- мы впервые
бросили вызов этим солнечным вертикалям.
У нас не было времени на долгую осаду, поэтому, не утруждая себя
излишней разведкой, мы сходу пошли на штурм. Ущелье безмолвствовало, и
наши голоса звенели над ним, множась в удивленных утесах. Я до сих
пор отчетливо слышу эти голоса и вижу оранжевые каски - божьими коров-
ками ползущие по вздыбленным скалам.
Первые же попытки принесли нам удачу. Мы искали маршруты среди не-
возможного и находили. И потом, сидя на краю очередного "окна" - они
редко выводили нас в сколь-нибудь примечательную пещеру - мы выискива-
ли глазами новую цель.
Ущелье молчало. Лишь однажды выстрелило из-под моей ноги парой
"гостинцев". Большие, в два кулака, они по пологой дуге со свистом
прошли над Серегиной каской. И в следующий момент мы уже весело смея-
лись, провожая взглядами их удаляющиеся скачки.
Мы не вняли предостережению Ущелья.
* * *
Я пошел на это "окно" случайно. Мы только что все вчетвером взобра-
лись к пещерке, оказавшейся столь большой, что каблуки моих ботинок
почти скрылись в ее начале, в то время как каска безнадежно застряла в
конце. Пока я выбирался, ребята уже начали спуск. Ожидая, пока они
пройдут, я бездумно скользил глазами по скале, что ступенчатым бастио-
ном круто взмывала в небо справа. Здесь, за скалой было сумрачно, и я
завороженно смотрел как на золотом обрезе синеватой тени трепещут под
ветром ирреальные своей контрастностью травинки. Мне вдруг захотелось
увидеть солнце, и я сделал первый шаг.
Я шел вправо вверх. Нет, теперь, лицом к скале, мой путь лежал по
левую руку. Зацепы и упоры сами ложились под пальцы. Я продвигался не-
ожиданно быстро, и вскоре неведомое доселе ощущение захватило меня.
Ощущение собственного тела исчезло. Вернее, изменилось. Теперь это были
легкость и стремительность, точность и отлаженность хорошо отрегулиро-
ванного механизма. Сознание отделилось от материальной сущности. Не
задумываясь, я чувствовал именно то место н скале, куда надо быбросить
руку, чтобы обрести надежный зацеп, выступ, трещину. Вдохновение...
Наверно, так себя чувствует пианист, отрешась от рук и зная, что
они точно выполнят пассаж. Я парил над скалой, и солнце встречало меня
за каждым новым перегибом. Сердце заливал восторг. Так центрфорвард на
вершине порыва рвется вперед, неуловимыми движениями раз за разом из-
бегая атаки защитников, и мяч, как привязанный, мчится перед ним к це-
ли.
К цели? Она была перед и надо мной. Чуть слева. Черная зияющая ды-
ра в стене. Пещера. Я увидел ее за поворотом, когда остановился пере-
дохнуть. Это было оно! "Орлиное гнездо" - так называли мы ее, поднимая
лица к отвесам. Снизу пещера казалась неприступной. И мы махнули на
нее рукой.
Но вот! Вот она почти рядом. Подспудно я и стремился к ней, закла-
дывая восходящую полуспираль по груди утеса, но все же не ожидл уви-
деть так близко. С того места, где я остановился, до пещеры оставалось
метров десять вертикали и короткий траверс по полке. Ну да, кажется,
там полка.
Я не смотрел вниз. Солнце обливало огнем лицо, веселило сердце.
Бездна под ногами холодила пину, но озноб опасности еще не проник в
душу. Меня неудержимо тянуло вперед. Было весело, я почти смеялся,
бросая по скале невесомое тело.
Вот и полка. Неширокая каменная горизонталь тянулась влево, и там,
метрах в трех, зияло заветное "окно". Теперь оно не казалось таким ма-
леньким как снизу - сумрачная зовущая арка в золотистой скале. Еще
немного, каких-то три метра горизонтали, и я смогу заглянуть туда,
где, возможно, еще не был никто! Каких-то три метра по карнизу - но
что -то настораживало еня в ее застывшей неровности, удерживая от
дальнейшего движения. Но что?
Несколько мгновений я колебался. Отступить в трех шагах от цели?
Чего бы это ради? Но что же это мне не нравится? Все, вроде бы, нор-
мально. Решайся!
Все еще не понимая причин внезапно зародившейся тревоги, я осто-
рожно выполз на карниз.
* * *
Я сидел у входа в пещеру и завороженно следил, как он, кувыркаясь,
падает вниз. Камень вывалился из-под руки неожиданно, но я уже был на
площдке перед пещерой. Успел. И теперь, замирая, провожал взглядом его
тягучий полет. Вот камень прошел в метре от выступа, исчез за ним, и
вдруг сухой треск распорол тишину. Из невидимой за выступом глуби вее-
ром выметнулись осколки. Солнце подхватило их, но - не удержав - снова
швырнуло вниз. И дальним грохотом отозвалось Ущелье.
