А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Намерения и поступки можно
расстроить, поэтому их, очевидно, у него тоже не было.
Оно просто было. И все.
Оно и ему подобные неизвестно почему похитили Землю. И теперь оно
было на Земле. И единственное, чего невозможно было сделать на Земле, это
повредить ему, повлиять на него или принудить его к чему-либо как-либо.
Оно было. И оно, или хозяева, которые его послали, владели теперь
Землей. По праву вора. И человечество было лишено надежды бросить им вызов
или исправить что-либо.

2
Холодным и сумеречным утром, которое должно было стать, как все
надеялись, Утром Нового Возгорания Солнца, Гражданин и Гражданка Роджет
Джермин прогуливались по Пайн Стрит.
Было принято делать вид, что это утро ничем не отличается от других.
Было также не принято часто и с надеждой смотреть на небо или, более того,
казаться встревоженным или испуганным, потому что это было, в конце
концов, сорок первое такое утро с тех пор как те, чьей специальностью было
Слежение за Небом, пришли к заключению, что Возрождение Солнца близко.
Гражданин и его Гражданка обменялись приветственными сигналами с
несколькими старыми друзьями и остановились поговорить. Этот разговор тоже
был условностью, лишенной какой-либо цели. Разговор не имел отношения к
чему-либо такому, что кто-либо из участников его мог знать, о чем он мог
думать или пожелать спросить. Джермин прочитал друзьям стихотворение из
двадцати слов, которое он посвятил предстоящему событию, и выслушал их
отзывы. Они стали составлять рифмующиеся строчки, уделив этому занятию
некоторое время - до тех пор, пока у кого-то между бровями не появились
Две Вертикальные Морщинки, что было признаком недовольства и желания
переменить занятие. Они искусно закончили игру, обменявшись
импровизированными рифмованными строчками.
Гражданин Джермин ненароком взглянул наверх. Небо еще не начало
меняться. Старое умирающее Солнце висело прямо над горизонтом на
юго-юго-востоке. Мысль была отвратительна, но предположим, подумал
Джермин, только предположим, что Солнце не зажгут сегодня вновь... Или
завтра, или...
Или никогда.
Гражданин Джермин взял себя в руки и сказал жене:
- Мы пообедаем в закусочной, где подают овсянку.
Гражданка ответила не сразу. Когда Джермин посмотрел на жену с хорошо
скрытым удивлением, он увидел, что она внимательно смотрит вдоль туманной
улицы на какого-то гражданина, который шагал непривычно широко, почти
размахивая руками. Малопривлекательное зрелище.
- Это, должно быть, Волк, а не человек, - с сомнением сказала она.
Джермин знал этого парня. Его звали Тропайл. Один из тех чудаков,
которые поселились за пределами Вилинга, хотя и не были фермерами. Джермин
сталкивался с ним по банковским делам.
- Легкомысленный человек, - сказал он, - и невоспитанный.
Походкой, подобающей Гражданам, они двинулись к закусочной: руки
безвольно опущены, ноги едва отрываются от земли, туловище слегка
наклонено вперед; походка была выработана поколениями людей, которые
получали полторы тысячи калорий в день и ни одну из них нельзя было
потратить впустую.
Калорий требовалось, конечно, больше. Много их тратилось на ходьбу,
на добывание пищи, на скромные радости Граждан. И много, очень много в эти
дни на то, чтобы сохранить тепло. Однако брать их было неоткуда. Диета, на
которой был весь мир, могла лишь поддерживать существование. Не было
возможности развивать сельское хозяйство, когда половина Земли часть
времени затоплялась разливающимся морем, а другую часть времени была
покрыта толстым слоем снега. Граждане знали об этом и, зная, не боролись -
неприлично было бороться, особенно когда невозможно победить. Боролись
лишь чудовища, известные под именем Волки, боролись, хвастаясь калориями,
забыв о приличии.
Волки! Ну почему должны существовать Волки?! Почему несколько этих
тайных, презренных монстров должны угрожать самой основе цивилизованного
поведения?
Ну, конечно, Роджет Джермин и сам когда-то был Волком; Волчонком, по
крайней мере. Каждый так начинал. Дети есть дети. Начинаешь выть, когда
голоден, и хватаешь - все, что попадает. Никто и не ждет от детей
понимания правил поведения. Они не готовы к тому, чтобы понять, как важны
эти правила для выживания.
