"). С одной стороны этой странной платформы
пролегала колея с рельсами, а с другой стояли ржавые толстые
сваи с торчащими из них гроздьями чадящих факелов. Было
сумрачно и ДУШНО, воняло сыростью и испражнениями. Внезапно у
самого уха Федора, сотрясая воздуха, пронеслось и исчезло в
тоннеле нечто темное... Он отпрянул в сторону, и тут же перед
ним вновь про- мелькнула юркая тень. "Тьфу, нечистая!" - плюнул
Федор на замусоренную платформу, разглядев, что имеет дело с
обычными летучими мышами.
Пеплом из трубы выпорхнула из тоннеля стая мышей, факельное
пламя дернулось и затрепетало, дохнуло гнилью, и по стальным
рельсам пополз отблеск электрического света. "Представляю,
каким будет поезд, если тут не станция, а склеп какой-то!" -
прислушивался Федор к гулу воздуха в огромной черной дыре,
ожидая увидеть через миг-другой разбитые дребезжащие вагоны с
отстающей по бокам краской. Однако его ждал сюрприз: из тоннеля
мягко выплыл обтекаемой формы поезд, вся верхняя часть которого
была прозрачной и светилась чистым голубым светом, легко
струившимся на платформу. На фоне пещерообразной станции этот
поезд-игрушка выглядел бриллиантовым ожерельем на шее
прокаженного.
"Чудеса в решете", - только и смог сказать про себя Федор,
входя в вагон, дверь которого бесшумно уползла на крышу.
Впрочем, он тут же прибавил: "Народу, как всегда, больше чем
людей". Прозрачная дверь безо всякого предупреждения
опустилась, и поезд неслышно тронулся. "Левая какая-то
электричка, даже остановок не объявляют", - отметил Федор, поу-
добнее устраиваясь в плотной людской массе. Подозрительным
показалось ему и одеяние пассажиров: на одних были тулупы, на
других - летние майки с портретами Пугачевой и Боярского,
многие ехали в дезабилье или в казенных больничных пижамах,
была также одна японочка в белом шелковом кимоно, заляпанном
бурыми пятнами крови, а у соседней двери стояла девушка, на
которой совсем ничего не было, и ее белая грудь упиралась в
стекло, расплющиваясь... "Сильна, подруга! - чуть было не
открылся рот у Федора. - Не в себе, наверное. Как ее только в
метро пустили?!" Несколько находившихся рядом с девушкой
мужчин, как показалось Федору, изображали на покрытых
припудренной щетиной лицах полное равнодушие, и он скопировал
эту их гримасу, решив ничего не замечать из приличия.
Тем временем, голубой вагон озарился огненным светом: из
бешено ревущих форсунок вагон обдавало со всех сторон языкастым
пламенем. Федор заволновался, но остальные пассажиры сохраняли
спокойствие, даже и не думая паниковать. "Вагоны-то
огнеупорные, - смекнул Федор. - Так что напрасно у меня очко
взыграло". Наконец, огонь остался позади, и появилось нечто
более занимательное: тоннель кишмя кишел отвратительными
тварюгами, среди которых были и вурдалаки с торчащими из груди
осиновыми колами, и драконы с перерезанными шеями, и бледные
старухи со сломанными косами в дистрофичных руках, и скелеты с
дырявыми черепами, и очищенные от чешуи задастые русалочки, и
распутно-веселые ведьмы с выбитыми зубами, и много еще разной
дефектной нечисти, которой Федор и названия не ведал. Все это
было немного противно, немного интересно, но ничуть не страшно:
нечто подобное Федор уже видел в "Пещере ужасов", когда они с
Маринкой ходили на ноябрьские праздники в гастролировавший в
Москве чешский "Луна-парк".
Примерно через четверть часа поезд выехал на светлую
просторную станцию, даже и не станцию, а скорее крытый вокзал.
Все здесь было вполне прилично: мягкое освещение, электронные
табло, буфет, ресторан, питьевые автоматы, чистота и порядок.
Двери поднялись, и застоявшиеся пассажиры выплеснулись на
перрон. Однако вскоре подхватившая Федора толпа замедлила свое
движение и, уплотнившись, застопорилась у стеклянных будок с
сидящими в них гладко причесанными обезьянами в высоких
фуражках. Между будками были турникеты, подходя к которым люди
показывали обезьянам какие-то бумажки. Обезьяна высовывала из
будки длинную волосатую руку, сгребала в розовую ладонь
бумажку, подносила ее к носу, внимательно изучая, возвращала и
небрежно махала расслабленной кистью: "проходи".