Все еще во власти этой картины, я машинально зажег фонарь, снял со
спины еревку, ледоруб. Обернувшись, посветил в черноту пещеры. Я не
верил своим глазам. Едва начавшись, пещера заканчивалась. Потолок смы-
кался с полом, уходил в смешанную с ветками и пухом пыль. Однако, и
впрямь гнездо. Обидно.
Надо было озврщться, и от этой мысли тонко заныло под ложечкой.
Мысленно чертыхаясь, я снова уселся у входа, свесил ноги с площадки.
Что-то изменилось вокруг. Я не мог понять - что. Солнце? Оно все также
ласкало стену. И Ущелье подо мной было тем же. И ветер. И сосны навер-
ху. Что-то изменилось во мне самом. Вот что! Исчезла уверенность...
Со все растущим беспокойством я ощупывал глазами разом покрутев-
шую скалу. Я больше не верил в нее. Все казалось гнилым. Эти камни -
они издевательски усмехаются, поджидая меня. Одно неверное движение
и... Плечи передернул озноб.
Ни зацепок, ни черта! Как же я тут шел? Противно вспотели ладони.
Если бы не тот, в последний момент вывалившийся из-под руки, зацеп...
Страшно далеко внизу, едва различимые на осыпи, шевелились оранжевые
каски. Они смотрели вверх.
- Ну что-о-о?
Голос снизу дошел до меня почти не измененным.
- Пусто.
Странно. Нас разделяло не меньше сотни метров, мы говорили практи-
чески в пол-голоса, но слышали друг друга прекрасно.
- Слеза-а-ай.
Легко сказать. Надо было что-то придумать... Прежде всего, надо
проверить проклятый карниз. Обратный путь шел по нему. Закрепившись на
площадке, я дотянулся и ткнул штычком ледоруба первый попавшийся ка-
мень. Он отвалился легко, будто отклеился.
- Побереги-и-ись!
* * *
Я никогда не забуду как бились в Ущельи эти камни. Сухой треск,
будто электрические разряды или будто кто-то пластал на куски полотно.
Сверкающие на солнце осколки, и где-то глубоко-глубоко гулкий грохот
на осыпях.
Грохот, полет, треск.
Я отковыривал все новые куски. В каком-то неистовстве сталкивал
вниз. Караулили меня? Вот вам!
Потом свернул покомпактнее веревку - она был бесполезной: зацепить
ее здесь было решительно некуда, а крючьев у меня не было. Сунул за
спину ледоруб. Вытер о камень мокрые ладони. Надо было решаться... Ну!
Другой дороги все равно нет. Медленно я лег на карниз. Предельно осто-
рожно прополз над отвесом. Сердце бешенно колотилось.
Теперь спустить ноги... Под правую руку подвернулся зацеп. Надеж-
но. Надежно? Главное - не спешить. Теперь найти зацеп для левой руки.
Не спешить, но и не медлить... Ведь все так просто! Надо соскользнуть
с полки и на какой-то момент повиснуть на руках, а ногой вон тот выс-
туп...
Пот заливал глаза. Я не видел больше солнца. Солнце? Ржавчина! Мир
сжался. Жесткие травинки у лица, шероховатость камня под пальцами и
ледяная бездна за спиной. И скованность во всем теле.
Ну, давай!
Как можно аккуратнее я спустил с полки левую ногу, затем правую,
разворачиваясь телом, повернулся поперек карниза, сполз вниз на отвес
и, повисая н руках, потянулся ботинками к заветным опорам. И в этот
миг что-то тяжелое и холодное легло на бедро, отрывая от скалы.
Сознание не успело отреагировать. Среагировало тело. Левая рука сорва-
лась, но правая намертво вцепилась в зацеп. И в тот же момент нога об-
рела опору. Я откачнулся от скалы, выскальзывая из-под срывающей тя-
жести, и она с шорохом ушла вниз.
Я не смотрел вслед Моему камню. Я мог бы представить во всех под-
робностях, как могу сделать это и сейчас,его стремительную таекторию.
И впечатлся в память тяжелый грохот внизу, а затем клекот выплеснутых
на осыпь осколков.
Потом я поймал себя на ощущении, что улыбаюсь. Губы кривились в
странной, независящей от меня, улыбке, и тело вновь обрело послуш-
ность. Будто ничего не случилось. И солнце по-прежнему обжигало, пла-
вило скалы и сосны, и только дивно синее небо над головой казалось по-
чему-то холодным. И от этого чудилось, что Ущелье, отступая в небо,
остывало, покрывая черными тенями растресканную позолоту каменных стен.