Форма подчиняется содержанию. Обычаи мира, в котором жил Джермин,
были порождены настоятельной необходимостью. Это крошечное Солнце, некогда
бывшее Луной, давало такое количество тепла, которого хватало лишь для
того, чтобы выжить. Не было достаточно пищи, чтобы двигаться; всего не
хватало. Поэтому каждого, начиная с двухлетнего возраста, педантично
учили, как умеренно есть, медленно двигаться, размышлять, а не
действовать. Даже то, о чем размышляет человек, было строго определено.
Неразумно было мечтать о пище, новой одежде или радостях супружеского
ложа. Подобные мысли вели к желаниям, а желания трудно контролировать.
Лучше всего было размышлять о заходах Солнца, о грозовых облаках, звездах,
тоненькой изящной дорожке, которую оставляет капелька дождя на оконном
стекле; но никого не побуждали к тому, чтобы желать эту дождевую каплю.
Лучше всего было думать о Взаимосвязи. Когда вы думаете о том, что все
связано в мире, что все является частью чего-то большего и составляет это
большее, тогда ваш мозг очищается. Когда вы погружались мыслями в суть
взаимосвязей, желания исчезали. Мысли уходили. Вы просто существовали.
Хорошо воспитанный Гражданин мог провести тысячи часов своей жизни,
предаваясь такой Медитации, часов, которые иначе были бы потрачены на еду,
дела, поступки, желания - на все эти непозволительные вещи.
На все то, чем занимались Волки. Можно пойти и дальше. Случалось
иногда, что какой-нибудь Гражданин достигал предела. Бездействие
постепенно вело к отсутствию желаний, а затем и к неспособности мыслить. И
тогда он достигал конечного блаженства.
Переставал существовать.
Когда существование заканчивалось, человек просто исчезал, а рядом
раздавался удар грома.
А оставшиеся сохраняли память - холодно и с достоинством.
Вот так должны были вести себя Граждане. Именно так они себя и вели.
Все, за исключением Волков.
Непристойно было думать о Волках слишком много. Это порождало гнев, а
на него тратилось слишком много калорий. Гражданин Джермин обратился
мысленно к более приятным вещам.
Первое предвкушение овсянки! В миске она будет теплой, будто обожжет
горло и успокоит желудок!
В нынешней погоде было много приятного. Холод пощипывал тело через
подпоротые швы, а по склонам холмов гулял ветер. Если уж на то пошло, было
нечто приятное, некая прелесть и в самом холоде. Так и нужно было, чтобы
было холодно сейчас, перед тем как зажгут новое Солнце, когда старое
Солнце было дымчато-красным, а новое еще не разгорелось.
- И все же, по мне, так он похож на Волка, - пробормотала его жена.
- Кейденс, - упрекнул Джермин свою Гражданку, но смягчил упрек
Снисходительной Улыбкой.
Человек с ужасными манерами стоял у самой стойки, к которой они
направлялись. Во мраке утра он, казалось, состоял из углов и натянутых
линий, голова неуклюже повернута - он вглядывался в дальний конец
закусочной, где продавец ритмично отмерял зерна в горшок; его руки
небрежно лежали на прилавке, а не висели по бокам.
Гражданин Джермин почувствовал, как его жена слегка содрогнулась. Но
он не упрекнул ее снова. И кто б посмел упрекнуть ее? Зрелище было
омерзительным.
Она сказала едва слышно:
- Гражданин, может быть, нам сегодня пообедать хлебом?
Он помедлил и вновь взглянул на отвратительного человека у стойки. И
сказал снисходительно, зная, что оказывает снисхождение:
- В Утро Зажжения Нового Солнца Гражданину можно пообедать хлебом.
Учитывая сложившуюся ситуацию, это было лишь небольшим одолжением и
поэтому очень пристойным.
Хлеб был хорош, очень хорош. Они поделили между собой полкилограмма и
ели его в молчании, как это и было положено. Джермин закончил есть первую
порцию и в паузу, которую полагалось сделать, прежде чем приступить ко
второй порции, решил дать глазам отдых и посмотреть на небо.
