.. Не зная их имен, я не могу заполнить на них медицинскую карточку… Да и, очевидно, речь идет о преступлении…
— Вы поверили тому, что рассказал вам мужчина?
— В тот момент я просто не задумывался над тем, что он говорил… И только потом, когда обнаружил, что они исчезли, объяснения мужчины показались мне странными…
Мегрэ внимательно рассматривал пулю.
— Стреляли, вероятно, из пистолета калибра 6,35… Это оружие опасно лишь при выстреле с близкого расстояния и не отличается большой точностью…
— Это и объясняет характер ранения… До того, как пуля засела между двумя ребрами, она наискось прошила спину, сорвала кожу, оставив след в несколько сантиметров…
— Далеко ли могла уйти женщина в таком состоянии?
— Не могу сказать определенно, не исключено, что, прежде чем добраться сюда, она приняла какое-нибудь болеутоляющее средство. Женщина совсем не реагировала на боль, а ведь именно наружные раны обычно бывают самыми болезненными…
— Послушайте, Пардон, — пробормотал Мегрэ, вставая со стула. — Я постараюсь заняться этой парой. Завтра утром пришлите мне свои письменные объяснения о случившемся и повторите в них все, что вы только что рассказали…
— У меня будут неприятности?
— Вы обязаны оказывать помощь каждому, если его жизнь в опасности. Разве не так?
Мегрэ снова закурил трубку, потом надел перчатки, шляпу.
— Я буду держать вас в курсе.
На улице по-прежнему царил ледяной холод, и, пристально глядя на снег у стен домов, Мегрэ прошел метров сто, но не обнаружил ни пятен крови, ни каких-либо следов падения. Затем, вернувшись назад, он пересек площадь Леона Блюма и вошел в полицейский участок, разместившийся на первом этаже мэрии.
Бригадира Демари, дежурившего в эту ночь, он знал давно.
— Привет, Демари…
Удивленный появлением шефа из уголовной полиции, тот поднялся со смущенным видом, отложив книжку комиксов.
— Привет, Лувель…
Сержант Лувель варил кофе на спиртовке.
— Скажите-ка мне, вы слышали что-нибудь приблизительно час назад?
— Нет, господин дивизионный…
— Что-то вроде выстрелов, в сотне метров отсюда…
— Ничего…
— Между часом и часом десятью…
— С какой стороны?
— Со стороны бульвара Вольтера, в направлении площади Республики.
— Незадолго перед тем отсюда направился патруль, сержанты Матис и Бернье. Они шли по бульвару Вольтера и, должно быть, спустились по нему до улицы Амело…
— Где находится патруль в настоящий момент?
Бригадир бросил взгляд на электрические часы.
— Где-то в районе площади Бастилии, если уже не на улице Рокет. Они вернутся в три… Вы хотите, чтобы мы попытались связаться с ними?
— Нет, не нужно… Вызовите для меня такси… Когда вернется патруль, позвоните мне на набережную Орфевр.
Пришлось звонить два или три раза, прежде чем нашлась свободная машина. Затем Мегрэ набрал номер своего домашнего телефона.
— Не волнуйся, если я вернусь только под утро… Сейчас я в комиссариате квартала… Мне вызвали такси… Да нет же!.. Они ни при чем во всей этой истории… Но я должен заняться расследованием уже сейчас… Нет, я не падал… Пока…
Такси обогнало грузовик с солью, двигавшийся со скоростью пешехода, и лишь три легковые машины встретились по пути на набережную Орфевр, где стоявший перед воротами часовой казался застывшим от холода.
Поднявшись наверх, Мегрэ разыскал Люка, в эту ночь дежурившего вместе с инспекторами Жюсье и Лурти. Больше во всем здании никого не было.
— Добрый вечер, ребята… Для начала обзвоните все больницы и все частные клиники Парижа… Я хотел бы знать, не обращались ли туда этой ночью после половины второго мужчина и женщина… Возможно, что обратилась за помощью лишь женщина, раненая в спину… Вот как они выглядели…
Он старался повторить все, что ему рассказал Пардон.
— Начните с кварталов в восточной части города…
Трое полицейских устремились к телефонам, а Мегрэ вошел в свой кабинет, включил свет, снял пальто и толстый вязаный шарф. Он не верил в историю с выстрелом, раздавшимся из проезжавшей вдоль тротуара легковой машины. К этому приему прибегают лишь профессиональные преступники, а Мегрэ никогда не видел, чтобы кто-нибудь из них был вооружен пистолетом калибра 6,35. Кроме того, стреляли один раз, что довольно редко бывало при нападениях из автомобиля.
