Четверо слуг в порядке, начиная справа — Иоланда, служанка Мопуа, испанская служанка Массолетти, служанка Лаваншеров и наконец служанка Тони-бармена.— А этот Стюарт давно живет в доме?— Два года. Он занял квартиру армянина, торговца коврами, откупив у него меблировку.Еще одна жилица мансарды: мадемуазель Фэй, которую называют мадемуазель Жозетт, старая дева, дольше всех прожившая в доме. Ей восемьдесят два года, но она сама ходит на рынок и сама ведет хозяйство.— Ее комната полна клеток с птицами, которые она выставляет поочередно на подоконник.Затем шла пустая мансарда, а потом комната Жефа Клааса.— Кто это?— Старый одинокий глухонемой. В сороковом году он бежал из Бельгии. Его замужние дочери и внуки погибли в тот самый момент, когда поезд с беженцами должен был отойти с вокзала в Дуэ. Старик был ранен в голову, но остался жив. Один из его зятьев умер в Германии, другой вторично женился в Америке. Старик живет один и выходит только для того, чтобы купить себе еду.Она давно уже очистила зеленый горошек.— Надеюсь, теперь вы оставите меня в покое. Я хотела бы только знать, когда привезут сюда тело и когда состоятся похороны. Мне нужно собрать у жильцов деньги на венок.— Пока еще ничего нельзя сказать определенно.— Вот, кажется, вас ищут.Это был Люка, который вошел в дом и остановился перед окошечком консьержки.— Полицию я нюхом чую за десять метров.Мегрэ улыбнулся и поблагодарил консьержку за сведения.— Если я ответила на ваши вопросы, то только потому, что обязана отвечать. Но я не доносчица, и если бы каждый занимался своим делом…— Что будем делать дальше, шеф? — спросил Люка.— Поднимемся. Пятый этаж, налево. Жанвье, наверное, мечтает о стакане свежего пива. Если только Алина не сжалилась над ним и не угостила его одной из бутылок, которые я заметил сегодня утром в холодильнике.Мегрэ позвонил в квартиру, у Жанвье, вышедшего открыть дверь, было странное выражение лица. Когда вошли в гостиную, комиссар понял, в чем дело. Алина тут же шмыгнула в дверь, ведущую в спальню. Вместо светло-голубого платья, которое Мегрэ видел на ней утром, она была в шелковом халате оранжевого цвета. На круглом столике — два стакана, один из которых не допит, бутылка с пивом и только что сданные игральные карты.— Знаете, шеф, это совсем не то, что вам может показаться, — неловко оправдывался инспектор.Глаза Мегрэ смеялись. Он небрежно пересчитал сданные карты.— Белот?— Да. Я вам сейчас объясню. Когда вы ушли, я стал настаивать, чтобы она что-нибудь поела. Она ничего и слышать не хотела и заперлась б своей комнате.— Она не пыталась звонить по телефону?— Нет. Примерно час лежала, а потом снова появилась — в пеньюаре, взвинченная, с такими глазами, какие бывают у человека, тщетно пытающегося уснуть.«— Выходит, инспектор, хоть я и дома, а все-таки пленница, — бросила она мне. — А что произойдет, если я выйду из дома?Я решил, что следует ответить так:— Я вам мешать не стану, но инспектор… он последует за вами.— Вы рассчитываете остаться здесь на всю ночь? — поинтересовалась она.— Я — нет. Меня сменит мой коллега.— Вы играете в карты?— Случается.— Что, если мы сыграем в белот, чтобы убить время?Это отвлекло бы меня от тягостных мыслей».— Собственно говоря, — сказал Мегрэ, обращаясь к Люка, — тебе следовало бы позвонить на Набережную, чтобы кто-нибудь из наших пришел дежурить перед домом. Кто-нибудь из таких, кто не допустит, чтобы его оставили в дураках.— Здесь Бонфис. Лучшего для такой работы не найдешь.— Пусть предупредит жену, что не придет домой ночевать. А где Лапуэнт?— В кабинете на Набережной.— Пусть придет и ждет меня здесь, вместе с тобой, пока я не вернусь. Ты играешь в белот, Люка?— Кое-как защищаюсь.— Алина может этим воспользоваться.Он постучал в спальню, и дверь тут же открылась.Алина, должно быть, подслушивала.— Простите, что я беспокою вас…— Вы же у себя, не правда ли? Сейчас как раз удобно это сказать.— Я просто хотел предложить услуги на тот случай, если у вас есть необходимость с кем-то связаться. С управляющим «Золотого бутона», например, или нотариусом. Или с родственниками…— У Манюэля не было родственников.— А у вас?— Моя семья не больше беспокоится обо мне, чем я о ней.