Брод широкий и лошадям тяжело переходить его. Выйдя на берег, им надо дать передохнуть немного. Если даже допустить, что они проехали, то они не могли далеко отъехать отсюда. Пойдемте-ка лучше осмотрим дорогу. Они не могут миновать этой дороги... Мы или встретим их, возвращаясь обратно, или захватим их на берегу реки. Во всяком случае нам следует идти вверх по тропе. Если окажется, что они не проехали, мы повернем обратно к реке.
- Зачем же нам идти всем? - сказал Хейвуд. - Оставайтесь здесь, а я пойду один и посмотрю, проехали они или нет.
- А какой из этого толк? - спросил Сим. - Ну, ты пойдешь, увидишь, но один взять их в плен ты не сможешь. Эх, сколько времени теряем мы в болтовне! Они успеют выехать на открытое место, освещенное луной, и нам трудно будет тогда незаметно подкрасться к ним. Нет, Нед, предложение твое никуда не годится. Ваше мнение, Кленси?
- Ваш план, по-моему, лучше. А нет ли здесь какой-нибудь другой дороги, которую они могли выбрать, переехав реку?
- Мне неизвестно никакой, кроме той, по которой мы ехали сами.
- Тогда и говорить нечего... идем все по большой дороге.
- Прекрасно! - воскликнул Вудлей. - Нечего терять времени.
Охотник повернул направо и быстро зашагал вперед, а за ним все остальные. Пройдя двести-триста ярдов, они вышли на открытое пространство между деревьями. Здесь дорогу перерезал овраг, который в период сильных дождей превращался всегда в реку, но теперь почти высох и местами был покрыт жидкой грязью. Окинув его взглядом, путники увидели на нем множество разнообразных следов: глубокие, параллельные колеи, сделанные, очевидно, колесами эмигрантских фур и повозок, следы копыт полсотни лошадей и рогатого скота. Шедший после того дождь не уничтожил их полностью. Путников не удивили эти следы, их поразили другие, более свежие, оставленные совсем недавно. По следам было видно, что всадников проехало больше двадцати, и по направлению к реке. Некоторые лошади были подкованы, но большая часть из них была без подков. Между этими следами виднелись следы еще одной пары лошадей, но уже в противоположном направлении, то есть от реки. Кленси принял их было за следы всадников, которых они искали; он хотел уже двинуться дальше, а за ним Хейвуд, когда Вудлей остановил их.
- Следы эти сделаны не сейчас... они сделаны больше часа тому назад... Вот что, товарищи! Мы сделали большой круг и ничего не узнали. Краснокожие наверняка остановились у реки и будут там ночевать... Для нас это не так уже плохо. В лагере мы их скорее захватим. Идемте прямо туда!
Все последовали его совету и зашагали обратно к реке.
Свернув на узкую тропинку, раскрашенные похитители, несмотря на то, что вынуждены были двигаться медленно вперед, все же добрались к месту своего назначения в тот самый момент, когда Кленси и его спутники вернулись обратно к броду.
Место, куда приехали всадники, представляло круглую площадь, в середине которой стоял громадный дуб. Ствол его имел сорок футов в обхвате, и громадные сучья тянулись во все стороны. Они были зеленые, но собственно листьев на них было очень мало; кое-где разбросаны были кучки их по ветвям, все остальное скрывалось под испанским мхом, который при свете луны казался белым, как лен. Во время ветра мох этот раскачивался из стороны в сторону, но при затишье гирлянды его казались потоками водопада, застывшими от мороза и превратившимися в исполинские ледяные сосульки. Мрачный лесной титан стоял отдельно от остальных деревьев, превосходя их своей верхушкой и как бы властвуя над ними. Луна находилась теперь в самом зените, и тень от дерева равномерно падала во все стороны, образуя большой, темный круг. Подъехав к дереву, всадники спешились, и лейтенант, отведя в сторону Билля, сказал ему:
- Оставайся на этом месте, Бослей, и неси сюда свою пленницу. Мне нужно поговорить со своей до приезда остальных. Это частное дело... я перенесу ее по ту сторону дерева.