Повертев головой по сторонам, Федор увидел, что ожидающие
своей очереди люди заранее достают из карманов какие-то
документы разного цвета и размера, даже у стоявшей впереди него
той самой голой "не в себе" был в руке документ. "Онато откуда
вынула?" - недоумевал Федор, заглядывая ей через плечо. Бумага,
которую она держала наготове, пестрела надписями на непонятном
языке, но Федор почему-то сразу решил, что это свидетельство о
смерти. И все же поверить в это до конца он не захотел. "Лезет
в голову черт знает что! Может, она и мертвая, может, все
кругом покойнички, но я-то живу, это факт, - пытался он себя
успокоить. - А что мне себя успокаивать?! В том, что я жив,
сомневаться не приходится: "мыслю, значит существую!"
Но вот подошла и его очередь: из окошка к самому лицу
протянулась полусогнутая лапа, покрытая прилизанной шерстью.
Федор брезгливо отвел от себя эту наглую лапу и хотел
проскочить через турникет, но не тут-то было: подлая обезьяна
заблокировала крестовидную вертушку. Взвыла сирена, и
моментально, раскидывая толпу плечами, к Федору подошли двое "в
штатском". Один из них красноречиво кивнул головой, и все трое,
Федор посередине, проследовали в близлежащее служебное
помещение, представлявшее собой слабоосвещенную комнату с
высоким креслом. Федора усадили в кресло и оставили одного.
По обстановке комната сильно напоминала рабочий зал
парикмахерской: обтянутое красной кожей мягкое кресло, под
креслом - карликовая лесенка для ног, над креслом - нечто вроде
фена для сушки волос, перед креслом - широкое зеркало. "Как это
у них там называется... допрос с пристрастием третьей степени?"
- поеживаясь, Федор с мучительным любопытством рассматривал
лежащие на полке перед зеркалом странно загнутые ножницы,
опасные бритвы с различной ширины лезвиями, щипцы с длинными
ручками, острозубые пилки и прочие никелированные инструменты,
плохо напоминавшие парикмахерские. Он вздрогнул: из спинки
кресла выскочили две металлические дуги и с резким щелчком
замкнулись холодным ошейником под самым подбородком. В ту же
секунду на голову опустился колпак, сверху послышалось низкое
гудение, волосы на голове зашевелились под воздействием мягкого
теплого излучения и встали дыбом. ("Начинают!"). Одновременно с
этим зеркало превратилось в экран: отражение померкло, и вместо
него, как на опущенной в раствор проявителя фотобумаге, стало
вырисовываться приятное женское лицо, своими чертами чем-то
напоминающее Маринкино: те же серо-голубые глаза, еле заметные
ямочки на щеках, четко очерченные губы.
- Рада вас приветствовать в Хелл-Сити! - белозубо
улыбнулась женщина.
"Здравствуй, заграница: сейчас начнут яйца выкручивать -
допытываться, под какой сосной зарыл парашют", - с тревогой
подумал Федор, вжимаясь в кресло.
- У нас нет границ, - рассмеялась женщина. - Ад един и
неделим, так что никто в вас здесь не подозревает агента КГБ. А
это... - она поймала взгляд Федора, непроизвольно покосившегося
на "инструменты", - это всего-навсего голограмма для создания,
скажем так, соответствующего умственного настроя.
"На вшивость проверяли, значит", - облегченно вздохнул
Федор.
- Вы не волнуйтесь, - ровным грудным голосом продолжала
женщина. - Расслабьтесь. Никто вас мучить не собирается - мы и
так все про вас уже знаем.
- Так значит... - Федор поднял вверх указательный палец,
показывая на колпак.
- Вы на самом деле очень проницательны, - кивнула женщина.
- Это - считыватель мыслей, а я - терминал компьютера, который
ваши мысли расшифровывает. Сейчас я вам задам несколько
вопросов, на которые вы ответите вслух, и после этого сможете
ознакомиться с нашим замечательным городом, крупнейшим
мегаполисом Ада. Итак, имя и фамилия.
- Федор Бурщилов.
- Пол?
- Что же вы, по мыслям определить не можете? - подмигнул
Федор женскому изображению. Изображение покраснело. "Надо же,
как настоящая!" - не сдержавшись, мысленно воскликнул Федор.
