От удивления Стоун выпрямляется.— Гм… Как вы сказали, господин комиссар? Ролле? Нет, не знаю… Даже никогда не слышал…— В таком случае еще раз простите… * * * Мы выходим на улицу. Ну наконец полный набор удовольствий: ливень!Огромные темные облака с океана застревают над крышами домов и извергаются темным потоком. Наступает ночь, загораются огни.Я за рулем, но не рулю. Согнувшись вперед, я соображаю.Хигтинс ускользает от меня. Он ускользает от меня так, как никто другой. И я не понимаю, кто он и как замешан в этом деле. Он призрачен, неосязаем… Странное дело, я не чувствую его через людей, которые его знают. У Александра, хозяина гаража, не сохранилось о нем никаких ярких или запоминающихся впечатлений. И у этого владельца судоходной компании тоже… Но несмотря на шапочное знакомство, он отправляет Хиггинса в свой собственный гараж.Стоун с ним в бизнесе, но от того никаких новостей…Все это как-то размыто… Похоже на этот проклятый туман, в котором все прячется, смазывается, растворяется.Вот клевый заголовок для падкого на сенсации журналиста: «Хиггинс — человек, который растворяется…»Я поворачиваюсь к Грейс, молча сидящей рядом в ожидании результатов моего мыслительного процесса.— Пойдем махнем по стаканчику? — предлагаю я. — Пивные еще открыты? Она смотрит на часы.— Да…— Хорошо! По крайней мере, хоть что-то нам доступно.Мы выбираем поистине шикарный паб.— Ну что, не будем изменять нашим привычкам?— Как хотите!— Ты можешь называть меня на ты, любовь моя, — говорю я.— Для нас, англичан, это не так легко, — отвечает она, — поскольку «тыканье» не в наших традициях…— Ну вот и тренируйся, малышка! Как думаешь, отсюда можно позвонить?Грейс спрашивает. Бармен отвечает, что можно. Мы вместе идем в кабину, чтобы она попросила меня соединить. Эта девушка мне становится настолько необходимой, что, кажется, я скоро и в туалет без нее не смогу сходить.Когда у нас на проводе «Коронованный лев», я прошу соединить меня со старшим инспектором Брандоном.Он на месте, пьет чай.— Брандон?— Yes…— Сан-Антонио…— О! Ну что у вас нового?— Ничего, — говорю я сухо, — а у вас?— Девушка была отравлена. Лошадиная доза кураре. Знаете, есть такая индейская отрава из коры ядовитых растений, которой они намазывают свои стрелы…— Кураре! Черт возьми, это что, английский детективный роман? — смеюсь я.Но он не разделяет моей веселости.— Ее отравили недели три назад…— Что-нибудь известно о Хиггинсе?— Ничего… Его описание мы разослали. Я опубликовал в газетах объявление, что полиции хотелось бы побеседовать с ним.— Ловкая формулировка, — соглашаюсь я. — Действительно можно сказать, что вы боитесь подмочить чужую репутацию.— Мы просто осторожны, — произносит Брандон с явным превосходством в голосе, — поскольку для нас официально не существует подозреваемых, а только виновные и невиновные. А так как не имеется неоспоримых доказательств вины, то…— Знаю, — перебиваю я. — Скажите, у вас нет досье на Хиггинса?— Нет.Ему, видно, осточертело быть допрашиваемым, поэтому он переходит в наступление:— Откуда вы звоните?— Из Бата.— Из Бата?Инспектор изо всех сил старается сдержаться, чтоб не спросить, какого черта мне там надо.— Ладно, — говорю я, — желаю удачи, мой дорогой…— И вам того же, — отвечает он. Я вешаю трубку.Грейс поворачивается, чтобы выйти из кабины, но я задерживаю ее.— Попробуй найти в книге телефон фирмы Стоуна. Наверное, должен быть… Как думаешь?Я иду к стойке.Бармен наполнил нам два стакана виски, пока мы ходили к телефону. Рядом с нашими стаканами стоит третий, пустой.— Что это? — спрашиваю я его по-английски, призывая на помощь все свои знания.Бармен вежливо улыбается моему произношению и на таком же смешном французском, как мой английский, говорит, что это стакан клиента, который только что приходил, выпил и ушел.Объясняя это, он убирает пустой стакан, но по неосторожности цепляет и опрокидывает один полный стакан, из наших.Он извиняется и тут же исправляет ошибку, наполняя мне новый. Я так полагаю, что разлитый будет за его счет.Я с огромным удовольствием делаю большой глоток.Настроение поправляется. Виски — это то, что быстро приводит меня в форму. Любопытно, но я больше склонен к иностранным напиткам, чем к иностранным языкам. Скажем так, кроме ругательств…— Сколько? — интересуюсь я, вынимая из кармана деньги.