- Понимаю, - ответил Билль, повинуясь приказанию. Лейтенант, не видевший необходимости в дальнейших объяснениях, взял под уздцы свою лошадь и перевел ее по ту сторону дуба, объемистый ствол которого мешал Бослею видеть и слышать его. Оставшись один, Бослей осторожно снял свою пленницу с седла и бережно положил ее на траву. Ему было приказано почтительно обращаться с ней, и он не осмеливался отступать от данных ему инструкций. Не только не осмеливался, но и не желал. Старый, закоренелый грешник, он никогда не испытывал страсти к женщинам. Сидя на земле и покуривая свою трубку, он совсем не думал о пленнице, лежавшей у его ног. Мысли его были заняты деньгами Дюпре и тем, какая сумма придется на его долю, а взор и слух направлены к реке, откуда должны были показаться его товарищи. Глубоко досадовал он в душе, что обязанность, возложенная на него, воспрепятствовала ему самому захватить на месте свою долю добычи.
Совсем иначе вел себя его спутник по ту сторону дерева; он также снял с седла свою пленницу и положил ее на землю, связав ее по рукам и по ногам, и, привязав лошадь к дереву, молча направился к видневшейся вблизи тропинке, которая вела прямо к реке и была протоптана дикими зверями, ходившими здесь на водопой. Подойдя к реке и спустившись с берега, он снял с головы убор из перьев, вынул из принесенного им ранца кусок мыла и полотенце и умылся. Из краснокожего он превратился в белого человека. После этого он бросил мыло и полотенце в реку и поднялся на берег, где снова украсил голову убором из перьев.
- Я хочу сделать ей сюрприз, какого она не получала еще со времени своего отъезда из Штатов, - сказал он. - Я уверен, что теперь она больше испугается меня, чем тогда в старом саду. Она не узнала меня тогда, ну, а теперь... узнает себе на мучение, а мне на торжество. Не сладостно ли чувство удовлетворенной мести?
И, кончив свой восторженный спич, он вернулся обратно к дубу. Подойдя к пленнице, он склонился над ней и смотрел на нее жадно, как смотрит пантера на свою добычу, которая бессильно лежит у ее ног, и которую она может уничтожить в любую минуту. Немного погодя, он наклонился еще ниже и прошипел ей, как змея:
- Итак, Елена, наконец ты в моей власти! В полной зависимости от меня! Ты не уйдешь от меня, как не уйти мыши от кошки. О, как это мне приятно...
Сомнений больше не было! Человек, говоривший с ней, был тот, который отравил всю ее жизнь...
XXXI
Елена Армстронг не отвечала ничего; негодование и отчаяние лишили ее способности говорить. Несколько минут молчал Дерк, как бы наслаждаясь произведенным им эффектом, и, наконец, сказал:
- Знаешь ли ты, кто говорит с тобой? Или я должен сказать тебе это, Нелли? Прости эту фамильярность твоему старому другу. Да, повторяю, старому другу... Ты помнишь, что мы давно встречались с тобой и очень далеко отсюда. Если ты забыла, то я могу напомнить тебе об одном приключении, случившемся во время последнего нашего свидания. Не достаточно ли, впрочем, будет назвать место и время? Это было под магнолией в штате Миссисипи, в десять часов вечера, при свете луны, как и теперь. Ни месяца, ни дня не стоит упоминать; под магнолией я стоял на коленях у твоих ног, под этим деревом ты лежишь у моих.
Он замолчал, но не в ожидании ответа. Елена выносила нравственную пытку молча, и только движение одеяла показывало, как сильно вздымалась от волнения ее грудь, и как трепетало сердце. Это не тронуло того, кто стоял подле нее, а, напротив, доставляло ему величайшее наслаждение. Помолчав еще несколько минут, он продолжал:
- Итак, прелестная Елена, ты видишь, что обстоятельства изменились, и, надеюсь, поэтому ты будешь вести себя сообразно этой перемене. Под деревом в Миссисипи ты отвергла меня; здесь, в Техасе, ты не будешь такой неугомонной, не правда ли?
Ответа не последовало.
- Не желаешь отвечать, обойдусь и без ответа. Помнишь старое изречение: молчание есть знак согласия. Быть может, язык твой в конце концов развяжется, когда ты перестанешь грустить о том, кто умер, о твоем возлюбленном Чарльзе Кленси. Ты, вероятно, читала о его смерти и о том, кто его убил? Все истинная правда, и я могу прибавить, что этого никто не знает лучше меня, потому что собственно я и отправил в Царство Небесное этого джентльмена... я, Ричард Дерк.
Елена вздрогнула от ужаса.
Ричард Дерк заговорил:
- Теперь ты знаешь, кто я?
Она по-прежнему лежала неподвижно и молчала, даже сердце ее как будто бы перестало биться.