* * *
Есть в Ущельи одно место - на повороте, у старой березы, не весть
как уцелевшей в этом каменном крошеве, где, как бы ни спешил, я всегда
останавливаюсь. Сбрасываю рюкзак, сажусь на камень, поднимаю глаза.
Там, высоко надо мной, на белой стене, чернеет "окно".
Солнце золотит молчаливые стены. Я смотрю и улыбаюсь. Как странно
- прошло столько лет, все изменилось, а Ущелье все то же. Кажется, что
вот сейчас подойдет Рустэм, кивнет через плечо:
- Пойдем, что ли? Брыкин там дырку откопал.
- Сейчас, - я улыбнусь, одену каску. = Иди, я сейчас.
И долго буду еще так, улыбаясь, сидеть, глядя на свои подрагивающие
пальцы. Потрескавшиеся, как исполинские стены, склонившегося надо мною
Ущелья.
1975-1981
ЧЕЧАКО.
============
...
- Что значит, чечако? - спросил Кит.
- Ты, например, чечако, я - чечако, - был ответ.
- Быть может, это и так, но мне все же не ясно. Что значит слово
чечако?
- Новичок.
...
Когда последняя миля была уже на исходе, он, собрав остаток сил,
кое-как дотащился до места стоянки и упал ничком с поклажей на спине.
Это не убило его, но прежде чем встать, он пятнадцать минут пролежал
неподвижно, не в силах расстегнуть ремни и снять с себя тяжелый мешок.
...
- Другие могут, значит, можешь и ты, - сказал ему Кит, хотя в глу-
бине души его мучило сомнение, не бахвальство ли это.
...
Кит понюхал воздух и взглянул на девушку.
- Я чечако, - сказал он.
По выражению скуки на ее лице он понял, что она сама это знает. Но
Кит не смутился.
- Свое огнестрельное оружие я бросил по дороге, - сказал он.
Тогда она узнала его, и глаза ее блеснули.
- Не думала я, что вы доберетесь так далеко, - сообщила она.
"Смок Беллью" Джек Лондон.
Шаг, шаг, шаг.
Один, два... восемь... четырнадцать...
Нет, так еще хуже. Считаешь, и нет конца.
Вдох - раз, выдох - два...
Данька оторвал взгляд от размазанной перед глазами дороги, и его
тут же повело влево. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за ветку.
Вовремя подвернулась! Под заполошный стук сердца медленно вспухали
перед глазами желтые круги.
Стой, сказал он себе, погоди, надо отдохнуть. Хорошенькое дело,
отдохнуть! Сесть бы...
Данька тоскливо огляделся. Бурая глина дороги не радовала глаз.
Как же, сядешь! Эта трехпудовая глина за плечами так и припаяет к зем-
ле. Хоть плачь, а одному не подняться. И тогда все. Тогда конец этой
немыслимой гонке. Может, все-таки сесть?
Согнувшись, он уперся локтями в колени, осторожно перевалил вес на
спину. Ноги тихонько заныли, зато удалось свободнее вздохнуть, распра-
вить налившиеся болью плечи. Уф!
Отдыхая, Данька тупо уставился на свою черную бесформенную тень.
Рюкзак на ножках! Дурак. Чего он ввязался? Шел бы себе потихоньку с
нормальным рюкзаком. Нет же!
Он вдруг очень отчетливо вспомнил первый день экспедиции. Не весь,
конечно. Это только в книжках пишут: "Он вспомнил всю свою жизнь!" По-
пробуй, вспомни.
Так что сейчас Данька с удивительной четкостью вспомнил только ее
глаза. Черненые ресницами, будто подкрашенные - с колкой иронией, даже
насмешечкой такой. Позавчера это было, на первой ночевке.
- Геро-ои! - растягивая слова, Нелка явно подначивала. - Тита-аны!
Сто двадцать фунтов для них - тьфу!
- Ну и что? Полста килограммов, - Юрка, еще более квадратный в
своей грубой штормовке, цедил чай из эмалированной кружки, сплевывая
сквозь зубы "нифеля". - Джек Лондон, это конечно. Мне вот отец расска-
зывал, они на Камчатке...
- Оте-ец! - Нелка скривила блестящие губы, прищурилась. - Чего ж
сегодня сюда-то ползли - дохли? Чай, и мешки не камчатские, и перевал
- не Чилкут!
Данька невольно нахмурился. Нелка нравилась ему, но чего она взъ-
елась? Конечно. Шли они с Юркой сегодня неважно. Прямо скажем. Так
ведь и не они одни. Кое-кто так и вообще еле плелся.
Данька вспомнил, как тогда еще внутренне усмехнулся. Па-адумаешь!
Ну не сто фунтов в рюкзаке. Была нужда спину ломать! Послушать Нелку,
так это они с Юркой во всем виноваты. Ночевать группа сегодня должна
была под перевалом. По плану. Ну, не дошли, сдохли. Стреляться теперь?
