Она никак не могла решиться уйти. Дюпюш вспылил:
— Кому я говорю — уходи! Неужели не понимаешь, у меня нет больше сил! Ну что еще сделать, чтобы ты ушла?
Она испуганно попятилась.
— Уходи! Такси стоит внизу. Че-Че ждет тебя у Жефа.
Он открыл дверь и вышел на площадку. И туг Жермена внезапно бросилась ему на шею. Она целовала его впалые щеки, захлебываясь слезами и бормоча:
— Джо! Бедный мой Джо!..
Он высвободился из ее объятий.
— Ступай!
— Джо, поклянись, что не наделаешь глупостей!
— Ступай!
— Поклянись! Ты не понимаешь, ты не видишь себя», — Уходи, умоляю тебя, уходи…
— Хорошо.
Она спускалась по лестнице, как слепая, утирая платком невидящие глаза и оборачиваясь. А он уже кричал, перегнувшись через перила:
— Ника, Ника! Иди сюда!
Уф, наконец-то! Дюпюшу было трудно дышать, что-то теснило грудь. Внизу открылась дверь. Он понял, что женщины встретились в прихожей.
— Где ты, Ника? Поднимись ко мне!
Вероника вошла с неподвижными, широко раскрытыми глазами, медленно, скованной и вместе с тем торжественной походкой.
— Входи… Что ты делала внизу?
— Ждала.
— Почему не сказала мне правду?
— Какую правду, Пюш?
Она осматривалась, словно удивленная тем, что в комнате все осталось по-прежнему. Послышался шум отъезжавшей машины, но Дюпюш не подошел к окну.
Солнце садилось. Его сверкающие лучи тускнели, в комнату вползали мягкие, сероватые сумерки. Когда рокот мотора замер вдали, Дюпюш поднял жалюзи. С улицы снова ворвался шум.
— Ты давно беременна?
— Это она тебе сказала?
— Отвечай! — раздраженно настаивал он.
— Два месяца… Но я не виновата, Пюш. Я сделала бы так, чтобы ты ничего не знал.
Странно было видеть ее на том месте, где только что сидела Жермена. Она казалась такой маленькой, хрупкой, беззащитной. И эти широко раскрытые темные глаза, умоляющие глаза раненого животного…
— Приготовь поесть.
— Сейчас, — обрадовалась она, довольная тем, что он заговорил о другом.
Открыла шкаф, достала сыр, хлеб, масло.
— Я не успела ничего купить на обед. Ты очень голоден, Пюш?
Она не осмеливалась спросить, о чем он говорил с женой. Принесла и поставила на стол бутылку пива.
Дюпюш подумал, что поезд в Панаму уже ушел.
Значит, Жермене придется переночевать в Колоне, в гостинице Жефа; они, конечно, все там собрались.
— Почему ты ничего не ешь?
Дюпюш жевал хлеб с сыром и поглядывал на Веронику, которая не прикасалась к еде.
— Ты хотела сделать аборт? — вдруг спросил он, нахмурив брови.
— Я боялась, что ты рассердишься.
— Дурочка!
— Ты не сердишься, Пюш? Ты хочешь, чтобы я родила маленького?
Теперь рыдала и она. Дюпюш впервые видел ее плачущей. Слезы катились по ее щекам, на темной коже они казались прозрачными, как хрусталь.
— Перестань! — приказал он, вставая.
Хватит с него слез! Нервы у него и так напряжены до предела.
— Перестань! Чего ты ревешь?
— Пюш, милый, еще не поздно. Я должна была завтра выпить снадобье…
Оставаться в комнате он больше не мог.
— Ну хватит. Пойдем погуляем…
— Хорошо, Пюш.
Она утерла глаза. Всхлипывая, схватила свою красную шляпку и кое-как нахлобучила ее на голову.
Соседи, а также все те, кто вышел на порог подышать вечерним воздухом, смотрели им вслед. Вероника, как всегда, не смела взять Дюпюша под руку. А он большими шагами направился к вокзалу и пересек железнодорожное полотно.
— Куда мы идем, Пюш?
— Никуда. Просто гуляем.
Прямо под открытым небом горел костер. У огня сидела женщина и варила в котелке рыбу. Юбка у нее задралась, черные ноги обнажились до самого живота.
— Здесь нехорошо, Пюш, — робко сказала Вероника.
— Ты так считаешь?
Он нарочно прошел совсем рядом с хижинами. В ста метрах отсюда горели электрические вывески универмагов, которые еще торговали: в десять ожидался американский пароход с четырьмястами пассажирами.
— Ты сердишься на меня, Пюш?
— За что?
— Твоя жена гораздо красивее меня. И потом, она белая.
— Конечно! — насмешливо согласился он. — Но Кристиан тоже белый. Они будут отличной парой.
— Ты грустишь?
