Здесь все наше будущее. Поручение у тебя не первое, но самое ответственное. Вернешься — место в деле получишь, рядом будешь — другом верным, братом кровным. В закон войдешь. Уберем этого мозглявого старика с дружками его «азерами», хозяевами в Баланцево будем. Община дала добро. Сумку — в багаж, там не проверяют. Прилетишь — наши встретят. Они там тихо сидят, но понемногу подбирают город. Все видят, все слышат, и старика помогут «сделать», и назад тебя переправят. Главное, не засветиться с припасом...Прощались деловито, с особенной серьезностью глядя в глаза друг другу. * * * Прикинув, Анатолий решил пожертвовать машиной. Жизнь — дороже.— Будем ехать, господин хороший? — от кучки крутящих на пальце ключи зажигания водил отделился тщедушный парнишка. — Хоть и дороговато, зато с ветерком! За большой рубль — хоть на край света, а за доллар — можно и дальше.— Поедем, браток. В Баланцево.— Ничего себе! — запричитал малый. — Так это ж только бензину...Однако вскоре сторговались. Вертлявый водила начал было приставать с разговорами к насупленному пассажиру, но, наткнувшись на неодобрительное молчание, угомонился.В дороге пассажир вроде бы задремал, однако время от времени остро поглядывал из-под полуопущенных век в зеркало заднего обзора, проверяя, нет ли сзади «хвоста», а когда «волга» плавно притормозила, моментально очнулся от дремоты.— Что случилось, парень? — пассажир был явно недоволен.Водитель, дружелюбно расплывшись в улыбке, пояснил:— Так вон же Яшка сигналит! Из нашей колонны. Видать, опять, дурень, с пустой канистрой выехал. Корешок мой, с армии. Вместе и в парк пришли после дембеля. Я на минуту, нагоним.Он уже выскакивал, уже мчался по дороге к одиноко стоявшему на обочине и мигающему дальним светом фар таксомотору. Сам Яшка рылся в открытом багажнике, похоже, действительно, извлекая на свет Божий канистру.«Ну, если вы, гаденыши, что-нибудь устраиваете тут с чеченской подачи, лежать вам обоим рядышком», — пистолет прыгнул в руку Анатолия, щелкнул предохранитель...Но воспользоваться оружием ему не пришлось...Как показала экспертиза, багажник сгоревшей «волги» был набит емкостями с бензином, которые после взрыва все разом полыхнули. Для идентификации можно было предъявить лишь обгоревший пистолет, который, кстати, уже полгода находился в розыске, так как был похищен в одном из разгромленных райотделов милиции в Азербайджане. В розыске находилась и «волга», угнанная неделю назад возле одного из кафе в Баланцево, куда водитель, доставивший из Москвы выгодного пассажира, забежал перекусить.Очевидцы событий на трассе рассказывали, что, когда рвануло, стоявшее неподалеку такси развернулось и направилось в сторону Баланцево, запомнили даже номер, который, однако, в картотеке ГАИ не значился. * * * Стук в дверь потревожил парочку в номере. Особенно забеспокоился молодой человек, еще минуту назад весь охваченный жгучим желанием. На столе стояла опорожненная бутылка из-под коньяка, на который весь вечер налегала его дама, и теперь ее щеки пылали возбужденным румянцем. Кокетливо оправив короткий передник с оборками, она томно взглянула на своего незавидного партнера — юноша был хил, угреват, голова болталась на тонкой шее, будто ему не под силу было держать ее прямо.— Спокойно, Валерик! Это, скорее всего, меня. Или номером ошиблись. Я администраторше сказала, где меня искать, а то слопает с потрохами. Ничего, тебе не достанется! — девушка заливисто рассмеялась.— Ты все-таки спроси — кто? Может, действительно, ошиблись.— Ой, двери боится открывать! Ничего, успеешь, если и вызовут, то ненадолго. Что-то срочное, наверное. Кстати, запомни, лапушка: в гостинице лучше отпирать сразу. Меньше подозрений, меньше косточки перемывать будут.С лукавой улыбкой, которая могла растопить и более стойкое сердце, чем у семнадцатилетнего донжуана, она повернула ключ и посторонилась.Вошедший, прихватив в углу номера стул, спокойно, по-хозяйски, расположился за столом.— Добрый вечер, мои юные друзья! Простите, что пришлось вас прервать. Да ты не пугайся, парень, будто впервые меня видишь. Алена — и та не боится.