- Прекрасно, - сказал он, - ты не узнала меня? Не хочешь ли видеть мое лицо? Зрение - самое острое из всех чувств и наиболее верное. Ты не долго будешь лишена его... Я вытащу тебя на свет.
Он перенес ее из-под дерева и положил на освещенное луной место, затем опустился на колени подле нее и выхватил из-за пояса нож. Видя его в таком положении, можно было подумать, что он хочет убить ее, но вместо этого он разрезал одеяло и, раздвинув в стороны, открыл ее лицо. Прекрасное, но бледное от волнения, оно было полно невыразимого горя и страдания. Но ужаса в нем не было... Елена не боялась ножа. Она желала, чтобы он поскорее кончил ее пытку.
- Я так хотел видеть тебя, - продолжал Дерк. - Теперь, когда это удалось мне, я должен сказать, что ты прекрасна, как всегда, только бледнее. Все это пройдет, и розы снова зацветут на твоих щеках в благодатном климате Техаса... особенно в том месте, куда я намерен увезти тебя. Но ты ни разу не взглянула на меня... я исключительно для тебя вымыл лицо. Ну, взгляни же на меня! Я желаю, чтобы ты полюбовалась им, хотя оно, быть может, не так красиво, как лицо Чарли Кленси.
Она отвернулась и закрыла глаза.
- О, не хочешь! И не надо. Наступит время, когда ты не будешь так надменна, и мне не придется умолять тебя. Ты должна знать, Нелли, что ты в полной моей власти... Я могу приказывать тебе, а ты должна исполнять то, что я пожелаю. Никакого зла я не намерен тебе делать, и ты сама будешь виновата, если вынудишь меня прибегнуть к крутым мерам. И неужели ты, зная это, не захочешь примириться со мною? Какая тебе польза горевать о Кленси? Он умер, и твое хныканье не возвратит его к жизни. Ты потеряла одного любовника, у тебя есть другой, который любит гораздо сильнее, чем он любил. Да, Елена Армстронг, я тебя люблю, клянусь Богом, люблю!
Он склонил голову и положил руку на сердце. Но она была все так же безмолвна. Завернутая в мексиканское одеяло, украшенное рисунками ацтеков в виде иероглифов, она походила на мумию одной из дочерей фараона, вынутую из саркофага, где она пролежала целые столетия. Выведенный из терпения ее молчанием, Ричард Дерк потерял, наконец, всякое самообладание и грубо крикнул:
- Будь ты проклята, наконец! Развяжешь ты свой язык или нет? Я найду средство развязать его... когда мы станем мужем и женой; а станем мы скоро... исполнив установленный обряд. Прекрасный обряд, и практикуется всегда в прериях Техаса. Самое подходящее место для такой свадьбы, как наша. Брачные узы наши мы заключим по собственным правилам. Не нужны нам будут ни церковь, ни болтовня священников.
Он замолчал, чтобы насладиться муками жертвы, которая не могла бороться с ним. Но тут торжествующее, сатанинское выражение его лица сменилось вдруг выражением ужаса. Он услышал голоса, но не Бослея и его пленницы, а других людей. Отскочив от пленницы, он спрятался за ствол и выглянул из-за него... там в тени дерева он увидел каких-то людей, окруживших Бослея и его лошадь, и услышал, как они называли друг друга... Кровь застыла в его жилах... Как безумный он бросился к лошади, схватил ее за уздцы и бегом направился к тому месту, где лежала пленница. Бросив ее на седло, он вскочил в него... но она крикнула изо всей силы: "Помогите! Спасите!"
Кленси и его товарищи не отказались от намерения преследовать индейцев, а их внезапное исчезновение еще больше возбудило их рвение.
Они скоро наткнулись на Бослея, спокойно покуривавшего свою трубочку. Возле реки всадников не оказалось.
- Быть может, они обратно перешли через реку, - предположил Хейвуд.
- Нет, это невозможно, прошло слишком мало времени, - возразил Сим.
- Не поехали ли они, пока мы их искали, по той тропинке, по которой мы выехали на дорогу?
- Это не исключено! - воскликнул Вудлей. - Как эта мысль не пришла мне на ум раньше... В таком случае нам надо поскорее вернуться к нашей стоянке, у нас там остались и лошади и вещи!
- Нет, - вмешался Кленси, сохранивший полное самообладание, несмотря на свои мрачные предчувствия, - я не думаю, чтобы они поехали этим путем. Нет ли где-нибудь высохшего русла от ручья, впадающего в реку? Они могли воспользоваться им.