Как и Пардон, он был убежден, что мужчина и женщина знали друг друга. Доказательством служило их внезапное исчезновение, когда они, словно сообщники, воспользовались тем, что врач на пару минут задержался в своем кабинете.
Мегрэ вернулся к трем полицейским, которые заканчивали звонить по телефонам.
— Ничего не обнаружили?
— Ничего, шеф…
Он сам позвонил на дежурный полицейский пост.
— Вам не звонили около часа ночи? Не было сообщений о выстреле?
— Минутку… Я спрошу у коллег…
Через какое-то время последовал ответ:
— Есть сообщение о драке и ножевом ранении в ресторане на бульваре Порт д'Итали… Вызовы скорой помощи в связи с переломами рук и ног при падении… Теперь, когда все разошлись по домам, вызовов становится меньше, но все равно звонят каждые десять минут…
Едва он положил трубку, как его позвал Люка:
— Вам звонят, шеф…
Это был Демари из комиссариата одиннадцатого квартала.
— Патруль только что возвратился… Матис и Бернье не видели ничего необычного и сообщают лишь о нескольких случаях падения из-за гололедицы… Да, Матис также заметил «альфу-ромео» красного цвета, стоявшую напротив дома 76—6 по бульвару Вольтера, он даже сказал своему приятелю: «Вот бы нам эту машину на время дежурства…»
— Который был час?
— Между пятью и десятью минутами второго. Матис машинально провел рукой по капоту и почувствовал, что он еще теплый.
Это означало, что те двое только что вошли в здание, где в час десять позвонили врачу.
Как им удалось узнать адрес Пардона? Матис на вопрос Мегрэ ответил, что никакой пожилой женщины не заметил, хотя и прошел по всему бульвару.
— Откуда появилась эта пара? Почему они остановились именно на бульваре Вольтера, как раз напротив полицейского комиссариата?
Оповещать полицейские радиомашины было уже поздно, красный автомобиль имел достаточно времени, чтобы оказаться где угодно.
Мегрэ что-то невнятно бормотал, хмуря брови и выпуская дым из трубки, а Люка пытался понять, что он бурчит себе под нос…
— Иностранцы… испанского типа… женщина ничего не говорила… потому что не знала французского языка?.. Выглядит, как северянка… но почему бульвар Вольтера и почему Пардон?..
Это больше всего сбивало его с толку. Если они жили в Париже, то почти наверняка в богатых кварталах, да и врача можно найти чуть ли не на каждой улице… Если в женщину стреляли в каком-нибудь доме, то почему не вызвать врача, вместо того чтобы тащить раненую по улицам да еще по морозу?
А если они в Париже проездом и остановились в каком-нибудь отеле?.. Это маловероятно… Там звук выстрела редко остается незамеченным…
— Что ты на меня так смотришь? — внезапно спросил он Люка. Казалось, присутствие инспектора он обнаружил только сейчас.
— Жду ваших указаний.
— Ты думаешь, я знаю, что надо делать?
Он усмехнулся собственной беспомощности.
— Все эти россказни не выдерживают никакой критики, и хотел бы я знать, за какой конец ухватиться, чтобы все распутать. Не говоря уже о том, что меня разбудил телефонный звонок в самый разгар какого-то кошмарного сна.
— Хотите кофе?
— Меня только что им угощали… Какой-то тип, испанец с виду, и женщина с наружностью северянки звонят во втором часу в дверь моего друга Пардона…
С хмурым видом рассказывая о происшедшем, он раскрывал слабые стороны этой истории.
— Выстрел был сделан не в гостинице. И не на улице. Тогда выходит, что стреляли в квартире или в частном доме…
— Вы полагаете, что они муж и жена?
— У меня сложилось впечатление, я даже не могу сказать почему, что они не женаты. Если бы они вызвали своего врача, при условии, что он у них есть, тот был бы обязан сообщить в полицию…
То, что выбор пал на Пардона, рядового квартального врача, удивляло Мегрэ больше всего. Может быть, они случайно нашли его имя в справочнике?
— Женщины нет ни в больницах, ни в клиниках… Пардон предложил ей купальный халат своей жены, ведь ее платье было насквозь пропитано кровью… Но она предпочла вновь надеть его… Почему?..
Люка только хотел что-то сказать, как комиссар уже сам ответил на собственный вопрос.
