Чем больше он боролся, тем больше увязал в паутине. Неужели он совсем остановится, станет живой статуей в этом Элизиуме? Шаг. Шаг. Шаг. Невозможно вытащить ногу. Повсюду невидимая стена. Она расплющила нос и размазала губы. Словно клин, врезается он в клей. Может, лучше двигаться боком, выставив вперед плечо? Целую минуту отнимает поворот на девяносто градусов. Наконец, приняв нужную позу, он прислонился к этой невидимой стене, толкнул, нажал.Теперь он почти совсем не двигался.Совсем скоро он выдохнется, измочаленный борьбой. Легкие пылали. Мускулы на ввалившихся щеках опали. Нужно расслабиться: дрейфовать, плыть вперед. Да. Легко сказать. Но, по крайней мере, снял напряжение, хотя заметных успехов и не добился. Еще идея: просто позволить себе упасть. Полное освобождение от мускульного напряжения. Затем собраться и снова упасть, и так скачками убраться из этого места. Он попробовал так и сделать и, наклонившись вперед, стал падать на землю. Падение заняло несколько минут. Теперь: подтащить ноги и встать! Но это не так-то просто. Может, он снова оказался в Тяжелом? Невидимый груз давит на него. Медленно, медленно, не форсируя, а просто постоянно двигаясь, он в конце концов встал на ноги. Маневр дал ему, наверное, ярд и занял минуты четыре. Он немного постоял, собираясь с силами, стоять, по крайней мере, было нормально. Попробовать еще? Упасть и подняться? Его падение стало еще медленнее. Перышко, падающее сквозь асфальт. Вниз. Вниз. Приземлился. Теперь подтянуть ноги. Прошла половина вечности. Как он выглядит со стороны? Пьяный червяк? Встал на ноги. Сейчас его движения замедлились раз в сто. Или в тысячу. Прежде чем он пересечет поле, пройдет вечность. Он снова падает. Поднимается. Падает. Сгущаются сумерки, трава приобретает медный отлив. Попытавшись встать, он понимает, что на этот раз битва слишком тяжела. В голову приходит, что сопротивление атмосферы ближе к земле может быть меньше. Нужно попробовать ползти, как в Тяжелом. Он пополз. Сопротивление здесь не меньше. Нужно пропихивать себя вперед. Все движения замедлены: веки опускаются в мраморном вздохе. Он полз. Полз. Полз. Вот и ночь. Может, сияние звезд растопит его неподвижность? Нет. В воздухе танцуют серебряные капли. Будет ли конец этому пути? О, так медленно, так бесконечно медленно. А скоро он совсем не сможет двигаться.— Брил? — зовет он. — Ангелон?Голос тоже медленный, слова дробятся на отдельные части, падают и утраивают звучание.— Ти? Хенмер? Хен-мер? Се-ри-фис? Се? Ри? Фис?Он забыт и поглощен Медленным.Возможности встать уже нет. Это заняло бы миллион лет. Он сосредоточился на том, чтобы ползти. Правая рука вперед, правое колено, левая рука, левое колено. Ноги тащатся за коленями. Голова опущена между плеч. Он закончит один шаг ползком. Рассвет слепит глаза. Правая рука вперед. Полдень, над головой огонь. Правое колено. Солнце садится. Левая рука в тусклом свете сумерек. Ночь и левое колено. Под звездами отдых, нужно собраться с силами. Правая рука вперед. Рассвет. Сияние полдня. Правое колено. Сколько еще? У него нет паспорта на вечное жительство. Тени стали длиннее. Левая рука. Рассвет. Левое колено. Ночь. Рассвет. Правая рука. Сумерки. Правое колено. Темнота. Рассвет. Левая рука. Полдень. Ночь. Рассвет. Полдень. Левое колено. Ночь. Ночь. Ночь. Ночь. Он бросил двигаться. В этой зоне границу между движением и не-движением легко нарушить с одной стороны, но не с другой. День. Ночь. День. Ночь. Может, еще попробовать? Медленный триумф. Изучающе посмотрев на свои пальцы, он поднял их. Наверное, горы шевелились бы живее, чем они. Но как бы то ни было, он в состоянии продвинуться на долю дюйма вперед. И там, к своему удивлению, оказывается на дальней границе Медленного.Он добрался до края низкого бьефа. Верхняя часть головы нависла над кромкой, позволяя осмотреть лежащее внизу плато. Свалиться туда, конечно, рискованно, но что такое риск сломать пару костей по сравнению с риском навсегда остаться в Медленном? Выбора не осталось. Он должен упасть. Может, там еще действует хоть немного влияние Медленного и его падение будет мягким. Извиваясь, ему удалось продвинуться еще на несколько дюймов вперед. Теперь зацепиться подбородком за кромку. С помощью этой новой опоры он стал подтягивать тело. Голова болталась над бездной. Когда же центр равновесия будет уже за краем, и собственная масса освободится от Медленного? Успех в продвижении ничтожен. Может, накопившийся эффект слишком близок к критической точке: наступит статичность, и он навсегда зависнет здесь. Но он выиграл еще дюйм, грудь миновала край. Несколько дней и ночей вытаскивал он правую руку. Еще. Еще.