- Это простые формальности, - несколько жеманно заверила
его женщина. - Вы должны произнести свои ответы вслух, чтобы
вас можно было официально зарегистрировать.
- Хорошо, - вздохнул Федор. - Судим и в плену не был. На
временно оккупированной территории не проживал. Родственников
за границей не имею и в переписке с ними не состою. Какие там
еще графы в вашей анкете? Национальностью интересуетесь?
- Нет. Год смерти?
- Чьей смерти? - Федор хотел было вскочить, но наткнулся
кадыком на железный "ошейник" и закашлялся. - Вы что же...
хотите сказать... что я... - через силу выговорил он, с трудом
сдерживая кашель, отчего на глаза навернулись слезы.
- Я ничего не хочу сказать - это обязательный вопрос, - но
все же... боюсь вас огорчить, - женщина опустила глаза. - Дело
в том, что вы... не совсем живой.
- Как это "не совсем"?!! - опешил Федор.
- Судя по всему, вы находитесь в коматозном состоянии.
Кома...
- Слушайте, вы! - перебил Федор. - Называйте это как хотите
- коматозное состояние или комичное положение, - только уж
будьте добры, верните меня по обратному адресу, раз уж я не
совсем окочурился!
- Мы не можем этого сделать, - покачала головой женщина.
- Как людей живьем к черту на рога отправлять - так это вы
можете!!
- Ваши претензии необоснованны, - поджала губки женщина.
- Да это же ваш бородатый черт...
- Прекратите чертыхаться, - строго сказала женщина. -
Никаких чертей в природе не существует: это все выдумки неумных
церковников. А про вашего "бородатого" мы знаем ровно столько,
сколько и вы. Одно могу сказать с полной уверенностью: это было
никем не уполномоченное лицо. Может даже, какой-нибудь аферист
или хулиган.
- Кто-кто??? - вылезла вперед нижняя губа у Федора.
- Ну... знаете, бывают радиохулиганы, а этот теле-...
- Вот спасибо, успокоили! Что же мне теперь делать?
- Ничего. Ждите своего пробуждения. От нас с вами здесь
ничего не зависит.
- А от кого зависит?
- Существуют никому не подконтрольные высшие силы,
господствующие и над тем, и над этим светом. Ждите, - серьезно
сказала женщина.
- Легко сказать... А если не дождусь?
- Станете полноправным гражданином Ада, а пока считайте,
что вы на экскурсии.
- Веселенькая экскурсия! - зло усмехнулся Федор.
- Желаю вам приятно провести время, берегите себя! -
женщина улыбнулась на прощание и исчезла.
"Ошейник" убрался в спинку кресла, "фен" поднялся, экран
снова стал зеркалом, и Федор увидел прямо перед собой субъекта
в грязной телогрейке и с расцарапанным ветками лицом ("Ну и
рожа у тебя, Шарапов!"). Федор подбадривающе подмигнул субъекту
правым глазом, тот подмигнул в ответ левым, оба они синхронно
встали и вышли из комнаты в противоположные двери.
Захлопнув за собой дверь, Федор к большому своему удивлению
обнаружил, что находится не на вокзале, откуда он зашел в
только что оставленную комнату, а в однокомнатном гостиничном
номере с широкой кроватью, креслом, телевизором и баром. Он
приоткрыл дверь: за ней был теперь длинный коридор с точно
такими же пронумерованными дверьми. "Интересное кино! Ведь это
та же самая дверь, в которую я зашел секунду назад... Ну и
ладно, нам татарам все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с
ног валило, - вспомнил он поговорку институтского приятеля
Наиля. - Интересно только, сколько тут дерут с трудящихся за
один койко-день: в кармане-то хер ночует", - озабоченно добавил
он, но тут его внимание привлекла мирно стоящая на столике
трехэтажная ваза с бананами, апельсинами, виноградом и
клубникой (это в декабре-то, когда в Москве даже на рынке
ничего и рядом не лежит!). Оголодавший Федор набросился на
вкусную вазочку и принялся уминать все вперемешку,
одновременно стаскивая с себя жаркую душегрейку.
Насытившись, он сладко отрыгнул ("А-пельсин!") и отправился
в ванную умываться. Здесь его ждал очередной сюрприз: он увидел
перед собой золотой унитаз с крышкой из черного дерева,
серебряную раковину и большую мраморную ванну, наполненную
парным молоком. "Хоть я и не Мао Дзэдун, отчего бы мне не
последовать примеру "великого кормчего": говорят, он любил в
молоке поплавать", - развеселился Федор, направляясь к бару.