Он говорит, но я ни черта не понимаю. Чтобы показать ему свое доверие, я кладу все деньги на стойку и делаю знак, чтобы он сам выбрал подходящий цвет.Когда я раскладываю монеты, то замечаю маленький круглый предмет, о котором абсолютно забыл. Пуговица, зажатая в руке Марты, когда я ее откопал.Странный предмет из могилы — будто послание умершей.Я машинально кручу пуговицу в руке. На обратной стороне нацарапаны цифры. Я всматриваюсь: 18-15-12-12-5.Точно, послание! Но кому? И что это означает? Надо будет повнимательнее потом изучить.Грейс возвращается из телефонной кабины.— Нашла что-нибудь? — спрашиваю я.— Да, — отвечает она.— А как ты объяснила?— Что я из профсоюза работников малого бизнеса.— Хорошая мысль…— Офис фирмы Стоуна находится в Бристоле. Вот адрес, я записала…— Браво! Это дело надо вспрыснуть…— Ты считаешь, что это большой успех? — спрашивает она.— Если мы будем отмечать только большие успехи, то пить придется крайне редко, — заверяю я и делаю мощный глоток.Она берет свой стакан, медленно подносит ко рту, пристально глядя мне в глаза, будто молча произносит за меня тост, пьет, морщится и падает как подкошенная. Глава 9Где пойдет речь о ночной работе Все это происходит настолько быстро, что я не успеваю ее подхватить. Будто мне это только кажется, и что стоит мне проснуться, как все станет на свои места.Грейс, моя малышка Грейс лежит у моих ног. Она растянулась на полу и мертва, по-настоящему мертва, как королева Виктория. Глаза закатились, ноздри сжались, и губы приняли ужасный зеленоватый оттенок.Бармен с криком бросается из-за стойки. Я наклоняюсь и подбираю самый большой осколок от ее разбившегося стакана. На стенках остается странный неприятный запах. Грейс отравили…Я протягиваю руку через стойку бара и беру стакан, приготовленный ранее для меня и опрокинутый барменом. Он пахнет так же. Ошибки быть не может: кто-то хотел нас отравить, как колорадских жуков, и меня, и Грейс.Через десять минут в зале столпотворение. Бармен позвал хозяина, тот вызвал врача и полицию. У меня ощущение, что все окружающее размывается, становится нереальным. Я стою ошарашенный, совершенно пришибленный горем. Не смейтесь, черствые люди! Эта девушка — я так к ней привязался. И она мне так нравилась… Я чувствую себя как ребенок, у которого отняли мороженое, и он еще не совсем осознал потерю. Я тоже не очень понимаю случившееся, и вряд ли мне так сразу удастся вбить это обстоятельство себе в башку даже с помощью молотка!Наконец появляется местная полиция. Один из полицейских говорит по-французски. Я показываю ему свое удостоверение, ссылаюсь на старшего инспектора Брандона и говорю, что я в их распоряжении, если необходимо…Я прошу полицейского спросить у бармена, как выглядел человек, зашедший в бар сразу после нас. Ясно, что эта сволочь всыпала нам яд в виски. Если бы не неловкость бармена, пролившего мой стакан, то ваш покорный слуга Сан-Антонио сейчас лежал бы на полу рядом с Грейс, примерно такого же цвета. Вытянувшийся и холодный… А что касается развязки этого расследования, то вам пришлось бы обратиться к книгам более привычного для вас автора…Полицейский расспрашивает бармена.— Тот человек был молодым. Волосы светлые… Одет в синее.— На нем был коричневый замшевый жилет?Полицейский переводит сначала вопрос, потом ответ.— Так точно, — говорит он. — Вы его знаете?— Нет…Я подношу руку к шляпе, слегка кланяюсь и, бросив последний прощальный взгляд на Грейс, выхожу из рокового заведения.Боксер-любитель, выдержавший пятнадцать раундов против профессионала в той же категории, спускаясь с ринга, вряд ли плывет сильнее, чем я сейчас. У меня ватные ноги, я чувствую полную опустошенность, и волна позывов переворачивает у меня все внутри.На этот раз война объявлена… Если на все посмотреть пристальнее холодным взглядом, то можно даже сказать, что это убийство и эта попытка убийства имеют свою положительную сторону для дальнейшего ведения дела. Но не надо подпрыгивать! Я прав и сейчас это вам докажу. Если молодой блондин, будучи одним из действующих лиц в моем расследовании, остается для меня пока недосягаемым, но появляется на сцене, чтобы покончить со мной, то, стало быть, он понимает, что я становлюсь опасен. А когда я опасен, земля горит под ногами моих врагов.