- Че ты шумишь? - Данька смотрел на нелкины белые ровные зубы. Иг-
рают - аж светятся! - Че шуметь-то теперь? Всяко бывает. Не вошлись
еще. Последний день, что-ли? Догоним неспеша.
- О! - Нелка крутнулась н чурбачке, уставила в него колючий взгляд.
- И этот туда же. Чечако, понимаешь!
- Нелик! - Володя, руководитель их группы, примирительно улыбался.
- Че-ча-ко!
Данька выставил вперед худую челюсть, презрительно протянул:
- Па-адумаешь!
- Вот-вот, - Нелка пробуравила его насмешливым взглядом. - Ты не
"чекай", ты туда посмотри. Во-он горочка!
Данька невольно глянул в ту сторону, где за ближними увалами синел
лесистый хребет.
- Па-адумаешь!
- Поглядим, - Нелка неожиданно уронила взгляд, будто занавесилась
ресницами. - Все вы смелые... на словах. На перевале посмотрим.
* * *
- Че она? - Данька застегнул полог палатки. - Она чего, всегда та-
кая бешеная?
- Не-е, - Юра, устраиваясь, шуршал спальным мешком. - Находит на
нее. Нелка, брат, девчонка что надо. Не бери в голову.
- Да я и не беру, - Данька с наслаждением распрямил в мешке гудя-
щие ноги. - Ты-то чего молчал? Сам же начал - "мили", "фунты"...
- А что с ней говорить, - Юра вжикнул замком "молния". - У нее
бзик на этой почве. Считает, что мы, мужики то есть, мельчаем нынче.
Феминизируем. Да ты сам слышал.
- Да? А я так наоборот считаю. Мы прошлый год на соревнованиях в
Питере были, в Эрмитаж ходили. Я Рыцарский зал помню. Ну и мелочь же
были сеньоры! По плечо все, не выше...
- Так то акселерация, - Юра громко зевнул. - Акселерация плюс фе-
минизация всей страны. Понял? Спать давай. Нелка в одном права. Пер-
вальчик-то суровенький будет. Я так чувствую, что завтра мы на него
тоже не взойдем. Яман-тау.
- Чего?
- Ну, страшный, что-ли. Это по-здешнему. Плохая гора.
Данька понимающе хмыкнул. Все тело ныло. Устали они сегодня. Всю
ночь, почитай, промаялись в поезде. Какой сон в общем вагоне? Хорошо,
уехали еще. Потом автобус. Не ели толком. Какие тут рекорды?
А все-таки здорово! Юрка молодец, что затащил его в эту экспеди-
цию. Ну что бы он делал сейчас дома? В лучшем случае валялся бы на пля-
же. Каникулы!
* * *
Данька шевельнул запекшимися губами.
- Кретин, - вслух сказал он. - Вот тебе каникулы. Нашел развлечение?
... Они только что сдали последний экзамен на третьем курсе. Отстре-
лялись. И всей группой двинули в парк за Яузу - по пиву. А вечером в
общежитие заскочил Юрка. Успел сбегать домой - москвич, хорошо ему!
Впрочем, сам Юра так не считал, завидуя обшежитской вольнице.
Так вот тогда-то он и обмолвился об экспедиции. Данька машинально
переспросил. Юрка ответил. Дальше больше. Агитатор из Юрки получился б
отменный. Поедем, говорит. Пару неделек пошатаемся. Что дома-то де-
лать? Пещеры посмотрим. Ребята там - что надо, девочки.
Раньше Данька в оходы не ходил. Велосипедом занимался. Сборы, тре-
нировки, соревнования. А тут вдруг решил - поеду! Пару недель в экспе-
диции, а потом домой. И то сказать, в пещерах ни разу не был...
Данька качнулся вперед, тень на дороге дернулась, поплыла по прош-
логодней хвое. Сердце, вроде, притихло. Ну, пошли!
Низко согнувшись, Данька полез на очередной бугор.
Эта тень! Невесомая клякса. Снова, набухая, подступили к глазам
солнечные пятна.
...Как шоссе. И та же скрюченная тень, и жажда, и подступающая
вдруг немощь. Шоссе. И он в отрыве. скорость, правда, поменьше...
Данька криво усмехнулся. Хотел сплюнуть густую слюну, но не стал.
Тренер всегда говорил: не плюйся, не верблюд. Береги влагу.
Не слюна - пластилин.
Данька трудно сглотнул под шаг, дыхание не сбил. Хорошо.
Петляя между стволами, выбрасывая в стороны объезды, дорога круто
забирала вверх. Дорога, как диковинное дерево прорастала сквозь лес, не
желая умирать в завалах и колдобинах. Лягушачей окраски ямины эти
изумляли величиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
бросили вызов этим солнечным вертикалям.