Валерий Чуб и впрямь сейчас выглядел неважно. В глазах его плавал отчаянный ужас, будто он смотрел на собственную смерть во плоти. Мужчина, словно не замечая этого, извлек из внутреннего кармана куртки узкую бутылку «Белого аиста», беззвучно поставил на стол.— Так как? За знакомство пить не станем? Ну, тогда за дружбу. Люди мы разные, однако все равно дружить лучше, чем ссориться. Запри дверь, Аленка.При виде новой бутылки девушка оживилась, не обращая внимания на отчаянное лицо своего кавалера, послушно закрыла дверь и уселась за стол. В стаканах темнел коньяк.— Ну что ж? — майор Лобекидзе поднял стакан. — За взаимопонимание!Сотрапезники приподняли свои емкости, но выпила только девушка. Через две-три минуты ее тело буквально обмякло в кресле, а глаза закрылись. Лобекидзе посмотрел на Валерия и укоризненно покачал головой:— Ай-яй, такой тост пропал!Однако и без «сногсшибательного» напитка Валерий оцепенел, будто в параличе. Рот его полуоткрылся, глаза остановились, как у жертвы, загипнотизированной взглядом кобры. Он был не в силах выговорить ни слова.Зато майор оказался завидно проворен. Одним прыжком он оказался рядом с Валерием, мощная рука сжала шею, вяло захрустели позвонки. По мере того как искажалось мукой лицо Чуба, Лобекидзе все шире расплывался в улыбке.— Так, значит, не хочешь пить, мальчик? Не по вкусу тебе коньячок? Ну и хорошо, ну и ладно. Это даже любопытно. Не отплывай, поговорим. Только шуметь не надо — номер угловой, справа стена, слева жилец спит беспробудно, уж об этом я позаботился. Что ты жмешься? Совсем тебя бабой сделали. Старая лесбиянка своего не упустит... Ты почему от меня утром ушел? Мне ведь Алия сказала, что ты у нее прятался...Валерий слабым, как бы измятым, голосом заговорил:— Отпустите меня... Не надо... Это Степа привел меня на ферму к Розе. Пусть поживет, сказал, это свой. Ищут его. Он с ней был, с Розой... Она ненасытная... Потом втроем... А ей все мало... Степа так меня напугал: милиция меня ищет по подозрению в убийстве, фоторобот составлен... А я не убивал, я никого не убивал!— Хорош ныть! А другая девчонка, Ира, — не твоя работа разве?— Нет, клянусь! Она сама. Она вообще психопатка. Уломал я ее трахнуться — словно с цепи сорвалась, жениться и все тут. Ныла, ныла... А веревка у нее вообще пунктик, из рук не выпускала. Тогда, в беседке, на нее будто что-то нашло. Накинула петлю на шею, а я ей: «Смотри, в самом деле не удавись. Будет над чем на поминках посмеяться, когда расскажу пацанам, как я тебе целку ломал за мусоропроводом»...— Хватит об этом, — майор разжал пальцы. — Давай про Абуталибовых. — Взгляд его стал почти ласковым.Понемногу успокаиваясь, Чуб проникался надеждой, что все еще, может, обойдется, как-то образуется.— Я тогда в ресторане завелся... Взяли мы Алену и поехали на ферму. По дороге Степа Алену куда-то сплавил, сказал — ты что, там такая баба — на двоих хватит. Это он про Розу...— И как? — майор порозовел.— Повеселились... Я уже и не помню, когда Степа смылся... Потом она еще ко мне приставала, как-то ей по-особенному хотелось, но я не стал. Там у нее было неплохо. Жратва, телефон... Я Алене звонил. Она мне, когда в ресторане познакомились, свой номер дала. Я даже удивился, на меня телки не очень-то. А она, оказывается, работает на вас...— Дальше!— Вот. А вчера меня Степа оттуда забрал, мотались по городу, я в машине сидел.— Зачем?— А я и не понял. Скучно ему было в одиночку, что ли? Потом он сказал: нужно, чтобы присутствовал посторонний, не из их дела...— Это было до того, как ты сказал, что в Ивашках?..— Я похвастался, что и у меня дядя в авторитетах ходит. Я, правда, его и не видел толком, разве что в детстве. Когда они подошли к машине...— К какой?— Ну, к «ауди» Степиной. Я сидел сзади, где потемнее. Все так быстро: гляжу, а он уже у них сидит.— В белой «шестерке»?— Да, дядиной. А с ним двое. Жуткие лбы. Дядя Толя ко мне пересел, еле признали друг друга. Говорит мне: «Я тебя не видел, ты меня — тоже. Не будь ты мне родич, в гробу бы уже лежал», Выругался, плюнул и уехал. Куда мне было деваться? Дядя сказал, чтобы домой я не ходил — ищут. За что мне такая напасть? Кому я нужен? Алене позвонил. Мать сказала: «Нету» и трубку шваркнула... Между двух огней оказался. Вернулся на ферму, а там уже не Роза, а Алия. Один черт, Алия еще и похлеще.