- Я не знаю такого русла, да если бы оно и существовало, то это только тропинка для диких зверей. Впрочем, поищем.
- Прежде убедимся, действительно ли они вышли здесь на берег, - предложил Кленси и, сказав это, спустился к воде. Здесь ясно были видны свежие следы от копыт. Эти следы легко было проследить на песчаном берегу, но не так легко на дороге. Однако и здесь они были заметны и вели к лесу. Но под деревьями стоял густой мрак, и тут-то Вудлею, известному между охотниками своим умением находить следы, пришлось применить все свое искусство. Он стал на колени, шаря по траве, и скоро нашел следы. Но у Чарльза тем временем составился в голове другой план.
- Вы, Вудлей, без сомнения первый во всем Техасе по умению находить след, - обратился молодой человек к старому другу, - но у нас есть некто, с кем трудно соперничать.
- Кто это? - с изумлением спросил Сим, вставая.
- Вот кто, - с улыбкой ответил Чарльз, указывая на собаку, которую он держал на ремне близко к себе.
- Вы правы, я и забыл о ней. Она это живо сделает. Велите ей искать.
Чарльз отпустил несколько ремень и велел собаке искать. Умное животное тотчас сообразило, чего от него требуют, уткнулось носом в землю и повело по следу. Не будь собака на привязи, она скоро бы убежала вперед. Сначала она вела по дороге к броду, а затем вдруг повернула влево, бросилась в чащу. Охотники увидели перед собой вход на лесную тропинку, темную, похожую на вход в погреб. Здесь помощь собаки уже больше не нужна была. Все вслед за Чарльзом двинулись по узкой, темной дорожке между колючими кустами, раздумывая про себя, что могло заставить индейцев избрать этот путь. Скоро вопрос разрешился: тропинка обрывалась у поляны, ярко залитой лунным светом.
Кленси и Вудлей, и за ними и остальные, остановились на опушке, в тени, и сначала увидели только большой дуб и светящихся мух, летавших в его тени, но когда глаза их освоились с темнотой, они различили силуэты людей возле дерева, кроме того, в глаза бросилась светящаяся неподвижная точка, больше и краснее, чем крылатые насекомые. Вряд ли они догадались бы, что это огонек трубки, если бы не слабый запах горящей "травы".
Вдохнув воздух, Сим заметил:
- Кто-то курит. Странно, но я вижу только одного индейца и одну лошадь, и удивительно, что нет костра. А может быть, они заехали сюда только для того, чтобы выспаться, и один стоит на страже. Ну, что нам теперь делать, Чарли? Я знаю, вы предложите захватить их, а я бы посоветовал поступить иначе. Ведь вы не желаете проливать кровь?
- Ни в коем случае! Это могут быть совершенно безобидные люди...
- Конечно, но могут оказаться и не безобидными, и на этот случай надо принять меры. Я предлагаю окружить их.
- Во всяком случае им не убежать от нас. Если они вскочат на лошадей, нам нетрудно подстрелить последних.
К тому же на каждой лошади по два седока, стало быть...
- Тс-с! - перебил его Вудлей.
- Что такое? Вы слышите что-нибудь?
- А вы не слышите?
Чарльз стал прислушиваться, но вначале не слышал ничего, кроме стрекотания кузнечиков да крика сов и козодоев, но скоро среди этих звуков он различил голос человека. Человек говорил не громко, но тоном, в котором слышалось торжество и хвастливость, а доносившиеся время от времени восклицания изобличали не краснокожего, а белого.
Все это очень удивило Кленси, но не успел он сделать свои заключения, как услышал нечто такое, что заставило его позабыть о всякой осторожности. Сделав товарищам знак следовать за собой, он решительно шагнул вперед.
Все повиновались и через секунду окружили человека, за которым наблюдали перед тем. Мужчина, по-видимому индеец, застигнутый врасплох, вынул трубку изо рта. Сильным ударом Вудлей выбил ее из руки, и с помощью Хейвуда заломал ему руки и подтолкнул к свету. Когда луна осветила лицо индейца, оба увидели, что оно им знакомо.
Быть может, они не узнали бы его под слоем извести и краски, но индеец сам выдал себя, машинально произнеся имя Симеона Вудлея.
- Билль Бослей! - в изумлении воскликнул Сим. - Изображающий индейца! Зачем? Опять по своей привычке затеял какое-нибудь злое дело? Говори правду, без уверток, иначе я размозжу тебе башку.