Там он выбрал самую красивую бутылку из темного непрозрачного
стекла: пузатенькая, на черной этикетке - скрещенные пушки и
надпись золотом: "КОРОНЕТ". Красивое название. Богатый
коньячный букет. ("А говорят, коньяк клопами пахнет... это
смотря какой!"). Лежа по горло в молоке, Федор неспеша
потягивал коньяк из тонкой стеклянной рюмки. Дымчатое стекло...
дымчатое... дым...
6. Во сне и наяву
Федор открыл глаза: за окном синело снежное утро. Сильно
мело. "Сейчас, сейчас, вот только коньяк дохлебаю!" - сказал он
себе, закрывая глаза в надежде досмотреть приятный сон, но нет,
не получилось: какая тут к чертям собачьим молочная ванна,
когда время половина восьмого - будильник звонит, - и надо
вставать, кровь из носу, но вставать, кровь... из носу,
кровьизносу, кровьизносуновставать, кровьизносуновставать,
кровьизносуно... вставать!!! Федор вскочил, отбросив к стенке
одеяло: без десяти восемь! Вот тебе и кровь из носу! Шлепая
босыми ногами по холодному паркету, он побежал в туалет. "Без
шшше-шести!" - прошипела вода в унитазе. Федор наскоро почистил
зубы, умылся, засунул в рот амурского толстолобика из
консервной банки, оделся, прожевывая, и выбежал на улицу.
В утреннем полумраке носились белые мухи: они летели прямо
в глаза, садились на губы, лезли в уши и падали за воротник...
И все же Федор любил, когда идет снег: с детских лет ему
виделось в кружении холодных небесных хлопьев нечто
возвышенно-радостное... Вот только сейчас радоваться было
особенно нечему: в его "родном" Проектно-конструкторском бюро
"Шарошпроект", входящем в один из "почтовых ящиков", объявили
месячник ударного труда под лозунгом "Ускорение, перестройка,
дисциплина". Как ускориться, никто не знал, что означает
перестройка, было все еще не вполне ясно, поэтому основной упор
сделали на дисциплину, а если точнее, то на "приход-уход"
("подход-отход", как говорили в отделе), так что всякое
опоздание было "чревато дыней", как выражался в минуты приступа
фамильярничанья с подчиненными начальник бюро (на правах
отдела) Василий Парамонович Сыроедов.
8:19. Федор вбежал в метро и, пластами стряхивая с себя на
глазах тающий снег, спустился по лестнице на безлюдную
платформу. "Вся Москва еще спит, один я тут, как ярый
стахановец, на работу лечу! Ну ладно, зато, как белый человек,
безо всякой давки поеду, и даже место никому уступать не
придется", - сказал он себе в утешение, переводя взгляд со
своего гонконгковского "алармклока" (8:20, точнее кремлевских,
семь мелодий, 70 рэ отдал) на установленные над въездом в
тоннель электронные часы, отсчитывающие интервалы движения
поездов с шагом в 5 секунд: 20 ("Почти "очко"!)... 25
("Перебор!"). "Все точно по закону всемирной подлости: поезд,
гад, только что ушел, следующий не раньше чем через 2 минуты
будет - суббота!" Оставалось только ждать...
1.........................................................60
1.........................................................60
1....................................38
СТАНЦИЯ СОКОЛ. Федор вскочил в полупустой вагон и плюхнулся
на сидение. 8:23. ОСТОРОЖНО. ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ. СЛЕДУЮЩАЯ
СТАНЦИЯ АЭРОПОРТ. "Короче!" - хотелось закричать Федору. ПОЕЗД
СЛЕДУЕТ ДО СТАНЦИИ КРАСНОГВАРДЕЙСКАЯ. ("Еще короче!") В вагоне
ехали почти одни студенты, которых легко можно было отличить по
учебникам и тетрадям с конспектами в руках. "Знакомое дело -
зачетная сессия", - мысленно улыбнулся Федор.
