Не могло этого быть и потому, что Армстронги, как известно всему соседству, должны были уезжать рано утром. Обитатели плантации давно уже удалились на покой, и причиной отсутствия ее сына не могло быть свидание. Что-нибудь другое должно было задержать его. Что же? Время от времени она вскакивала с места, выходила за дверь, долго всматривалась в дорогу, шедшую мимо ворот коттеджа, и прислушивалась, не раздается ли шум шагов. С вечера было совсем темно, теперь же луна сияла в полном блеске, но, несмотря на это, на дороге никого и ничего не было видно.
Час ночи, а тишина все та же. Сердце матери сжалось, и она с большой тревогой стала ходить и прислушиваться к малейшему звуку, доносившемуся к ней из лесу.
Два часа! А сына все еще нет!
- Где мой Чарльз? Что могло задержать его?
Почти те же слова, которые произносила Елена Армстронг несколько часов тому назад, но только в другом месте... слова, вызванные разными чувствами, но одинаково чистыми и беззаветными. Возлюбленная считала себя осмеянной, забытой; мать мучилась предчувствием, что у нее нет больше сына.
Прошел еще час, и вот почти перед самым рассветом мистрис Кленси увидела вбежавшую через ворота собаку с обрывком веревки на шее и узнала в ней любимую охотничью собаку сына. Появление собаки, обрызганной грязью и запачканной кровью, открыло ей ужасную истину. Усталая от бессонной ночи, измученная ожиданием, она не в силах была выдержать этого рокового удара. Как подкошенная, свалилась она на землю, где ее увидела единственная оставшаяся еще у нее невольница, которая подняла ее и отнесла в дом.
Последний взгляд на любимые места.
В то время как служанка хлопотала около своей госпожи, все еще не приходившей в сознание, с дороги донесся стук колес проезжавшего мимо тяжелого воза и крики погонщиков.
Запряженная четырьмя сильными мулами фура была нагружена всевозможной домашней утварью. Рядом с ней шел кучер-негр, а за ним еще несколько темнокожих слуг.
Едва этот поезд скрылся из виду, как на дороге показался другой экипаж на этот раз более легкая повозка, запряженная парой кентуккских лошадей. Кожаный верх повозки был откинут, и всех сидящих было ясно видно. На козлах сидел черный кучер, и рядом с ним девушка-мулатка. Это была Джулия.
На заднем сидении мы узнали бы еще одно знакомое лицо. Только выражение его грустное и расстроенное. Так же печальны были лица двух остальных пассажиров - полковника и другой его дочери.
Они ехали по дороге в Натчез, откуда намеревались направиться в Техас, а в фуре, проехавшей перед ними, они увозили все, что неумолимый кредитор дозволил им взять из дорогого для них дома.
Полковник сидел грустный, низко опустив голову. В первый раз в жизни он чувствовал себя глубоко униженным, и это чувство заставило его выехать так рано: он старался избегнуть встречи со знакомыми лицами, боялся видеть их огорченными. К тому же еще одно обстоятельство вынуждало спешить: пароход отходил из Натчеза на заре и необходимо было поспеть в город к этому времени.
Старшая дочь плантатора грустила не меньше его, имея на то свою причину.
Всю ночь Елена не сомкнула глаз ни на минуту и теперь лицо ее было мертвенно-бледным, под лихорадочно блестящими глазами лежали темные круги. Она не обращала внимания ни на что встречавшееся по дороге и едва отвечала на замечания сестры, с которыми та время от времени обращалась к ней, очевидно, желая развлечь ее. Но и у самой Джесси, всегда веселой, было тяжело на душе: ей не хотелось расставаться с домом, где она выросла, и страшно было заглянуть в будущее, где, вместо роскоши и довольства, их, вероятно, ожидают многие лишения, как и предупреждал ее отец.
Елена вовсе не думала о перемене жизни, она не боялась бедности и примирилась бы со всеми лишениями, лишь бы Чарльз оставался верен ей! Но он изменил, и теперь ничто уже не интересовало ее. Она чувствовала, что не может ни забыть его, ни простить, и горе с новой силой охватило ее, когда повозка поравнялась с фермой Кленси. Елена думала: "Вот здесь спит тот, кто на всю жизнь сделал меня несчастной. Неужели он может спать?"
Чувство ее было так сильно, что, несмотря на все старания, она не могла скрыть его, и счастье, что отец, поглощенный собственным горем, не обратил внимания на дочь. Сестра же заметила ее волнение и угадала причину, но не сказала ничего, зная, что есть минуты, когда выражение участия даже самого близкого человека бывает неуместным.