— Потому что они намеревались сбежать… Рассуждение, согласен, не самое блестящее, но оно верно…
— По большей части дорог проехать практически невозможно… Тем более с раненой в машине…
— Я думал об этом… Вызови мне по телефону Бреукера из Орли… Если его нет, соедини с его придурковатым заместителем, я все время забываю его фамилию…
Бреукер, уроженец Эльзаса, сохранивший свой акцент, занимал в аэропорту пост специального комиссара. Он не дежурил, и в телефонной трубке прозвучало:
— Заместитель комиссара Маратье…
— С вами говорит Мегрэ, — проворчал комиссар, которого раздражал надменный голос собеседника.
— Чем могу быть полезен, господин дивизионный?
— Я еще пока сам не знаю… Сколько вылетов за границу у вас было за последние два с половиной часа?
— Только два… Один в Амстердам, другой в Индию через Ковентри… Сорок минут назад вылеты прекратились из-за обледенения взлетно-посадочной полосы…
— Далеко ли от вас находится стоянка автомашин?
— Не очень, но из-за гололеда пройти пешком нелегко.
— Тем не менее, будьте любезны, сходите туда и посмотрите, есть ли там красная «альфа-ромео»…
— Вы не можете назвать ее номер?
— Нет. На вашей стоянке в такое время не должно быть много машин марки «альфа-ромео» красного цвета… Если она находится там, то спросите у инспекторов, проверяющих паспорта, проходила ли через контроль пара, приметы которой таковы…
И он повторил то, что уже рассказывал Люка и двум другим сотрудникам.
— Позвоните мне сразу после этого на набережную Орфевр.
Положив трубку, Мегрэ пожал плечами и добавил, повернувшись к Люка:
— Как знать, может быть, им удастся что-то найти…
Это было довольно странное расследование, и комиссар как будто не принимал его полностью всерьез, он занимался им, словно решал кроссворд.
— Маратье, должно быть, вне себя, — заметил Люка. — Его, всегда одетого с иголочки и напускающего на себя вид большого начальника, отправили шлепать по снегу…
Прошло минут двадцать, и телефон зазвонил. Мегрэ, повернувшись в сторону, проговорил:
— Говорит заместитель комиссара Маратье… И, действительно, это было первое, что он услышал в трубке.
— Ну, как с красной машиной?
— На стоянке есть какая-то красная «альфа-ромео», и, судя по номерам, она из парижского района…
— Закрыта на ключ?
— Да… Пара, отвечающая приметам, которые вы мне продиктовали, села в три часа десять минут на самолет, вылетевший в Амстердам…
— У вас есть их фамилии?
— Инспектор, который ими занимался, не помнит имен. Ему запомнилось только, что у мужчины был колумбийский паспорт, а у женщины голландский… В обоих документах было много виз и печатей…
— В котором часу они должны прибыть в Амстердам?
— Если самолет не задержится в пути и посадочная полоса в хорошем состоянии, они приземлятся в четыре семнадцать.
Было четыре двадцать две. Вероятно, пара уже проходила паспортный и таможенный контроль. Во всяком случае, сейчас, учитывая ситуацию, Мегрэ не мог позволить себе прямо обратиться в полицию голландского аэропорта.
— Ну что, шеф? Что мне делать? — спросил Люка.
— Ничего. Будешь ждать сменщика. Что касается меня, я пойду спать. Спокойной ночи, ребята… Да, может быть, кто-то из вас отвезет меня домой?
Полчаса спустя он крепко спал рядом со своей женой.
Глава 2
Есть дела, которые сразу же становятся сенсацией, и о них громкими заголовками сообщают газеты. Другие же, с виду заурядные, удостаиваются лишь трех-четырех строчек в отделе хроники, и только потом обнаруживается, что за этим, как казалось, простым событием, крылась настоящая драма, овеянная тайной.
Мегрэ завтракал, сидя возле окна напротив жены. Часы показывали половину девятого, но утро было таким тусклым, что пришлось зажечь свет. Комиссар не выспался и чувствовал ломоту во всем теле, голова была тяжелой, в ней роились какие-то неясные мысли.
Края оконных стекол заиндевели, и, глядя на них, он вспомнил, как в детстве ему нравилось рисовать на морозном стекле, он как бы вновь испытал это странное ощущение, приятное и болезненное одновременно, когда тонкие пластинки льда попадали под ногти.
После трех холодных дней потеплело, шел снег, и с трудом можно было рассмотреть в окно стоящие на другой стороне бульвара дома и складские помещения.