— Не кажется ли вам, что, если бы они узнали, что вы являетесь хозяйкой такого дома, как этот, они бы живо очутились в Париже?Алина приняла удар мужественно. Она не задала никаких вопросов.— Советую вам поесть, — продолжал Мегрэ. — Я оставляю здесь инспектора Люка, которого вы знаете. Если у вас появится желание что-нибудь мне сказать, я буду еще некоторое время здесь, в доме.На этот раз взгляд молодой женщины стал более острым.— В доме?— Мне пришла охота познакомиться с жильцами.Она не спускала с него глаз, пока он отправлял домой Жанвье.— Тебе, Люка, я пришлю замену около восьми или девяти вечера.— Я велел прийти Жанену, но лучше я сам останусь, шеф. Если бы мне только принесли бутерброды…Около двух часов Мегрэ обходил дом, любезный и терпеливый, как коммивояжер.Имена, помеченные у консьержки, постепенно теряли свой абстрактный характер, становились лицами, глазами, голосами, характерами — человеческими существами.Педикюрша с первого этажа могла бы быть и гадалкой на картах. У нее было очень бледное лицо, большую часть которого занимали черные, почти гипнотические глаза.— Почему полиция? Я в жизни не сделала ничего дурного. Спросите у моей клиентки, которую я обслуживаю уже девять лет.— В этом доме убит человек.— Я видела, как выносили тело, но я была занята.Кто это?— Месье Пальмари.— Я его не знаю. На каком этаже он жил?— На пятом.— Я слышала о нем. У него очень красивая жена, немного манерная. А его я никогда не видела. Он был молодой?Шабо, того, который работал на телевидении, не оказалось дома. Контролер из метро еще не вернулся домой, но его жена с подругой сидели за столом и пили шоколад с пирожными.— Что я могу вам сказать? Я даже не знаю, кто живет у нас над головой. Если этот человек не выходил из квартиры, не удивительно, что я не встречала его на лестнице. Ну, а мой муж никогда не поднимается выше нашего этажа.Еще одна женщина, в квартире напротив, ребенок, в колыбели, на полу девочка с голой попкой, соски в стерилизаторе.Этажом выше стучала на машинке мисс Тюплер. Крупная, крепко скроенная мисс из-за жары, видно, предпочитала сидеть в пижаме. Куртка пижамы расстегнулась на груди, но она не испытывала потребности застегнуть ее.— Убийство в доме? Как волнительно. Вы арестовали этого… как вы его называете… убийцу? А ваша имя Мегрэ! Мегрэ с набережной Орфевр?Она направилась к стоящей на столе бутылке бургундского.— Вы чокнетесь, как говорят французы?Он чокнулся и минут десять слушал ее тарабарщину, соображая, прикроет ли она наконец грудь.— «Золотой бутон»? Нет… не была. Но в Штатах почти все ночные клубы принадлежат гангстерам. А Пальмари был гангстером?У американки царила безалаберная обстановка богемы. У рантье, в квартире напротив, все было приглушено, сладко, как варенье, и даже пахло конфетами. Человек с седыми волосами спал в кресле с газетой на коленях.— Не говорите слишком громко. Он терпеть не может, когда его неожиданно будят. Вы пришли от благотворительного общества?— Нет, я из полиции.Это, казалось, восхитило старую даму.— В самом деле? Из полиции! В таком спокойном доме! Только не говорите мне, что кого-то из жильцов обокрали!Она улыбалась, лицо ее было ласковое и доброе, как у монашенки под чепчиком.— Преступление? Вот почему сегодня утром столько людей ходило взад и вперед. Нет, месье, я не знаю никого, кроме консьержки.Преподавателя физкультуры на четвертом этаже тоже не было дома, но дверь открыла молодая женщина, закутанная в одеяло.— Нет, я не знаю, когда он вернется. Я здесь в первый раз.— Когда вы его встретили?— Вчера вечером, вернее, сегодня утром, потому что было уже за полночь. В баре на улице Пресбург. А что он сделал? На вид такой славный парень.Напрасно было ее расспрашивать. Она говорила с трудом, видно с перепоя.У Массолетти он застал только служанку, которая на плохом французском языке объяснила, что ее хозяйка поехала к мужу в Фуке и что обедать они будут в гостях.В этой квартире меблировка была современная, более светлая и веселая, чем в других квартирах. На диване валялась гитара.На этаже Пальмари Фернан Барийар еще не вернулся, дверь, напевая, открыла женщина лет тридцати, белокурая и упитанная.— Смотрите-ка! Да я с вами уже встречалась на лестнице. Что вы продаете?