У нас не было времени на долгую осаду, поэтому, не утруждая себя
излишней разведкой, мы сходу пошли на штурм. Ущелье безмолвствовало, и
наши голоса звенели над ним, множась в удивленных утесах. Я до сих
пор отчетливо слышу эти голоса и вижу оранжевые каски - божьими коров-
ками ползущие по вздыбленным скалам.
Первые же попытки принесли нам удачу. Мы искали маршруты среди не-
возможного и находили. И потом, сидя на краю очередного "окна" - они
редко выводили нас в сколь-нибудь примечательную пещеру - мы выискива-
ли глазами новую цель.
Ущелье молчало. Лишь однажды выстрелило из-под моей ноги парой
"гостинцев". Большие, в два кулака, они по пологой дуге со свистом
прошли над Серегиной каской. И в следующий момент мы уже весело смея-
лись, провожая взглядами их удаляющиеся скачки.
Мы не вняли предостережению Ущелья.
* * *
Я пошел на это "окно" случайно. Мы только что все вчетвером взобра-
лись к пещерке, оказавшейся столь большой, что каблуки моих ботинок
почти скрылись в ее начале, в то время как каска безнадежно застряла в
конце. Пока я выбирался, ребята уже начали спуск. Ожидая, пока они
пройдут, я бездумно скользил глазами по скале, что ступенчатым бастио-
ном круто взмывала в небо справа. Здесь, за скалой было сумрачно, и я
завороженно смотрел как на золотом обрезе синеватой тени трепещут под
ветром ирреальные своей контрастностью травинки. Мне вдруг захотелось
увидеть солнце, и я сделал первый шаг.
Я шел вправо вверх. Нет, теперь, лицом к скале, мой путь лежал по
левую руку. Зацепы и упоры сами ложились под пальцы. Я продвигался не-
ожиданно быстро, и вскоре неведомое доселе ощущение захватило меня.
Ощущение собственного тела исчезло. Вернее, изменилось. Теперь это были
легкость и стремительность, точность и отлаженность хорошо отрегулиро-
ванного механизма. Сознание отделилось от материальной сущности. Не
задумываясь, я чувствовал именно то место н скале, куда надо быбросить
руку, чтобы обрести надежный зацеп, выступ, трещину. Вдохновение...
Наверно, так себя чувствует пианист, отрешась от рук и зная, что
они точно выполнят пассаж. Я парил над скалой, и солнце встречало меня
за каждым новым перегибом. Сердце заливал восторг. Так центрфорвард на
вершине порыва рвется вперед, неуловимыми движениями раз за разом из-
бегая атаки защитников, и мяч, как привязанный, мчится перед ним к це-
ли.
К цели? Она была перед и надо мной. Чуть слева. Черная зияющая ды-
ра в стене. Пещера. Я увидел ее за поворотом, когда остановился пере-
дохнуть. Это было оно! "Орлиное гнездо" - так называли мы ее, поднимая
лица к отвесам. Снизу пещера казалась неприступной. И мы махнули на
нее рукой.
Но вот! Вот она почти рядом. Подспудно я и стремился к ней, закла-
дывая восходящую полуспираль по груди утеса, но все же не ожидл уви-
деть так близко. С того места, где я остановился, до пещеры оставалось
метров десять вертикали и короткий траверс по полке. Ну да, кажется,
там полка.
Я не смотрел вниз. Солнце обливало огнем лицо, веселило сердце.
Бездна под ногами холодила пину, но озноб опасности еще не проник в
душу. Меня неудержимо тянуло вперед. Было весело, я почти смеялся,
бросая по скале невесомое тело.
Вот и полка. Неширокая каменная горизонталь тянулась влево, и там,
метрах в трех, зияло заветное "окно". Теперь оно не казалось таким ма-
леньким как снизу - сумрачная зовущая арка в золотистой скале. Еще
немного, каких-то три метра горизонтали, и я смогу заглянуть туда,
где, возможно, еще не был никто! Каких-то три метра по карнизу - но
что -то настораживало еня в ее застывшей неровности, удерживая от
дальнейшего движения. Но что?
Несколько мгновений я колебался. Отступить в трех шагах от цели?
Чего бы это ради? Но что же это мне не нравится? Все, вроде бы, нор-
мально. Решайся!
Все еще не понимая причин внезапно зародившейся тревоги, я осто-
рожно выполз на карниз.
* * *
Я сидел у входа в пещеру и завороженно следил, как он, кувыркаясь,
падает вниз. Камень вывалился из-под руки неожиданно, но я уже был на
площдке перед пещерой. Успел. И теперь, замирая, провожал взглядом его
тягучий полет. Вот камень прошел в метре от выступа, исчез за ним, и
вдруг сухой треск распорол тишину. Из невидимой за выступом глуби вее-
ром выметнулись осколки. Солнце подхватило их, но - не удержав - снова
швырнуло вниз. И дальним грохотом отозвалось Ущелье.