- Сим Вудлей! Нед Хейвуд! Джо Харкнесс! - повторял Бослей, смотря то на одного, то на другого. - Боже, что все это значит?
- Скажем, когда услышим твой ответ, ну, живей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Зачем же нам идти всем? - сказал Хейвуд. - Оставайтесь здесь, а я пойду один и посмотрю, проехали они или нет.
- А какой из этого толк? - спросил Сим. - Ну, ты пойдешь, увидишь, но один взять их в плен ты не сможешь. Эх, сколько времени теряем мы в болтовне! Они успеют выехать на открытое место, освещенное луной, и нам трудно будет тогда незаметно подкрасться к ним. Нет, Нед, предложение твое никуда не годится. Ваше мнение, Кленси?
- Ваш план, по-моему, лучше. А нет ли здесь какой-нибудь другой дороги, которую они могли выбрать, переехав реку?
- Мне неизвестно никакой, кроме той, по которой мы ехали сами.
- Тогда и говорить нечего... идем все по большой дороге.
- Прекрасно! - воскликнул Вудлей. - Нечего терять времени.
Охотник повернул направо и быстро зашагал вперед, а за ним все остальные. Пройдя двести-триста ярдов, они вышли на открытое пространство между деревьями. Здесь дорогу перерезал овраг, который в период сильных дождей превращался всегда в реку, но теперь почти высох и местами был покрыт жидкой грязью. Окинув его взглядом, путники увидели на нем множество разнообразных следов: глубокие, параллельные колеи, сделанные, очевидно, колесами эмигрантских фур и повозок, следы копыт полсотни лошадей и рогатого скота. Шедший после того дождь не уничтожил их полностью. Путников не удивили эти следы, их поразили другие, более свежие, оставленные совсем недавно. По следам было видно, что всадников проехало больше двадцати, и по направлению к реке. Некоторые лошади были подкованы, но большая часть из них была без подков. Между этими следами виднелись следы еще одной пары лошадей, но уже в противоположном направлении, то есть от реки. Кленси принял их было за следы всадников, которых они искали; он хотел уже двинуться дальше, а за ним Хейвуд, когда Вудлей остановил их.
- Следы эти сделаны не сейчас... они сделаны больше часа тому назад... Вот что, товарищи! Мы сделали большой круг и ничего не узнали. Краснокожие наверняка остановились у реки и будут там ночевать... Для нас это не так уже плохо. В лагере мы их скорее захватим. Идемте прямо туда!
Все последовали его совету и зашагали обратно к реке.
Свернув на узкую тропинку, раскрашенные похитители, несмотря на то, что вынуждены были двигаться медленно вперед, все же добрались к месту своего назначения в тот самый момент, когда Кленси и его спутники вернулись обратно к броду.
Место, куда приехали всадники, представляло круглую площадь, в середине которой стоял громадный дуб. Ствол его имел сорок футов в обхвате, и громадные сучья тянулись во все стороны. Они были зеленые, но собственно листьев на них было очень мало; кое-где разбросаны были кучки их по ветвям, все остальное скрывалось под испанским мхом, который при свете луны казался белым, как лен. Во время ветра мох этот раскачивался из стороны в сторону, но при затишье гирлянды его казались потоками водопада, застывшими от мороза и превратившимися в исполинские ледяные сосульки. Мрачный лесной титан стоял отдельно от остальных деревьев, превосходя их своей верхушкой и как бы властвуя над ними. Луна находилась теперь в самом зените, и тень от дерева равномерно падала во все стороны, образуя большой, темный круг. Подъехав к дереву, всадники спешились, и лейтенант, отведя в сторону Билля, сказал ему:
- Оставайся на этом месте, Бослей, и неси сюда свою пленницу. Мне нужно поговорить со своей до приезда остальных. Это частное дело... я перенесу ее по ту сторону дерева.
- Понимаю, - ответил Билль, повинуясь приказанию. Лейтенант, не видевший необходимости в дальнейших объяснениях, взял под уздцы свою лошадь и перевел ее по ту сторону дуба, объемистый ствол которого мешал Бослею видеть и слышать его. Оставшись один, Бослей осторожно снял свою пленницу с седла и бережно положил ее на траву. Ему было приказано почтительно обращаться с ней, и он не осмеливался отступать от данных ему инструкций. Не только не осмеливался, но и не желал. Старый, закоренелый грешник, он никогда не испытывал страсти к женщинам. Сидя на земле и покуривая свою трубку, он совсем не думал о пленнице, лежавшей у его ног. Мысли его были заняты деньгами Дюпре и тем, какая сумма придется на его долю, а взор и слух направлены к реке, откуда должны были показаться его товарищи. Глубоко досадовал он в душе, что обязанность, возложенная на него, воспрепятствовала ему самому захватить на месте свою долю добычи.