8:24. Федор стал от нечего делать прислушиваться к
разговору двух сидящих напротив парней с одним учебником по
акушерству на двоих: они умудрялись одновременно и болтать, и
читать. "А я когда дежурил в ночь в реанимичке, - начал
рассказывать один из них, опрятно одетый малый с детским еще
лицом, - привозят к нам самоубийцу: одна соска таблеток
нажралась от несчастной любви, в общем, сильная медикаментозная
интоксикация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
пролегала колея с рельсами, а с другой стояли ржавые толстые
сваи с торчащими из них гроздьями чадящих факелов. Было
сумрачно и ДУШНО, воняло сыростью и испражнениями. Внезапно у
самого уха Федора, сотрясая воздуха, пронеслось и исчезло в
тоннеле нечто темное... Он отпрянул в сторону, и тут же перед
ним вновь про- мелькнула юркая тень. "Тьфу, нечистая!" - плюнул
Федор на замусоренную платформу, разглядев, что имеет дело с
обычными летучими мышами.
Пеплом из трубы выпорхнула из тоннеля стая мышей, факельное
пламя дернулось и затрепетало, дохнуло гнилью, и по стальным
рельсам пополз отблеск электрического света. "Представляю,
каким будет поезд, если тут не станция, а склеп какой-то!" -
прислушивался Федор к гулу воздуха в огромной черной дыре,
ожидая увидеть через миг-другой разбитые дребезжащие вагоны с
отстающей по бокам краской. Однако его ждал сюрприз: из тоннеля
мягко выплыл обтекаемой формы поезд, вся верхняя часть которого
была прозрачной и светилась чистым голубым светом, легко
струившимся на платформу. На фоне пещерообразной станции этот
поезд-игрушка выглядел бриллиантовым ожерельем на шее
прокаженного.
"Чудеса в решете", - только и смог сказать про себя Федор,
входя в вагон, дверь которого бесшумно уползла на крышу.
Впрочем, он тут же прибавил: "Народу, как всегда, больше чем
людей". Прозрачная дверь безо всякого предупреждения
опустилась, и поезд неслышно тронулся. "Левая какая-то
электричка, даже остановок не объявляют", - отметил Федор, поу-
добнее устраиваясь в плотной людской массе. Подозрительным
показалось ему и одеяние пассажиров: на одних были тулупы, на
других - летние майки с портретами Пугачевой и Боярского,
многие ехали в дезабилье или в казенных больничных пижамах,
была также одна японочка в белом шелковом кимоно, заляпанном
бурыми пятнами крови, а у соседней двери стояла девушка, на
которой совсем ничего не было, и ее белая грудь упиралась в
стекло, расплющиваясь... "Сильна, подруга! - чуть было не
открылся рот у Федора. - Не в себе, наверное. Как ее только в
метро пустили?!" Несколько находившихся рядом с девушкой
мужчин, как показалось Федору, изображали на покрытых
припудренной щетиной лицах полное равнодушие, и он скопировал
эту их гримасу, решив ничего не замечать из приличия.
Тем временем, голубой вагон озарился огненным светом: из
бешено ревущих форсунок вагон обдавало со всех сторон языкастым
пламенем. Федор заволновался, но остальные пассажиры сохраняли
спокойствие, даже и не думая паниковать. "Вагоны-то
огнеупорные, - смекнул Федор. - Так что напрасно у меня очко
взыграло". Наконец, огонь остался позади, и появилось нечто
более занимательное: тоннель кишмя кишел отвратительными
тварюгами, среди которых были и вурдалаки с торчащими из груди
осиновыми колами, и драконы с перерезанными шеями, и бледные
старухи со сломанными косами в дистрофичных руках, и скелеты с
дырявыми черепами, и очищенные от чешуи задастые русалочки, и
распутно-веселые ведьмы с выбитыми зубами, и много еще разной
дефектной нечисти, которой Федор и названия не ведал. Все это
было немного противно, немного интересно, но ничуть не страшно:
нечто подобное Федор уже видел в "Пещере ужасов", когда они с
Маринкой ходили на ноябрьские праздники в гастролировавший в
Москве чешский "Луна-парк".
Примерно через четверть часа поезд выехал на светлую
просторную станцию, даже и не станцию, а скорее крытый вокзал.
Все здесь было вполне прилично: мягкое освещение, электронные
табло, буфет, ресторан, питьевые автоматы, чистота и порядок.
Двери поднялись, и застоявшиеся пассажиры выплеснулись на
перрон. Однако вскоре подхватившая Федора толпа замедлила свое
движение и, уплотнившись, застопорилась у стеклянных будок с
сидящими в них гладко причесанными обезьянами в высоких
фуражках. Между будками были турникеты, подходя к которым люди
показывали обезьянам какие-то бумажки. Обезьяна высовывала из
будки длинную волосатую руку, сгребала в розовую ладонь
бумажку, подносила ее к носу, внимательно изучая, возвращала и
небрежно махала расслабленной кистью: "проходи".