Все еще во власти этой картины, я машинально зажег фонарь, снял со
спины еревку, ледоруб. Обернувшись, посветил в черноту пещеры. Я не
верил своим глазам. Едва начавшись, пещера заканчивалась. Потолок смы-
кался с полом, уходил в смешанную с ветками и пухом пыль. Однако, и
впрямь гнездо. Обидно.
Надо было озврщться, и от этой мысли тонко заныло под ложечкой.
Мысленно чертыхаясь, я снова уселся у входа, свесил ноги с площадки.
Что-то изменилось вокруг. Я не мог понять - что. Солнце? Оно все также
ласкало стену. И Ущелье подо мной было тем же. И ветер. И сосны навер-
ху. Что-то изменилось во мне самом. Вот что! Исчезла уверенность...
Со все растущим беспокойством я ощупывал глазами разом покрутев-
шую скалу. Я больше не верил в нее. Все казалось гнилым. Эти камни -
они издевательски усмехаются, поджидая меня. Одно неверное движение
и... Плечи передернул озноб.
Ни зацепок, ни черта! Как же я тут шел? Противно вспотели ладони.
Если бы не тот, в последний момент вывалившийся из-под руки, зацеп...
Страшно далеко внизу, едва различимые на осыпи, шевелились оранжевые
каски. Они смотрели вверх.
- Ну что-о-о?
Голос снизу дошел до меня почти не измененным.
- Пусто.
Странно. Нас разделяло не меньше сотни метров, мы говорили практи-
чески в пол-голоса, но слышали друг друга прекрасно.
- Слеза-а-ай.
Легко сказать. Надо было что-то придумать... Прежде всего, надо
проверить проклятый карниз. Обратный путь шел по нему. Закрепившись на
площадке, я дотянулся и ткнул штычком ледоруба первый попавшийся ка-
мень. Он отвалился легко, будто отклеился.
- Побереги-и-ись!
* * *
Я никогда не забуду как бились в Ущельи эти камни. Сухой треск,
будто электрические разряды или будто кто-то пластал на куски полотно.
Сверкающие на солнце осколки, и где-то глубоко-глубоко гулкий грохот
на осыпях.
Грохот, полет, треск.
Я отковыривал все новые куски. В каком-то неистовстве сталкивал
вниз. Караулили меня? Вот вам!
Потом свернул покомпактнее веревку - она был бесполезной: зацепить
ее здесь было решительно некуда, а крючьев у меня не было. Сунул за
спину ледоруб. Вытер о камень мокрые ладони. Надо было решаться... Ну!
Другой дороги все равно нет. Медленно я лег на карниз. Предельно осто-
рожно прополз над отвесом. Сердце бешенно колотилось.
Теперь спустить ноги... Под правую руку подвернулся зацеп. Надеж-
но. Надежно? Главное - не спешить. Теперь найти зацеп для левой руки.
Не спешить, но и не медлить... Ведь все так просто! Надо соскользнуть
с полки и на какой-то момент повиснуть на руках, а ногой вон тот выс-
туп...
Пот заливал глаза. Я не видел больше солнца. Солнце? Ржавчина! Мир
сжался. Жесткие травинки у лица, шероховатость камня под пальцами и
ледяная бездна за спиной. И скованность во всем теле.
Ну, давай!
Как можно аккуратнее я спустил с полки левую ногу, затем правую,
разворачиваясь телом, повернулся поперек карниза, сполз вниз на отвес
и, повисая н руках, потянулся ботинками к заветным опорам. И в этот
миг что-то тяжелое и холодное легло на бедро, отрывая от скалы.
Сознание не успело отреагировать. Среагировало тело. Левая рука сорва-
лась, но правая намертво вцепилась в зацеп. И в тот же момент нога об-
рела опору. Я откачнулся от скалы, выскальзывая из-под срывающей тя-
жести, и она с шорохом ушла вниз.
Я не смотрел вслед Моему камню. Я мог бы представить во всех под-
робностях, как могу сделать это и сейчас,его стремительную таекторию.
И впечатлся в память тяжелый грохот внизу, а затем клекот выплеснутых
на осыпь осколков.
Потом я поймал себя на ощущении, что улыбаюсь. Губы кривились в
странной, независящей от меня, улыбке, и тело вновь обрело послуш-
ность. Будто ничего не случилось. И солнце по-прежнему обжигало, пла-
вило скалы и сосны, и только дивно синее небо над головой казалось по-
чему-то холодным. И от этого чудилось, что Ущелье, отступая в небо,
остывало, покрывая черными тенями растресканную позолоту каменных стен.