— Пустила, значит, под бочок? — глаза майора вспыхнули веселым любопытством.— Она же вам все рассказала!— Значит, утром ты там был и все видел? Только не врать!— Ну видел, а куда было деваться? Вы же оборонялись! Что вам сделают? Я так и скажу — самооборона — если, конечно, нужно свидетельство...— Ну-ну, проверим, что ты там можешь засвидетельствовать.— Вы утром вошли в их комнату... через окно... Мы с вечера... были втроем. Потом меня Налик прогнал. «Иди, — говорит, — к себе. Понадобишься — позовем».— Насытился, значит?— Вроде того. Они вообще какие-то чокнутые в постели. Говорят — слабоват я для них. Налик смеялся: «Погоди, мы тебя по-настоящему девочкой сделаем...» Налик спит чутко. Шорох услышал, кинулся на вас с ножом. А вы его и свалили одним ударом. Когда он упал, как мертвый, вы Алию пристегнули наручниками. Потом Налика подняли на подоконник и что-то у него спрашивали. Мне слышно не было: где да где? Потом — выстрел, я увидел, как мозги на стекло выплеснулись, и убежал... Он же все равно мертвый был, ничего не мог сказать... Ходил по городу, потом позвонил Алене, вот она-то меня в гостиницу и устроила...— Я тебе помогу, Валера. Если будем дружить. Блатных мы обезвредим, а из розыска я тебя выдерну... Возьми бумагу, пиши... — майор задумался, потом закинул голову, прикрыл глаза и начал диктовать.Послушная рука неровно выводила: «...Все надоело. Ухожу. Будь все проклято. Больше вы обо мне не услышите».Внезапно Валерий опомнился, отбросил предложенную майором дешевенькую ручку.— Что это? Зачем? Вы хотите...Коротким движением Лобекидзе выдернул листок из-под локтя Валерия.— Все нормально. Еще спасибо скажешь. Кстати, Алию и Налика не я убил. Соображаешь? Вот так. — Майор поднял вверх волосатые кисти и пошевелил пальцами, расслабляясь.Грохнул упавший стул, взвизгнула дверь балкона. Однако Валерий не успел издать ни звука, потому что майор точным движением перехватил его, слегка коснувшись гортани ребром ладони, и затем опрокинул на пол.— Дурашка! — Лобекидзе улыбался. — Ты же жить хочешь, а сейчас все от меня зависит. Не надо этого... Обложили гады, со всех сторон подступают... Ну, да меня так просто не возьмешь, хватятся — я уже далеко буду... Ты поласковее со мной, поласковее... Хватит разговоров...Крупная, изжелта-смуглая ладонь зажимала рот юнца, который изворачивался и хрипел, в то время как другая рука рвала ткань спортивного костюма словно бумажную салфетку. Потом Валерий почувствовал, что ладонь ушла, расслабился и подумал: «Только бы не бил!..» * * * Взлеты и посадки Павел Петрович Тушин переносил прекрасно. Так же, как и посадки за решетку и неуклонные взлеты в блатной иерархии. Человек здравомыслящий, он прекрасно понимал, что вояж на русский Север — единственное, что могло сейчас спасти его от катастрофы, спланированной разъяренными чеченцами.Сейчас он спал. Утомленный организм отключился, сознание погрузилось в спасительное забытье. Не обсуждать же на самом деле создавшееся положение с узколобыми «гориллами», сопровождающими его в этой поездке. Цыплячьи мозги. Однако «гориллы» бодрствовали и неотрывно держали в поле зрения салон самолета.Впервые за долгое время Павел Петрович позволил себе не думать о деле. Снилось ему нечто странное.Белый песик выглядел в грязной милицейской дежурке смешно и жалко. Однако держался гордо, пренебрежительно, будто матерый «пахан». На вопросы отвечать отказывался, гордо смотрел в угол мимо следователя, не пугаясь грядущих побоев. А здоровенный, с опухшей багровой физиономией милиционер не оставлял его в покое ни на минуту: «Вы признаете, что организовали группу с целью совершения преступных действий? Отвечайте, все равно ваши сообщники признались». Трое или четверо щенят испуганно жались друг к другу, озирались за стеклянной стеной «стакана», виновато щуря глазки. Казалось, умоляли: «Не злись на нас, Джой, нас так били, что мы не выдержали». Внезапно милицейский сапог, словно паровой молот, врезался в розовое брюшко бультерьера. Ребра хрустнули, белая шерсть окрасилась кровью. Джой взвизгнул, позвал хозяина и в последнем броске вцепился в ногу в форменной штанине...Павел Петрович вздрогнул, отгоняя мрачное видение, и пробормотал излюбленную фразу, когда-то вычитанную им: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю свою собаку»...