— Уголовная полиция.— Вы расследуете то, что произошло утром?— Откуда вы знаете о том, что произошло?— Ваши коллеги распустили достаточно сплетен. Мне стоило только приоткрыть дверь, чтобы услышать все подробности. Кстати, у них забавная манера говорить о покойнике, особенно у тех, что с шутками несли тело по лестнице.— Вы знали Манюэля Пальмари?— Я его никогда не видела, но, случалось, слышала, как он ревет.— Ревет? Что вы хотите этим сказать?— С ним, наверное, приходилось нелегко. Я его понимаю, потому что консьержка сказала, что он калека.На него иногда находили такие приступы злобы!— Против Алины?— А ее зовут Алина? Забавная особа… Вначале, когда я встречала ее на лестнице, я ей кивала, здоровалась, но она смотрела на меня так, будто я прозрачная… Какого сорта эта женщина? Они были женаты? Это она его убила?— Когда ваш муж начинает работу?— По-разному. У него нет определенных часов, как у служащих в конторе.— Он обедает дома?— Редко, потому что большую часть времени находится в далеких районах или даже в пригородах. Он торговый представитель.— Я знаю. Когда он уехал сегодня утром?— Не могу сказать. Я очень рано ушла на рынок.— Что значит — очень рано?— Около восьми часов. Когда я вернулась в половине десятого, его уже не было.— Вы не встретили вашу соседку на рынке?— Нет. Мы покупаем в разных местах.Десятки и десятки вопросов, столько же ответов, откладывавшихся в памяти Мегрэ. Из всей этой кучи только несколько, а может быть, лишь единственный в какую-то минуту получит определенный смысл.Бармен был дома, он начинал работу в шесть вечера. Няня и двое детей были заняты играми. Мальчишка выстрелил в комиссара и закричал:— Пиф-паф! Вы убиты!Тони Паскье, у которого была жесткая и густая борода, брился сегодня уже во второй раз. Его жена пришивала пуговицу к детским штанишкам.— Какую фамилию вы назвали? Пальмари? Я должен его знать?— Это ваш сосед снизу, вернее, он еще сегодня утром был вашим соседом.— С ним что-нибудь случилось? Я встретил полицейских на лестнице, а когда вернулся в половине третьего, жена сказала, что унесли какого-то покойника.— Вы никогда не были в «Золотом бутоне»?— Лично я не был, но случалось посылать туда клиентов.— Почему?— Некоторые спрашивают, где лучше поесть в том или ином квартале. У «Золотого бутона» хорошая репутация. Я когда-то был знаком с их метрдотелем, Пернелем, который работал в «Кларидже». Он знает свое дело.— А как фамилия владельца этого ресторана?— Я никогда не спрашивал.— А женщину, Алину Бош, вы никогда не встречали?— Брюнетку с обтянутым задом? Случалось встречать на лестнице.— Это владелица вашего дома.— Впервые слышу. Я никогда не говорил с ней. А ты, Люлю?— Терпеть не могу женщин такого типа.— Видите, месье Мегрэ. Не густо в смысле сведений для вас.Англичанин отсутствовал. На седьмом этаже комиссар обнаружил длинный коридор, освещенный только одним слуховым окном, проделанным в крыше. Со стороны двора — старый чердак, куда жильцы складывали как попало старые чемоданы, портняжные манекены, ящики, всякий хлам.Со стороны фасада выстроился ряд дверей, как в казарме. Он начал с самой последней. Здесь обитала Иоланда, служанка рантье с третьего этажа. Дверь была открыта, и он заметил прозрачную ночную рубашку на смятой постели, сандалии на коврике.Следующая дверь, по плану, который начертил Мегрэ в своей записной книжке, должна была принадлежать Амелии, но и там никого не оказалось. В следующей комнате тоже.Когда он постучал в четвертую, слабый голос попросил его войти, и сквозь птичьи клетки, загромождавшие комнату, он заметил в вольтеровском кресле старую женщину с круглым как луна лицом.Он чуть было не ушел, оставив ее мечтать. Практически она уже была без возраста, хрупкая нить связывала ее с этим миром. Она с безмятежной улыбкой смотрела на непрошеного гостя.— Входите, милый месье. Не бойтесь моих птичек!Ему не сказали, что, кроме птичек, здесь жил на свободе огромный попугай, уцепившийся за качели, висевшие посреди комнаты.Птица принялась кричать:— Коко! Милый Коко! Ты хочешь есть, Коко?Мегрэ объяснил, что он из полиции и что в доме было совершено преступление.