* * *
Есть в Ущельи одно место - на повороте, у старой березы, не весть
как уцелевшей в этом каменном крошеве, где, как бы ни спешил, я всегда
останавливаюсь. Сбрасываю рюкзак, сажусь на камень, поднимаю глаза.
Там, высоко надо мной, на белой стене, чернеет "окно".
Солнце золотит молчаливые стены. Я смотрю и улыбаюсь. Как странно
- прошло столько лет, все изменилось, а Ущелье все то же. Кажется, что
вот сейчас подойдет Рустэм, кивнет через плечо:
- Пойдем, что ли? Брыкин там дырку откопал.
- Сейчас, - я улыбнусь, одену каску. = Иди, я сейчас.
И долго буду еще так, улыбаясь, сидеть, глядя на свои подрагивающие
пальцы. Потрескавшиеся, как исполинские стены, склонившегося надо мною
Ущелья.
1975-1981
ЧЕЧАКО.
============
...
- Что значит, чечако? - спросил Кит.
- Ты, например, чечако, я - чечако, - был ответ.
- Быть может, это и так, но мне все же не ясно. Что значит слово
чечако?
- Новичок.
...
Когда последняя миля была уже на исходе, он, собрав остаток сил,
кое-как дотащился до места стоянки и упал ничком с поклажей на спине.
Это не убило его, но прежде чем встать, он пятнадцать минут пролежал
неподвижно, не в силах расстегнуть ремни и снять с себя тяжелый мешок.
...
- Другие могут, значит, можешь и ты, - сказал ему Кит, хотя в глу-
бине души его мучило сомнение, не бахвальство ли это.
...
Кит понюхал воздух и взглянул на девушку.
- Я чечако, - сказал он.
По выражению скуки на ее лице он понял, что она сама это знает. Но
Кит не смутился.
- Свое огнестрельное оружие я бросил по дороге, - сказал он.
Тогда она узнала его, и глаза ее блеснули.
- Не думала я, что вы доберетесь так далеко, - сообщила она.
"Смок Беллью" Джек Лондон.
Шаг, шаг, шаг.
Один, два... восемь... четырнадцать...
Нет, так еще хуже. Считаешь, и нет конца.
Вдох - раз, выдох - два...
Данька оторвал взгляд от размазанной перед глазами дороги, и его
тут же повело влево. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за ветку.
Вовремя подвернулась! Под заполошный стук сердца медленно вспухали
перед глазами желтые круги.
Стой, сказал он себе, погоди, надо отдохнуть. Хорошенькое дело,
отдохнуть! Сесть бы...
Данька тоскливо огляделся. Бурая глина дороги не радовала глаз.
Как же, сядешь! Эта трехпудовая глина за плечами так и припаяет к зем-
ле. Хоть плачь, а одному не подняться. И тогда все. Тогда конец этой
немыслимой гонке. Может, все-таки сесть?
Согнувшись, он уперся локтями в колени, осторожно перевалил вес на
спину. Ноги тихонько заныли, зато удалось свободнее вздохнуть, распра-
вить налившиеся болью плечи. Уф!
Отдыхая, Данька тупо уставился на свою черную бесформенную тень.
Рюкзак на ножках! Дурак. Чего он ввязался? Шел бы себе потихоньку с
нормальным рюкзаком. Нет же!
Он вдруг очень отчетливо вспомнил первый день экспедиции. Не весь,
конечно. Это только в книжках пишут: "Он вспомнил всю свою жизнь!" По-
пробуй, вспомни.
Так что сейчас Данька с удивительной четкостью вспомнил только ее
глаза. Черненые ресницами, будто подкрашенные - с колкой иронией, даже
насмешечкой такой. Позавчера это было, на первой ночевке.
- Геро-ои! - растягивая слова, Нелка явно подначивала. - Тита-аны!
Сто двадцать фунтов для них - тьфу!
- Ну и что? Полста килограммов, - Юрка, еще более квадратный в
своей грубой штормовке, цедил чай из эмалированной кружки, сплевывая
сквозь зубы "нифеля". - Джек Лондон, это конечно. Мне вот отец расска-
зывал, они на Камчатке...
- Оте-ец! - Нелка скривила блестящие губы, прищурилась. - Чего ж
сегодня сюда-то ползли - дохли? Чай, и мешки не камчатские, и перевал
- не Чилкут!
Данька невольно нахмурился. Нелка нравилась ему, но чего она взъ-
елась? Конечно. Шли они с Юркой сегодня неважно. Прямо скажем. Так
ведь и не они одни. Кое-кто так и вообще еле плелся.
Данька вспомнил, как тогда еще внутренне усмехнулся. Па-адумаешь!
Ну не сто фунтов в рюкзаке. Была нужда спину ломать! Послушать Нелку,
так это они с Юркой во всем виноваты. Ночевать группа сегодня должна
была под перевалом. По плану. Ну, не дошли, сдохли. Стреляться теперь?