Падение. 22 Медленное действительно пыталось удержать его. Он неспешно соскользнул с края обрыва и весьма лениво приземлился, еще не до конца вписавшись во временную схему внешнего мира. Хотя во время своего полета он смог сгруппироваться, уберечься от падения вниз головой и, перевернувшись, приземлился на бедра. Итак, он приземлился, легко плюхнувшись и подпрыгнув.Быстро поняв, что с ним все в порядке, он вскочил на ноги, восторгаясь ощущением свободного движения.Он махал руками. Ногами. Подпрыгивал. Тряс головой.Здесь не было ни дикого тяготения, ни таинственной замедляющей силы, ни невыносимого холода, ни яростной жары, ни ощущения неожиданного старения. Обнаружив, что все неприятные ощущения отсутствуют в его новом месте пребывания, он вздохнул с облегчением. С другой стороны он не мог здесь найти и ничего хорошего. Кругом простиралась широкая, лишенная всякой растительности равнина, состоявшая, казалось, из единой плиты блестящего серого камня, идущего до самого горизонта. Небо было столь же серым, и место их встречи невозможно было определить. Никаких растений. Никаких признаков животной жизни. Ни холмов. Ни долин. Ни рек. Насколько хватало глаз тянулось ничем не оживленное серое пространство.Клей понял, что еще не покинул зону дискомфорта и сообразил, что пришел теперь в место, называемое Пустота.— Привет! — закричал он. — Эй! Кто-нибудь? Здесь! Где?Ему не ответило даже эхо.Встав на колени, он дотронулся рукой до серого камня. Тот оказался ни теплым, ни холодным. Приблизив в камню лицо в поисках какого-нибудь несовершенства, он ничего не нашел. Он мог быть и листом пластика без швов. Поднявшись, он оглянулся назад, пытаясь увидеть плато, на котором располагалась Медленное, но оно затерялось во всеобщей серости. Солнце не появлялось. Здесь вообще ничего не было. Удивительно, что в таком нематериальном месте еще сохранились молекулы воздуха: почему же не всеобщая пустота? Ведь он, кажется, дышит. По крайней мере, иллюзия дыхания была.Нужно пересечь Пустоту.Он никогда не знал такой изоляции. Он мог быть единственным объектом во Вселенной. Может, он снова попался в ловушку времени и перенесся на биллионы лет вперед, в эпоху торжества энтропии, когда все захватила серость. Куда он идет? Как можно пройти время?Могло быть хуже. Его здесь на раздавит. Не обездвижит. У него нет опасности замерзнуть, сгореть или постареть. Можно ли справиться с одиночеством? Разве изоляция здесь качественно отличается от той, которую он испытывал в компании Хенмер и друзей?Обдумывая все это, он продолжал идти. Вначале весьма бойко. Пусть Пустота делает с ним все, что ей заблагорассудится. Где-то же она закончится. Он будет прорываться вперед, как делал это в Былом и Ледяном, Огне, Тяжелом и Медленном и, возможно, перенесет и дальнейшие испытания или присоединится к старым товарищам, но в любом случае, пока он идет, он не будет страдать. Конечно, когда пройдет много времени, он не уверен. Все направления казались здесь одинаковыми, никаких знаков, по которым можно было бы сориентироваться, не видно; он мог бы двигаться огромными кругами, надежды на то, что подскажут восходы или звездный свет, не было. Он не знал даже, продвигается ли он или это серая масса постоянно скользит под ним назад, а он топчется на месте. Без изменений могли бы пройти столетия. Этот вид статичности был даже хуже, чем то, что он испытал в Тяжелом или Медленном. Неизвестными интервалами скользило мимо время, и душу охватывало смутное отчаяние. С каждой минутой настроение становилось все более мрачным. Теперь он знал, что самое худшее. Ничего раздавит его без боли. Перед глазами неслась жизнь, а он ничего не видел: ни происшествий, ни кризисов, ни отношений, ни события, лишь поток дней, недель, месяцев и лет, серый, пустой. Царство неопределенности. Бесконечный город. Как вырваться отсюда? Он шел, шел и шел и даже не пытался звать на помощь. Пустота. Удручающая пустота.