Только вот как он узнал о моем существовании, этот смелый парень?Тут определить сложно, поскольку в течение двух последних дней я разговаривал со многими людьми. И кто-то из них работает на него.Перебираю мои контакты…За сорок восемь часов я времени не терял и общался с хозяином «Коронованного льва», мамашей Фидж, аптекарем, владельцем гаража, жертвой дорожного происшествия, Стоуном…Можно сказать, что мое путешествие по этой стране здорово насыщено.Я фыркаю и трясу головой, как конь перед рыцарским поединком.И как всегда бывает в серьезных случаях, вспоминаю свою личную клятву:«Послушай, Сан-Антонио. Дело дрянь. Фортуна повернулась к тебе тылом. Ты работаешь в деле, где тебе оказывают активное сопротивление. Ты это делаешь для себя самого, не имея приказа действовать. Ты сам за себя отвечаешь. Тайна щекочет тебя, и ты готов кинуться вперед, как бык на красную тряпку. Согласен, у быка нет мозгов, его таким сделал Господь… Так что, мой маленький, ты сожмешь зубы, ты сожмешь кулаки, сожмешь… Словом, сожмешь все, что надо, но доведешь дело до конца. Забудь потрясение в связи со смертью Грейс, забудь эту унылую страну, ее бесконечный туман, ее таинственность… Только вперед!»Я сажусь в машину Александра, повторяя про себя последний призыв.Нет, не для собственного тщеславия я действую. Но прежде всего из-за того, что у меня до сих пор в ушах звучат последние слова Эммануэля Ролле: «Я невиновен!» Он выдержал… Даже мне не хотел ничего говорить! При этом у него на лице уже был черный мешок и он чувствовал веревку на шее… Если он был невиновен, то зачем повесил на себя преступление, которого не совершал?Я опускаюсь с неба на землю. Рядом со мной, посвистывая, проходит почтальон, без сумки, руки в карманах. Возвращается к своему вечернему пудингу…— Эй! Постмен!Он останавливается, озирается, потом, заметив меня, идет к машине.— Yes, sir?Черт, как же сказать? И я говорю по-ростбифски, подыскивая знакомые слова:— Пожалуйста, дорога на Бристоль, пожалуйста.Пробелы в знании слов я заполняю блеющим «please».Он показывает мне направление.Бросив в окно «мерси», жму на газ, чтобы поскорее покинуть этот мрачный город.И вот я снова на черном шоссе, укрытом рваным туманом!Желтоватый свет встречных фар напоминает мне о волосах Грейс… Господи боже! Ни одна девушка никогда не западала мне так глубоко в душу.Я не могу до конца осознать ее смерть. Я даже себе не представляю, что это конец! Косвенно убил ее я… И чего мне втемяшилось таскать ее за собой повсюду? Да, ей нравилось, и она помогала мне как переводчица… Я пытаюсь найти себе оправдание, но не нахожу успокоения…О, если мне попадется в лапы эта мразь в замшевом жилете — слово легавого: я его в порошок сотру! * * * «Судоходная компания Стоун».Конечно, там написано по-другому, но я даю сразу перевод огромной вывески с буквами под мрамор, торчащей над широкой витриной, где расставлена целая игрушечная флотилия.Я проезжаю мимо и метрах в ста останавливаю машину. Затем медленным шагом возвращаюсь ко входу в офис. Улица во мраке, дождь кончился, уступив место густому туману. Время за полночь… Полночь — время преступлений! А? Звучит?Оглядываюсь по сторонам: ни души! Этот угол Бристоля, похоже, пуст, как карман налогоплательщика.Передо мной дверь. Правильно догадались, я забываю об уроках, данных мне шефом, и достаю отмычку, которая посылает в нокаут даже самые притязательные замки.Раз-два, и вот еще один взлом в моем послужном списке. Итак, я на месте. Ну а зачем я сюда пришел, скажите мне?Ладно, не ломайте башку — мой нюхомер работает все лучше и лучше. Мой нос — это мой радар, практически мое подсознание… Я следую ему, закрыв глаза. До сегодняшнего дня он помогал мне преодолевать разные препоны и рогатки, так же как конь, обходя препятствия, находит дорогу к дому пьяного в стельку хозяина.В бардачке машины я нашел фонарик. Войдя, закрываю дверь, запираю замки и иду на ощупь в глубину широкого зала. Дойдя до конца, укрываю фонарик своей рубашкой, чтобы не светил сильно, и осматриваюсь. Желтое слабое пятно, исходящее будто из моего нутра, позволяет мне обнаружить дверь. Я ее толкаю, она говорит: нет. Но моя отмычка быстро меняет ее мнение на противоположное.