; здесь происходили ожесточенные бит-
вы во время междоусобных войн Белой и Алой Розы; и здесь же в старину
собирались ватаги тех отважных разбойников, подвиги и деяния которых
прославлены в народных песнях.
Таково главное место действия нашей повести, по времени же - описыва-
емые в ней события относятся к концу царствования Ричарда I, когда возв-
ращение короля из долгого плена казалось желанным, но уже невозможным
событием отчаявшимся подданным, которые подвергались бесконечным притес-
нениям знати. Феодалы, получившие непомерную власть в царствование Сте-
фана, но вынужденные подчиняться королевской власти благоразумного Ген-
риха II, теперь снова бесчинствовали, как в прежние времена; пренебрегая
слабыми попытками английского государственного совета ограничить их про-
извол, они укрепляли свои замки, увеличивали число вассалов, принуждали
к повиновению и вассальной зависимости всю округу; каждый феодал стре-
мился собрать и возглавить такое войско, которое дало бы ему возможность
стать влиятельным лицом в приближающихся государственных потрясениях.
Чрезвычайно непрочным стало в ту пору положение мелкопоместных дво-
рян, или, как их тогда называли, Франклинов, которые, согласно букве и
духу английских законов, должны были бы сохранять свою независимость от
тирании крупных феодалов. Франклины могли обеспечить себе на некоторое
время спокойное существование, если они, как это большей частью и случа-
лось, прибегали к покровительству одного из влиятельных вельмож их окру-
ги, или входили в его свиту, или же обязывались по соглашениям о взаим-
ной помощи и защите поддерживать феодала в его военных предприятиях; но
в этом случае они должны были жертвовать своей свободой, которая так до-
рога сердцу каждого истого англичанина, и подвергались опасности ока-
заться вовлеченными в любую опрометчивую затею их честолюбивого покрови-
теля. С другой стороны, знатные бароны, располагавшие могущественными и
разнообразными средствами притеснения и угнетения, всегда находили пред-
лог для того, чтобы травить, преследовать и довести до полного разорения
любого из своих менее сильных соседей, который попытался бы не признать
их власти и жить самостоятельно, думая, что его безопасность обеспечена
лояльностью и строгим подчинением законам страны.
Завоевание Англии норманским герцогом Вильгельмом значительно усилило
тиранию феодалов и углубило страдания низших сословий. Четыре поколения
не смогли смешать воедино враждебную кровь норманнов и англосаксов или
примирить общностью языка и взаимными интересами ненавистные друг другу
народности, из которых одна все еще упивалась победой, а другая страдала
от последствий своего поражения. После битвы при Гастингсе власть пол-
ностью перешла в руки норманских дворян, которые отнюдь не отличались
умеренностью. Почти все без исключения саксонские принцы и саксонская
знать были либо истреблены, либо лишены своих владений; невелико было и
число мелких саксонских собственников, за которыми сохранились земли их
отцов. Короли непрестанно стремились законными и противозаконными мерами
ослабить ту часть населения, которая испытывала врожденную ненависть к
завоевателям. Все монархи норманского происхождения оказывали явное
предпочтение своим соплеменникам; охотничьи законы и другие предписания,
отсутствовавшие в более мягком и более либеральном саксонском уложении,
легли на плечи побежденных, еще увеличивая тяжесть и без того непо-
сильного феодального гнета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10