Джесси была рада, когда дом и ферма Кленси скрылись из виду.
Если бы Елена могла проникнуть через стены этого белого домика и увидела лежавшую в постели, по-видимому, мертвую или умирающую женщину, и рядом другую постель, нетронутую, если бы кто-нибудь мог сказать девушке, что тот, кто привык спать в этой постели, теперь лежал в холодном болоте, под темным сводом кипарисов. Удар был бы не менее силен, но она перенесла бы его легче, в сердце не осталось бы той горечи, которая наполняла его теперь.
Но Елена не знала ничего из случившегося - ни кровавой драмы, разыгравшейся на опушке леса, ни грустной сцены на ферме. Знай она все это, она тоже плакала бы, как теперь, прощаясь взором с жилищем своего милого, но плакала бы от горя, а не от досады.
VIII
Десять часов утра. Вокруг коттеджа вдовы Кленси собралась целая толпа народа. Все это были ближайшие соседи ее; что касается тех, которые жили на значительном расстоянии, то они понемногу съезжались со всех сторон. Через каждые несколько минут появляется два-три всадника, за плечами у них карабины, рога с порохом и патронташи. Так же вооружена и пешая толпа у коттеджа. Причина такого вооружения понятна всем. Несколько часов тому назад мать дала знать по всем плантациям, что сын ее пропал из дому и, судя по некоторым обстоятельствам, с ним случилось, вероятно, какое-нибудь несчастье.
Жители юго-западных штатов считали своим долгом не оставаться безучастными зрителями в подобных случаях, и, как самые богатые, так и самые бедные, спешили принять участие в поиске и наказании виновных, если таковые были. Вот почему соседи мистрис Кленси, ближние и дальние, званые и незваные, собрались теперь у ее коттеджа. Между ними находились также Эфраим Дерк и его сын Ричард.
Мать Кленси передала подробности предыдущей ночи, о собаке, которая вернулась домой мокрая и раненая, и в доказательство своих слов показала ее всем. Вид собаки с простреленной кожей на затылке и одновременное с этим исчезновение ее хозяина увеличили подозрение в том, что с ним случилось что-то. Но что? И почему собака ранена? Никто, само собою разумеется, не мог ответить на эти вопросы. Странным показалось, кроме того, что собака вернулась в такой поздний час. Кленси вышел из дому днем и не мог уйти так далеко, чтобы собаке его пришлось бежать всю ночь. Не мог ли он сам подстрелить ее? Ответ был отрицательный; опытные охотники, находившиеся среди толпы, осмотрели рану собаки и, не колеблясь, заявили, что стреляли из "двуствольного ружья, а не из карабина". Всем было известно между тем, что Чарльз никогда и никакого оружия, кроме карабина, не носил с собой, а, следовательно, не он ранил собаку. После короткого совещания решено было идти на поиски пропавшего. В присутствии матери никто не говорил о поисках "мертвого тела", хотя все были уверены, что ничего кроме этого не найдут. Но мать это предчувствовала, и когда охотники, отправляясь на поиски, успокаивали ее, говоря, что все кончится хорошо, сердце подсказывало ей, что она никогда больше не увидит сына.
Выйдя из дому, всадники разделились на две группы и двинулись в разные стороны. С одной из них, численностью побольше, отправилась собака Кленси; ее взял с собой старый охотник Вудлей, надеясь, что она поможет отыскать следы своего хозяина. Собака не подвела: не успели они въехать в лес, как она бросилась вперед и так быстро, что им чуть ли не галопом пришлось догонять ее. Так она пробежала по лесу расстояние мили в две и, наконец, громко залаяв, остановилась у окраины болота. Охотники спешились, чтобы осмотреть это место, в надежде найти там тело Чарльза Кленси, но они не нашли его ни мертвого, ни живого, а только кучу тилландсии, которая, по-видимому, была недавно еще сорвана с деревьев и затем почему-то разбросана в разные стороны. Осмотрев внимательно почву, они увидели на ней сгустки крови, темной, почти черной. Из-под кучи тилландсии выглядывал ствол ружья, которое оказалось карабином, признанным многими за карабин Кленси. Рядом с ружьем лежала шляпа, а под ними кровь... Кто-то был здесь, очевидно, ранен... быть может, убит... А где же Чарльз Кленси? Ружье и шляпа его, а следовательно, и кровь. "Где же его тело?" - спрашивали друг друга с недоумением охотники. Среди них находился один только человек, который мог бы все объяснить им... и человек этот был Ричард Дерк.