Он кивнул жене и отошел в сторону. Старое Солнце посылало на Землю
остатки своего тепла. Оно было больше, чем окружающие его звезды, но
многие из них были такими же яркими. В земном небе была одна звезда более
яркая, чем затухающий свет прежней Луны, но сейчас она находилась в другой
половине неба. Когда она была видна, люди с тоской смотрели на нее. Это
была звезда, вокруг которой прежде вращалась Земля.
Джермин слегка поежился от сумеречного утреннего воздуха. Летом,
когда ярко сияет Новое Солнце, Вилинг, Западная Виргиния, был превосходным
местом. Урожаи были обильными, шапки льда на полюсах таяли, и вода в
океанах вновь прибывала, затопляя прибрежные равнины. Хуже было в этих
горах, когда Старое Солнце умирало. Тогда наступал холод.
Цикл за циклом, по мере того, как старело каждое Солнце, Гражданин и
Гражданка Джермин по традиции обсуждали вопрос о том, следует ли им
оставаться в Вилинге или присоединиться к более смелым переселенцам в их
путешествии к морю, к побережью, где было немножко теплее. Но они были
образцовыми Гражданами, и решение всегда откладывалось и таким образом
тратилось меньше калорий. Ну и конечно, Новое Солнце всегда загоралось
тогда, когда оно было нужнее всего, по крайней мере, так было раньше.
От этой мысли его отвлек высокий мужской голос:
- Доброе утро, Гражданин Джермин.
Джермин был застигнут врасплох, он оторвал взгляд от неба, слегка
повернулся и посмотрел в лицо человеку, который заговорил с ним, поднял
руку в приветственном жесте. Все было проделано очень быстро и плавно,
может быть слишком быстро, потому что пальцы его сложились в знак
приветствия, предназначенный для женщины, а это был мужчина. Гражданин
Бойн. Джермин хорошо знал его. В прошлом году на Ниагаре они вместе
Созерцали Лед.
Джермин пришел в себя, но некоторое замешательство все же
сохранялось.
Он довольно быстро нашелся:
- На небе звезды, но остаются ли они там, если Солнца нет?
Это была неуклюжая попытка скрыть смущение, грустно подумал он, но,
несомненно, Бойн воспользуется ею и продолжит мысль; Бойн всегда был очень
милым, очень приятным.
Но Бойн не сделал этого.
- Доброе утро, - повторил он тихо. Он взглянул на звезды, как бы
стараясь угадать, о чем говорит Джермин. Он укоризненно сказал:
- Нет никакого Солнца, Джермин. Что вы об этом думаете? - голос его
был хриплым и резким.
Джермин судорожно глотнул.
- Гражданин, может быть вы...
- Солнца нет, вы слышите?! - Мужчина всхлипывал. - Холодно, Джермин.
Пирамиды не собираются давать нам новое Солнце, вы знаете об этом? Они
собираются уморить нас голодом, заморозить нас. Они покончили с нами. Мы
обречены, все. - Он почти кричал. Люди, прогуливавшиеся по Пайн Стрит,
старались не смотреть на него, но не всем это удавалось.
Бойн беспомощно ухватился за Джермина. Джермин с отвращением отпрянул
- к нему прикоснулись!
Это, казалось, отрезвило Бойна. Взгляд стал разумным. Он сказал:
- Я, - он запнулся, пристально посмотрел вокруг, - думаю, я поем на
завтрак хлеба, - сказал он некстати и нырнул в закусочную.
Резкий голос, крик, прикосновения - абсолютно не умеет вести себя!
После ухода Бойна Гражданин Джермин стоял, потрясенный. Рука
полуприподнята для прощального похлопывания по запястью, челюсть отвисла,
глаза широко раскрыты. Так, будто Джермин тоже не умеет вести себя.
И все это в День Возгорания Нового Солнца!
"Что бы это могло значить? - раздраженно думал Джермин. - Был ли Бойн
на краю?.. Могло ли быть, что он почти?.."
Он отбросил эту мысль. Лишь одно могло бы объяснить поведение Бойна.
Но было непозволительно, чтобы один Гражданин думал так о другом.
Все равно, отважился подумать Джермин, все равно. Гражданин Бойн
выглядел так, как будто, ну как будто он был готов в ярости наброситься на
всякого встречного.