Ничего не изменилось.Он попробовал ничем не занимать свой разум. Он станет лишь шагающей машиной, идущей шаг за шагом, не думая ни о чем, и возможно постепенно дойдет до границы и подразнит это место, опустошающее душу, похвалится своей победой. Но не думать не так-то просто. Сознание изоляции молотом стучит по голове, будя сожаления и вожделения, страхи и надежды. Он шел. Ничего не менялось. Скользит ли земля назад? Соединяется ли небо с землей? Пустота. Пустота. Последняя смерть сердца, отрицание даже отрицания.Он придумывал способы победить пустоту. Считал шаги, сначала делал пятьдесят шагов с правой ноги, затем с левой. Он менял количество шагов: восемьдесят и шестьдесят, семьдесят и пятьдесят, девяносто и сорок, сто и тридцать, тридцать и сто. Немного прыгал на правой ноге. Затем на левой. Скользил. Шел жесткими автоматическими шагами. Останавливался и отдыхал, сидя на корточках в серой пустоте. Он мастурбировал. Вывеивая воспоминания прошлой жизни, представлял лица школьных товарищей, учителей, сослуживцев, любовниц. Он рисовал здания, улицы и парки. Он лег и попытался уснуть в надежде, что, проснувшись, окажется в другом месте, но сон не шел. Он шел задом наперед. Распевал песни. Декламировал. Плевался. Прыгал в длину.Ничего хорошего все же не добился. Пустая серость оставалась неповрежденной, а волны удушающей тоски, словно смог, завивались вокруг него. Ночная земля, место — не место, под мышка Вселенной, дом звуков тишины. Все действовало угнетающе. Разум ослабел от бездействия. Механический человек шел шаг за шагом, к чему-то приближаясь.— Я! — кричал он.— Ты!— Мы!Нет даже эха. Даже эха.— Иисус Христос наш Спаситель!— Когда в процессе человеческой жизни!— Черт побери! Черт побери!Тишина. Тишина. Тишина.Его не накажут. Он будет идти вперед, что бы ни случилось, хотя пустота простирается отсюда до кромки Вселенной. Он сбежал из Былого и Ледяного, Огня, Тяжелого и Медленного и из Пустоты убежит, спасется, даже если придется идти миллион лет.— Клей!— Отец! Сын! Святой Дух!— Хенмер! Нинамин! Ти!Воздух проглотил его слова. Храбрый рык скользнул сквозь ткань пустоты и исчез. Но он все кричал. И топал ногами. Хлопал в ладоши. Тряс кулаками. И шел. Шел. Шел. Настроение колебалось. Подчас бывали минуты, когда переполненный отчаянием, он падал на колени, безвольно расслабившись и, закрыв глаза, ждал, когда наступит его последний час. Иногда он вдруг понимал, что конец его страданий лежит только впереди, если ему удастся сохранить смелость и, собравшись, идти вперед: в эти последние дни он был представителем человека и должен был оправдать доверие. Он шел и шел в поисках хоть какого-нибудь знака. Что там на горизонте? Звезда? Нет. Нет. Местами серость словно углубляется? Возможно. Наступает темнота? Кажется так. Если это место вообще может изменяться, то оно должно когда-нибудь и закончится. Он будет настойчив. Вот уже качество серости определенно изменилось. Должно быть он, сам того не сознавая, пересек какую-то границу. Награда вере: он выбрался из Пустоты. Хотя радость спасения приглушили трудности в созерцании новых окрестностей. Здесь было ужасно темно. Он шел и шел вперед, не натыкаясь на деревья или камни и не ощущая каких-либо перемен в гладкости земли под ногами, а темнота все усугублялась, пока не стала абсолютной, он уже начал сомневаться, действительно ли покинул Пустоту, или наступила ночь Пустоты, пришедшая на смену бесконечному дню. Продвигаясь дальше и дальше, он начал наконец осознавать, что произошло. Он действительно вышел из пустоты, но это упражнение в смелости и решимости, всего лишь привело его на соседнюю территорию, которая называлась Тьма и была нисколько не лучше, а возможно и намного хуже. Здесь не было всего того же, что и в Пустоте, но не было еще и света, и он даже скорбел об утрате серости. Теперь он испытывал настоящую безнадежность. По сравнению с Тьмой Пустота была садом наслаждений.Продолжать борьбу не осталось сил.