— Я? С какой стати мне грустить?
Вот именно — с какой стати? Он сел на песок возле самой воды. Волны отлива почти касались его ног. Еще не совсем стемнело, но суда на рейде зажгли огни.
Вероника сидела тихо, боясь нарушить молчание.
Она не решалась даже посмотреть Дюпюшу в лицо, чтобы прочесть ответ на вопрос, который ее мучил. От берега отошла пирога, двое рыбаков стояли в ней и с трудом гребли. Самолеты, охранявшие зону канала, прошли над ними, обшаривая небо своими мощными прожекторами.
— Пюш!
Он не шелохнулся. Казалось, он спит.
— Знаешь, о чем я думаю, Пюш? По-моему, тебе лучше вернуться к жене.
Он по-прежнему сидел неподвижно, и Вероника видела лишь серое море да одинокую звезду, словно подвешенную над их головами.
— Она хочет вернуться к тебе, Пюш.
Он растянулся на спине, лицом к небу. Вероника замолчала, она не знала, что еще сказать. Ей было страшно, как раньше Жермене.
— Пюш…
— Ляг, девочка, — вздохнул он.
Она покорно вытянулась. Они лежали на грязном песке, который еще хранил остатки дневного тепла, и море касалось их ног.
Незаметно одна за другой появлялись звезды. Вдали надрывалась пароходная сирена, вызывая лоцмана. Бригада Дюпюша сегодня не работала. Он знал, что на подходе судно из Рио-де-Жанейро, совершающее туристический рейс вокруг Южной Америки. Через час «Атлантик» и «Мулен-Руж» будут битком набиты.
Все такси и все извозчики выстроились у морского вокзала и ждут. А здесь, перед хижинами, медленно угасает костер, в воздухе пахнет дымом и тлеющим деревом.
— Хорошо здесь… — прошептал Дюпюш. Он протянул руку и коснулся тела Вероники.
Она молчала. Ей было грустно. Она забыла надеть чулки, а в туфли насыпался песок.
— Это будет только через семь месяцев, — помолчав, сказал Дюпюш.
За это время Кристиан и Жермена успеют пожениться — он был в этом уверен и мысленно уже называл их супругами. Ему вспомнилось, как перед отъездом в Южную Америку Жермена сказала:
— Нам не следует сразу заводить детей. Сначала надо устроиться.
Устроиться? Где? Впрочем, Жермена устроилась в первые же дни у Коломбани. Что ж, это очень хорошо.
Даже превосходно.
Рука Дюпюша все еще лежала на теле Вероники.
— Пойдем домой? — спросила она.
— Как хочешь.
Ему было лень спорить. К тому же у него разболелась голова. Он встал и отряхнул прилипший к одежде песок, а Ника сняла туфли и высыпала из них песок.
Она пересекли пустырь и пошли мимо хижин, погруженных в безмолвие и тьму. Дюпюш чуть не споткнулся о девочку, которая спала прямо на земле, укрывшись старым мешком.
— Возьми меня под руку, — сказал он Веронике.
Мимо магазинов они прошли быстрым шагом и почувствовали себя спокойней лишь в негритянском квартале, который погружался в сон. Однако кое-где у дверей мерцали огоньки сигарет. Это курили, откинувшись на спинку стула, любители ночной прохлады, не спешившие возвращаться в душную комнату.
— Иди домой… — сказал Дюпюш. В темноте он угадал, как тревожны глаза Вероники, и добавил:
— Не бойся. Я сейчас приду.
Она поспешно вошла в дом, а он почти бегом направился к Марко. Там никого не было, и Марко уже потушил свет.
— Налей мне стаканчик.
Потом он выпил второй. В коленях появилась легкая, приятная дрожь. Он улыбнулся.
— Расплачусь завтра.
— Пожалуйста, мсье Дюпюш.
Опять он шел мимо деревянных домов и раздумывал, посмеиваясь и гримасничая в темноте. Ему вдруг захотелось зайти к Жефу, чтобы доказать всем, что ему на них наплевать.
Еще утром Дюпюш получил письмо от матери, но до сих пор не вскрывал его. Как всегда, она писала о тетках и соседках. Одна старушка умерла, другая заболела, третья осталась вдовой. И мать, конечно, жалела их всех.
Он понял. Например, Вероника. Ей шестнадцать лет, она чувственна, как зверек. Теперь у нее будет ребенок.
Но ведь потом жизнь для нее будет кончена. Она расплывется, как ее мать… Сколько же беззаботных лет было ей отпущено? Три года, четыре? Или того меньше?
Достаточно было прочесть письмо г-жи Дюпюш, чтобы убедиться; везде одно и то же. Их сосед бельгиец г-н Вельден, владелец автомобиля, заболел раком желудка.
А у него двое детишек, четырехлетний и годовалый!