Не странно ли, что он находился среди охотников и даже ревностнее других принимал участие в поисках? Дело в том, что он позабыл о собаке, не подумал о том, что инстинкт животного может скоро привести их к тому месту, где он нанес смертельный выстрел Кленси. Когда все собрались вокруг этого места, он хотел уйти, но остался, из боязни навлечь на себя подозрение своим уходом. "Чего мне бояться? - думал он. - Ну, они найдут мертвое тело... Кленси... с простреленной грудью. Разве могут они сказать, кто нанес выстрел? Свидетелей, кроме деревьев, никаких, а эта глупая собака... Нет, не глупая... стоит и все воет. Так что ж?" Умей она говорить, тогда ему было бы чего бояться. Успокоив себя до некоторой степени, он подошел к месту, которое недавно обагрил кровью... дрожащий, бледный... И не удивительно! Он должен был увидеть лицо человека, которого убил...
Но что это? Убитого тут не было! Только ружье, шляпа и несколько капель крови! Должен ли был радоваться Дерк? Судя по его виду, нет! Перед этим он только слегка вздрагивал и был немного бледен, теперь же губы его побелели, глаза ввалились, зубы стучали, и он трясся всем телом, как бы от приступа лихорадки. К счастью для него, он стоял среди кипарисов, закрытый тенью. Но если это могло ускользнуть от взора всех присутствующих, зато не ускользнуло от чутья находившейся здесь собаки Кленси. Не успела она заметить его, как с громким, пронзительным криком набросилась на него и, не успей вовремя удержать ее Вудлей, она вцепилась бы в горло Ричарда Дерка.
Охотники были поражены, и взоры их с недоумением обратились на Ричарда Дерка. Им показалась странной такая реакция собаки! Стоило только на минутку отпустить ее, как она снова бросилась на Дерка. Он чувствовал, что все смотрят на него с недоумением, но никто не видит ни его побелевших губ, ни того состояния, в котором он пребывал; все же три человека, стоявшие подле него, не могли не слышать, как стучали его зубы. Для ужаса, овладевшего им, было три причины: исчезновение тела, суеверие и, наконец, эта собака. На него вновь бросилась собака. Ричард понял, что должен так или иначе объяснить ее поведение, и поэтому с принужденным смехом и напускной небрежностью сказал:
- Не в первый раз нападает на меня собака Кленси! Она никак не может мне простить, что я как-то раз наказал ее за то, что она приставала к одной из наших собак. Я давно убил бы эту дрянь, да только щадил из уважения к ее хозяину.
Объяснение это выглядело правдоподобно, и ничего невероятного не было, а между тем оно удовлетворило далеко не всех охотников. Не желая, однако, терять времени, они решили продолжать начатые поиски. Один взял шляпу, другой ружье, и затем все разбрелись в разные стороны. Долго бродили они по лесу, тщательно исследуя почву, собираясь вокруг кипарисов и присматриваясь к их тенистой листве. Целую милю, почти четвертую часть леса осмотрели они, не забыв также и болота, где было столько удобных мест для сокрытия следов преступления. Все поиски их были напрасны, ни мертвого, ни живого они не нашли... Никаких следов пропавшего человека... Ничего, кроме шляпы и ружья. Разочарованные, уставшие, голодные, они снова вернулись к роковому месту, где после небольшого совещания решили оставить дело до завтра и разойтись по домам.
IX
Однако не все участвовавшие в поисках ушли, на месте осталось двое. За несколько минут до того, как все удалились, они незаметно отошли в сторону, уведя туда и своих лошадей. Старший из них, Вудлей, кроме лошади, увел с собой и собаку Кленси. Младший, Хейвуд, такой же охотник, как и он, следовал за ним.
Отойдя на довольно значительное расстояние, Вудлей остановился на несколько минут. Тишина, воцарившаяся в лесу, подтверждала, что они остались одни. Привязав лошадей к деревьям, а собаку к стремени одной из них, охотники вернулись к тому месту, где были найдены шляпа и ружье. Не доходя до него двадцати шагов, Вудлей остановился подле одного из кипарисов и указал своему товарищу на круглое отверстие в коре со слегка выдающимися краями. Отверстие это было сделано, по-видимому, недавно; мало того - оно было окрашено в красный цвет. По мнению охотника, прошло двадцать четыре часа с тех пор, как было сделано это отверстие.