Он прошел все испытания и выжил, невзирая на риск. Но он ничего не добился, а потерял слишком много. Он не станет сражаться с Тьмой.Он сидел, обвив колени руками, и смотрел вперед, но ничего не видел.За что я так наказан?Если бы ему дали хотя бы один знак, он бы попытался пойти снова: хоть капля дождя, звук отдаленного рыдания, шорох пролетающей мимо птицы, вспышка света, падающая звезда. Но чернота была абсолютной. Она ошеломляла. Клей раскинул руки, растянулся на земле лицом к отсутствующему небу, открытые глаза ничего не видели. Больше он ничего не сделает. Он будет ждать.Ему вспомнился мир содержания, формы и красок. Сверкающие созвездия, сморщенная серая кора деревьев, золотистый глаз лягушки, настойчивые вертикали снежной бури, богатая краснота песка пустыни на восходе, темно-розовый сосок на бледно-розовой груди, переливчатая чешуя вспугнутой в пруду золотой рыбки, толстые громады небоскребов на фоне летнего неба, броская игуана, застывшая в чаще джакаранды, ослепительные сполохи сияния, острые искры сварочной дуги, умирающий красный цвет заката, разлитый на небоскребах Манхэттена, белая пена в голубом потоке воды, улыбающиеся камни сада Дзэн, океан, горы, прерии, пена. Никогда больше не видеть всего этого. До боли в глазах всматриваться в ослепительный мир. Где деревья? Где лягушки? Где звезды? Где свет?Над ним прокатились миллионы лет пустой черноты.— Хватит, — пробормотал он. — Хватит.И небеса расколол луч света. И зарыдала Неправедная. Птицы затрепетали крыльями прямо у его носа. А дождь хлестал по животу. В ночи возникли звезды. Все вокруг наполнилось жизнью. Выросли деревья, кусты и цветы. Появились камни и галька, жужжащие насекомые, вуаль из мошкары, желтые ящерицы, голубые лишайники, красные мухоморы. В низком небе появилась светящаяся точка. Она расширялась, приобретала ртутный блеск, яростный глаз, излучающее солнце. Запели хоры. Его накрыло голубым одеялом безоблачное небо. Со всех сторон нахлынули цвета.— Я — Хенмер, — раздался нежный голос. — Я — любовь.Клей сел. Его окружали Скиммеры. Все они были в женской форме. Нинамин хлопнула его по руке:— Я — любовь. Я — Нинамин.Ти играла с пальцами его ног, Брил с волосами, Ангелон обвила своими двенадцатью пальцами четыре его пальца, Серифис терлась губами о щеку и шептала.— Я — любовь.— Я — Ангелон, — говорила Ангелон.Они тащили его, поднимая на ноги. Он моргал. Все вокруг было для него сейчас слишком ярким.— Где я был? — спросил он их.— Огонь, — ответила Брил.— Тяжелое, — сказала Хенмер.— Медленное, — произнесла Нинамин.— Пустота, — выдохнула Ангелон.— Тьма, — закончила Ти.— А где я сейчас?— С нами, — сказали все.— А где вы были?И ему ответили:— Мы плавали в Колодце Первозданного. Мы говорили о смерти с заступниками. Мы побывали на Марсе и Нептуне. Мы смеялись над Неправедной. Мы учили красоте козлолюдей. Мы любили Разрушителей и пели Едокам.— А, теперь? Теперь?— Теперь, — сказала Хенмер, — мы приступили к Заполнению Долин. 23 Они бросились бежать от него. Он едва переставлял ноги и боялся снова потерять их сейчас, когда только что обрел, но они не исчезли из поля зрения и скоро привели его на поляну среди высоких треугольных деревьев с похожими на веревки, свисающими конечностями. Они валялись по волнистой голубоватой траве под странными деревьями. Он так долго был один, что едва мог с ними разговаривать. Наконец, он сказал:— Почему вы не пришли за мной раньше?— Нам казалось, что ты хорошо проводишь время, — ответила Хенмер.— Ты — серьезно? Ну да, конечно. Но… — Клей покачал головой. — Я страдал.— Ты учился. Ты рос.— Мне было больно. И физически и морально.Хенмер коснулась бедер Клея:— Ты уверен, что это была боль? — И стал мужчиной. — Пора исполнить обряд.— Один из Пяти Обрядов?— Четвертый. Цикл почти завершен. Ты примешь участие?Клей пожал плечами. Эти Скиммеры, их ритуалы, косвенность, их непредсказуемость начали его раздражать. Он испытывал по отношению к ним теплоту, хотя временами подумывал, не лучше ли вернуться в пруд к Квою или на грязевую банку к Ждущему, может даже в мир-тоннель, прежде чем Скиммеры выкинут с ним шутку похлеще, чем последняя. Но он откинул плохие мысли. Они ведут его и они — его друзья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21