А Жанены? Они были самыми богатыми людьми в квартале, построили дом, который обошелся им в полмиллиона, с лоджией из тесаного камня. А теперь продали все, и г-н Жанен уехал в Париж подыскивать место.
Дюпюш шел, прислушиваясь к собственным шагам.
Голова у него была тяжелая. Иногда он проходил мимо парочек, шептавшихся в темных уголках. Когда-то в Амьене, еще женихом и невестой, также шептались и они с Жерменой. Чтобы похвастаться и помечтать, он заранее звал Жермену «Моя жена!»
Поцелуи пахли зимой и влагой. А потом Жермена взбегала по лестнице и, прежде чем исчезнуть за дверью, поворачивалась к нему.
Возможно, между ней и Кристианом пока еще ничего нет. Это вполне в ее вкусе. Она ведь может довольствоваться взглядами, сулящими счастье.
Че-Че с женой заботливо оберегают эту идиллию…
Еще бы! Наконец-то они нашли женщину, которая станет им достойной заменой.
А вдруг, выйдя замуж, она больше не захочет сидеть за кассой? Что если она воспользуется их миллионами, чтобы жить в Европе? Вот было бы здорово!
Голова у Дюпюша болела все сильнее. Напрасно он удерживался от слез — ему сразу стало бы легче.
Он чуть было не вернулся к Марко, но вспомнил, что двери там уже заперты и ему придется стучать. И потом, Вероника, должно быть, очень волнуется и беспокоится, что его так долго нет. Это совершенно невероятно! Она сама еще девчонка — и у нее скоро будет ребенок. Темненький, с огромными глазами на светло-шоколадной рожице. Он будет ползать по теплой земле, как щенок.
— Пюш! — Он узнал голос Вероники. Она стояла на углу темной улицы с каким-то мужчиной в белом, которого он издалека не мог разглядеть.
— Это я, Дюпюш, — сказал Эжен, старший и более симпатичный из братьев Монти. — Мне нужно поговорить с тобой. Ника сказала, ты вот-вот придешь.
— Поднимешься к нам?
— Давай лучше пройдемся.
— Мне идти домой, Пюш? — спросила Вероника.
Впрочем, ответ был ей заранее известен.
— Да. Иди спать.
Когда она ушла, Монти положил руку на плечо Дюпюшу и улыбнулся. Он настойчиво подчеркивал свое дружелюбие.
— Мне надо с тобой серьезно поговорить с тобой, Дюпюш. Твоя жена приехала от тебя сама не своя. Что ты ей наговорил?
Они медленно шли в сторону пляжа, где шуршала листва кокосовых пальм. Такси, набитые туристами, катили со стороны порта бесконечной вереницей.
Х
Неторопливо шагая, Эжен Монти говорил. Говорил медленно, с длинными паузами и очень мягко.
— Подумай хорошенько, Джо. Я только что видел твою жену… Я близкий друг Кристиана, но считаю своим долгом сказать, что, если ты захочешь…
Они осторожно и бесшумно ступали по траве. Вокруг было торжественно и тихо, как в соборе, кокосовые пальмы, словно колонны, уходили ввысь. Порой они натыкались во тьме на неподвижных, как старухи перед исповедальней, людей и слышали их дыхание.
— Не могу утверждать, что Жермена еще любит тебя, но все же она скорее останется с тобой, чем…
Чем, например, увидит Дюпюша застрелившимся?
Правда, этого было бы вполне достаточно. Значит, если он потребует от нее возвращения, напомнит о своих супружеских правах…
— Я думаю, тогда Че-Че, чтобы избежать осложнений, поможет вам обоим вернуться в Европу.
Они подошли к морю, оно было так спокойно, что в нескольких шагах его было даже слышно.
— Что же ты решил, Дюпюш?
— Пусть она выходит за Кристиана, — отчеканил Дюпюш.
Он начинал понимать правду или то, что казалось ему правдой. Его боялись, боялись скандала. К нему подослали Монти, чтобы выведать его намерения, и сейчас все сидят у Жефа и ждут, какие известия принесет Эжен.
— Ты собираешься продолжать, Джо?
— Что продолжать?
— Пить чичу. Я хочу рассказать тебе одну историю, которая, может быть, удержит тебя, и ты увидишь, Коломбани совсем не то, что ты думаешь. Ты знаешь господина Филиппа. Так вот, когда он был еще богат и занимал положение, он, как и каждый год, поехал однажды отдыхать в Европу. Там он встретил молодую женщину, женился на ней и привез ее сюда. Он построил для нее чудесную виллу, лучшую в посольском квартале…
Дюпюш недоверчиво слушал.
— А через полгода жена умерла от брюшного тифа.