Повертев головой по сторонам, Федор увидел, что ожидающие
своей очереди люди заранее достают из карманов какие-то
документы разного цвета и размера, даже у стоявшей впереди него
той самой голой "не в себе" был в руке документ. "Онато откуда
вынула?" - недоумевал Федор, заглядывая ей через плечо. Бумага,
которую она держала наготове, пестрела надписями на непонятном
языке, но Федор почему-то сразу решил, что это свидетельство о
смерти. И все же поверить в это до конца он не захотел. "Лезет
в голову черт знает что! Может, она и мертвая, может, все
кругом покойнички, но я-то живу, это факт, - пытался он себя
успокоить. - А что мне себя успокаивать?! В том, что я жив,
сомневаться не приходится: "мыслю, значит существую!"
Но вот подошла и его очередь: из окошка к самому лицу
протянулась полусогнутая лапа, покрытая прилизанной шерстью.
Федор брезгливо отвел от себя эту наглую лапу и хотел
проскочить через турникет, но не тут-то было: подлая обезьяна
заблокировала крестовидную вертушку. Взвыла сирена, и
моментально, раскидывая толпу плечами, к Федору подошли двое "в
штатском". Один из них красноречиво кивнул головой, и все трое,
Федор посередине, проследовали в близлежащее служебное
помещение, представлявшее собой слабоосвещенную комнату с
высоким креслом. Федора усадили в кресло и оставили одного.
По обстановке комната сильно напоминала рабочий зал
парикмахерской: обтянутое красной кожей мягкое кресло, под
креслом - карликовая лесенка для ног, над креслом - нечто вроде
фена для сушки волос, перед креслом - широкое зеркало. "Как это
у них там называется... допрос с пристрастием третьей степени?"
- поеживаясь, Федор с мучительным любопытством рассматривал
лежащие на полке перед зеркалом странно загнутые ножницы,
опасные бритвы с различной ширины лезвиями, щипцы с длинными
ручками, острозубые пилки и прочие никелированные инструменты,
плохо напоминавшие парикмахерские. Он вздрогнул: из спинки
кресла выскочили две металлические дуги и с резким щелчком
замкнулись холодным ошейником под самым подбородком. В ту же
секунду на голову опустился колпак, сверху послышалось низкое
гудение, волосы на голове зашевелились под воздействием мягкого
теплого излучения и встали дыбом. ("Начинают!"). Одновременно с
этим зеркало превратилось в экран: отражение померкло, и вместо
него, как на опущенной в раствор проявителя фотобумаге, стало
вырисовываться приятное женское лицо, своими чертами чем-то
напоминающее Маринкино: те же серо-голубые глаза, еле заметные
ямочки на щеках, четко очерченные губы.
- Рада вас приветствовать в Хелл-Сити! - белозубо
улыбнулась женщина.
"Здравствуй, заграница: сейчас начнут яйца выкручивать -
допытываться, под какой сосной зарыл парашют", - с тревогой
подумал Федор, вжимаясь в кресло.
- У нас нет границ, - рассмеялась женщина. - Ад един и
неделим, так что никто в вас здесь не подозревает агента КГБ. А
это... - она поймала взгляд Федора, непроизвольно покосившегося
на "инструменты", - это всего-навсего голограмма для создания,
скажем так, соответствующего умственного настроя.
"На вшивость проверяли, значит", - облегченно вздохнул
Федор.
- Вы не волнуйтесь, - ровным грудным голосом продолжала
женщина. - Расслабьтесь. Никто вас мучить не собирается - мы и
так все про вас уже знаем.
- Так значит... - Федор поднял вверх указательный палец,
показывая на колпак.
- Вы на самом деле очень проницательны, - кивнула женщина.
- Это - считыватель мыслей, а я - терминал компьютера, который
ваши мысли расшифровывает. Сейчас я вам задам несколько
вопросов, на которые вы ответите вслух, и после этого сможете
ознакомиться с нашим замечательным городом, крупнейшим
мегаполисом Ада. Итак, имя и фамилия.
- Федор Бурщилов.
- Пол?
- Что же вы, по мыслям определить не можете? - подмигнул
Федор женскому изображению. Изображение покраснело. "Надо же,
как настоящая!" - не сдержавшись, мысленно воскликнул Федор.