Совсем иначе вел себя его спутник по ту сторону дерева; он также снял с седла свою пленницу и положил ее на землю, связав ее по рукам и по ногам, и, привязав лошадь к дереву, молча направился к видневшейся вблизи тропинке, которая вела прямо к реке и была протоптана дикими зверями, ходившими здесь на водопой. Подойдя к реке и спустившись с берега, он снял с головы убор из перьев, вынул из принесенного им ранца кусок мыла и полотенце и умылся. Из краснокожего он превратился в белого человека. После этого он бросил мыло и полотенце в реку и поднялся на берег, где снова украсил голову убором из перьев.
- Я хочу сделать ей сюрприз, какого она не получала еще со времени своего отъезда из Штатов, - сказал он. - Я уверен, что теперь она больше испугается меня, чем тогда в старом саду. Она не узнала меня тогда, ну, а теперь... узнает себе на мучение, а мне на торжество. Не сладостно ли чувство удовлетворенной мести?
И, кончив свой восторженный спич, он вернулся обратно к дубу. Подойдя к пленнице, он склонился над ней и смотрел на нее жадно, как смотрит пантера на свою добычу, которая бессильно лежит у ее ног, и которую она может уничтожить в любую минуту. Немного погодя, он наклонился еще ниже и прошипел ей, как змея:
- Итак, Елена, наконец ты в моей власти! В полной зависимости от меня! Ты не уйдешь от меня, как не уйти мыши от кошки. О, как это мне приятно...
Сомнений больше не было! Человек, говоривший с ней, был тот, который отравил всю ее жизнь...
XXXI
Елена Армстронг не отвечала ничего; негодование и отчаяние лишили ее способности говорить. Несколько минут молчал Дерк, как бы наслаждаясь произведенным им эффектом, и, наконец, сказал:
- Знаешь ли ты, кто говорит с тобой? Или я должен сказать тебе это, Нелли? Прости эту фамильярность твоему старому другу. Да, повторяю, старому другу... Ты помнишь, что мы давно встречались с тобой и очень далеко отсюда. Если ты забыла, то я могу напомнить тебе об одном приключении, случившемся во время последнего нашего свидания. Не достаточно ли, впрочем, будет назвать место и время? Это было под магнолией в штате Миссисипи, в десять часов вечера, при свете луны, как и теперь. Ни месяца, ни дня не стоит упоминать; под магнолией я стоял на коленях у твоих ног, под этим деревом ты лежишь у моих.
Он замолчал, но не в ожидании ответа. Елена выносила нравственную пытку молча, и только движение одеяла показывало, как сильно вздымалась от волнения ее грудь, и как трепетало сердце. Это не тронуло того, кто стоял подле нее, а, напротив, доставляло ему величайшее наслаждение. Помолчав еще несколько минут, он продолжал:
- Итак, прелестная Елена, ты видишь, что обстоятельства изменились, и, надеюсь, поэтому ты будешь вести себя сообразно этой перемене. Под деревом в Миссисипи ты отвергла меня; здесь, в Техасе, ты не будешь такой неугомонной, не правда ли?
Ответа не последовало.
- Не желаешь отвечать, обойдусь и без ответа. Помнишь старое изречение: молчание есть знак согласия. Быть может, язык твой в конце концов развяжется, когда ты перестанешь грустить о том, кто умер, о твоем возлюбленном Чарльзе Кленси. Ты, вероятно, читала о его смерти и о том, кто его убил? Все истинная правда, и я могу прибавить, что этого никто не знает лучше меня, потому что собственно я и отправил в Царство Небесное этого джентльмена... я, Ричард Дерк.
Елена вздрогнула от ужаса.
Ричард Дерк заговорил:
- Теперь ты знаешь, кто я?
Она по-прежнему лежала неподвижно и молчала, даже сердце ее как будто бы перестало биться.
- Прекрасно, - сказал он, - ты не узнала меня? Не хочешь ли видеть мое лицо? Зрение - самое острое из всех чувств и наиболее верное. Ты не долго будешь лишена его... Я вытащу тебя на свет.