- Че ты шумишь? - Данька смотрел на нелкины белые ровные зубы. Иг-
рают - аж светятся! - Че шуметь-то теперь? Всяко бывает. Не вошлись
еще. Последний день, что-ли? Догоним неспеша.
- О! - Нелка крутнулась н чурбачке, уставила в него колючий взгляд.
- И этот туда же. Чечако, понимаешь!
- Нелик! - Володя, руководитель их группы, примирительно улыбался.
- Че-ча-ко!
Данька выставил вперед худую челюсть, презрительно протянул:
- Па-адумаешь!
- Вот-вот, - Нелка пробуравила его насмешливым взглядом. - Ты не
"чекай", ты туда посмотри. Во-он горочка!
Данька невольно глянул в ту сторону, где за ближними увалами синел
лесистый хребет.
- Па-адумаешь!
- Поглядим, - Нелка неожиданно уронила взгляд, будто занавесилась
ресницами. - Все вы смелые... на словах. На перевале посмотрим.
* * *
- Че она? - Данька застегнул полог палатки. - Она чего, всегда та-
кая бешеная?
- Не-е, - Юра, устраиваясь, шуршал спальным мешком. - Находит на
нее. Нелка, брат, девчонка что надо. Не бери в голову.
- Да я и не беру, - Данька с наслаждением распрямил в мешке гудя-
щие ноги. - Ты-то чего молчал? Сам же начал - "мили", "фунты"...
- А что с ней говорить, - Юра вжикнул замком "молния". - У нее
бзик на этой почве. Считает, что мы, мужики то есть, мельчаем нынче.
Феминизируем. Да ты сам слышал.
- Да? А я так наоборот считаю. Мы прошлый год на соревнованиях в
Питере были, в Эрмитаж ходили. Я Рыцарский зал помню. Ну и мелочь же
были сеньоры! По плечо все, не выше...
- Так то акселерация, - Юра громко зевнул. - Акселерация плюс фе-
минизация всей страны. Понял? Спать давай. Нелка в одном права. Пер-
вальчик-то суровенький будет. Я так чувствую, что завтра мы на него
тоже не взойдем. Яман-тау.
- Чего?
- Ну, страшный, что-ли. Это по-здешнему. Плохая гора.
Данька понимающе хмыкнул. Все тело ныло. Устали они сегодня. Всю
ночь, почитай, промаялись в поезде. Какой сон в общем вагоне? Хорошо,
уехали еще. Потом автобус. Не ели толком. Какие тут рекорды?
А все-таки здорово! Юрка молодец, что затащил его в эту экспеди-
цию. Ну что бы он делал сейчас дома? В лучшем случае валялся бы на пля-
же. Каникулы!
* * *
Данька шевельнул запекшимися губами.
- Кретин, - вслух сказал он. - Вот тебе каникулы. Нашел развлечение?
... Они только что сдали последний экзамен на третьем курсе. Отстре-
лялись. И всей группой двинули в парк за Яузу - по пиву. А вечером в
общежитие заскочил Юрка. Успел сбегать домой - москвич, хорошо ему!
Впрочем, сам Юра так не считал, завидуя обшежитской вольнице.
Так вот тогда-то он и обмолвился об экспедиции. Данька машинально
переспросил. Юрка ответил. Дальше больше. Агитатор из Юрки получился б
отменный. Поедем, говорит. Пару неделек пошатаемся. Что дома-то де-
лать? Пещеры посмотрим. Ребята там - что надо, девочки.
Раньше Данька в оходы не ходил. Велосипедом занимался. Сборы, тре-
нировки, соревнования. А тут вдруг решил - поеду! Пару недель в экспе-
диции, а потом домой. И то сказать, в пещерах ни разу не был...
Данька качнулся вперед, тень на дороге дернулась, поплыла по прош-
логодней хвое. Сердце, вроде, притихло. Ну, пошли!
Низко согнувшись, Данька полез на очередной бугор.
Эта тень! Невесомая клякса. Снова, набухая, подступили к глазам
солнечные пятна.
...Как шоссе. И та же скрюченная тень, и жажда, и подступающая
вдруг немощь. Шоссе. И он в отрыве. скорость, правда, поменьше...
Данька криво усмехнулся. Хотел сплюнуть густую слюну, но не стал.
Тренер всегда говорил: не плюйся, не верблюд. Береги влагу.
Не слюна - пластилин.
Данька трудно сглотнул под шаг, дыхание не сбил. Хорошо.
Петляя между стволами, выбрасывая в стороны объезды, дорога круто
забирала вверх. Дорога, как диковинное дерево прорастала сквозь лес, не
желая умирать в завалах и колдобинах. Лягушачей окраски ямины эти
изумляли величиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13