- Это простые формальности, - несколько жеманно заверила
его женщина. - Вы должны произнести свои ответы вслух, чтобы
вас можно было официально зарегистрировать.
- Хорошо, - вздохнул Федор. - Судим и в плену не был. На
временно оккупированной территории не проживал. Родственников
за границей не имею и в переписке с ними не состою. Какие там
еще графы в вашей анкете? Национальностью интересуетесь?
- Нет. Год смерти?
- Чьей смерти? - Федор хотел было вскочить, но наткнулся
кадыком на железный "ошейник" и закашлялся. - Вы что же...
хотите сказать... что я... - через силу выговорил он, с трудом
сдерживая кашель, отчего на глаза навернулись слезы.
- Я ничего не хочу сказать - это обязательный вопрос, - но
все же... боюсь вас огорчить, - женщина опустила глаза. - Дело
в том, что вы... не совсем живой.
- Как это "не совсем"?!! - опешил Федор.
- Судя по всему, вы находитесь в коматозном состоянии.
Кома...
- Слушайте, вы! - перебил Федор. - Называйте это как хотите
- коматозное состояние или комичное положение, - только уж
будьте добры, верните меня по обратному адресу, раз уж я не
совсем окочурился!
- Мы не можем этого сделать, - покачала головой женщина.
- Как людей живьем к черту на рога отправлять - так это вы
можете!!
- Ваши претензии необоснованны, - поджала губки женщина.
- Да это же ваш бородатый черт...
- Прекратите чертыхаться, - строго сказала женщина. -
Никаких чертей в природе не существует: это все выдумки неумных
церковников. А про вашего "бородатого" мы знаем ровно столько,
сколько и вы. Одно могу сказать с полной уверенностью: это было
никем не уполномоченное лицо. Может даже, какой-нибудь аферист
или хулиган.
- Кто-кто??? - вылезла вперед нижняя губа у Федора.
- Ну... знаете, бывают радиохулиганы, а этот теле-...
- Вот спасибо, успокоили! Что же мне теперь делать?
- Ничего. Ждите своего пробуждения. От нас с вами здесь
ничего не зависит.
- А от кого зависит?
- Существуют никому не подконтрольные высшие силы,
господствующие и над тем, и над этим светом. Ждите, - серьезно
сказала женщина.
- Легко сказать... А если не дождусь?
- Станете полноправным гражданином Ада, а пока считайте,
что вы на экскурсии.
- Веселенькая экскурсия! - зло усмехнулся Федор.
- Желаю вам приятно провести время, берегите себя! -
женщина улыбнулась на прощание и исчезла.
"Ошейник" убрался в спинку кресла, "фен" поднялся, экран
снова стал зеркалом, и Федор увидел прямо перед собой субъекта
в грязной телогрейке и с расцарапанным ветками лицом ("Ну и
рожа у тебя, Шарапов!"). Федор подбадривающе подмигнул субъекту
правым глазом, тот подмигнул в ответ левым, оба они синхронно
встали и вышли из комнаты в противоположные двери.
Захлопнув за собой дверь, Федор к большому своему удивлению
обнаружил, что находится не на вокзале, откуда он зашел в
только что оставленную комнату, а в однокомнатном гостиничном
номере с широкой кроватью, креслом, телевизором и баром. Он
приоткрыл дверь: за ней был теперь длинный коридор с точно
такими же пронумерованными дверьми. "Интересное кино! Ведь это
та же самая дверь, в которую я зашел секунду назад... Ну и
ладно, нам татарам все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с
ног валило, - вспомнил он поговорку институтского приятеля
Наиля. - Интересно только, сколько тут дерут с трудящихся за
один койко-день: в кармане-то хер ночует", - озабоченно добавил
он, но тут его внимание привлекла мирно стоящая на столике
трехэтажная ваза с бананами, апельсинами, виноградом и
клубникой (это в декабре-то, когда в Москве даже на рынке
ничего и рядом не лежит!). Оголодавший Федор набросился на
вкусную вазочку и принялся уминать все вперемешку,
одновременно стаскивая с себя жаркую душегрейку.
Насытившись, он сладко отрыгнул ("А-пельсин!") и отправился
в ванную умываться. Здесь его ждал очередной сюрприз: он увидел
перед собой золотой унитаз с крышкой из черного дерева,
серебряную раковину и большую мраморную ванну, наполненную
парным молоком. "Хоть я и не Мао Дзэдун, отчего бы мне не
последовать примеру "великого кормчего": говорят, он любил в
молоке поплавать", - развеселился Федор, направляясь к бару.