Он перенес ее из-под дерева и положил на освещенное луной место, затем опустился на колени подле нее и выхватил из-за пояса нож. Видя его в таком положении, можно было подумать, что он хочет убить ее, но вместо этого он разрезал одеяло и, раздвинув в стороны, открыл ее лицо. Прекрасное, но бледное от волнения, оно было полно невыразимого горя и страдания. Но ужаса в нем не было... Елена не боялась ножа. Она желала, чтобы он поскорее кончил ее пытку.
- Я так хотел видеть тебя, - продолжал Дерк. - Теперь, когда это удалось мне, я должен сказать, что ты прекрасна, как всегда, только бледнее. Все это пройдет, и розы снова зацветут на твоих щеках в благодатном климате Техаса... особенно в том месте, куда я намерен увезти тебя. Но ты ни разу не взглянула на меня... я исключительно для тебя вымыл лицо. Ну, взгляни же на меня! Я желаю, чтобы ты полюбовалась им, хотя оно, быть может, не так красиво, как лицо Чарли Кленси.
Она отвернулась и закрыла глаза.
- О, не хочешь! И не надо. Наступит время, когда ты не будешь так надменна, и мне не придется умолять тебя. Ты должна знать, Нелли, что ты в полной моей власти... Я могу приказывать тебе, а ты должна исполнять то, что я пожелаю. Никакого зла я не намерен тебе делать, и ты сама будешь виновата, если вынудишь меня прибегнуть к крутым мерам. И неужели ты, зная это, не захочешь примириться со мною? Какая тебе польза горевать о Кленси? Он умер, и твое хныканье не возвратит его к жизни. Ты потеряла одного любовника, у тебя есть другой, который любит гораздо сильнее, чем он любил. Да, Елена Армстронг, я тебя люблю, клянусь Богом, люблю!
Он склонил голову и положил руку на сердце. Но она была все так же безмолвна. Завернутая в мексиканское одеяло, украшенное рисунками ацтеков в виде иероглифов, она походила на мумию одной из дочерей фараона, вынутую из саркофага, где она пролежала целые столетия. Выведенный из терпения ее молчанием, Ричард Дерк потерял, наконец, всякое самообладание и грубо крикнул:
- Будь ты проклята, наконец! Развяжешь ты свой язык или нет? Я найду средство развязать его... когда мы станем мужем и женой; а станем мы скоро... исполнив установленный обряд. Прекрасный обряд, и практикуется всегда в прериях Техаса. Самое подходящее место для такой свадьбы, как наша. Брачные узы наши мы заключим по собственным правилам. Не нужны нам будут ни церковь, ни болтовня священников.
Он замолчал, чтобы насладиться муками жертвы, которая не могла бороться с ним. Но тут торжествующее, сатанинское выражение его лица сменилось вдруг выражением ужаса. Он услышал голоса, но не Бослея и его пленницы, а других людей. Отскочив от пленницы, он спрятался за ствол и выглянул из-за него... там в тени дерева он увидел каких-то людей, окруживших Бослея и его лошадь, и услышал, как они называли друг друга... Кровь застыла в его жилах... Как безумный он бросился к лошади, схватил ее за уздцы и бегом направился к тому месту, где лежала пленница. Бросив ее на седло, он вскочил в него... но она крикнула изо всей силы: "Помогите! Спасите!"
Кленси и его товарищи не отказались от намерения преследовать индейцев, а их внезапное исчезновение еще больше возбудило их рвение.
Они скоро наткнулись на Бослея, спокойно покуривавшего свою трубочку. Возле реки всадников не оказалось.
- Быть может, они обратно перешли через реку, - предположил Хейвуд.
- Нет, это невозможно, прошло слишком мало времени, - возразил Сим.
- Не поехали ли они, пока мы их искали, по той тропинке, по которой мы выехали на дорогу?
- Это не исключено! - воскликнул Вудлей. - Как эта мысль не пришла мне на ум раньше... В таком случае нам надо поскорее вернуться к нашей стоянке, у нас там остались и лошади и вещи!
- Нет, - вмешался Кленси, сохранивший полное самообладание, несмотря на свои мрачные предчувствия, - я не думаю, чтобы они поехали этим путем. Нет ли где-нибудь высохшего русла от ручья, впадающего в реку? Они могли воспользоваться им.
- Я не знаю такого русла, да если бы оно и существовало, то это только тропинка для диких зверей. Впрочем, поищем.