— Я знаю, милый месье. Консьержка сказала мне, когда я ходила за покупками. Как это ужасно — убивать друг друга, когда жизнь и так коротка. То же самое и на войне. Я пережила две войны.— Вы не знали месье Пальмари?— Я не знаю никого, кроме консьержки, которая не такая уж плохая, как это можно подумать. Этой бедной женщине пришлось испытать много горя. Ее муж был бабник, к тому же еще и пил.— Вы не слышали, никто из жильцов не поднимался на этот этаж?— Время от времени это бывает, люди ходят на чердак, чтобы свалить там какой-нибудь хлам.— Вы общаетесь с вашим соседом?— С месье Жефом? Можно подумать, мы одного возраста, на самом деле он гораздо моложе меня. Ему немного за семьдесят. Это из-за своих ран он кажется старше. Вы его тоже знаете? Он глухонемой. Но я думаю, что быть слепым — еще тяжелее. Скоро я это узнаю, потому что с каждым днем вижу все хуже и хуже, и сейчас даже не могла бы сказать, какое у вас лицо. Вы не хотите присесть?Наконец в последней комнате сидел старик и читал детские комиксы. Его лицо было покрыто шрамами, один из них понимал угол рта, отчего у старика был такой вид, словно он все время улыбается.Месье Жеф носил синие очки. Стоявший посреди комнаты большой стол из некрашеного дерева был уставлен всякими деталями, неожиданными предметами, «Конструктором» для юношей, кусками обструганного дерева, старыми иллюстрированными журналами, пластилином. Железная кровать походила на казарменную, как и грубое одеяло, а на выбеленных известкой стенах красовались цветные репродукции. Фото залитых солнцем городов: Ниццы, Неаполя, Стамбула. На полу валялись иллюстрированные журналы.Руками, которые не дрожали, несмотря на его возраст, старик старался объяснить, что он глухой и немой, что он не может ничего сказать, но способен понять собеседника по его губам.— Прошу прощения, что беспокою вас. Я из полиции. Не знали ли вы, случайно, жильца по фамилии Пальмари?Мегрэ показал рукой на пол, чтобы объяснить, что Пальмари жил внизу, показал два пальца, чтобы уточнить, на сколько этажей ниже.Старый Жеф покачал головой, и тогда Мегрэ стал говорить ему об Алине.Насколько комиссар мог понять, старик встречал ее на лестнице. Он словно вылепливал в пустоте ее узкое лицо, ее тонкий и волнистый силуэт.Когда Мегрэ снова очутился на пятом этаже, он понял, что посетил только что целый мир. Он как-то отяжелел, его охватила меланхолия — люди, жившие рядом с Манюэлем, не знали даже, что это именно его унесли сегодня утром, накрытого брезентом.Люка был в гостиной один.— Думаю, она спит, — сказал инспектор на вопрос Мегрэ.Молодой Лапуэнт был здесь, счастливый, что работает с шефом.— Пиво осталось, Люка?— Две бутылки.— Открой одну, а я закажу еще.Было шесть часов. На дорогах в Париже уже образовались пробки, и какой-то нетерпеливый автомобилист, несмотря на запрет, сигналил под окнами дома. Глава 4 С одной стороны к ресторану «Золотой бутон» примыкал третьесортный стриптиз, с другой — лавочка, где продавалось выполненное с неудержимой фантазией женское белье, которое иностранцы увозили с собой в качестве сувенира из «Веселого Парижа».Мегрэ и Лапуэнт, выйдя из машины уголовной полиции, медленно поднимались по улице Шапталь, где к люду, толкущемуся на ней днем, уже начинали примешиваться «силуэты» ночного Парижа.Было семь часов. На пороге ресторана еще не появился вышибала в голубой форме, обшитой золотистым шнуром. Эта горилла, которую все называли Джо Толсторукий, еще не заняла своего поста.Мегрэ хорошо знал швейцара — он был похож на бывшего ярмарочного боксера, хотя никогда не надевал боксерских перчаток, а провел половину из сорокалетней жизни в заключении.Умственное развитие у швейцара было как у десятилетнего ребенка, и в непредвиденных обстоятельствах взгляд его затуманивался, становился почти умоляющим, как у школьника, не выучившего урок, но вынужденного отвечать.Они нашли его внутри ресторана. Он, скинув ливрею, вытирал тряпкой пыль с коричневых кожаных банкеток, и как только узнал комиссара, лицо его приняло тупое выражение.Двое официантов готовили ресторан к ужину, ставили на скатерти тарелки с вензелем фирмы, стаканы и серебряные приборы, а посреди каждого столика — по два цветка в высоком хрустальном бокале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12