Глен Тропайл в закусочной барабанил по прилавку. Неповоротливый
продавец овсянки принес, наконец, чашку с солью и кувшин снятого молока.
Из аккуратно разложенных в чашке фунтиков с солью Тропайл взял себе сверху
один; он взглянул на продавца; его пальцы застыли на мгновение, затем он
быстро разорвал фунтик, высыпал соль в овсянку и налил молока, ровно
столько, сколько разрешалось.
Он ел быстро и умело, наблюдая за происходящим на улице.
Они, как всегда, бродили как лунатики. Сегодня их, может быть, было
больше чем обычно, потому что Они надеялись, что этот день станет днем
нового расцвета Солнца.
Тропайл всегда в мыслях называл блуждающих, бродящих как лунатики
Граждан "Они". Где-то были и "Мы", несомненно, но Тропайл еще не определил
где, не обнаружил этого даже в браке. Он не торопился. Когда ему было
четырнадцать, Глен Тропайл узнал о себе нечто такое, чего бы он не хотел
знать; он не любит, когда над ним берут верх; он должен иметь преимущество
во всех своих начинаниях, иначе невыносимое нетерпение поселялось в мозгу,
вызывая у него состояние дискомфорта. Он узнавал о себе все новые вещи,
вызывавшие в нем страх, и постепенно он понял, что от того "Мы", которое
приняло бы его, лучше было держаться подальше.
Он понял, что он - Волк.
Несколько лет Тропайл боролся с этим, потому что слово "Волк"
считалось неприличным, и детей, с которыми он играл, строго наказывали
только за то, что они его произносили. Было неприлично, чтобы один
Гражданин наживался за счет другого, а Волки поступали так. Гражданину
было положено безропотно принимать то, что он имеет, и не стремиться к
большему; находить красоту в мелочах, приспосабливаться - с минимальным
напряжением и неловкостью - к жизни, какой бы она ни была. Волки были не
такими. Волки никогда не погружались в Медитацию, Волки никогда не
чувствовали благодарности, Волки никогда не подвергались Перемещению,
высшей благодати, даруемой только тем, кто добился успеха в идеальных
размышлениях о Взаимосвязи. Это отказ от мира и от плоти путем избавления
от обоих - этого Волк никогда не мог достичь.
Соответственно, Глен Тропайл изо всех сил стремился делать все то,
чего не умели Волки.
Он почти добился успеха. Его специальность - Наблюдения за Водой -
была самой уважаемой. Он добился многих почти успешных Медитаций о
Взаимосвязи.
И все же он по-прежнему был Волком. Потому что он все еще ощущал
жгучий зуд, желание триумфа и превосходства. По этой причине ему было
почти невозможно найти друзей среди Граждан, и постепенно он почти
отказался от этой мысли.
Тропайл приехал в Вилинг около года назад и был одним из первых
поселенцев. И однако не было на улице ни одного Гражданина, который был бы
готов обменяться с ним приветственными жестами.
Он знал их, почти всех. Знал их имена и имена их жен. Он знал, из
каких северных штатов они перебрались сюда, когда Солнце стало тусклее, а
площадь, занимаемая льдом, увеличилась; он знал с точностью до четверти
грамма, сколько сахара, соли и кофе каждый из них отложил - для гостей,
конечно, не для себя. Хорошо воспитанный Гражданин делает запасы только на
радость другим, а не себе. Он знал все это, потому что знание давало ему
преимущество перед ними. Но не было никакой пользы в том, чтобы кто-нибудь
знал его.
Немногие знали его. Этот банкир Джермин. Тропайл подходил к нему лишь
несколько месяцев назад относительно будущего займа. Но это была случайная
нервозная встреча. Идея была блистательно проста для Тропайла:
организовать экспедицию в богатые угольные шахты, находившиеся неподалеку;
найти уголь, привезти его в Вилинг; отапливать дома. Но для Джермина она
была еретической. И Тропайл был счастлив, что ему лишь отказали в займе, а
не обозвали во всеуслышание Волком. Продавец овсянки озабоченно суетился
вокруг солонки с аккуратно сложенными фунтиками соли.
Тропайл старался избегать его взгляда. Ему не было дела до кривой
неодобрительной усмешки, которой бы продавец одарил его, представься ему
такой случай. Тропайл хорошо знал, что беспокоит продавца. Пусть
беспокоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21