- Прежде убедимся, действительно ли они вышли здесь на берег, - предложил Кленси и, сказав это, спустился к воде. Здесь ясно были видны свежие следы от копыт. Эти следы легко было проследить на песчаном берегу, но не так легко на дороге. Однако и здесь они были заметны и вели к лесу. Но под деревьями стоял густой мрак, и тут-то Вудлею, известному между охотниками своим умением находить следы, пришлось применить все свое искусство. Он стал на колени, шаря по траве, и скоро нашел следы. Но у Чарльза тем временем составился в голове другой план.
- Вы, Вудлей, без сомнения первый во всем Техасе по умению находить след, - обратился молодой человек к старому другу, - но у нас есть некто, с кем трудно соперничать.
- Кто это? - с изумлением спросил Сим, вставая.
- Вот кто, - с улыбкой ответил Чарльз, указывая на собаку, которую он держал на ремне близко к себе.
- Вы правы, я и забыл о ней. Она это живо сделает. Велите ей искать.
Чарльз отпустил несколько ремень и велел собаке искать. Умное животное тотчас сообразило, чего от него требуют, уткнулось носом в землю и повело по следу. Не будь собака на привязи, она скоро бы убежала вперед. Сначала она вела по дороге к броду, а затем вдруг повернула влево, бросилась в чащу. Охотники увидели перед собой вход на лесную тропинку, темную, похожую на вход в погреб. Здесь помощь собаки уже больше не нужна была. Все вслед за Чарльзом двинулись по узкой, темной дорожке между колючими кустами, раздумывая про себя, что могло заставить индейцев избрать этот путь. Скоро вопрос разрешился: тропинка обрывалась у поляны, ярко залитой лунным светом.
Кленси и Вудлей, и за ними и остальные, остановились на опушке, в тени, и сначала увидели только большой дуб и светящихся мух, летавших в его тени, но когда глаза их освоились с темнотой, они различили силуэты людей возле дерева, кроме того, в глаза бросилась светящаяся неподвижная точка, больше и краснее, чем крылатые насекомые. Вряд ли они догадались бы, что это огонек трубки, если бы не слабый запах горящей "травы".
Вдохнув воздух, Сим заметил:
- Кто-то курит. Странно, но я вижу только одного индейца и одну лошадь, и удивительно, что нет костра. А может быть, они заехали сюда только для того, чтобы выспаться, и один стоит на страже. Ну, что нам теперь делать, Чарли? Я знаю, вы предложите захватить их, а я бы посоветовал поступить иначе. Ведь вы не желаете проливать кровь?
- Ни в коем случае! Это могут быть совершенно безобидные люди...
- Конечно, но могут оказаться и не безобидными, и на этот случай надо принять меры. Я предлагаю окружить их.
- Во всяком случае им не убежать от нас. Если они вскочат на лошадей, нам нетрудно подстрелить последних.
К тому же на каждой лошади по два седока, стало быть...
- Тс-с! - перебил его Вудлей.
- Что такое? Вы слышите что-нибудь?
- А вы не слышите?
Чарльз стал прислушиваться, но вначале не слышал ничего, кроме стрекотания кузнечиков да крика сов и козодоев, но скоро среди этих звуков он различил голос человека. Человек говорил не громко, но тоном, в котором слышалось торжество и хвастливость, а доносившиеся время от времени восклицания изобличали не краснокожего, а белого.
Все это очень удивило Кленси, но не успел он сделать свои заключения, как услышал нечто такое, что заставило его позабыть о всякой осторожности. Сделав товарищам знак следовать за собой, он решительно шагнул вперед.
Все повиновались и через секунду окружили человека, за которым наблюдали перед тем. Мужчина, по-видимому индеец, застигнутый врасплох, вынул трубку изо рта. Сильным ударом Вудлей выбил ее из руки, и с помощью Хейвуда заломал ему руки и подтолкнул к свету. Когда луна осветила лицо индейца, оба увидели, что оно им знакомо.
Быть может, они не узнали бы его под слоем извести и краски, но индеец сам выдал себя, машинально произнеся имя Симеона Вудлея.
- Билль Бослей! - в изумлении воскликнул Сим. - Изображающий индейца! Зачем? Опять по своей привычке затеял какое-нибудь злое дело? Говори правду, без уверток, иначе я размозжу тебе башку.
- Сим Вудлей! Нед Хейвуд! Джо Харкнесс! - повторял Бослей, смотря то на одного, то на другого. - Боже, что все это значит?
- Скажем, когда услышим твой ответ, ну, живей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25