А дальше ничего не было.Перечеркнутое огненными сполохами облако вспухло на высоте девяти километров на полпути между Москвой и аэропортом назначения. Из ста тридцати двух пассажиров и членов экипажа никто не успел ничего осознать.Задание было выполнено. * * * Балконная дверь распахнулась со звоном, и какое-то стремительно несущееся тело врезалось между майором и изнеможенным юнцом.Лобекидзе развернулся, как стальная пружина, и встретил чужака ударом — неожиданно точным. Только секунда была потеряна, и именно этой секунды хватило для того, чтобы безнадежно проиграть. Он почувствовал мощный удар в спину, парализующий длинные мышцы, и еще один, под ключицу, а затем, самый страшный, — снизу, под ребра, так, что казалось, лопаются внутренности. Майор покатился по плиткам балкона, по-кошачьи извернулся и принял боевую стойку. Тело еще не вполне слушалось, но уже могучие руки вспухли узлами мышц, блокируя следующие удары. Еще мгновение, и майор перешел в атаку. Бил сильно, злобно, но удары уходили в пустоту, противник легко ускользал. Лишь единственный раз ему показалось, что он достиг цели, удар ногой от бедра пришелся во что-то мягкое, податливое. Но это оказался не нападавший, а скорчившийся на полу Валерий. Он истошно мяукал и на четвереньках принялся отползать, затем приподнялся и бросился к двери номера, зацарапал ключом в скважине.Дверь распахнулась, и полуголый Валерий угодил прямо в объятия нескольких мужчин, явно желающих принять участие в событиях. В это мгновение Лобекидзе оглянулся и тут же пропустил удар. Хрустнуло колено, он наклонился, опираясь на подоконник, рывком отпрыгнул — стало ясно, что подвижность утрачена. В дверь номера повалили оперативники. И тогда майор, послав им ненавидящий взгляд, собрал оставшиеся силы, перебросил тело через перила седьмого этажа и растворился в темноте.Свой триумф — ликвидацию бывшего шефа и кормильца, ставшего кровным врагом, — чеченцы справляли в «Ахтамаре» с большой пышностью. Случайных посетителей в этот достопамятный вечер ресторан не обслуживал. Спровадив в преисподнюю врага, община чувствовала прилив сил и настроена была крайне воинственно.Столы ломились так, как не ломились и в благословенные застойные годы. Хозяева жизни праздновали освобождение от того, что хоть в какой-то мере могло помешать им чувствовать себя хозяевами.Поначалу пили не много, ели сдержанно, как бы держась старинного пиршественного обряда. Во главе стола восседал Хутаев, по левую руку — младший сын, тринадцатилетний Арслан. Место справа от Георгия пустовало. Не было недостатка в соболезнованиях по этому поводу. Община чтила своего молодого главу.— Нельзя, Георгий, терять веру! Надо искать. Если не нашли мертвого, может, держат, сволочи, где-нибудь в подвале...Хутаев взглянул на говорившего. Мужчина был сед, осанист, представителен. Однако положение его в общинной иерархии было куда ниже. Ответил, отчетливо выговаривая каждое слово, сдерживая накипевшую ярость:— А кто скажет? Надо было хоть кого-то в живых оставить. Покойников наделать — не много ума надо. Баланцево теперь наше. «Азеров» и половины на рынке не осталось. А те, кто остался, будут молча отстегивать. Только, что с того? Кому все оставлю? Нет сына... Дом Петровича менты перевернули: никого, одна собачка. У меня теперь живет. А еще говорят, что эти... бультерьеры хозяев не меняют... Напрасно Петрович думал, что чеченцами можно помыкать, как своими свиньями... Кто теперь скажет? И сторож этот — нельзя, что ли, было поаккуратнее со стариком? Не зенки выкалывать, а с умом, помалу. Старое же сердце! И что толку: «Вроде был с ними пацан, машина-то белая, а стекла темные...» Все. Душно здесь! Пора на воздух...Покидали стол вслед за хозяином, не спеша, соблюдая приличия. Все-таки не шпана собралась — уважаемые люди. У выхода из ресторана уже ждали охранники. Один из боевиков услужливо распахнул дверцу «мерседеса», Хутаев занес было ногу и внезапно мягко, как ватный, осел на асфальт. Откуда-то донесся негромкий, словно игрушечный, хлопок выстрела. Хутаев перевернулся и вытянулся на животе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19