Эта дверь выходит в коридор, где по обе стороны находятся несколько других дверей.Я вынимаю фонарик из укрытия и провожу лучом по коридору.Здесь помещается администрация во всем своем великолепии. Частная администрация, если можно так выразиться… Частная и шикарная. Пол покрыт ковром толще, чем парижский асфальт. Это хорошо, поскольку не надо красться на цыпочках! Вы здесь можете провести целый эскадрон верхом, не разбудив соседей.Я толкаю двери по очереди. Они открываются в мир столов и полок с кляссерами… Все без интереса… Я их вновь закрываю и продолжаю поиски.Что, собственно, я ищу?О! Перестаньте задавать идиотские вопросы! Если б я только знал!Я пришел сюда просто потому, что Стоун не показался мне слишком откровенным, потому что он морской перевозчик и потому что Ролле занимался делами своего отца, торгующего с Африкой… Наконец, потому, что я иду по следу некоего Хиггинса, который, как я подозреваю, замочил Марту Обюртен. Браво, дорогой, но французское правительство не платит тебе за то, что ты делаешь работу британской полиции. Что ты на это скажешь?Дело меня интересует постольку, поскольку оно связано с историей Эммануэля Ролле. Хотя, с тех пор как я иду по следу, нос по ветру, как гончая, о Ролле вообще не было речи… Нет, именно из-за него я заинтересовался Мартой, затем труп Марты вывел меня на Хиггинса… И в свою очередь, сам того не зная, Хиггинс навел меня на Стоуна… Смешно, как все люди спаяны друг с другом, — социум…И вот я перед дальней дверью. Мне бы следовало начать с нее, так как надпись черными буквами «Вход воспрещен» — слово-приманка для воров и полицейских.«Вход воспрещен» для меня звучит как приглашение войти…Сезам, откройся! Замки по ту сторону Ла-Манша такие же сговорчивые, как и наши.Я вхожу и соображаю моментально: кабинет директора.Мебель дорогая, массивная, как лондонский Тауэр. На стене портрет человека с лысым черепом и челюстью, будто взятой у жены напрокат, поскольку своя была забыта в трусиках проститутки. Несмотря на это, губы сжаты и глаза выпучены, как это обычно бывает на фотографиях выпускников аристократических школ. Он похож на Стоуна, как один старый башмак похож на другой старый башмак. Видно, это устоявшаяся в компании традиция.Стоун-папаша не прищуривается, когда я наставляю свет фонаря ему в глаза. Наоборот, абсолютно не ослепленный, он смотрит на меня с укоризной…— Не мучайся, папаша, — подмигиваю я ему, — я пришел просто поглазеть.Так, окно комнаты закрыто ставнями… Если я правильно ориентируюсь, окно должно выходить во двор, а значит, можно включить свет. Сказано — сделано.Благодаря неоновому освещению я могу рассмотреть кабинет в деталях. В углу сейф такой величины, что мог бы служить пристанищем для беженцев. Вот моя главная цель, уверяет внутренний голос. Но только моя отмычка слишком молода, чтобы атаковать старого зубра такого формата…Соображая, что делать, я смотрю на него… Он смотрит на меня… Что-то подсказывает мне, что он согласен. Я поднимаю медальон, закрывающий замок. Замок с цифровым набором. На нем установлен диск, похожий на диск телефона. Я пробую крутить, но он вращается вхолостую… Нет ничего противнее…Господи, дойти сюда, рисковать жизнью и отступить перед холодным куском армированного чугуна — это оскорбительно…Я пробую комбинации цифр… Но это то же самое, что тереть пальцем по стеклу и ждать, когда посыплются искры.То же самое, что пытаться ухватить луч прожектора.Меня это возбуждает… Злит… Я вхожу в раж…Я кручу диск как помешанный…Эх, черт, сюда бы газовый резак! Но я не ношу его с собой постоянно.Машинально я вытряхиваю все из своих карманов, будто в надежде найти там комплект инструмента для резки металла.Но, вы понимате, или скорее не понимаете, поскольку только следите за тем, что я вам скажу, — вот происходит чудо, как оно всегда происходит в жизни трехнутых на какой-то идее, готовых любой ценой идти до конца… Выворачивая карманы, я натыкаюсь на пуговицу убитой Марты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13