- Что ты думаешь об этом, Нед? - спросил Вудлей.
Хейвуд, молчаливый по природе, не отвечал и только смотрел на указанное ему отверстие.
- Свинцовая пилюля попала туда, - продолжал его товарищ. - Судя по величине и форме отверстия, она, вероятно, из большого ружья. А судя по красным пятнам на краях, пилюля эта была запачкана кровью.
- Да, походит на кровь.
- Это кровь... самая настоящая... Кровь Чарльза Кленси. Пуля, что там в середине, прошла сначала через его тело. Ею-то он и был убит и, по-видимому, она неглубоко врезалась в дерево, хотя оно мягко.
Вынув нож, старый охотник попробовал исследовать отверстие.
- Так и есть! Не глубже дюйма... я нащупываю ее.
- А что, если ее вырезать, Сим?
- Это я и хочу сделать, но только аккуратно... Надо вырезать осторожно кору вокруг нее.
И он воткнул нож в дерево и сделал надрез вокруг отверстия с пулей, а затем, стараясь не трогать окровавленных следов, вырезал кусок дерева, сходный по своей форме с грушей. Держа ее на ладони руки, он сказал:
- Нет, в этом куске дерева находится пуля, которая никогда не бывала в карабине... В ней металлу весом с добрую унцию... Только в двустволке и может быть такая штука.
- Ты прав, - отвечал ему Хейвуд.
- Прекрасно! А кто ходит с таким ружьем по лесам? Кто, Нед Хейвуд?
- Я знаю только одного человека.
- Назови его! Назови мне этого негодяя!
- Дик Дерк.
- Об этом-то негодяе думаю и я, и думал весь день. У меня есть еще и другая примета... Она ускользнула от других. Я прошел мимо нее, как будто не видел... Я не хотел, чтобы Дик Дерк был там, когда я буду осматривать ее. Вот почему я и ушел... чтобы никто не заметил этого. Мне повезло, они не заметили.
- Еще одну примету? Какую, Сим?
- Следы в грязи, у самой окраины болота. Их много у того места, где пролита кровь бедняги, а затем они идут в сторону. Я только мельком взглянул на них, но сразу узнал, что они оставлены мужчиной. Жизнью своей отвечаю, что это следы сапог, которые я видел на ногах у Дика Дерка. Теперь слишком темно, чтобы можно было рассмотреть их... Мы вернемся завтра сюда, пораньше, пока никто ходить здесь не будет. Тогда и исследуем их... если окажется, что это следы не Дика Дерка, можешь сказать тогда, что Сим Вудлей толстоголовый сурок и больше ничего.
- Будь у нас хоть один из его сапог, мы смогли бы сличить его с этими следами.
- Будь! Никаких "будь" не может быть! У нас будет он... даже оба... даю слово, что будут.
- Каким образом мы их достанем?
- Предоставь это мне. Я уже составил план, как добыть обувь этого негодяя или вообще что-нибудь, принадлежащее ему, что могло бы пролить луч света на это темное дело. Пойдем, Нед! Пойдем к бедной вдове... Посмотрим, не можем ли мы сказать какое-нибудь слово утешения бедной леди. Это убьет ее. У нее не особенно крепкое здоровье, а после смерти своего мужа она стала еще слабее. Теперь вот сын... ах! Пойдем к ней: пусть она знает, что никто из нас не забыл ее.
- Пойдем, Вудлей! - поспешно отвечал ему молодой охотник.
Ужасным, мучительным был день, проведенный матерью Чарльза Кленси в ожидании тех, кто отправился на поиски ее сына. Но еще ужаснее была ночь после их возвращения: никаких известий о пропавшем, ничего, кроме шляпы, и ружья, и крови! Горе ее дошло теперь до крайних пределов, и сердце готово было разорваться на части. Хорошо еще, что у нее были друзья, которые не оставляли ее в этот страшный час тяжелого испытания. Обитатели лесов Далекого Запада под суровой наружной оболочкой имеют мягкое сердце. Человек десять остались дежурить у нее на ночь на тот случай, если бы их услуги понадобились. Ночь была теплая, даже душная; одни из них курили, сидя на балконе, другие разговаривали полулежа на траве напротив коттеджа, где у кровати мистрис Кленси дежурили их жены, сестры, дочери. Разговор вертелся вокруг событий дня и таинственности, окружавшей убийство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25