Смерть жены погубила и господина Филиппа. Он считал себя виновником ее смерти, и напрасно ему толковали, что брюшной тиф можно подцепить и во Франции. Он стал пить чичу. Работу в компании «Френч-Лайн» бросил и так нелепо поместил свои деньги, что через три года оказался без гроша. И что же? Че-Че взял его к себе только потому, что в свое время господин Филипп оказал ему какую-то пустяковую услугу. Он считается директором отеля тоже по распоряжению Че-Че, чтобы не оскорблять его самолюбия. И Че-Че притворяется, будто не знает, что Филипп пьет чичу.
Было темно, и Эжен не мог видеть улыбки, искривившей губы Дюпюша. Не так давно тот терпеть не мог г-на Филиппа, теперь же почувствовал, как близки они друг другу. Теперь Дюпюш понимал его. Он знал, почему у г-на Филиппа всегда такой отсутствующий взгляд, почему он проводит большую часть дня у себя в комнате, якобы отдыхая.
И главное, он понял причину этого равнодушия ко всему на свете. Г-н Филипп жил в себе. Ему было достаточно себя. Здороваясь, он протягивал руку, которая была вялой именно потому, что г-н Филипп презрительно сторонился жизни.
Быть может, он презирал Че-Че? Не исключено. Вот так же и Дюпюш мог сейчас повернуться и уйти, даже не попрощавшись с Эженом.
Почему эти люди так стремятся проявить к нему жалость? Почему Монти сказал, что на Жермене лица не было, когда она вернулась? Почему? Чем они руководствовались?
— Если ты непременно хочешь остаться с Вероникой, переезжай куда-нибудь. В Аргентину, Бразилию, Мексику…
— А платить будет Че-Че… — вставил Дюпюш таким безразличным тоном, что Эжен покраснел.
Сколько человек старается устроить семейное счастье Кристиана? Пять? Десять? Все племя? Да, все племя растревожилось, а ведь Дюпюш не покушался ни на чье спокойствие.
— Пойду спать! — сказал он наконец.
Он повернулся и зашагал домой, не подав Эжену руки. Высокая фигура в полотняном костюме еще долго белела в тени кокосовых пальм.

Почему они так медлили? Прошло еще три месяца, а к Дюпюшу никто не приходил, никто его не просил подписать необходимые для развода бумаги. Каждый вечер, возвращаясь с работы, он осведомлялся у Вероники:
— Они не приходили?
Они — это вся банда, все, кто копошится вокруг будущей четы. Но они не приходили! Они даже перестали появляться в Колоне. Время от времени Дюпюш встречал Жефа, который немедленно принимал презрительный вид. Сутенеры тоже перестали здороваться с ним.
Одна Лили осмеливалась кивнуть издали.
Однажды, работая на разгрузке парохода компании «Грейс-Лайн», Дюпюш вдруг почувствовал такую слабость, что едва успел подозвать одного из товарищей и его оттащили в тень, как у него начались колики и рвота.
Из медпункта его переправили в городскую больницу Панамы.
Вокруг него суетились врачи и медицинские сестры.
Он был почти без сознания и все время спрашивал, сообщили ли Веронике, но адреса ее назвать не мог.
Очевидно, положение его было очень серьезным; сестры и врачи вели себя крайне предупредительно и ходили вокруг на цыпочках.
Брюшной тиф, от которого умерла жена г-на Филиппа? Скорее, острое заболевание печени, потому что лечили его массивными дозами адреналина.
Он почти непрерывно спал и все-таки чувствовал себя бесконечно усталым. Просыпаясь, глядел на полоски света, пробивающиеся сквозь жалюзи. Постепенно они превращались в странные человеческие фигурки, и это забавляло его.
Однажды он увидел у своего изголовья братьев Монти. Они принесли корзину фруктов, привезенных из Европы, но есть их Дюпюшу не разрешили.
— Ну, как ты тут, старина?
Дюпюш был так слаб и вымотан, что принял Эжена за Фернана. На следующий день Эжен пришел опять, с ним Жермена. Дюпюш увидел, как она нервно комкает носовой платок. Жермена долго сидела у постели Дюпюша и смотрела на него.
— Ты очень страдаешь, Джо?
Он отрицательно покачал головой, и не солгал. Он не страдал — быть может, потому, что ему делали два обезболивающих укола в сутки. Но его мучили усталость, сонливость и зыбкие» расплывчатые видения.
Он не был уверен, но как-то ему показалось, что вместе с Жерменой пришел Кристиан. Ежедневно на его ночном столике появлялись свежие цветы. Все это, однако, Дюпюш осознал гораздо позднее, когда пришел в себя. Однажды утром ему помогли сесть на кровати и поднесли зеркало. Он увидел свое лицо: скулы выступили, щеки ввалились и заросли рыжей щетиной.
— Я сильно болел?
Сиделка была американка норвежского происхождения, с очень светлыми, серебристо-белокурыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13