— Ты не очень устал?
— Еще чашечку кофе, и я окончательно приду в себя.
Невольно он пытался представить эту пару элегантных иностранцев, бог весть откуда появившихся в кабинете скромного квартального врача. Пардон сразу же почувствовал, что они принадлежали к другому миру, отличному от мира его и Мегрэ, от квартала Пикпюс, где они оба жили.
Много раз комиссару приходилось заниматься людьми подобного рода, которые непринужденно чувствуют себя как в Лондоне, так в Нью-Йорке и Риме, садятся в самолет, как другие в вагон метро, останавливаются в роскошных гостиницах, и в какой бы стране это ни происходило, они сохраняют прежние привычки и встречают друзей, с которыми как бы создают некое своеобразное международное сообщество.
Принадлежность к нему определяется не только тугим кошельком. Такие люди ведут определенный образ жизни, имеют свою манеру поведения, даже мораль, отличающуюся от морали простых смертных.
Мегрэ никогда не чувствовал себя непринужденно в их присутствии, и ему трудно было справиться с раздражением, которое можно было принять за чувство зависти.
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
Казалось, он действительно ни о чем не думал. В голове у него возникали неясные мысли, и он вздрогнул, услышав телефонный звонок. Было уже без десяти минут девять, и он собирался подняться из-за стола, чтобы надеть пальто.
— Алло!..
— Это Люка — Люка, который должен был уйти с дежурства в девять часов.
— Мне только что позвонил комиссар Маникль из четырнадцатого округа… Прошлой ночью в небольшом частном доме на авеню Парк-Монсури убит человек… Некий Наур, ливанец… Приходящая служанка обнаружила его в восемь часов…
— Лапуэнт пришел?
— Я, кажется, слышу его шаги в коридоре… Минутку… Да… Это действительно он…
— Скажи ему, чтобы заехал за мной… Сообщи Маниклю, что я постараюсь приехать как можно скорее… А ты иди спать…
— Спасибо, шеф…
Мегрэ повторил вполголоса:
— Наур… Наур…
Еще один иностранец. Этой ночью — голландка и колумбиец. Теперь Наур с Ближнего Востока.
— Что, новое дело? — спросила его жена.
— Преступление на авеню Парк-Монсури…
Он обмотал толстым шарфом шею, надел пальто и взял в руки шляпу.
— Разве Лапуэнт не поднимется сюда?
— Мне нужно несколько минут подышать свежим воздухом…
Лапуэнт ждал его перед домом. Мегрэ уселся в маленькую черную машину.
— У тебя есть точный адрес?
— Да, шеф. Это последний дом перед парком, он окружен садом… Кажется, вам не удалось выспаться этой ночью…
Машины двигались медленно, с трудом. Несколько автомобилей занесло, и они остановились поперек улицы, прохожие шли с большой осторожностью. Сена, по которой медленно плыла шуга, отливала темно-зеленым цветом.
Они остановились у дома с громадными окнами на первом этаже. Здание было построено, видимо, в конце двадцатых годов, когда в некоторых районах Парижа, главным образом в Отей и на Монпарнасе, вырос целый ряд домов, похожих на этот.
Полицейский, расхаживавший взад и вперед, отдал честь комиссару и открыл перед ним железную дверцу, ведущую в небольшой сад.
Мегрэ и Лапуэнт, пройдя по аллее, поднялись по ступенькам на крыльцо и встретили второго полицейского, который провел их в гостиную.
Маникль находился там с одним из своих инспекторов. Это был небольшого роста сухощавый человек с усами, которого Мегрэ знал вот уже лет двадцать. Они пожали друг другу руки, и комиссар полиции указал на тело, распростертое на полу позади письменного стола красного дерева.
— Служанка, некая Луиза Воден, вызвала нас по телефону в восемь часов пять минут. Ее рабочий день начинается в восемь утра. Она живет в двух шагах отсюда.
— Кто он, Наур?
— Феликс Наур, сорока двух лет, гражданин Ливана, профессии не имеет. Вот уже шесть месяцев как поселился в этом доме, он снимает его со всей обстановкой у художника, который уехал в Соединенные Штаты…
В комнате было очень жарко, несмотря на огромные окна, наполовину покрытые изморозью, как и в квартире Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар.
— Когда вы приехали, шторы были открыты?
— Нет, задернуты… Эти плотные шторы с подкладкой из фетра не позволяют холоду проникать в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12