Там он выбрал самую красивую бутылку из темного непрозрачного
стекла: пузатенькая, на черной этикетке - скрещенные пушки и
надпись золотом: "КОРОНЕТ". Красивое название. Богатый
коньячный букет. ("А говорят, коньяк клопами пахнет... это
смотря какой!"). Лежа по горло в молоке, Федор неспеша
потягивал коньяк из тонкой стеклянной рюмки. Дымчатое стекло...
дымчатое... дым...
6. Во сне и наяву
Федор открыл глаза: за окном синело снежное утро. Сильно
мело. "Сейчас, сейчас, вот только коньяк дохлебаю!" - сказал он
себе, закрывая глаза в надежде досмотреть приятный сон, но нет,
не получилось: какая тут к чертям собачьим молочная ванна,
когда время половина восьмого - будильник звонит, - и надо
вставать, кровь из носу, но вставать, кровь... из носу,
кровьизносу, кровьизносуновставать, кровьизносуновставать,
кровьизносуно... вставать!!! Федор вскочил, отбросив к стенке
одеяло: без десяти восемь! Вот тебе и кровь из носу! Шлепая
босыми ногами по холодному паркету, он побежал в туалет. "Без
шшше-шести!" - прошипела вода в унитазе. Федор наскоро почистил
зубы, умылся, засунул в рот амурского толстолобика из
консервной банки, оделся, прожевывая, и выбежал на улицу.
В утреннем полумраке носились белые мухи: они летели прямо
в глаза, садились на губы, лезли в уши и падали за воротник...
И все же Федор любил, когда идет снег: с детских лет ему
виделось в кружении холодных небесных хлопьев нечто
возвышенно-радостное... Вот только сейчас радоваться было
особенно нечему: в его "родном" Проектно-конструкторском бюро
"Шарошпроект", входящем в один из "почтовых ящиков", объявили
месячник ударного труда под лозунгом "Ускорение, перестройка,
дисциплина". Как ускориться, никто не знал, что означает
перестройка, было все еще не вполне ясно, поэтому основной упор
сделали на дисциплину, а если точнее, то на "приход-уход"
("подход-отход", как говорили в отделе), так что всякое
опоздание было "чревато дыней", как выражался в минуты приступа
фамильярничанья с подчиненными начальник бюро (на правах
отдела) Василий Парамонович Сыроедов.
8:19. Федор вбежал в метро и, пластами стряхивая с себя на
глазах тающий снег, спустился по лестнице на безлюдную
платформу. "Вся Москва еще спит, один я тут, как ярый
стахановец, на работу лечу! Ну ладно, зато, как белый человек,
безо всякой давки поеду, и даже место никому уступать не
придется", - сказал он себе в утешение, переводя взгляд со
своего гонконгковского "алармклока" (8:20, точнее кремлевских,
семь мелодий, 70 рэ отдал) на установленные над въездом в
тоннель электронные часы, отсчитывающие интервалы движения
поездов с шагом в 5 секунд: 20 ("Почти "очко"!)... 25
("Перебор!"). "Все точно по закону всемирной подлости: поезд,
гад, только что ушел, следующий не раньше чем через 2 минуты
будет - суббота!" Оставалось только ждать...
1.........................................................60
1.........................................................60
1....................................38
СТАНЦИЯ СОКОЛ. Федор вскочил в полупустой вагон и плюхнулся
на сидение. 8:23. ОСТОРОЖНО. ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ. СЛЕДУЮЩАЯ
СТАНЦИЯ АЭРОПОРТ. "Короче!" - хотелось закричать Федору. ПОЕЗД
СЛЕДУЕТ ДО СТАНЦИИ КРАСНОГВАРДЕЙСКАЯ. ("Еще короче!") В вагоне
ехали почти одни студенты, которых легко можно было отличить по
учебникам и тетрадям с конспектами в руках. "Знакомое дело -
зачетная сессия", - мысленно улыбнулся Федор.
8:24. Федор стал от нечего делать прислушиваться к
разговору двух сидящих напротив парней с одним учебником по
акушерству на двоих: они умудрялись одновременно и болтать, и
читать. "А я когда дежурил в ночь в реанимичке, - начал
рассказывать один из них, опрятно одетый малый с детским еще
лицом, - привозят к нам самоубийцу: одна соска таблеток
нажралась от несчастной любви, в общем, сильная медикаментозная
интоксикация.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22